Введение. Глава 1. В местах весьма отдалённых

                При работе над этим произведением использованы
                материалы Светланы Плехановой — малоизвестного
                автора, не публиковавшегося в советское время.
                Изложенная история имела место в реальной жизни и
                основана на дневниковых записях и фотоархиве её
                главной героини, предоставленных в моё распоряжение.
                Имена и фамилии изменены.


                ВВЕДЕНИЕ


     В своих предыдущих произведениях я часто описывала эпизоды, связанные с работой в геологических и геофизических партиях — на Полярном и Приполярном Урале, в Тюменской области, на арктическом побережье Ледовитого океана, в различных удалённых от центральных районов городах и посёлках Севера. Основное место в повествованиях уделено работе и сложностям геологического быта в горах, тундре, или тайге.
     В полевых геологоразведочных партиях, как правило, существовал «сухой закон». Это означало, что люди, занимающиеся вопросами снабжения партий, проводящих геологоразведочные работы, в течение всего сезона не завозили в поле спиртное; это ограничение обычно соблюдалось. Исключения могли допускаться накануне праздничных дней, к примеру, перед Новым годом или 8 марта. Объёмы доставленного крепкого напитка ограничивались разумными пределами. Каждый сотрудник, конечно, мог прихватить с собой, выезжая в район проведения работ, некоторое количество «горячительного» для собственных нужд, но много ли запихнёшь в рюкзак, набитый самым необходимым: прежде всего — сменной и тёплой одеждой, обувью, средствами гигиены, минимумом посуды и прочими более важными вещами. В коллективах, где мне приходилось трудиться, не было крупных попоек и сопутствующих им осложнений: пьяных дебошей, драк, поножовщины и прочих «прелестей», свойственных непомерно потребившим хмельное зелье и полностью потерявшим над собой контроль особям. А ведь контингент в геологоразведке был довольно пёстрый. И, нужно признаться, что большое число работяг составляли люди, отсидевшие в лагерях, причём частенько по уголовным статьям. По той простой причине, что после освобождения из заключения, ехать этим людям было попросту некуда, и они пристраивались неподалёку от мест своей отсидки и шли на работу туда, где было проще перекантоваться (в экспедициях они сразу же получали крышу над головой, спецодежду, питание). Тем не менее, дисциплина в геологических партиях обычно соблюдалась. Но это вовсе не означает, что везде на просторах бывшего СССР, где трудились геологоразведчики, ситуация была одинаковой. Попавшие ко мне дневниковые записи молодой женщины свидетельствуют об обратном. Я думаю, что «климат» в геологоразведочных партиях, группах, на буровых зависел, в основном, от руководителей этих подразделений. Там, где начальники партий позволяли вольности, могли происходить крайне нелицеприятные явления.
     То же касается взаимоотношений между мужчинами и женщинами в геологических экспедициях. Состав в полевых партиях, как правило, был преимущественно мужской. Женщин было совсем немного, чаще всего — единицы, и они всегда находились под пристальным прицелом мужских глаз. Женщины в полевых партиях, пребывавшие, можно сказать, в экстремальных бытовых условиях, работали наравне с мужчинами и не стремились получать поблажки как слабый пол. Главным было выполнение работы, которая забирала много сил; свободное время поглощали бытовые дела: обеспечение водой, готовка пищи, в зимний период — заготовка топлива, протопка и прочее. Чаше всего женщины стремились не показывать своих симпатий и не выделять кого-либо из окружающих мужчин своим особым расположением. Чтобы быть независимой и иметь авторитет в мужском коллективе, женщине приходилось сдерживать свои эмоции, контролировать своё поведение, уметь ответить на возможные пошлости и отшить навязчивость и домогательство.
     Но и с женщинами случались всякие обстоятельства. Человек — существо слабое, иногда непредсказуемое. Бывало — возникали симпатии, привязанности и, чего уж греха таить, — любовные связи. Словом, — всё как в обычной жизни, в любом производственном коллективе. С одной лишь разницей. Если в городе условия позволяли все любовные отношения долгое время хранить в тайне, встречаясь в укромных местах вдали от любопытных глаз, то в полевых партиях каждый человек, а тем более — женщина — был на виду, и утаить что-либо от окружающих не представлялось возможным.
     В основу рассказа положены иногда слишком откровенные дневниковые записи умной, привлекательной, яркой, интересной, молодой женщины. Оказавшись в плену огромного чувства, которое вряд ли можно определить обычным словом «любовь», ибо это было нечто большее (здесь, пожалуй, точнее подходит понятие — идолопоклонство), попав в сложную ситуацию, она поступала зачастую импульсивно, непродуманно, даже бесшабашно, сама не понимая — почему совершает тот или иной поступок. Потому что не всё в человеческой душе поддаётся даже собственному объяснению. Тем более — далеко не всё в поступках и порывах одного человека может постичь другой.
