Буффпротест. Часть 9. Что найду на дне колодца?

Дул холодный ветер и Эг ёжился, плечи так и ходили от холода, а зуб на зуб не попадал, да так, что звук зубовного скрежета нельзя было отличить от цокота копыт.
Старинное серое каменное строение, казалось бы, пыталось скрыться за небольшой заросшей дюной от взглядов сторонних наблюдателей. Зря, конечно.
Редко кто навещал эти одинокие, пустынные места. В основном охотники на дичь, да и те старались углубиться вдаль леса. Разве что рыбаки порой разводили около моря костерки, в надежде скоротать время до рассвета, когда хорошо ловится налим, или какая другая донная рыба.
Первые лучи солнца завораживающе действуют на любое зверье. Эх, как же Эг хотел сейчас, чтобы раскалённый огненный шар запылал в полную силу, а не ютился вдали, на самой границе горизонта, почти как маленькое переспелое яблоко, которое осталось на земле в глубине сада, и теперь уже никому не нужно.
Обогнув дюну, Эг наткнулся на двух праздностранствующих монахов, которые в учтивой манере поклонились страннику. Они оба были словно вытесаны из камня для какой-то французской базилики. Один был с носом, похожим на клюв грифа, в очках с тонкой оправой, и глазами, настолько впавшими в глазницы, что чернец казался как-то по детски удивлённым. Седые брови и голова, свободная от растительности, похожая на круглый биллиардный шар, с редкими вкраплениями жидких волос. Второй с небольшой испанской бородкой обладал округлыми формами лица, постоянно причмокивал, и напоминал чем-то уставшего от жизни бульдога.
- Монсеньоор…- проблеял старший из них, худой и бледный господин. Вы, я смотрю никуда не торопитесь. Это правильно, -улыбнувшись он поднял длинный указательный палец вверх, намекая на всем известные места, куда отправляются лишь по самой крайней нужде. Меня зовут Ди. Мы готовы принять вас в своём скромном обиталище…Может быть наши слова о Господе, чистейший воздух гор, и пение нашего замечательнейшего хора избавит наконец вашу душу от мучений. Господь делает чудеса, правда Гораций? – обратился он к своему менее благообразному спутнику.
-Хмм…-промычал его друг.
- Вы не обращайте внимания, это он после травмы такой молчаливый. Ему камень на бошку упал. Он три дня без сознания провалялся, мы его уже к патеру хотели нести, на второй этаж, на отпевание, а он выкарабкался. Правда сейчас туговато соображает, и…вообщем иногда он кричит по ночам,- проинформировал долговязый монах. Как будто-бы что-то увидел в этих катакомбах, проклятых…
Эг заинтересованно взглянул на отшельника.
- В каких таких катакомбах?
- Ну,- стал, словно бы нехотя выцеживать из себя информацию монах,- там за холмом, раньше у нас склад дров был. Мы на зиму себе заготавливали. Вы же понимаете, что при наших холодах без хорошей печурки нет ну никакого житья. А отправляться к Отцу небесному сразу и всей толпой рискованно, могут двери небесные нас всех не выдержать. Это-ж какая нагрузка…
Эг улыбнулся, он понял, что монах обладает незаурядным чувством юмора, да и куда тут без юмора в такой глуши непролазной. Свихнёшься совсем.
- Ну так вот. А дрова мы на кобылке тощей везли. Старая телега у нас была, ну совсем такая негодная, мы давно с братьями её подлатать хотели, да вот не удалось. Как-то раз задалась особенно отчаянная вьюга, у нас в каменном бараке аж тарелки примёрзли к полке. Мы снарядили лошадей и послали одного из самых сильных братьев – Горация, чтобы тот добыл нам дров. На улице выл ветер, мороз стоял ужаснейший, и нога утопала в снегу по голень. Поэтому мы послали его за телегой. Лошадка, хоть и голодная, ещё была способна волочить свои ноги. А телеги у нас не было, никто из монахов летом не удосужился приделать полозья к нашему единственному средству передвижения. Пойдёмте в дом, а то я как-то не сообразил. Пригласив друзей под обширную белую арку, он оглянулся, и захлопнул массивные коричневые двери. Пока на кухне кипятился старый чайник, монах продолжил повествование:
-Вот и пустили мы Горация в кушаке, в пыжиковой шапке, с топором и в тёплых портках.
Выехал он рано, можно сказать с петухами, хотя и ворчал сильно. Ну не любит он рано вставать, говорит, мол, «если рано встаёшь- солнышко вспугнешь»
Вот и поперся он, бормоча под нос, и приплясывая от холода. Часа три-четыре прошло, пока мы его спохватились, а брата все нет, вот и сгинул бы, если бы не наша дружная семья, правда ведь?
Длинный посмотрел на Горация, и тот безумно улыбнувшись, замотал головой, подтверждая слова своего брата.
