Соседи

В маленькой однокомнатной квартирке с облезлыми обоями, на кухне, за квадратным столом сидели друг напротив друга двое мужчин приличных лет. Первый мужчина, который поближе к двери, был полный, да что там говорить, какой же он полный, это был жирнейший тип! Его складки жира, свисавшие с живота, ложились в аккурат на край квадратного стола, а сидел он так плотно, что стол мешал ему дышать, но отодвинуться дальше он никак не мог, так как его стул упирался спинкой в стену. На его затылке была проплешина размером с приличную такую картофелину, а на щеках, подбородке и под носом виднелась седая недельная небритость. Одет он был крайне блекло и без особого изыска во вкусе. На теле - клетчатая рубашка с маленькими дырочками от потертостей в областях подмышек и живота. От большого количества жира на пузе, нижние пуговички рубахи не имели чести застегиваться, и оттого, снизу живота, можно было разглядеть его пупок, весь облаченный волосами. Но в данной позе, за столом этого нельзя было сделать, так как, если вы помните, он сидел за столом вплотную. На ногах были черные трекошки, с дырами в коленях. Поверх треко были натянуты носки дырявой пяткой вверх, но этого тоже не было видно, поскольку на ступнях красовались мягкие домашние тапки. Звали этого героя, а может зовут и по сей день (хотя нет, по сей день он не живет), Иван Андреич Кушетников. Кушетникову ничего не стоило покрыться потом с ног до головы, уж такой он был комплекции. И поэтому от него всегда исходил специфический запах.
Напротив него сидел хлипкий, тощий, с противной и хитрой рожицей, по взгляду чем-то серьезно недовольный собеседник. Кулак его был поднят вверх, а губы - скрючены от гнева. На босую ногу, в одних семейных трусах, абсолютно не стеснявшийся своих ребер, и поэтому ничего не надев поверх них. Он был тощ и очень сильно ленив, а, именно, от лени большой на лице его, да в подмышках развивались густые рыжие волосы. Выглядел он где-то на 30 лет, но это только за счет худобы, по факту ему было 57.
Кулак тощего человека с силой ударил по столу так, что стопки на столе задребезжали! Он с гневом плюнул себе под ноги и сказал:
- Вы, Иван Андреич, дурак, раз так думаете! Из-за таких как вы, мы и живем не пойми как! Да кто вам сказал, что государство наше идет в правильном направленьи? Вы посмотрите на стол наш, да тут же только пол бутылки водки и кусок черного хлеба! Да разве ж мы хорошо живем? Ой дурак вы, Иван Андреич, ой дурак! - сказал тощий и прикрыл свое лицо ладонью, при этом делая поочередно направо и налево движения головой.
- Денис Давидыч, я не это имел в виду, - сказал басом толстяк, - я говорил, что по другому государство развиваться и не может. Если бы мы свернули на развилке в другую сторону, то сейчас бы еще хуже жили, у нас бы даже бутылки водки не стояло, а довольствовались бы мы лишь куском черного хлеба.
- Да откуда вы знаете как бы мы жили, Иван Андреич? Вы что, умеете во времени перемещаться? Вы, Иван Андреич, можете лишь догадываться, на вашей стороне нет объективности! А на моей стороне объективность во всей красе! Я сравниваю как было и как стало! Не смыслите вы в политике, че толку с вами говорить о ней! - Давидыч махнул рукой и залпом выпил полную рюмку водки, за ним выпил и Иван Андреич, после чего взял кусочек хлеба и занюхал им.
Это была их вторая бутылка, так как под ногами Дениса Давидыча стояла пустая, она повидимому и была первой, выпитой поначалу.
Лицо Иван Андреича багровело, и с каждой выпитой стопкой, толстяк сопел все громче. Пот струился по его усталому жирному лицу, и лишь иногда Иван Андреич вытирал его салфеткой, после чего, скомканную влажную салфетку бросал на полный анархией стол.
- Я вам вот что скажу, Денис Давидыч, надо радоваться тому что есть. И если вам хлеб невкусен, значит вы недостаточно голодны! Это кто-то из философов сказал.
- Да что с Вами разговаривать, Иван Андреич! У вас вон сколько жира! Вы даже если и вовсе есть не будете, то протянете минимум два года! Да вам даже голодовка в пользу будет, глядишь и форму нормальную обретете!
- Вы мне не смейте так говорить, Денис Давидыч! Вы не забывайтесь! Может мое тело и далеко от идеала и оно несколько толстовато, зато душа моя имеет очень тонкую натуру, - при этих словах Иван Андреич наклонил голову чуть вперед так, что его тощему собеседнику стала видна блестящая лысина. При этом положении головы он взглянул исподлобья на Дениса Давидыча, по коже которого пробежали мурашки.
Денис Давидыч молча взял бутыль, налил сто грамм Иван Андреичу, а сам ловким движеньем правой руки запрокинул бутылку так, что она оказалась в вертикальном положении, горлышком в его беззубом рту. Секунд десять были слышны звуки сглатывания, а кадык ходил ходуном по тонкой венозной шее.
Когда бутыль была испита до дна, Денис Давидыч с грохотом поставил ее на стол, а сам протяжно извлек непонятный гласный звук, скривив от отвращения свою гримасу, и занюхав кусочком черного хлеба (которым никто не закусывал, так как он был один, а которым на протяжении всей пьянки только и делали, что занюхивали).
Тем временем Иван Андреич выпил свои сто грамм, и от неожиданности увиденного засопел еще пуще прежнего. Взгляд его совсем стал волчьим. Его взбесил этот выпуклый эгоизм Дениса Давидыча. Иван Андреич всегда недолюбливал этого соседа по коммунальной квартире, но теперь он чувствовал, что осмелел и может все высказать ему напрямую, так как чувствовал что правда стоит за ним (в чем между прочим автор сего произведения его полностью поддерживает).
Денис Давидыч совсем опьянел после такой огромной порции обжигающей горло и желудка водки, и тоже стал пристально вглядываться в глаза соседа напротив. Его артистичные мышцы лица заиграли всеми красками различных гневных и устрашающих эмоций. На волчий взгляд исподлобья Иван Андреича он ответил таким же.
- Вы, Ивн Андрич, недобро смотрте на мня, - в голове Дениса Давидыча промелькнула масса недобрых мыслей и воспоминаний о соседе, с которым он уже жил вот двенадцать лет. Он вспомнил, как Иван Андреич часто съедал все продукты, которые он оставлял по доброте душевной в общем холодильнике. Вспомнил, как Иван Андреич часто смеялся над его, может быть и глупыми, но все же самостоятельными мыслями. Вспомнил как этот никчемный жирдяй всегда считал себя правым, и с важным выражением лица презирал его. Вспомнил, что он до сих пор не отдал ему большой долг денег, да и мало ли что еще вспомнил Денис Давидыч, только вот в мыслях его мелькнула месть (и здесь автор сего произведения полностью поддерживает тощего соседа, но не потому что его зовут Денис и он тощий, а просто потому, что с точки зрения автора в данную минуту Денис Давидыч был прав).
Костлявый сосед быстро схватил большой и, по-видимому, острый нож с грязного стола, да воткнул его глубоко в левую сторону груди толстяка.
- Вы уж, пжлста простите мня, Ивн Андреич, не выдержал. Вы знаете ведь как бывает. Я был в плном сстояньи аффекта, - пока Денис Давидыч это говорил, Иван Андреич истекал кровью, он засопел еще громче, изо рта его полилась красная жидкость вместе с пеною, и последними словами, которые он успел произнести были:
- Я Вас прощаю, Денис Давидыч, вы - хороший человек.