Горе от ума

ГОРЕ ОТ “УМА”


Заумь Петровна и Умь Давидович работали редакторами в “УМНОМ” журнале. Причем, настолько умном, что, судя по тиражу, его никто, кроме самих работников этого журнала — не читал.
Тираж его был — четыре с половиной экземпляра.
Заумь Петровна и Умь Давидович были очень довольны своим состоянием и, углубленные в себя, никак не хотели видеть жалкого положения журнала.
Но вот, по глупости, а может, по доверчивости, а еще, может, и от отчаяния, посетил этот “УМНЫЙ” журнал молодой автор.
“ЖЕЛТЫЕ” журналы его печатать не могли, а “УМНЫЕ” — не хотели. Усмотреть бы в этом молодому автору хороший для себя знак, а он взял, да и растерялся. И, растерявшись, пошел, чуть не плача, по “УМНЫМ” журналам пресмыкаться. Пошел, значит, доказывать.
Но там, где — “УМЬ” с “ЗАУМЬЮ” сошлись в едином порыве экстазировать, там — сплошной оргазм в журнале, пока не истощится он и не помрет вовсе. Влюбленные, известно, никого не замечают. Кроме себя.
И вот, отдал молодой, а правильнее, — уже состоявшийся автор свою рукопись в “УМНЫЙ” журнал:
— Нате! Берите всего меня! — и уж готов был рубаху с груди сорвать, но Заумь Петровна остановила:
— Не надо! Вы что, молодой человек?!
Ушел молодой автор, растирая слезу, гордый, что осчастливил стены великого храма, под названием — КУЛЬТУРА!
А Заумь Петровна и Умь Давидович собрались все обсудить. Заумь Петровна сказала:
— Вы читали, Умь Давидович, последнюю повесть Фекалюшкина?
— Это какую?
— “Звезды Вселенной”!..
— А-а! А он ее уже переозначил: “Бисер перед Звездами”!
— Замечательно! Просто замечательно! — воскликнула Заумь Петровна. — Куда мы ее сунем?..
— Я думаю, в третий номер. Второй уже набрали. Там место хорошее есть...
— Какое? — Заумь Петровна напрягла жилки сухой сморщенной шейки и подалась живой головкой в сторону Умь Давидовича.
— Когда он начинает метать бисер перед Звездами!
— Звездами! Звездами... Как это прекрасно! — заволновалась Заумь Петровна.
— А что еще кинем в третий номер?
— Ну, я думаю, — нервная шейка ее завибрировала, знаменуя собой плато-фазу, — я думаю, новый роман Герц-Серебристого: “СЕРЕБРЯНОЕ омовение В НОЧИ”!
— Одно название чего стоит!
— А вот, чем заканчивается он? Заумь Петровна? Вы дочитали?
— Да. Почти. Кажется, омовение произошло. Но не как он хотел — серебряное, а — золотое!
— Вопреки ожиданиям!
— Шутка ли?! Тираж — ого-го! Аж двадцать пять тыщ!
— Придется давать дополнительный! В нашем журнале! — сдерживая в голосе гордое торжество, вибрировала Заумь Петровна.
Вообще, Заумь Петровна была очень, очень импульсивна. Она, в отличие от Умь Давидовича, испытывающего оргазм только изредка, просто билась в нем целый рабочий день, всем своим видом успокаивая Умь Давидовича: мол, не беспокойся, ты — состоятельный и самый лучший мужчина! Она подпитывала неуверенного Умь Давидовича, внушала ему то, что по природе ей было дано — куда больше.
Умь Давидович держался Зауми Петровны, как вошь кожуха.
Плато-фаза стремительно подходила к концу. Заумь Петровна была неудержима:
— А этот... Посмотрите, что он принес:
Два рыбака, задумавшись, сидели. Один соломинку метнул в водоворот.
Ха-ха-ха! Боже мой! Давно я такого не читала. И пишут же! Господи! За-ачем?! Где такое видано?
— Пушкин выискался!
— Где такое видано! — трясла жиденькими волосенками Заумь Петровна. —
И люди шли под бременем забот!
Как это пошло! Старо! Фальшиво! Ах! Ах! — вскрикивала реактивная Заумь Петровна.
Умь Давидович утешал:
— Да, полно! Полно вам!
— Ах! Не говорите ничего! — содрогалась Заумь Петровна. Ей хотелось продлить минуты одинокого (где-то, там — народ?) блаженства.
Но Умь Давидович беспокоился за нее:
— Мы не будем его печатать!
— А как же! Еще чего не хватало! Пачкать журнал! Я даже ГРАНДУ ПОДНЕБЕСКИНУ отказала... Боже мой! Ах! О чем он пишет?! О чем?! Неужели это возможно?..
— Трудно поверить, но — факт.
— Которого — не будет! — отрезала Заумь Петровна.
— Не будет, не будет. Не беспокойтесь.
— Напишите ему — пусть еще образуется! А то — горе сплошное нам, выходит, от ума.
Кавычки забыли, господа.

                11 августа 1996 г.