При этом он без всякого зазрения совести вонзил свой палец в нос и стал беззастенчиво там ковыряться.
Как мило! - подумал Эг, но продолжил слушать рассказ пожилого монаха.
Тогда мы одели тёплую одежду, на ноги надели угги из козьей шерсти, и пошли искать нашего брата.
Долго плутали по тропкам, ведущим к горе, звали во весь голос. Многие братья просто сорвали голос, пока окликали его.
И вот, уже подойдя к самой горе мы увидели странную картину. Топорик вонзился в полено, как будто рука человека только что оставила его, по дороге к горе по дороге рассыпаны поленья. Чуть поодаль лежала огромная варежка с узорами, судя по размеру монахи точно определили её принадлежность. Такие огромные руки были только у одного человека из их монастыря. И именно его они сейчас разыскивали.
Следы вели в небольшую лесную опушку прямо у горного склона, тут и там оголяющую свои бока набегающему ветру.
Именно там, среди редких и тонких стволов берёзок, таких же безобидных и неприкаянных, как солдаты, которые отбились от своих на тяжёлом участке фронта, обнаружилась лошадь, у которой, по всей видимости, были наспех отвязана вся сбруя. Только на морде и шее красовались коричневые шлейки.
Ни повозки, ни самого Горацио не было видно. Отпустив двух монахов отвести ценное по сельским меркам животное в стойло, остальные орденские братья продолжили поиски.
Уже через несколько минут брат Джимс закричал, поднявшись на небольшое горное возвышение:
- Идите сюда, тут что-то определённо есть…
Когда братья подошли к возвышению, они увидели странную чёрную зияющую дыру на земле.
На снегу подле дыры были едва различимы следы вдавленных поводий. Рядом лежали две палки от телеги, монахи позвали брата Бреуса.
Этот очень запасливый и осмотрительный брат взял с собой несколько факелов, на случай, если поиски затянуться.
И вот, уже в мерцающем пламени большой восковой свечи, они увидели еле виднеющегося паука колёсной спицы.
Справа от него на боку, как большой, подбитый пулевым винтовочным выстрелом, медведь, развалилась телега, Поводья были местами вырваны с мясом, а в нескольких местах обрезаны. Лошади наверняка пришлось натерпеться ужаса, вырываясь из этого снежного плена. Хотя, по-сути яма была не такой уж глубокой, как это показалось изначально. За жизнь монаха можно было особенно не опасаться, тем более, что его самого монахи не увидели.
Осмотрев края лаза, братья заметили куски досок, и поняли, что в своё
время  это отверстие использовали как некий запасной выход, к которому прислоняли деревянную лестницу.
Пришлось достать из котомок припасённые верёвки и связать между собой. Зацепившись за лысый ствол по счастью одиноко стоявшей рядом сосны, братья стали спускаться в лаз.
Пока монахи, раскачиваясь спускались сверху, уже совершившие данный подвиг братья изумлённо рассматривали каменные стены схрона.
На стенах таинственного убежища были нарисованы чудесные звери и птицы, каких не могло быть в природе. Они собирали странные цветы, несли что-то в кубках, разливали свой напиток в колодцы.
Возможно это была просто фантазия художника, однако, исполненная столь филигранно, что создавалось впечатление, что художник наблюдал эти сцены вживую.
Внутри звучала таинственная музыка, состоявшая из журчания горной воды, редких криков диких летучих мышей, шуршания гальки под ногами.
Свет еле-еле излучаемый входным отверстием не позволял различить чётких очертаний, и поэтому даже рядом стоящий выглядел как странная серая фигура.
Когда появился Джимс, он вёл под руку трясущегося и раненого Горация.
Тот постоянно крестился, и прикладывал окровавленной рукой свой посеребрённый крестик к губам. C головы Горация стекала кровь, казалось, не хватало только венка для канонического вида мученика. Кроме того, монах периодически закатывал глаза, и начинал подвывать, как будто-бы вспоминая нечто ужасное, что недавно пережил.
Окровавленной рукой он показывал в сторону тёмного коридора, где слышался звук падающих капель воды.
Монахи двинулись в тёмный проем, и поняли, что пространство под горой куда больше, чем можно было предположить.
Поскольку надеяться на Горацио не приходилось, монахи решили привязать верёвку к поясу Ди, а другого брата пустили на разведку.
Через минут десять тот вернулся без особых результатов.
Но, он рассказал, что пещера состоит из множества связанных между собой каверн, проходы между которыми также украшены табличками с замысловатыми рисунками.
Ди почесал затылок. Дело было наверняка в этих символах. Скорее всего они символизировали собою что-то.
Но вот что, и как разобраться, куда идти, чтобы отыскать разгадку странного поведения Горация?
