17. 20. 9 декабря 1943-го

9-го над областью боев  стояла низкая, не выше пятисот метров, облачность, порой сплошная.
Было довольно холодно, температура упала  до минус 10 градусов.
{10.14, л.36}

Глубокие колеи грунтовой дороги, разбитой в распутицу, сковало морозцем,  и на колдобинах машину сильно трясло.
Часть раненых, включая отца, возможно, впали в беспамятство.

Издалека доносились отзвуки боя, не затихавшего который уж день.

Киевская оборонительная операция была в самом разгаре.
Провал в ноябре немецкого контрудара его организаторы и исполнители –
и фельдмаршал фон Манштейн, и генерал-майор танковых войск вермахта фон Меллентин –
после войны объясняли распутицей.
Жалкие их оправдания я приводил в главе 16.9 «Распутица».
 
Но и в морозном декабре, когда погода, казалось бы, перешла на их сторону,
германские войска не сумели достичь поставленной цели – вернуть себе Киев.

Листаю журнал боевых действий 1-го Украинского фронта.
В боях 7-го участвовало до 500 немецких танков, ночью и днем 8-го – 400–500.
{10.14, л.23, 27}
9-го во второй половине дня немцы бросили против 60-й армии Черняховского и 1-й гвардейской армии Кузнецова
пять танковых дивизий, в том числе 1-ю, 7-ю, 16-ю, еще одну неустановленной нумерации,
танковую дивизию СС «Адольф Гитлер», а также две пехотных и охранную дивизии.
{10.14, л.34}
Так происходило и далее.

Дважды в декабре 4-я танковая армия противника пыталась прорваться к Киеву: 6–14 декабря через район Черняхова
и 19–22 декабря – через район Коростеня.
Но как ни тужились гитлеровцы, они – и танки, и пехота – вязли, тонули в непроходимой, как трясина, 
обороне 1-го Украинского фронта.
Так что не бездорожье и распутица, но мужество и стойкость наших бойцов и командиров –
вот что помешало немцам добиться успеха в контрнаступлении. 
Почти полтора месяца тянулись они к столице советской Украины, но продвинулись лишь на 35–40 километров. {См.: 13.4.33}

Увы, не мог участвовать более в этой ожесточенной битве мой отец.
9 декабря старший лейтенант Пискунов Петр Тимофеевич был эвакуирован в ППГ-153г.
Так значится в приказе.
{6.2, л.221 об.}

Расшифровывается приведенная мной аббревиатура как полевой подвижной госпиталь № 153 головной.
На деле это был ПЭП (приемный эвакопункт) 1-й гвардейской армии, а точнее, 153-й головной полевой эвакуационный пункт
с эвакоприемником.
 
Это целая структура, которая состояла из ЭП (эвакоприемника) и нескольких АПГ (армейских полевых госпиталей).
Она принимала всех носилочных раненых из дивизионных медпунктов и полевых госпиталей,
расположенных в ближних тылах войск. 

Большая часть стоящих перед ней задач прямо или косвенно относилась к моему отцу.
Здесь, прежде всего, сортировали раненых, выявляли осложнения, требующие немедленной операции.
Во-вторых, временно госпитализировали оперированных и отяжелевших в пути раненых. 
В-третьих, в армейских полевых госпиталях оказывали специализированную помощь (нейрохирургическую, офтальмологическую, стоматологическую).
И, наконец, здесь готовили носилочных раненых к дальнейшей эвакуации.
{14.109, с.38}

Располагалась ГБА (госпитальная база армии) в 15–20 километрах от переднего края.
Как подчеркивал Е.И. Смирнов, возглавлявший в те годы Военно-санитарное управление Красной Армии,
большее расстояние «в ходе наступления армии затрудняло медицинское обеспечение ее войск». 
{14.36, с.274}

Привезли старшего лейтенанта Пискунова туда, где «по лесу были раскиданы меченные красными крестами
палатки армейского госпиталя…»
{14.70}
Но и там его держали сравнительно недолго.

С возникавшими осложнениями могли справиться только высококвалифицированные врачи узкой специализации.
Такие были только в глубоком тылу.