Порождения. Конец

Мне снилось прошлое. Залитый солнцем двор нашего дома, мои друзья суетятся вокруг мангала, воодушевленно споря, как лучше прожаривать мясо. Я с подругой накрываю на стол, режу овощи. Воздух пропитан запахом лета – пахнет овощами, затем появляются нотки жареного мяса, аромат становится все сильней и сильней, отодвигая, отталкивая овощи на второй план, заполняя все вокруг, вызывая слюноотделение и вынуждая поглядывать на мангал в предвкушении, а под конец, когда ветер меняется, и, словно послевкусие после вина, появляется совсем тонкий, едва заметный запах скошенной травы.
Со стороны парней слышны шутки и дружный смех, подруги рассказывают мне какие-то последние сплетни, у наших ног преданно крутятся собаки, рассчитывая на кусочек. Солнце уже давно перешагнуло середину небосвода, но тепло даже не думало спадать. Я посмотрела наверх, на чистое голубое небо, закрыла глаза и глубоко вдохнула, стараясь сохранить этот летний день в своих легких, оставить его оттиск в своей памяти.
Я открыла глаза, и небо уже изменилось -  стало графитно-серым, откуда-то появились тучи, а мои друзья рассыпались, словно пепел. Где-то вдалеке завыла визгливо сирена. Солнечные выходные как будто схлопнулись, словно внутри этого воспоминания образовался вакуум и сдавил его стенки, вышвырнув меня оттуда в привычный мне кошмар.

***
- Эй, проснись! Да что же ты, вставай! – сквозь сон я услышала Криса, тщетно пытающегося разбудить меня.
- Да встала я, встала.
Пробуждение подействовало на меня словно ушат ледяной воды. Я не в той солнечной реальности. Я даже не дома в этой, я посреди проклятого города, закрыта в бункере, и через полчаса мне придется играть со смертью в догонялки, впрочем, это даже игрой не назвать. Разве может быть игра, где шансов для одного из игроков нет?
Все это время, пока мы собирались, общались с мэром, ехали, были в бункере, и даже когда уже вошли в это здание – все это время я не очень-то осознавала реальность, перекладывая ответственность на Пита. Он умелый боец и точно бы все сделал правильно – вот как я думала.
Но судьба распорядилась иначе. Пита больше нет, в лучшем случае есть только тварь, когда-то бывшая им. А сохраняется ли память после перерождения?
Меня осенила страшная мысль.
- Крис! Кри-и-и-ис! – я завопила на весь бункер.
Из-за угла выглянул мгновенно побелевший Крис, по выражению лица которого можно было подумать, что он решил, что меня тут уже доедают.
- Крис, как ты думаешь, память после укуса сохраняется?
- В смысле? После укуса тварью? – Крис задумчиво пожевал губу, почесал рукой лоб, и тут он понял, что я имею ввиду, - Ты думаешь, что Пит мог привести их сюда и мы зажаты в бункере?
Я кивнула, шумно проглотив слюну. Если это действительно так, то речи от игре со смертью даже не может быть, нас просто сожрут, как только мы откроем дверь.
- В любом случае, мы не сможем сидеть здесь вечно, у нас нет припасов, а в город нам не выйти. Если мы останемся здесь, нас не съедят порождения, мы сами друг друга сожрем. Или умрем от голода. – голос Криса звучал обреченно.
- Я слышала когда-то, что этих бункеров целая сеть, что они соединены между собой тоннелями. Мы можем попробовать найти переходы из этого бункера в другой?
- Можем, но тогда мы выйдем в случайном месте. Я не помню карты города, я даже не местный, я жил в пригороде. Как нам добраться до этого центра? В городе много небоскребов, мы даже не сможем ориентироваться.
- Я не знаю, Крис. Но у нас нет выбора, мы не можем проверить заранее, стоит ли Пит и его новые друзья под дверью. Мы можем либо искать другие выходы из убежища, либо дождаться дня и попытаться убить нескольких порождений. Сколько там могло влезть между дверями дома и гермодверью? Штуки три, не меньше. Да нам и одного Пита хватит.

***
План был всем хорош - мы решили поискать другие выходы. В конце концов, мы можем просто исследовать город днем, а к закату возвращаться к бункеру. У нас будет дня три, по мнению Криса, именно столько мы сможем сохранять силы на скудном пайке из остатков былой роскоши. Все звучало довольно радужно и убедительно, пока мы не начали поиски выходов. Наш бункер представлял собой коридор с боковыми комнатами, каждая из которых носила разное назначение – тут были и спальни с кучей сломанных проржавевших нар, и операционные, где остались только столы да пакеты с плазмой, и даже столовые, битком забитые старыми трухлявыми стульями и столами. Некоторые комнаты не открывались вообще, некоторые открывались только при совместных усилиях.
Бункер казался бесконечным, он шел, словно линия метро, далеко-далеко вперед, изгибаясь своим коридором, словно червяк. Единственное, что объединяло комнаты – это то, что все они были бесполезными для нас, никаких ответвлений не было, видимо те слова про соединение тоннелями нужно было понять в буквальном смысле, это был длинный бункер, расширяющийся посередине и имеющий множество комнат, и сужающийся к концу в тоннель-соединение с соседним.
Тоннель был скрыт за очередной гермодверью, открывавшейся с трудом. Стоило двери распахнутся, как наши ожидания были разрушены. От двери вниз вела лесенка, опускающая на уровень ниже, и почти весь тоннель был затоплен. Надежды на возвращение домой не осталось.