При тусклом сиянии свечи он различил в первом ряду лев, снимающий с ветки плоды инжира, после красный гриф, клюющий белые ягоды с небольшого куста, напоминающего по виду крыжовник, за ним сова, держащая ветку тёрна, после слон с плодом граната в хоботе, потом буйвол, который нёс в пасти ветку яблока, аист с веткой красных ягод, напоминающих малину, и наконец змея, которая, наперекор известному сказанию овивала персиковый плод.
Над всем этим было изображение белой лани, на груди которой было изображено сердце.


Тогда Ди позвал своего брата, который ходил на разведку до этого, и поинтересовался, не те ли символы он видел на каменных сводах, но тот категорически отверг это предположение.
Помимо того, как рассказал служитель храма, он увидел на стене слово на латинском, которое гласило «ALIAGIS».
Ди попросил своего брата вести его дальше по коридору. Когда все монахи спустились по скользким ступенькам, которые отделяли лабиринт от основной пещеры, один из них споткнулся и в сердцах вскрикнул:
- Зачем мы спускаемся в этот проклятый ад?
Тут Ди застыл, как замороженный. Семь фигурок, семь благодетелей, семь страшных грехов.
Плоды в зубах это плоды дел, праведных или неправедных. Но что такое этот лабиринт? Может это точно путь в преисподнюю, и внизу их ждет настоящий демон с горящими глазами, а может и сам сатана?
Тогда понятно, почему брат Гораций так испугался. Почему глаза его буквально вылезали из орбит, когда он указывал им на вход в подземелье.
Но почему тогда он без всяких колебаний согласился проследовать с ними в темную пасть неизвестного?
Чем дальше он следовал по пещере, тем больше недоумевал. Над арками были изображения муравья, морской змеи, пса.
Тогда он попросил братьев остановиться, сделать ненадолго привал, а сам стал ходить из угла в угол, пытаясь найти разгадку, в чем же истинная суть этих явлений, где-то в старых церковных книгах он встречал эти обозначения, в Минчестерском монастыре были даже мозаики, которые изображали этих зверей, но в каком порядке они там шли, он уже не помнил.
На память тут же пришли латинские обозначения зверей  «avaria” , “inudia”, “gula” . Муравей, морской змей, пёс.
А что, если именно начальные буквы этих слов вписаны в первоначальное слово? –подумал Ди, и стал судорожно перебирать в памяти картинки, которые он видел в монастыре.
После того, как ему ничего не удалось, он решил прибегнуть к старому, опробованному годами методу. Он попросил мягкую подушечку и присел в углу.
Остальным братьям казалось, что он молится или медитирует, но он пытался вызвать в памяти кое-какие воспоминания. Буквально вытащить мелкую рыбёшку из мутного пруда памяти.
Для этого он применил следующий метод. Сначала он раскрыл ладони, как будто держит нечто материальное, некий шар. В своем воображении он представлял, как шарик света, яркий, лучистый, непослушный, завис над его ладонями, и дрожит, пытаясь сорваться. Удержать его, вот какую главную задачу он преследовал.
После того, как шарик успокоился, застыл на месте, и монах обернулся. Он увидел длинный коридор, который заканчивался винтовой лестницей.
И он пошёл по каменным ступенькам. Пока он шёл по этим ступенькам чуть подсвеченным лишь светом шара, который нес перед собой, он стал вдруг вспоминать.
Причём в памяти всплывали как названия тварей, так и их значение.
«Acedia, luxuria, ira, avartia, gula, inudia, superbia “
Символы, обозначающие уныние, блуд, гнев, алчность, чревоугодие, зависть, гордость.
Черепаха, козёл, гиена, муравей, пес, морской змей, павлин. Расставив слова по порядку, в той очерёдности, которую продиктовало ему слово «ALIAGIS», он вывел именно такой ряд.  А первый ряд, соответственно символизировал великие благодетели, от которых люди ушли к порокам. Благоразумие, мужество, справедливость, умеренность, вера, надежда, любовь.
Подозвав своих спутников, которые уже утомились в ожидании, он рассказал им все, что вспомнил, и попросил их следовать за ним, они прошли лабиринт в том порядке, который был продиктован указанной логикой, но…В итоге группа уставших людей вышла на то же самое место, откуда начала свой путь.
Тогда Ди задумался серьёзнее. Может быть это была действительно некая серьёзная сверхъестественная сила, которая просто испарилась?
Ди ещё раз мысленно представил первые символы, которые они видели на стене.
Возможно они чего-то подскажут ему? Лев с инжиром, гриф и крыжовник, сова и тёрн, слон и гранат, буйвол и яблоко, аист и малина, змея и персик.
«А что, если надо совместить эти два ряда символов по их смысловой нагрузке?» - наконец пришла мысль Ди. Он достал небольшую табличку и карандашом стал чертить символы.
Первым шел инжир- восточный, приторно-сладкий фрукт. В древности этот фрукт называли смоковницей. Монах припомнил случай, когда Спаситель проклял смоковницу, за то, что на ней, в момент, когда Иисус подошёл к ней, не было ничего, кроме листьев. Какой же недостаток может символизировать смоковница? Гнев? Гиена. Это был первый символ нового ряда. И третий второго ряда.