     Тем не менее, несмотря на её кажущуюся «вольницу», неистовые проступки, завихрения, по моему убеждению, вызванные мощным воздействием на её личность более сильного и опытного человека, всё, что с ней произошло, вызывает у меня глубокое сочувствие. Где-то, в чём-то, нечто похожее было и в моей жизни, именно поэтому воспринимаю и ощущаю её отчаянные действия скорее сердцем, чем разумом...



                Глава 1. В местах весьма отдалённых

     Августовским летом 1961 года Лена с маленьким трехмесячным сынишкой Алёшей летела на Чукотку. По окончании Московского геологоразведочного института Елене и Анатолию Лучининым, учитывая недавнее рождение ребёнка, при распределении предоставили возможность первыми выбрать место будущей работы. К удивлению сокурсников, имея перспективы получить место в каком-нибудь столичном НИИ, или, на худой конец — в Подмосковье, молодая супружеская пара выбрала далёкую суровую и загадочную Чукотку.
     Помогая Лене собираться в дорогу, многочисленные родственники её и мужа «скинулись» и накупили гору вещей, в том числе детскую кроватку, манеж, коляску. Багаж получился такой тяжёлый, что отбывающая и провожающие еле расплатились за излишний вес, вывернув все карманы. Теперь Елена осталась без рубля в кармане, но особо не беспокоилась, зная, что в самолёте пассажиров кормят, а в аэропорту Анадыря её должен встречать Анатолий, вылетевший на место работы раньше жены, чтобы устроиться с жильём...
     Первая часть полёта была весьма продолжительной, около суток, с несколькими посадками. В самолёте Лена время от времени погружалась в дрёму, просыпаясь, чтобы покормить и перепеленать Алёшу, а также для обеда и ужина. Иногда поглядывала в окно иллюминатора и видела одну и ту же картину: самолёт неподвижно висит среди белых облаков, окутавших его сверху и снизу. Лёша спал в корзиночке перед первым сиденьем. На исходе суток полёта стюардесса объявила: «Граждане пассажиры, пристегните ремни, самолёт производит посадку в аэропорту Тикси».
     Арктическое побережье Якутии. Выйдя из самолёта с ребёнком на руках, Лена попала под шквалистый ветер со снегом и дождём, который буквально валил с ног. Она сразу же промокла, продрогла и стала укутывать маленького Лёшу полами своего тонкого пальтишка.
     Пассажиров рейса разместили на скамейках в небольшой комнате-клубе гостиницы, находящейся недалеко от аэропорта, а Елене вместе с двумя мамами, летящими как и она с детьми, предоставили отдельный номер: маленькую комнату на первом этаже с ободранными серыми стенами, тремя кроватями с железными панцирными сетками и столом, накрытым истёртой клеёнкой.
     Пять дней довелось провести в гостинице полуголодом, только в первый день Лене с соседкой по комнате, тоже безденежной, удалось бесплатно покушать в столовой хлеб, запивая его жидким сладким чаем. На следующий день раздатчица запретила брать хлеб и чай, сердито проворчав, что его цена учитывается в обед.
     Через несколько дней у Лены пропало молоко, и сынишка постоянно кричал от голода. Сжалившаяся над молодыми мамашами неприветливая уборщица гостиницы, сообразив, что у них нет денег, на четвёртый день принесла немного продуктов, и вскоре, к большому облегчению пассажиров, объявили посадку на самолёт.
     Вновь перелёт, такой же длительный, как и первый, с посадками и взлётами, и наконец-то — долгожданное приземление в аэропорту Анадыря. Радость встречи с мужем, приветствия, объятия. Лена на ходу торопливо рассказывала Анатолию о своих перипетиях в пути, о кошмарных днях пребывания в Тикси. Потом они плыли на катере по Анадырскому лиману, добираясь из аэропорта Угольный, где совершил посадку самолёт, до города Анадыря. Волны швыряли небольшое судёнышко, окатывая их холодными брызгами.
     Семье молодых специалистов выделили квартиру в новом доме барачного типа. Начали обживаться. Очень быстро наступили холода, уже к середине сентября дневные минусовые температуры стали постоянными, а в конце октября морозы достигли -20;. В маленькой кухне топили плиту, и тогда дым расстилался по всей квартире. В комнате постоянно включали электроплитку, и по оттаявшим стенам текли капли воды. Влагой, стоявшей в воздухе, пропитались одежда, бельё, постели. В качестве питьевой воды использовали лёд, который получали, взрывая замёрзшую толщу на реке. Для стирки пелёнок топили снег, вода была мутноватая; на стирку уходили целые ночи.
