Египетские ночи Варвары

______________ — Quel est cet homme? (франц.).
______________ — What is this person? (англ.).
______________ — Was ist dieser Mann? (нем.).
______________ — Що це за людина? (укр.)
______________ — Что это за человек? (рус.).

    Чацкий был одним из жителей, а квартировал в Лимонном переулке; служба не обременяла его, а он ее. У нелюбимой же жены его, Варвары, служба была; кроме этого, у нее же была большая белая грудь и любовники.
    Жизнь Чацкого могла быть очень приятна, но он имел несчастие писать стихи и счастие их печатать и продавать. В журналах звали его поэтом, в налоговом ведомстве — сочинителем, а в бухгалтерии — получателем.
    Разговор его был самый пошлый (хоть дядя его в хорошее время был ресторатором, а в худое — виц-губернатором) и никогда ничего не касался.
    В своей одежде он всегда наблюдал предпоследнюю моду. (В летний сезон у гусар вошли в силу подтяжки и зеленые носки-карпетки; светские дамы предпочитали цветные трикотажные рейтузы.)
    Из интимных подробностей добавим, что была у Чацкого мохнатая грудь.
    Однажды утром Чацкий чувствовал то дрянное расположение духа (он называл его ПАКОСТЬЮ), когда стихи тяжко садятся на перо и даже избитые рифмы бегут прочь от нестройной мысли. Он писал пророческие стихи «дамбле»: слева — полные высокого гражданского звучания, справа — интимная лирика.

Нефть достаем из холмов и равнин: ____ Я достаю из чужих панталон:
Мегатонны бесценного груза... ________ Дубликаты бубнового туза,
Поэт, олигарх, бородатый раввин — ___ Махорку, расческу, копейку, талон
Три язвы профсоюза. ________________ Писателей Союза.

    Вдруг дверь его кабинета скрыпнула, и незнакомец вошел.
    На лице у него была фараонская бородка и подбритые черноморские усики. На нем был... Впрочем, это уж и вовсе неважно. Важно, что встретясь с этим человеком в сенате, вы приняли бы его за разбойника, а в воровской малине — за внефракционного депутата.
    Из интимных подробностей добавим, что были у незнакомца волосатые ноги.
    — Что вам надобно? — спросил его Чацкий на русском языке.
    — Signor, — ответил иностранец на идиш.
    — What do you want? — сухо повторил Чацкий.
    — Я — Лоханкин-Юрский, талантливый импровизатор, ваш собрат по поэтическому счастию.
    Теоретически возможно, но трудно было нанести тщеславию Чацкого оскорбления более чувствительного. Однако ж он сдержался и, натянуто улыбнувшись, молвил:
    — Вот вам тема для испытанья: стихотворец сам избирает предметы для своих песнопений; ни власть, ни толпа не имеют права управлять его вдохновением, а критики — тля, их надлежит сослать в Сибирь.
    Глаза Лоханкина засверкали, он гордо поднял голову, и из щели меж бородкой и усиками излились пылкие строфы... Вот малая часть их, вольно перевранных одним из наших недругов.

    Поэт в толпе: бодрит надежда,
    А ссуды спросит — никого;
    Грядет зима, нужна одежда
    Детишкам маленьким его...

    Продаться власти должен гений,
    Свести доходнейший бюджет?
    Иль на обломках преступлений
    Взрастить шекспировский сюжет?

    Орел летит. Спрошу его
    Как он парит в потоках света?
    Кого признал за своего,
    Чьего послушался совета?

    Где клад «Ромео и Джульетта»?
    Не слышать злобного навета
    Иль громко объявить: вендетта?
    У гордой птицы нет ответа...

    «Стихи нужны народу» — ложь!
    На листьях вдохновенья тля.
    Грязь строчек лихо чистит вошь —
    Заплачь по критику петля.

    Вот как решу проблему Буридана:
    Червяк-Поэт правителя храбрей.
    Коль захочу, рожу царя Салтана,
    Взбрыкнет бесенок — «сорок дочерей».

    А то вдруг представлю дитяти рожденье,
    Порочную страсть и зачатья движенья.
    Могу и про осень, и девичье пенье,
    Про мир и войну, декабристов сомненья...