Далее шёл крыжовник. Плод, в котором много мякоти, и который не приносит особенного удовлетворения страждущему. Очень своенравный, он имеет то сладкий, то кислый вкус, а когда наливается красным в период полного созревания, то красив и величественен. Наверняка это качества присущие гордецу, подумал Ди. Второй символ, и последний символ второго ряда. Животное, которое соответствовало оному был павлин.
После крыжовника на рисунках был изображён тёрн, это символ мучений плоти.
Ди стал рассуждать, и мысль понесла его в вот каком направлении.
Сова- символ справедливости. Когда человек справедлив, он стремиться к тому, чтобы достичь общее благо. Безусловно противоположностью может быть только эгоизм. Эгоизм же, это суть удовлетворение своих потребностей, когда человек не выходит за рамки своих вожделенных желаний. Это соответствовало чревоугодию.
Значит символ тёрна в первом ряду, обуздание плоти есть противоположность чревоугодию во втором ряду, и соответствует псу.
Далее идёт гранат, под его толстой шкуркой всегда множество небольших, сочных плодов. Именно из-за этого его всегда в церкви считали символом плодовитости. Гранат всегда почитался на Востоке, где его называли 'анар'. На Востоке он приобрёл славу женственного фрукта, женского начала. Что противоположно плодовитости и женственной чувственности, омоложению и наполненностью силой?
Ди не колеблясь начертил на доске ещё один символ – козел и латинскую букву L, что символизировало блуд.
Ещё одним символом было яблоко. Яблоко Энеиды, яблоко раздора. Но, в то же время — это символ радости, символ наполнения, полноты чувств.
Ди оставил на табличке ещё один символ, который соответствовал черепахе из второго ряда, и обозначался как “ассendia”, уныние.
Малина. Символ привольной, настоящей жизни, поной чаши, трат и рискованной игры. Антиподом этому служила алчность. И Ди вывел на табличке предпоследнее значение – A, avartia, и символ муравья, который тащит в свой маленький дом, напоминающий горку, больше, чем весит сам.
Оставался последний символ, и это был персик. Ди, разумно заключил, что символизировать он может теперь только одну черту характера, inudia, гордость, которая по своим свойствам заявляла себя, как величайший из грехов, и которым её и называли в священном писании – гордость. Ей соответствовало изображение изогнутой фигуры с острыми зубами и острым гребнем на голове. Разума не было видно в этих огненных раскалённых глазах.Морской змей. Последняя остановка до освобождения.
Последовательность была следующей. Гиена, павлин, пёс, козел, черепаха, муравей. Замыкал цепочку уже упомянутый нами змей. Символы, которые должны были вывести их по верному пути – ISGLAAI.  Ди выдохнул, и повёл спутников по лабиринту, освещаемый уже угасающим факелом.
По крайней мере они так думали. Быстро пройдя лабиринт по новому маршруту, они слышали, как за ними с тяжёлым звуком захлопывались стены. Но они уверенно шли вперёд. Вот уже последний рисунок возвышался над их головами. Но тут внезапно огонёк их светильника последний раз дёрнулся и исчез. Мир погрузился в полную темноту. Двери захлопнулись. Тёмный мир источал яркий запах серы.
Джимс достал из кармана огниво, и тут Ди скользнул взглядом по стенке, и его взгляд выцепил на стене тусклые очертания некоего белого предмета.
Это была небольшая свеча, которая стояла на возвышении постройки, напоминающей фонтанчик, правда острия у этого фонтанчика не было, его заменяла уже упомянутая свечка. Основание фонтана словно было встроено в замшелую поверхность каменной кладки.
Джимс уже поднёс было кремень, чтобы начать высекать искру, но Ди его остановил. Он подошёл и вынул свечу из основания. Какая сила заставила его это сделать, он и сам не очень понимал, но решение оказалось правильным.
Рука его, опустившись в небольшое углубление оказалась измазанной в некоей субстанции. Поднеся руку к носу, и принюхавшись, Ди понял. Это было какое-то вязкое масло. Потом он приложил руку к основанию фонтана. Основание было липким и мягким.
Возможно, если бы свечка расплавилась, это масло бы загорелось, и расплавило бы воск, из которого состоял резервуар, и пылающая смесь полилась бы прямо под ноги путешественников, лишая их как воздуха, так и жизни. Они бы погибли в пылающем пламени.
Внезапно в стене стала открываться потайная дверь.
 Ди улыбнулся. Свет от множества свечей на мгновение ослепил их после той кромешной темноты, которая окружала их в предыдущем зале.
Но путникам не пришлось долго радоваться. Из-за стенки, окружённой портиком, послышались отчаянные крики. Ди решил поспешить на помощь.  Но створки двери не раскрывались, даже после того, как он призвал на помощь троих молодых послушников.