     Лена устроилась на работу, но в детских яслях города мест для сынишки не нашлось, хотя несколько мест были свободны, их держали для местных жителей — чукчей и эвенов, которые вовсе не горели желанием отдавать туда своих малышей. Приходилось оставлять Лёшу дома одного, благо, к тому времени он попутал день с ночью. Все дни он спал, а ночами, когда Лена стирала, — бодрствовал. Но Лена очень боялась за него и постоянно бегала с работы домой проверить, всё ли в порядке. Весь рабочий день она боролась со сном и, что-то вычерчивая, клевала носом в чертёжную доску...
     Меж тем, наступил декабрь, зима вступила в полные права, к концу года морозы достигали -40; и более. Наступил новый 1962 год. На небе полыхали северные сияния, стояли жуткие морозы, и солнце в искрящемся инеем воздухе вызывало невиданные гало: кресты, круги, множилось на два-три солнца. Иногда поднимались сильные пурги. Снег летел лавиной, можно было заблудиться, отойдя на несколько шагов от дома. От конторы к туалету протянули канаты, чтобы держаться за них и не заблудиться (такие случаи были)...
     К концу зимы Алёше исполнилось десять месяцев, он подрос, поднимался в кроватке, держась за поручни и, ухватившись за них ручонками, подолгу стоял, иногда пританцовывая.
     На работе Елене предложили организовать спектральную лабораторию и поехать за приборами в командировку в Магадан. Она с готовностью согласилась, затаив твёрдое решение — перевезти семью из Анадыря в другое место. С маленьким сынишкой остался Анатолий. И случилось ожидаемое: тут же для ребёнка нашлось место в яслях. На ноги поднялась вся экспедиция: Как так! Мужчина один с маленьким ребёнком!
     В Магадане Елена пошла к главному геологу Северо-Восточного Геологического Управления и рассказала ему об условиях жизни с ребёнком в Анадыре. Он без лишних разговоров распорядился перевести молодую семью в геолого-геофизическую экспедицию посёлка Хасын Магаданской области.

     Март 1962 года. Хасын — небольшой посёлок геологов с населением несколько сотен человек, расположенный на 77 километре от Магадана по Колымской трассе. Место красивое: долина реки Хасынки, поросшая лиственничным лесом, через речку - длинный деревянный мост, вдали - горы.
     Елене и Анатолию неожиданно повезло с жильём. Большинство жителей посёлка проживали в деревянных бараках бывшей зоны, многие мечтали улучшить бытовые условия, перейдя в один из двухэтажных домов, построенных в прежние времена для лагерного начальства. На первом этаже такого дома в трехкомнатной коммунальной квартире проживала чета украинцев, уезжая в отпуск, они предложили Лене с семьёй пожить в их комнате. Но выдвинули требования: заплатить им довольно крупную сумму за оставленное в квартире старьё: шторы, абажур, ношенную одежду и прочий хлам. Деньги пришлось отдать, причём, не имея гарантии, что через пару месяцев супруги не возвратятся, если же случится такое — комнату придётся освободить. Им повезло: прежние жильцы обратно не возвратились, и комната осталась за ними.
     Дом стоял на окраине посёлка, и прямо за ним начинался реденький малорослый и пушистый лиственничный лес. В летнее время возле дома созревали гроздья душистой жимолости.
     В квартире помимо них жили две семьи: пожилая пара Подберёзкиных и помоложе — Цимбаленко с двумя детьми. Цимбаленко работал топографом и почти круглогодично находился в полевых партиях. Лена сдружилась с его женой Анной, маленькой, хрупкой женщиной, с некрасивым, но добрым, улыбчивым лицом. Анна приехала на Колыму по распределению после института в начале 1950-ых и несколько лет работала начальником золоторудной партии. Как-то она рассказала Лене, что в те времена людей в геологоразведке не хватало, и на полевой сезон она «под расписку» брала заключённых из зоны на горные работы (бить шурфы и канавы, мыть пробы и ходить в маршруты рабочими). Из-за какого-то разногласия с начальством Анна уволилась и теперь занималась воспитанием детей...
     Быстро промелькнуло лето и наступили холода. Лёша уже неплохо топал, и его приняли в детские ясли. Он рос очень спокойным и добродушным ребёнком, никогда не капризничал и не плакал по пустякам. У него был прекрасный аппетит, и он был совершенно не привередлив в еде.