***
- У нас нет выбора. Ты ведь понимаешь? Ждут они нас там или нет, нам придется выйти и проверить это, - мой голос, отталкиваясь от стен, скакал по комнате, отдавая эхом во все концы тоннеля.
Крис будто ждал, когда я сама смирюсь с мыслью о том, что выйти нам придется так же, как и вошли, выпрямился, сведя лопатки вместе и, набрав в грудь воздуха, выпалил: «Пойдем днем по открытым улицам, до ночи доберемся до блок-поста на въезде и двинем домой. Вариантов немного, одно но – я не знаю, день сейчас или ночь».
Мы угрюмо побрели обратно, периодически заглядывая в некоторые комнаты, словно в них могли появиться ранее скрытые от глаз двери, как в детских книгах из того, доболезненного, мира. Времени суток мы действительно не знали, проспали мы полчаса или сутки  - никто не знал, придется действовать наугад.
Крис шел впереди, уверенно печатая шаг по бетонному пыльному полу. Интересно, осознает ли он как близко мы к смерти? Чувствует ли дыхание старухи с косой у затылка? Ловлю себя на мысли, что чувствую, как он напуган и понимаю его: шутка ли, отдать Пита на растерзание тварям. Хотя, он ли отдал? Кажется, это была я.
Догоняю Криса, мимолетно отметив, как на его шее пульсирует вздувшаяся вена.
- Давай попробуем приоткрыть дверь, если солнце есть – выходим и бежим к границе Города, Крис! Я не знаю, сколько сейчас времени.
Он промолчал, чеканя шаг. Нет, точно не осознает, насколько мы близки к краю пропасти.

Дверь поддавалась Крису с трудом. Видимо, тогда он закрыл её в приливе адреналина, а сейчас пыхтел, пытаясь сдвинуть замок. Руки Криса скользили, пресловутая венка на шее всё сильней пульсировала, запах пота распространялся на весь бункер. Пара минут сдавленных матов под нос – и она поддалась, оповестив о своем открытии громким скрипом на всю округу, и залив комнату солнечными лучам. Слава покинутым богам, на улице день, ведь будь там ночь – мы бы сдали себя с потрохами!
Мы переглянулись, толкнули дверь и побежали. Бежали наугад, вспоминая Город и путь назад отрывками, вытаскивая из памяти флешбеки. Черт! Я попробовала перепрыгнуть через валявшуюся на дороге арматурину, но потерпела поражение и теперь рядом с ней валялась и я, потирая ушибленную ногу.
- Эй, погляди, да у тебя же рана на руке! – Крис вновь вернулся к амплуа взволнованного труса.
Рана действительно выглядела плохо: розоватое мясо проглядывало сквозь разорванную побелевшую кожу, а соединительной ткани на месте разрыва и не предвиделось. Впрочем, доберусь до дома и зашью, само оно не срастется. И как я её раньше не замечала?
Крис протянул мне руку, и дальнейший путь мы проделали быстрым шагом, быстрым настолько, насколько позволяла мне нога. Боли я не чувствовала, разве что нога подгибалась слишком легко и мешала наступать на нее в полной мере.
Город по-прежнему молчаливо глядел на нас глазницами пустых окон, словно смотрел интересный фильм в кинотеатре. Крис молчал, нервно перебирая пальцами содержимое своих карманов. Он шел уверенным шагом, не сводя глаз с видневшейся границы, весь покрывшийся пылью, в пятнах крови (чьей? Пита? Нет, судя по всему, кровь принадлежала Крису), в грязных брызгах. На город начинали падать лучи закатного солнца, а это значило одно  - нужно ускориться. Впрочем, мы итак уже были в километре от заставы, так что времени у нас прорва, главное успеть уехать из города до наступления темноты.
Рынок уже сворачивался, последние торговцы проводили нас угрюмым гомоном, разочарованные тем, что мы не принесли им ни денег в кассу, ни новых товаров. Охрана на границе молча пропустила нас к автомобилю, посмотрев вслед не предвещающим ничего хорошего взглядом.

Крис помог мне забраться на заднее сиденье, сам сел за руль. Обернулся, сухо рекомендовал поспать, завел мотор и поехал – все это в гробовой тишине. Рука безумно чесалась, да и рана выглядела хуже, чем могла бы, попутно во мне взыграло чувство дикого голода – хотелось чего-нибудь плохо прожаренного, с кровью. Помнится мне, раньше такие блюда назывались стейками с кровью. За окном автомобиля проплывали знакомые до боли оранжевые выжженные пейзажи, медленно погружающиеся во тьму. Мне захотелось спать, но уснуть не получалось – голод сводил с ума, не давал мыслям проникать в разум.
Я откинулась на сиденье, поднесла руку к глазам, попутно отметив, что от стресса, похоже, упало зрение. Рана выглядела отвратно, теперь не только края кожи были белыми, но и вся рука была мертвенно белого цвета, словно из нее выкачали всю кровь.
- ****ец, - попыталась сказать я, но поняла, что язык мне не подчиняется, и я выдала только набор нечленораздельных звуков.
Крис обернулся на звук. Я видела, как расширяются его зрачки, как губы кривятся в крике паники, как отчаянно пульсирует венка на тонкой, хрупкой шейке. Пульсирует в такт разогнанного адреналином до предельной скорости сердца, едва ли не прорывая кожу. Нет, она бы не прорвала её, конечно, здесь нужно что-то острое. Например, мои клыки.

Я перевела взгляд на зеркальце и не увидела своих глаз. Я увидела медленно заволакивающиеся белым туманом зрачки и радужку.
На меня смотрело Порождение.