Тогда он отошёл от двери и посмотрел на стену рядом.
Там был изображён ряд символов в виде шахматной доски. Внизу, на латыни были перечислены семь благодетелей в таком порядке. Вера, стойкость, справедливость, любовь, надежда, благоразумие, умеренность. А на самой доске изображения воронки, лодки, сноп, шар, серп, колонны и лестницы. Ди попробовал вытащить один из квадратиков, тот с трудом, но поддался, на конце его было нечто вроде ключа, поэтому они немного выдавались над доской, так как ключи не совпадали с замками.
Видимо опять монахам некто невидимый предлагал найти смысл и расставить все в нужном порядке. Опять головоломка, которая позволит им вызволить неизвестную из лап этого чудовищного лабиринта.
Ди попросил всех удалиться из комнаты, и применил второй из своих излюбленных приёмов. Он стал капать воск от свечи на кожу ладони. Именно такая пытка плоти, по его разумению просветляет разум.
Воск стал плавиться, превращаясь в субстанцию, напоминающую воду.
Развернув свечку, Ди зажмурился. Воск полился на плоть. Гримаса боли расплылась по лицу монаха. После чего тот поставил обжигающее орудие своей пытки на стол, и прижал ладонь к голове.
Страстный крик вырвался из его груди.
Но потом, волны боли стали потихоньку угасать внутри, а лишние мысли ушли. Он стал перебирать картинки, которые ему довелось в своё время увидеть.
Вспомнилось ему и то путешествие, которое он предпринял во времена молодости в среднюю Европу и заглянул там в галерею. Самым выдающимся экспонатом той выставки было семь гравюр, озаглавленные буквально Семь благодетелей.
На каждой картине была изображена лестница, бочка, или что-то подобное, и тогда, следуя путям своего пытливого разума, он стал вычленять в картинах именно те моменты, которых не доставало во всех остальных. Это и были соответственно все те предметы, которые сейчас предстали перед ним в виде квадратиков.
Тогда монах попытался напрячь все свои мыслительные способности и вспомнить названия картин, потому как именно от этих названий зависела сейчас жизнь человека.
Первое, что он вспомнил, это конечно же лестница. Символ уходящей жизни, которая может опираться только на нечто вышнее, которую надо преодолеть, чтобы не подвергаться более опасности. Это то, что споспешествует любому человеку. Это путь. Это вера. Будь то бытийная вера горожанина, или же страстная вера монаха-доминиканца.
Колонна. Колонна поддерживает потолок здания, чтобы оно не обрушилось и не погребло под своими останками все и всех, кто находится ниже потолка. Наверняка это стойкость.
Справедливость, которая не только глуха к мольбам  неверных и преступников, это ещё и серп срезающий все колоски разом, подравнивающая, смелая.
Вот с любовью Ди не мог сравнить ни один из предметов, впрочем колебался он минут пять не более. С потолка капнула вода, и монах, словно оглушённый этим звуком понял разгадку.
Воронка…Любовь постоянно требует заботы о ней, требует подношений, как в древности богиня Артемида. И никогда не насыщается. Всё как-бы проходит сквозь неё. Вот в чем таилась разгадка этой задачи.
Но впереди их было ещё несколько. И надо было решить их в максимально короткое время.
Оставалось всего три благодетели.
Первой из них была надежда. Тут как-раз все оказалось довольно просто. Вера основывалась на том, что надежда церкви основывается на привлечении людей, и достаточно известным символом этого привлечения стало уловление душ, как рыбаки вытягивают из озерца рыбу. Не зря христианский символ рыбы стал проводником первых, ещё на тот момент тайных христиан, в лоно церкви. Безусловно ловля рыбы была связана с лодкой. И Ди вспомнил ту картину, где на берег, на котором уже лежала лестница выплывал баркас.
Благоразумный собирает, была вторая мысль монаха. Крестьяне собирают колосья в снопы. И вот перед глазами крестьянская деревушка, распоротая туша животного и сноп, спускаемый на верёвке из окна.
Умеренность и рабочий цех. На полу лежат свитки, символ знания и просвещения. Но свитки присутствовали и на других картинах. Остаётся только одно. Небольшой тёмный шар под ногами у мастера. Небесные знамения на полотне тоже замкнуты в шарообразные нимбы.
Ди разгадал загадку, и его руки стали автоматически переставлять кубики в нужной последовательности. Скрипнул механизм, и дверь стала потихоньку раскрываться.
Призвав остальных на помощь, Ди уже без особого труда раскрыл заветный ход.
Механизм, в своё время преграждавший им путь оказался прост и незамысловат. Кубики отталкивали от стены камень, который падал на весы, которые тянули за собой верёвку, которая была связана с системой блоков, которые, в свою очередь тянули за собой тяжёлую каменную створку.
За дверьми оказалось помещение, которое состояло из простого каменного ложа, которое покрывал слой соломы, сбоку стояла похлёбка и коричневый глиняный кувшин.