     Вечером после работы Елена забирала сына из яселек. Приносила его домой, тепло одевала, и он весь вечер гулял в комнате. Большая и светлая комната оказалась довольно холодной, поэтому для обогрева в углу на табуретке стояла двухконфорочная электроплита. Этот угол был огорожен досками, чтобы малыш не мог туда подойти. Однажды, когда Лена возилась с готовкой ужина, — услышала запах гари. Оглянувшись, она обомлела: Алёша молча стоял с широко открытыми глазами, а его ладонь лежала на раскалённой плите. Только после того, как она подбежала и рванула его ручку, а затем схватила сынишку на руки, он заплакал... Рубцы от ожога остались на ладошке на всю жизнь...
     Как-то Елена пожаловалась поселковому детскому врачу, что у сынишки постоянно бывает температура 37,2;, хотя он неплохо себя чувствует. И врач предложила для установления диагноза положить малыша в Магаданскую детскую больницу. Женщина согласилась, и мальчика определили в стационар лечебницы. Через неделю Лена забрала сына из лечебного заведения с двумя заболеваниями: воспалением лёгких и диспепсией. Сказалось пребывание ребёнка на сквозняках и постоянные жидкие молочные каши, к которым он не был приучен... Та же поселковая врач вновь направила их в стационар, на сей раз — в соседний с Хасыном посёлок Стекольный.
     В больнице Стекольного малыша лечили антибиотиками, а кормили всё теми же молочными кашами. Когда через неделю Лена с Анатолием приехали проведать сынишку — они увидели скелет, обтянутый кожей, ребёнок не мог подниматься с кровати. Всё, что Лёша съедал, тут же вылетало обратно или проскакивало, не усваиваясь и не задерживаясь в организме. Мальчик медленно угасал. Анатолий прислонился к дверному косяку, и по щекам его потекли слёзы.
     Елена решительно завернула сына в одеяло, взяла на руки и направилась к выходу. Медики преградили дорогу и потребовали расписку о том, что она забирает ребёнка добровольно, без согласия врачей... Когда она вышла из палаты с сыном на руках, к ней подошла пожилая нянечка с круглым, милым лицом и протянула бумажку.
   - Позвоните по этому номеру поздно вечером, и я расскажу вам, как спасти ребёнка.
     Нянечка Зоя по телефону посоветовала Лене через каждые три часа давать Алёше ложку рисового отвара, без соли, сахара и жиров. Постепенно отвар стал «приживаться», и ребёнок медленно пошёл на поправку.
     Несколько раз приезжала «Скорая» из Магадана, врачи требовали вернуть ребёнка в лечебницу, но Лена была непреклонна. Ночами, сидя возле сынишки, она обращалась с молитвой к Богу: «Господи, Боже Милостивый, сколько раз в жизни Ты хранил меня от бед! Благодарю Тебя, Господи! Нянечка — это чудо, посланное Тобой, спасшее моего ребёнка».
     Вскоре Алёша уже сам садился в кроватке, хватал ручонками поднесённую ложку и с удовольствием заталкивал себе в рот... Ещё через пару недель Алёшу приняли в детсад, и Лена вышла на работу...
     До весны Елена проработала в партии физ. свойств горных пород, постепенно знакомилась с людьми в поселке, много гуляла с Лёшей, следила за его восстановлением после тяжёлой болезни, последствия которой временами проявлялись...
     Весной рабочие будни оживились благодаря замечательному событию. Среди геологов в экспедиции нашёлся парашютист, имеющий за плечами 300 прыжков. Он организовал секцию парашютного спорта в экспедиции и прыжки с парашютом с самолёта АН-2 от Магаданского клуба. Начались занятия по парашютному спорту. Для новичков инструктор говорил.
   - Как только шагнете с самолета, скажите в уме: «семьсот тридцать один» — три раза, и парашют раскроется. Если не раскроется, дергайте за ручку запасной.
     Прыгали на полосу старого заброшенного аэродрома на 47-ом километре от Магадана. Все парашюты благополучно раскрывались. Но, как выяснилось, вместо «731» почти все повторяли три раза: «не раскрылся», «не раскрылся», «не раскрылся», — и тут парашют раскрывался, после чего, если новичок не терял сознание, то с чувством облегчения, ощущал под собой прочное сидение из ремней, вспоминал, что нужно делать, чтобы «рулить» парашютом и приземлиться в нужное место.
     На прыжки секция выезжала три раза. Полосой приземления являлась довольно узкая старая взлетная полоса для самолётов. С одной стороны от неё находился брошенный посёлок с высоковольтной электролинией, с другой — лиственный лес. В связи с этим не обошлось без курьёзов. Несколько парашютистов, боясь попасть на электролинию, так усердно «рулили» от неё, что приземлялись в лесу. Потом они долго снимали с деревьев парашюты и выбирались оттуда по глубокому снегу. Геофизик Люба Важенова, спустившись в посёлке, попала ногами в форточку барака, а парашют перекинуло ветром через крышу. Но самое смешное произошло с красивым и честолюбивым главным геофизиком экспедиции Валерой Ивановым. Он приземлился в этом же посёлке, видимо, «в отключке», и попал прямо на крышу деревянного туалета, а купол парашюта накрыл это сооружение. Потом целую неделю вся экспедиция покатывалась со-смеху, а Валера говорил: «Чтоб я ещё хоть раз!...».