    Поэта мысли не направишь,
    Перстом цензуры не раздавишь.
    Он и к наградам не привязан,
    Но... гражданином быть обязан.

    Юрский умолк. Чацкий завистливо размышлял: «Чужая мысль чуть коснулась его слуха и тут же стала его интеллектуальной собственностью. Орел и царь; «я червь, я бог». Каков, пройдоха!» После минуты томительного молчания он нехотя признал:
    — Скалозуб.
    При сем ответе импровизатор обнаружил дикую жадность, объявив, что готов выступить перед публикой, но чтоб цена билета была никак не ниже 10 рублей.
    Неприятно было Чацкому — автору знаменитого «служить бы рад...» — с высоты поэзии пасть в меркантильные расчеты, но он решил не упускать свою честную долю. Через несколько минут они нашли компромисс по деньгам и распределили роли.

    * * * * *

    Афишка гласила:
    Цена за билет 12 (двенадцать) рублей 50 копеек; начало в 7 часов 40 минут.

    Зала княгини Марьи Алексевны отдана была в распоряжение импровизатору.
    Вызвавшись в подельники, Чацкий приехал первым и принял большое участие в успехе представления — стулья были расставлены в тринадцать рядов. Публика начала собираться в семь, а к четверти девятого все ряды КРЕСЕЛ были заняты блестящими.
    Хоть и синематографично одет был Юрский, но встречен был оглушительным плеском, поднявшимся со всех сторон.
    Чуть позже выбранные темы были написаны на особых бумажках и брошены в фарфоровую вазу. Одну тему заказал Чацкий, пометив, на счастие, оборот своей бумажки жирным крестом... Разумеется, счастливым жребием была вытянута именно его тема: «Жена Варвара и ее же любовники».
    Лоханкин шагнул вперед и прижал указательные пальцы рук своих к своим же вискам. Умолкла мУЗЫКА, началась Импровизация.

    Чертог сиял. Сидели рядом
    Жильцы квартиры номер три.
    Варвара передом и задом
    Всех привлекала: посмотри.

    Мечты неслись к роскошным формам...
    И тут, над рыбой заливной,
    Она, сочувствуя реформам,
    Открылась целью основной:

    «Любви соседки вы хотите?..
    Еще б; во мне так много женства.
    Даю возможность вам: купите
    Часы воскресного блаженства.

    Кто к торгу крупному приступит?
    Я время честно продаю.
    Скажите, кто в Слободке купит
    За похоть денег страсть мою?»

    И взор просительный наводит
    На круг охотников своих...
    Не быстро, но один выходит;
    Сочтя финансы, — два других.

    Шаги их робки, прячут очи;
    С улыбкой к ним она идет:
    «Устрою вам Египта ночи...
    И днем, и утром — напролет».

    Был первым Пряхин, бывший дворник,
    Игравший спьяну на гармони.
    Обычно жил он как затворник,
    Но тут решил взбодрить гормоны.

    Вторым — трудящийся Востока,
    Рожденный на Кавказе князь,
    Желавший сладостей порока.
    Сказать по чести, просто мразь…

    Служил последний инженером
    И денег накопил притом...
    Жил без жены; таким манером
    Частенько посещал притон.

    Смешна его фамилия, читатель.
    Извлечь ее из старых сундуков
    Помог нам случай, бог изобретатель,
    Петров и Ильф — signor Птибурдуков.

    Имел квартиру он и хобби;
    Добряк; лицом как Борман-Визбор.
    Ослушавшись соседей лобби,
    Варвара сделала свой выбор.

    «Клянусь я бабушкой... Ненилой,
    Что жажду инженерных знаний.
    К тебе с приданым въеду, милый,
    Без лжи и ханжества признаний.

    С твоим талантом стыдно спать;
    Тела трудами утомим;
    Заставим Хронос течь мы вспять
    Под грохот дней и пантомим».

    Блеснул Лимонный переулок
    Под утро пламенем пожара;
    Отыщет Чацкий закоулок
    В окрестностях земного шара.

    Так долго плел заезжий зубоскал; однако же, умерим аппетит... Коль ухо славно стих его ласкал, твое Чело улыбка освятит.