В самом тёмном углу братья увидели взлохмаченную и грязную фигуру в сером одеянии и старых сандалиях. Черты лица, казалось были настолько измождёнными, настолько пронизанными ужасом и безумием, что поначалу братья даже устрашились подходить к этой женщине. Однако она протянула к ним свои костлявые исцарапанные руки, и подняла голову. Оказалось, что пленница этого ужасного лабиринта была совершенно слепа. Над её головой в камне было выбито большое сердце из камня. Ди обнял её и прижал к себе, хотя она, словно дикая горлица пыталась оттолкнуть от себя своего спасителя.
Ди подумал, какой же глубокий философский смысл заложил неведомый строитель этого храма философии, алхимического дворца, который, как и все алхимики искал свой алхимический камень, и нашёл его в создании совершенного сердца без пороков. Но путь к которому даётся столь кровавым способом- жертвой себя, своего тела.
Но после, подумал, и усмехнулся про себя. Ведь по сути человек только тем и занимается что отвергает все присущее ему, как в себе, так и в других людях.
Вторая мысль, которая пришла в голову Ди была такой. Ну, ладно, предположим кто-то руководствуясь своими преступными или корыстными мотивами запер здесь эту несчастную. Но ведь её кто-то подкармливал всё это время, кто –то заботился о ней, носил свежую солому, питие.Никто из монахов не был столь образован, чтобы уловить такие тонкие моменты в картинках известного европейского живописца. Да и из города в последнее время никто не выезжал. Как такое могло случиться?
Чуть позже, уже возвратившись без товарищей, он заметил ещё один ход, который вел напрямую в монашескую конюшню. Прикрытый решёткой, он раньше не вызывал ни у кого из монастырской братии особых подозрений. Всем им он казался обычной ложной дверью.

Увлечённый рассказом Эг потягивал чай из кружки и изредка, поражённый изгибами сюжета ещё больше округлял свои и без того огромные глаза. Допив чай, он торопливо собрался и спросил у монаха:
-А можно будет увидеть вашу новую подопечную? Где вы её поместили?
Монахи нахлобучили свои тёплые шапки на овечьем меху, и, подпоясавшись, вышли в длинный монастырский коридор. За ними вышел Эг и товарищи.
Пройдя через лесок, они перешли через небольшую речку и подошли к небольшой, но складно сбитой избушке, которая служила им лазаретом.
В избушке горел яркий свет, и издалека были слышны напевы, иногда они прерывались всхлипыванием, иногда приглушались, но потом продолжались с ещё большей силой.
Войдя в дом, Эг увидел истощённую женщину, которая склонилась над кроватью, и казалось качала ребёнка. Нет, ребёнка у неё не было. Был кусок одеяла, который она запеленала и пела странную, до дикости грустную песню.
Эг пытался не обращать внимания на свои чувства, тем не менее горький комок подступил к его горлу, когда он подошёл и сел на металлический край этой скромной жёсткой кровати.
Женщина словно бы не заметила его присутствия и продолжала раскачиваться.
Но чуть позже она взглянула на него своим немигающим взглядом. Тёмные незрячие глаза, их взгляд был столь пронзительным, что Эг подумал, что она всё-таки смотрит, и смотрит она вглубь его души.
- Доброго дня! –Поприветствовал её Эг.
- Ты, опять ты…- сдавленным, шипящим голосом ответила женщина.
- Кто сотворил с вами такое?
- Не знаю, они приехали внезапно, они отняли моего ребёночка- женщина начала опять качать своего вымышленного малыша, и начала тихо опять уходить в себя.
Эг внезапно отдёрнул одеяло, он понимал, что только так можно пробудить женщину от её внутреннего сна, который объял её во время её пребывания в одиночестве.
- И всё-же, кто это с вами сделал?
Женщина криво улыбнулась.
- Вы не знаете? Я давно не видела света, они ослепили меня, выдернули мои глаза, но и это не было так больно, как тот ребёнок, которого я потеряла. Я их почти не видела. Чёрные балахоны, но не как у монахов, намного короче. Лишь один был похож на нашего. Они пришли рано утром, когда я собиралась на службу, постучались, я и думать не могла, насколько опасно впускать незнакомцев здесь, посреди гор, в нашем тихом и скорбном обиталище.
Они набросились на меня как шакалы, кричали, чтобы я все забыла, а потом один из них взял кочергу и пошёл к спаленке, где спал мой милый сынок. Я пыталась его остановить, но он только ударил меня в лицо, и я уже смутно помню, как он подошёл к люльке…и…кругом красное, я …я больше не могу даже плакать. Столько раз я все это переживала, пока сидела в пещере.
А потом они взялись за меня. Начали пытать, приковали к кровати. Потом для меня исчез весь мир…
- Погодите, вы сказали, что один из них был похож на вашего. Вы могли бы его узнать?