     Елена новичком не считалась, у неё ещё в студенческие годы было осуществлено три прыжка с парашютом с аэростата под Москвой в Крылатском. В результате у Лены получилось семь прыжков, и ей дали третий разряд по этому виду спорта.
     Примерно в это же время члены другого клуба прыгали в районе реки Магаданки. Стало известно о произошедшем там потрясающем случае. Впервые прыгала девчушка-чукча. После прыжка самолёт нырнул в воздушную яму и подцепил хвост стропы её парашюта. Девочка крутилась на стропах за самолётом, который делал над рекой круг за кругом, кренился вправо и влево, безуспешно пытаясь сбросить парашют. Было ясно — если он сделает посадку — девушка погибнет, если будут летать — кончится горючее и погибнут все. Инструктор из открытой двери самолёта бросил ей на веревке нож и крикнул, чтобы она перерезала стропы и в падении дернула за ручку запасного парашюта. И девочка, впервые прыгавшая с парашютом, это сделала. Она перерезала стропы, запасной парашют раскрылся, и приземление прошло благополучно. Опытные парашютисты, знавшие, чего стоил этот поступок, оценили его. Девчонку наградили золотыми часами, грамотой и ещё чем-то.

     В Московском геологоразведочном институте Елена приобрела две профессии: основную — геолога и по ускоренной подготовке — дополнительную — геофизика, в её дипломе значилась специальность: «горный инженер-геофизик». В апреле 1963 года ей предложили работу геофизика в полевой гравиметрической партии. Она дала согласие на перевод и улетела в отпуск «на материк», в Москву. На летний полевой сезон она решила оставить Алёшу со своей мамой...
     По возвращении из Москвы Елена начала работать в новой партии. Народ здесь ей понравился, состав был, в основном, молодёжный, в ходу был юмор, без грубости и пошлости, тонкий, лёгкий, как бы «между прочим».
     Руководила работами старший геофизик Татьяна Силина. Шла подготовка к выезду партии в поле, в село Марково, находящееся более, чем в 1000 километрах северо-восточнее Хасына в Чукотском автономном округе.
     В коллективе провели организационное собрание, на котором обсудили готовность к полевому сезону. После официальной части расходиться никому не хотелось. Придумали тему разговора: создание общественного фонда. Постановили: всем спорить и заключать пари по всем поводам, проигравшие вносят суммы в фонд общества. С не спорящих взимается штраф, опять же в пользу общества. Можно штрафовать за маты, тоже в пользу общества. Но вдруг выяснили, что, в этом году никто не слышал ни одного ругательства. Тогда вспомнили маты прошлого года и пришли к выводу: мало ругались.

     Потянулись дни в ожидании выезда.
     Выезд в Марково состоялся в начале июня. При подлёте к селу открылась бескрайняя водная гладь и крыши затопленных домов — река Анадырь, на берегу которой находилось Марково, вышла из берегов. Выбрали узкую, относительно сухую площадку, поставили палатки, оборудовали лагерь, сплавали на лодке в поселковый магазин за спиртным и отпраздновали начало полевого сезона.
     Селение Марково, самое старое на Чукотке, появилось в середине XVIII века. Село довольно большое, около ста деревянных домов, население — русские и коренные жители Чукотки чуванцы.
     Съёмка проводилась в пределах так называемой Парапольско-Бельской низменности, с запада и северо-запада граничащей с хребтом Щучий и Анадырским плоскогорьем, а с востока и северо-востока — Алганским кряжем и хребтом Пекульней. Низменность представляет собой заболоченную равнину, протягивающуюся в северо-восточном направлении на расстояние порядка 500 километров, на поверхности которой местами поднимаются холмы и увалы высотой от 50 до 80 м. Основной водной артерией является река Анадырь и её притоки: реки Белая, Майн, Мамолина, Убиенка, Щучья и др. Центральная часть Парапольско-Бельской низменности — Марковская впадина — наиболее заболочена, сплошь покрыта многочисленными озёрами (их десятки тысяч), соединёнными реками и протоками; при взгляде на топографическую карту она походит на огромное море с островками суши. Проводить гравиметрические работы на таких площадях возможно только десантным методом с вертолёта.
