Осень- ещё не зима или Осенние игры Гл. 13

            продолжение повести

- А отчего он умер, Тань?- спрашивает снова Тамара.
- Так отчего у нас умирают больше всего? – и сама себе отвечает,- От онкологии. Уже почти не вставал, а всё обо мне заботился: «Хозяйка, ты там петушков не руби, я, как поднимусь, сам ими займусь»

- А почему он вас, Танечка, всё хозяйкой звал, а не по имени?- решаюсь наконец-таки я спросить рассказчицу.
- Вы точно подметили, все двадцать лет он ко мне так и обращался. И рассказывая обо мне, всегда так и говорил: «Хозяйка моя» Мне вначале в диковину было, а потом привыкла. И только после его смерти я узнала, почему он так ко мне обращался…

  Не выдержав долгой паузы, Тамара вопрошает:
- Так почему?
- «Таня», - тихо позвал меня Иван и что-то неразборчиво: «Хоз..а …..  с...ца» Вздохнул и резко выдохнул, вытянулся и умер. Я сокрушаться давай, что не разобрала его последних слов, что желания его последнего не исполнила. А старшая моя дочка, только что укол ему обезболивающий сделавши, поняла и  сказала: « Он тебя хозяйкой своего сердца назвал». Я и упала без памяти… Оказывается, он моей старшей дочери, Наталье, что делала ему уколы, ещё до этого дня за два сказал, показывая глазами на выходящую меня из комнаты: «Хозяйка моего сердца». Я до сих пор удивляюсь его признанию. Молчун ведь был ещё тот...

    Знаете, а ведь он меня и ругаться матом как-то незаметно отучил, без долгих разговоров:  « Негоже женщине так выражаться», или « Не идёт тебе это», или уж так долго молчал два-три дня,  нечаянно услышав  вырвавшийся у меня матерок на клевучего петуха.  Мы на ферме привыкли покрикивать на норовистых коров забористыми  матюками.  Первый-то муженёк мой, как только меня не называл. Виртуоз был в этом деле после тюрьмы - то. И я с безопасного расстояния ему в ответ ругань посылать научилась. Чего уж, было дело, было… А от Ивана, что всю свою жизнь  с мужиками проработал, никакого худого слова не слыхала…
- Святой человек, - говорит молчавшая до этого Ирина.
- Святой,- подтверждает Татьяна и беззвучно плачет.
 
   Наша женская компания начинает успокаивать расстроенную Татьяну, кто как может: кто воды предлагает, кто валерьянки. Сгрудились вокруг неё, боимся, чтоб приступ не разыгрался. И вдруг, по какому-то наитию, не сговариваясь, обнимаем её и друг друга, и тихо стоим так минуту – другую рядом с нею. Вошедшие медсестра с дежурным врачом, увидевшие картину ну только что не  футбольного братания,  отправляют нас по своим местам. Пожелав спокойной ночи, я ухожу  в свою палату.

               

     Моя соседка Валя опять слушала концерт по телефону.

- Это становится доброй традицией, - говорю я.

    Валентина смеётся и, дослушав звучавшую песню,  просто  просит своего знакомого меломана опять поставить Александра Серова. Звучит волнующий голос. Но мне сегодня не спится. Я мысленно прокручиваю в голове услышанную историю Тани и, в который раз, удивляюсь разнообразию жизненных коллизий.

   

                ***
    А завтра  в столовой мы видим преображённую Надежду. Она сидит невдалеке от нас, за одним из  столов  их кардиологического отделения, которые расположены параллельно нашему ряду.  Надежда поменяла причёску, нет, она не постриглась. Богатая коса её чёрных волос брошена на левое плечо. Спортивный костюм сменен на бежевые брюки и ярко-зелёную трикотажную кофточку. На лице неброский макияж.  От  таких внешних перемен она помолодела и она - прекрасна. Это понимают все, кто видел её прежде. Она и сама начинает догадываться,что перемены пошли ей на пользу. Приветливо помахав нам рукой, она продолжает тихо беседовать со своими соседками по столу. Мы наблюдаем, как бросает взгляд на неё мужчина богатырского телосложения, сидящего за  другим столом. Мы знаем этого мужчину. Мы знаем, что он живёт один. Это выяснилось случайно из обмолвки его друга. Он приходит к нему в наше отделение. Они – военные в отставке.  Он поступил  в реабилитационный центр недавно, уже после отъезда Нади. И вот теперь она вернулась.
   Позднее мы видим их уже вместе у физиокабинета. Они о чём-то тихо беседуют. Наша «зажигалочка» излучает какое-то сияние. Она обворожительна. « Должно быть, такой её и увидел Павел Вольный»,- думаю я. Ирина мне шепчет:
- Увидел бы её сейчас Николай.
- Удивился бы, но не думаю, что изменил бы своим принципам,- отвечаю я ей так же шёпотом.
- Вот что значит – подчеркнуть свою красоту,- шепчет Ирина с чуть заметной ревностью в голосе.
- Дело не только в умении подчеркнуть свои достоинства. Дело в том, что она сияет. Она уже не громкая, призывающая. Она – притягивающая.
    Ирина согласно кивает. А я думаю о том, какие мы – женщины - противоречивые. Ещё вчера мы готовы в лепёшку расшибиться за подругу, а уже сегодня ревнуем к её успеху.
    Не знаю, есть ли такое в мужской натуре? Возможно, что есть.