- Если только по голосу. Его я никогда не забуду.
-Хорошо, разберёмся.
- А про все известные события вы можете рассказать? Только честно…
-Хорошо, мне и так немного осталось, расскажу всю правду.
И женщина принялась рассказывать.
После её рассказа Эга как будто облили холодной водой. Такого он не ожидал. Впрочем, это только помогало осуществлению его плана.
 Но оставался один вопрос, который точил его душу будто червь. Он теперь отлично понимал, кто выкопал и обложил камнем этот ужасный лабиринт, понимал, что это должна была быть не последняя его жертва, но кто же мог быть его помощником в этих местах?
 Если, как говорил Ди, никто в последнее время не покидал посёлок, а многие жили в нем с детства, оставался только один вариант, в который почему-то не хотелось верить. Это был вариант, при котором помощником убийц становился сам Ди.
Но зачем ему тогда раскрывать своё же убежище, зачем вести туда монахов?
Эг вышел на двор и резкий холодный порыв ветра заставил его посильнее закутаться в плащ.
Он окликнул сопровождающих, и они вернулись в основное монастырское здание, где их уже ждал Ди.
Эг попросил его показать ему конюшню и провести по всем помещениям монастыря.
Пока они проходили по тёмным этажам, заглядывая в маленькие, неуютные кельи, в большинстве которых не было не то что книг, но и даже письменных принадлежностей, Эг все больше убеждался в том, что если и были эти люди способны придумать какую-то   хитрую схему, то она бы ограничилась потайными лассо, медвежьими капканами, не более.
- А помимо этих братьев, больше никого нет тут в монастыре?
Немного подумав, Ди ответил:
- Ну, если только врач, но он обитает в отдельной келье, которая достаточно далеко от конюшни, и его бы обязательно увидели наши братья, потому что окна их келий выходят прямо на его избушку, а многие из них страдают бессонницей, так что человека с фонарём увидели бы сразу…надо их расспросить.
После расспроса монахов выяснилось, что никто из них не видел, как ночью к зданию конюшни крался кто-то с фонарём со стороны докторского обиталища.
Тогда Ди повёл Эга дальше, они миновали обширный холл с которым граничила монастырская библиотека, и вышли из здания овеваемые ледяным ветром.
Эг решительно отказался от идеи идти обследовать таинственную пещеру. Время было вечернее, кроме того погода не благоприятствовала прогулкам, поэтому он развернулся и проследовал в массивную дверь, сообщив Ди, что планирует пробыть в библиотеке ещё пару часов. Ему был интересен репертуар местного храма науки. Тем более, что он слышал, что в некоторых монастырских библиотеках хранятся всяческие интересные таинственные или вообще оккультные раритеты.
Стол для чтения в этой обширнейшей библиотеке располагался у самого окна, так что моросящий дождик барабанной дробью аккомпанировал увлекательному процессу чтения. Эг доставал один фолиант за другим, пока весь стол не превратился в груду знаний, манящих своими позолоченными и посеребрёнными страницами. Шкафы с книгами были повсюду, даже над дверью, которая была еле заметна среди шкафов по левой стене, находилась небольшая полочка.
Он даже не заметил, как задремал, убаюкиваемый звуками нарастающего по силе дождя.
Вначале ему приснилась толпа людей с факелами, которая направляется к двери бедной женщины, потом они прошли и все стихло, фигура, затаившаяся в ветвях дикого винограда, вышла из тёмного угла, и следуя по стенке, двинулась в сторону Эга, который притаился за колонной. В руках у незнакомца в монашеском одеянии возник какой-то предмет, и через секунду Эг различил в нем стилет. Очень изящное оружие родственной мести, которым часто пользовались итальянские дожи.
Эг проснулся. Он встряхнул головой, как бы прогоняя свой страшный сон. Но тут послышались тихие шаги, как будто-бы кошмар, начавшийся во сне Эга продолжился уже наяву.
Эг быстро встал из-за стола и спрятался за штору. Он схватил со стола бюстик какого-то древнегреческого философа, и затаился.
Массивная фигура вошедшего, его, спрятанное под капюшоном лицо, громкое дыхание, не предвещали ничего хорошего.
В руке незнакомец нёс увесистую палку. Эг понял, что он пришёл очевидно не с мирной целью, поэтому решил действовать жёстко. Он отодвинул штору, и прокравшись на расстояние двух шагов, занёс над головой незнакомца своё единственное оружие. В этот момент злоумышленник повернулся, и Эг успел увидеть лицо пожилого старца, обрамленного копной седых, курчавых волос, и с такой же серебристой бородой.
Через секунду старик уже лежал на полу, а Эг склонился над ним, поднимая его голову.
Вскоре в дверь ворвался Ди и ещё несколько монахов. Эг повернулся к ним, и объяснил, указав на палку:
- Этот человек хотел на меня напасть.