     Работы велись двумя вертолётами МИ-1 и МИ-4. В одной из групп оператором была Лена, во второй — Люба Важенова (та самая, которая при прыжке с парашютом влетела ногами в форточку барака), в третьей — Вера Апанасенко, сыгравшая в будущем существенную роль в судьбе Лены. Лена и Люба внешне являли собой полную противоположность. Лена — небольшого роста, кареглазая, с миловидным округлым лицом, шапкой густых, тёмных волос, которые во время работы она заплетала в задорные косички, чтобы не мешались. Люба — высокая, худенькая, с узким лицом, светловолосая.
     Маленький вертолёт МИ-1 вмещал трёх человек: пилота, оператора и барометриста. Барометристом у Лены был техник-геофизик Миша, мужчина лет 30-и, долговязый, весёлый и покладистый. В его обязанности входило осуществление замеров, позволявших определить высоту в точке наблюдений, помимо этого, Миша помогал Елене в подготовке площадки для работы с гравиметром.
     Работа была нелёгкой: 30-35 взлетов и посадок в день. Три минуты на земле и три минуты — в воздухе. За три минуты на земле надо было вбить кувалдой в мерзлоту три железных штыря, уложить на них чугунную плиту, поставить на неё и отрегулировать капризный и нежный гравиметр, взять и записать отсчёт, раскачать кувалдой и вытащить штыри. За это время пилот делал круг в воздухе, т.к. на земле он сотрясал бы почву и мешал брать отсчёт по прибору. За три минуты в воздухе оператор должен был сориентироваться на местности, наколоть на карте и на аэрофотоснимке точку следующей посадки, уложить карты и снимки на место. Так что весь день работа была сверхнапряжённой и очень ответственной, т.к. всё было очень дорогим: и час работы вертолёта, и прибор-гравиметр, и секретные карты и снимки. Со временем Лена стала умудряться из трех минут на земле выкраивать секунды, чтобы спешно обобрать несколько кустов голубики и проглотить сочные и спелые ягоды.
     Как-то раз во время очередной посадки при открытых дверях на приличной высоте сквозняком вырвало из лямок топокарты, и они улетели, порхая в воздухе. Лену охватил ужас, — за потерю секретных документов грозило очень суровое наказание, это хорошо понял и пилот. Высадив Елену с Мишей, он поднял машину в воздух и полетел в том направлении, куда унеслись бумаги. Через несколько минут вертолёт где-то приземлился, затих, потом опять затарахтел. И вот машина села, и пилот вручил Лене карты и аэрофотоснимки, ругаясь, что из-за её небрежности пришлось с большим риском садить вертолёт на маленькую поляну среди деревьев...
     В один из дней бригада полакомилась свежей медвежатиной. На КП, расположенном в тундре, на баростанции дежурили два студента, фиксировали изменение атмосферного давления и прочие показания, необходимые для внесения поправок при проведении съёмочных работ. Они жили там постоянно, примерно через месяц меняясь парами. Иногда к ним «на чаёк» залетали бригады гравиметристов. Парни очень радовались появлению людей «извне», оживлялись, много рассказывали о своей жизни в дикой, безлюдной тундре. В один из лётных дней вертолёт приземлился на КП, и Лена с Мишей и пилотом попали на настоящее пиршество. Как раз перед этим ребята убили медведя, и на противне уже лежали кусочки поджарившейся печени. Обед выдался вкусным и сытным. К большому сожалению, нужно было улетать, чтобы продолжить работу.
     Однажды в полёте среди бескрайней, незаселённой, пустынной тундры они с вертолёта заметили нечто похожее на крест. Сооружение стояло на высоком холме, окружённом кольцом озёр. Приземлились, подошли к массивному деревянному кресту, прочно укреплённому, почерневшему от времени. На прикреплённой табличке с трудом различалась надпись. Это был памятник, воздвигнутый в 1747 году государеву служителю майору Павлуцкому, погибшему в этих местах...
     В середине XVII века Семёном Дежневым в 18 километрах от нынешнего села Марково вверх по реке Анадырь был заложен Анадырский острог, что явилось началом освоения Чукотки. Попытка обложить чукчей налогом (данью пушниной) в пользу «белого царя» встретила сопротивление у воинственного коренного населения. Соседние с чукчами народы — эвены, юкагиры, коряки, ительмены — тоже периодически бунтовали, но «ясак» платили и считались подданными России. Чукчи называли себя «луораветлан», что в переводе с чукотского — настоящие люди. Они презирали огнестрельное оружие и в битвах использовали только копья с каменным или костяным наконечником, деревянные луки и стрелы; защитой воинам служили кожаные латы и костяные панцири. Условия жизни и суровая природа создали из них прирождённых воинов, храбрых, умелых и выносливых. Полтора столетия длились жестокие Чукотские войны, в битвах с русскими воинами, использовавшими ружья, гранаты и пушки, чукчи неоднократно одерживали верх, пользуясь численным превосходством. Воодушевлённые победами, они совершали набеги на соседние стойбища коряков и иных коренных жителей, грабили кочевья и убивали их вождей. Для усмирения немирных чукчей власти Российской империи отправили в поход к Анадырскому острогу Якутского воеводу майора Дмитрия Павлуцкого.
     Один из боев с непокорными аборигенами под руководством Павлуцкого состоялся в марте 1747 года неподалёку от впадения реки Орловки в Майн. Чукотская армия, в шесть раз превосходившая отряд Павлуцкого, одержала победу — в рукопашном бою погибло почти половина русских и их союзников коряков, в том числе — и сам Павлуцкий. Чукчам досталось много трофеев: знамя отряда Павлуцкого, железная пушка, четыре десятка ружей, много холодного оружия и снаряжения, а также стальная кольчуга майора.
     Результатом этой и последующих стычек с чукчами явилась ликвидация спустя 24 года Анадырского острога. Лишь в конце XVIII века взаимоотношения русских с непокорными чукчами были налажены на основе торговли (обмена). То, чего не получилось добиться жестокими войнами, успешно состоялось благодаря обмену табака, медных изделий, бисера и прочих товаров на шкуры песца и моржовые клыки...
     Памятник в виде деревянного креста, снятый Еленой Лучининой и иллюстрирующий этот рассказ, как записано в её дневнике, «прекрасно сохранился и посреди неоглядной тундры производил сильное впечатление»...
     В нелётные дни, когда бушевала непогода, все занимались обработкой материалов в большой «камеральной» палатке. Здесь, как и прежде до выезда в поле, царил добрый юмор.
     Палатки отапливались солярными печками. Трубы часто засорялись, и тогда дым из печек начинал идти не в трубу, а через дверцу в палатку. А в печке скапливались пары солярки, которые затем взрывались, и две конфорки с шумом подлетали вверх, а по палатке летали чёрные хлопья копоти. Иногда это происходило ночью, со сна обитатели палаток хватали палки и начинали стучать по трубам, чтобы прочистить их. От шума просыпались все, кто находился в соседних палатках, слышались проклятья и угрозы, которые, впрочем, к утру забывались.
     В конце августа почувствовалось приближение зимы, задули сильные ветры, температура опускалась до нуля, ждали первый снег. Лена поспорила с чудаковатым рабочим, которого все звали по отчеству — Михалыч, который утверждал, что до их отъезда снега навалит по колено. Лена полагала, что, если снега и наметёт, то немного. В результате, когда снег всё же выпал, вспомнили, что забыли уточнить, по чьё именно колено будет снег — Лены или его самого (Михалыч был высоким и тощим). В конце сентября речушка Куйла недалеко от посёлка покрылась тонким льдом. Вообще, куйлами называют протоки Анадыря, уходящие от реки на значительное расстояние, летом местами пересыхающие (например, Прорва, Платонова, Средняя и множество других).
     Коллектив партии, в основном, питался в поселковой столовой. В сентябре случилось непредвиденное: закончились наличные деньги в партии, а пополнение по какой-то причине не поспело. Последние рубли истратили на коллективный поход в кино в клубе. Старым зарубежным фильмом все были довольны, но после похода в кино осталось 49 копеек на всех. В столовой взяли на эти копейки 4 чая и 4 куска хлеба с маслом. Повариха вдруг стала бурно уговаривать взять ещё омлет и рагу, пришлось внушительно объяснить, что больше у них нет денег, от слова «совсем».
     А на другой день повезло, и случился шикарный обед. Везение появилось в виде медведя, который ночью на помойке за палатками гремел пустыми банками. Мужчины не растерялись — взяли фонарики и прогнали непрошеного гостя. А утром вдруг обнаружилось, что косолапый выцарапывал смерзшиеся пельмени, прежде выброшенные. Пельмени выковыряли и днем их сварили. Шикарно поели! Главное, к ним нашлась припрятанная кем-то к случаю бутылка шампанского!
     В дневнике Лены есть записи: «7, 8 октября был мороз -10;. Но нужно лететь на работу, заканчивать съёмку. Вылетели легко одетыми и в резиновых сапогах. Вид имели бледный. Но зато на точках так лихо плясали с Мишей под своё «ля-ля», так взбрыкивали и вертелись, что позавидовал бы любой плясун-профессионал. И ничего — согрелись и дотянули маршрут до конца... На день рождения начальницы Тани приготовили подарки: Миша — пенициллиновую бутылочку со спиртом, Юра — пачку сахара, обвязанную ленточкой, Лёня — охапку дров, а Петя - телеграмму с разрешением вылета в Хасын... Денег нет ни у кого. Варим по очереди остатки крупы. Пришла телеграмма от экспедиционного начальства: «Срочно обеспечить Забельцеву выезд в Хасын». Миша предлагает ответить: «Забельцев ослаб от голода. До получения денег он будет безнадёжен... Вместо денег получаем телеграмму от начальника экспедиции Жизова: «Не ешьте медвежатину, есть случаи отравления»... Дубарь -10° с сильным ветром. И кушать всё время хочется...».