Ди дал знак своим людям, и они перенесли старика на кровать, причём, поскольку ближайшей кельей была келья самого настоятеля, то кровь, которая вытекала из раненой головы старца, окропила подушку самого Ди. Старик хрипел, руки его дёргались, как будто бы он продолжал бороться с неведомым врагом.
Монахи перевязали рану, а Ди повернулся к Эгу, и дружелюбно похлопав того по плечу сказал на первый взгляд абсолютно несуразную фразу:
- Вы все сделали правильно, не переживайте.
После того, как старик очнулся, он увидел, что вокруг него стоят его братья, посередине стоит настоятель. Взгляд его не казался старику дружелюбным.
- Я…я всего лишь услышал шорох в библиотеке, подумал, что это мышь, и взял палку, чтобы её убить.
Ди обернулся к стоящему у самой прикроватной полочки Эгу и прокомментировал:
- Это наш библиотечный дьякон, он же по совместительству занимается обеспечением монастыря всем необходимым. Я совсем забыл о нем упомянуть. Но, когда вы ушли, я много думал об этом деле, и понял все.
Ди снова повернулся к старику:
- Ну, а теперь рассказывай, что сподвигло тебя на подобный чудовищный, сатанинский поступок, который никак не сообразуется с почётным званием нашего достопочтенного брата. Проворовался и решил загладить вину таким способом?
Старик сначала пытался изображать из себя человека абсолютно несведущего, но, под пристальными взглядами монахов, сдался, и выдохнув, начал рассказывать.
- У меня есть дочь, которуя я прижил от местной прачки Амелии. По долгу службы я отвозил часто к ней монастырское бельё, и…сатана совратил меня.
Амелия была недовольна своей горькой участью, и, когда у неё родилась дочка, начала упрекать меня, заставлять оставить свой монашеский постриг, заняться купечеством, бросить наконец обет бессеребренничества.
Со временем я решил, что много нам, монахам всё-равно не надо многого, и я стал потихоньку переписывать отчёты и подворовывать золото из папского обоза, который регулярно доставлял в монастырь довольствие. Я просто хотел обеспечить будущее моей малютке.
Вы не представляете, какие муки совести я испытывал, как молился в тишине, на опушке Господу, как просил у него прощения…
Ди остановил его, властным голосом приказав:
- Дальше, рассказывай по сути.
Старик весь затрясся, и стал вглядываться с мученическим выражением поочерёдно в лица окружавших его братьев.
Но Ди был непреклонен.
Тогда старик продолжил.
- Он пришёл ночью, голубоглазый блондин, с огромными глазами. При нем было 7 человек. Они все были вооружены. Блондин сказал: «Покажи нам, где обитает Мария, та, которая пришла к вам два года назад?» И намекнул «Я знаю про все твои грязные делишки, так что не пытайся увиливать.
Поражённый его осведомлённостью, старик привёл их к келье странницы. Сначала он не думал, что послушнице что-то угрожает, но, когда главный приказал оттеснить его и вывести за дверь, а потом поставил у дверей охрану, старик понял, что дело плохо. Но он не решился пойти к братьям, так как опасался, что раскроют его преступные махинации, выгонят из монастыря, а он то не имеет никакой другой профессии, и не сможет обеспечить своего ребёнка.
В итоге он видел, как бедную женщину, истекающую кровью, выволокли и понесли в сторону повозки.
Лишь через некоторое время, под вечер тайно пришёл тот же светловолосый господин, показал ему вход в пещеру, и сказал:
-Мы не будем препятствовать твоим воровским делам, можешь продолжать и дальше, понимаем, у тебя дочка растёт. Но за это ты нам отплатишь своей работой.
После чего он показал ему вход в тайный лаз и повелел кормить пленницу и приносить ей свежего вина из монастырских подвалов.
Старик, естественно не препятствовал осуществлению зловещего плана, и молчал как рыба.
-К сожалению я потерпел неудачу, и вы можете как угодно наказывать меня, но , прошу, будьте милосердны к моей дочери, чтобы малютка не осталась без пропитания.
- Ладно, - резюмировал Ди, - я не могу точно знать, шёл ли ты убивать нашего гостя, или действительно намеривался прогнать крысу, но от наказания ты не уйдёшь.
Ди ударил старика по щеке, тот лишь расплакался, не в силах больше сдерживать свои эмоции.
Потом настоятель резко повернулся, и указав свите на дверь, прошёл в коридор. Эг посмотрел последний раз на этого ничтожного, раздавленного старика и ему стало безумно жалко это воплощение жестокого неумолимого рока.
Более того, он знал, кем являлся этот самый блондин с большими глазами, и что он мог сделать со стариком в случае неповиновения.
Возвращался в город Эг погрузившись в раздумья. Откровения женщины казались ему слишком чудовищными, чтобы быть правдой, однако он решил не упускать возможности.
«Чтобы талер упал боком, такое бывает раз на миллион, и грех не получить с этого своих дивидендов"