     В палаточный лагерь вдруг повадились норки. Они забирались ночью в палатки, пугали людей. Все просыпались то от женского визга, то от мужского ругательства.
     В соседней партии, где работал муж Лены Анатолий, случилось ЧП. После взлёта с высоты 300 метров упал вертолёт. Машина и приборы в ней разбились, а люди отделались шишками. Вертолёт упал на болото. Оператора-гравика чуть не раздавила бочка, полная бензина. Но он успел, лежа на спине, отклониться, и придавило только плечо. Пилоты, боясь взрыва, кинулись бежать, потом, разом оглянувшись, не обнаружили оператора. Не говоря друг другу ни слова, кинулись к вертолёту, извлекли человека, и сразу на всех напал истерический нервный смех до слез...
     В 20-ых числах октября, когда морозы достигли -15-20; закончился полевой сезон. Все сотрудники геофизической партии возвратились в Хасын и приступили к камеральным работам.

     Анатолий взял отпуск и вылетел в Москву, он должен был забрать Алёшу и возвратиться обратно в Хасын вместе с ним. Лена очень соскучилась за сынишкой и ждала встречи.
     В камералке, где она по-прежнему трудилась, как и до выезда в Марково, работа сопровождалась лёгким юмором. В дневнике Лены остались краткие заметки, свидетельствующие о доброжелательной, непринуждённой обстановке в коллективе: «Долго нам не давали начальника. В партии установилась анархия. Но т.к. народ добросовестный, все выполняли свою работу — наносили на план профиля, строили карты, разрезы. В конце каждого часа – десятиминутный общий отдых. Все оживлялись, шутили, читали стишки и отрывки из смешных книг. И ещё в перерывах частенько придумывали что-то юморное, в зависимости от своей фантазии. Повесили огромный плакат «Узаконенная сверху анархия — мать порядка» с соответствующим оформлением (кости, череп, а на знамени — пляшущий анархист). Каждый день понемножку галдели, обсуждая сложившееся в партии положение. Пока что-то громко доказывал геофизик Юра, за его спиной повесили плакат «Место орателя». Он обвинил Любу Важенову в кокетстве (интеллектуальном), и над ее столом вырос плакат: «Я — интеллектуальная кокетка». Над столом старшего геофизика Тани Силиной: «Хочу начальника!!!»
     Для завершения отчёта по летним гравиразведочным работам в Марково в помощь прислали молодого геолога из другой партии Гошу Синельникова. Высокий, симпатичный, очень обаятельный парень. Большой лоб с чуть наметившимися залысинами, смешливые глаза, открытый, искренний взгляд. У Лены сразу же установились с ним тёплые, доверительные отношения. Ещё в Марково Лена начала курить — тяжёлая, ответственная работа, постоянное напряжение. Во время совместных перекуров они с Гошей очень сдружились, возник взаимный интерес, и появилось как-будто что-то недосказанное.
     Зима выдалась свирепой. В наступившем 1964 году морозы частенько достигали -40; и ниже. В воздухе стоял морозный туман, деревья обрастали густым сверкающим инеем, лёд на реке взрывался пушечными выстрелами, наледь залила весь посёлок.
     Маленькому Лёше было без малого три года. Он ходил в детский сад, где очень хорошо топили, и за зиму ни разу не заболел. Малыш рос очень забавным человечком, смешно выговаривал слова и, отвечая на обращения взрослых, вкладывал свой, особенный смысл.
     Со стороны казалось, что семья у Лучининых — счастливый и прочный союз, а в их доме — мир и согласие. Они были очень красивой парой. Она — невысокая, женственная, чернобровая, с красивыми карими глазами, ямочками на нежно округлых щеках, с копной роскошных волос. Анатолий — высокий, стройный, спортивного телосложения, светловолосый, голубоглазый, приятный в общении, приветливый. Замуж Лена выходила по большой взаимной любви, и после замужества за прошедшие три года она ни разу не пожалела, что связала свою судьбу именно с ним, — на него можно было положиться во всех отношениях: непьющий, заботливый отец и муж. Анатолий страстно любил молодую жену, любил свой дом, уют, помогал в домашних делах. И вдруг в их жизни появились сложности...

                Продолжение: http://www.proza.ru/2018/01/30/1309