Новые рассказки о старом. Беспредельный космос

БЕСПРЕДЕЛЬНЫЙ КОСМОС
О бойся Бармаглота, сын!
Он так свирлеп и дик,
А в глуще рымит исполин —
Злопастный Брандашмыг.
Льюис Кэрролл (1855-1881), перевод Д.Орловской
«Ну, змей, ну, Бармаглот!» - Поминал про себя следователя нехорошими словами Владимир Георгиевич, исполнительный директор корпорации «Роскосмос», отец семерых детей и уже два месяца, как постоялец СИЗО №5 «Водник», поднимаясь с первого этажа на третий. – «Куда они меня теперь? Наверно, к «блатным», как он мне пообещал на последнем допросе. Жаль! У нас в «пятисотой» такая компашка достойная подобралась – сплошь доценты с кандидатами (сам Владимир Георгиевич был доктором наук)! И поговорить на одном языке было с кем и поддержка, какая-никакая от них была. А теперь загонят к ворам, и придется, хошь-не хошь, «по фене ботать»! – И он протяжно вздохнул, то ли с тоски, то ли от долгого подъема по лестничным ступеням. – «И повод-то как им вовремя подвернулся с этим матрасом долбаным – вмиг нарушение порядка оформили, и будьте любезны, гражданин задержанный – пожалуйте в камеру попросторнее!» - Он опять вздохнул, но на этот раз уже с сожалением, об оспариваемом с соседом матрасе.
Сосед при переезде в другой СИЗО оставил было этот ключевой предмет тюремного обихода Владимиру Георгиевичу, да неожиданно прибыл обратно и потребовал вернуть свое наследство. А на старом матрасе вообще не было никакой возможности спать нормально: пружины и проволока железной койки пролезали сквозь рваную вату и больно кололи тело. Бессонница напрочь лишала возможности концентрации во время допросов, а посему пришлось бороться за психическое здоровье всеми доступными средствами. В «хате» была камера, так что, считай, сам повод предоставил начальству осуществить «обещанное».
- Стоять! Лицом к стене! Руки за голову!– Команды одного из конвоиров живо вернули задумавшегося Владимира Георгиевича в тягучую пенитенциарную реальность. Он остановился возле камеры № 600 (похоже, расположенной аккурат над своей бывшей №500), положил пакет с немудреным скарбом на пол и повернулся к зеленой стене.
Пока первый конвоир, дежурный по третьему этажу, «шмонал» его с головы до пят, другой подошел к двери, отодвинул заслонку на окошечке и заглянул внутрь новой «квартиры» бывшего топ-менеджера «Роскосмоса». Внимательно осмотрев пространство, брезгливо убрал нос от отверстия и задвинул заслонку обратно. «Таак… - протянул про себя Владимир Георгиевич, - значит, видеокамеры у них тут нет!» Потом конвоир засунул в скважину замка длинный ключ, повернул его пару раз и гостеприимно распахнул перед Владимиром Георгиевичем тяжелую металлическую дверь.
- Вперед! – Опять скомандовал первый, и новый жилец послушно переступил порог новой «хаты». Она была по размерам не больше предыдущей, но в ней вместо шести одинарных было столько же двухъярусных кроватей – «шконок», и, значит, количество обитателей гипотетически должно было быть вдвое больше, чем в его прежней камере. Осмотревшись, Владимир Георгиевич обнаружил пару десятков любопытных глаз, разглядывавших его из-за стола, со шконок и даже из-за дверки туалетной кабинки слева от входа. Вздохнул еще раз, обреченно, и - шагнул вперед.
Дверь за спиной с лязгом захлопнулась, и ключ в замке вновь дважды повернулся, обозначив бывшему топ-менеджеру начало новой главы его тюремной «карьеры». Он спокойно, с достоинством, подошел к столу, стоявшему посреди камеры, кивком поздоровался с обществом и спросил, кто здесь будет «смотрящий».
С крайней от входа и ближней к окну шконки неторопливо поднялся поджарый мужик в очках, аккуратно свернул и положил на стол газету и пригласил Владимира Георгиевича: - Да ты присаживайся, земляк! – Потом повернул в пол-оборота голову к кому-то и добавил уже другим тоном, не терпящим возражений: - А ну-ка, Цыпа, сверни нам с зёмой цигарку, да чифирку сооруди в чифирбаке.
- Ты по какой статье к нам в гости, мил человек? – Вежливо продолжил «смотрящий», - Вижу, что не «блатной»… Но и на «фраера» тоже не похож. Кто ты?                - На воле был исполнительным директором в «Роскосмосе». А сейчас иду по ст.159, часть 4. 
Владимир Георгиевич понимал, конечно, что еще до его перевода в новую камеру, ее обитатели по межстенному телеграфу были оповещены о приходе нового постояльца, о статье и прочих подробностях его тюремного настоящего. Но таков был ритуал, и ему в ближайшее время предстояло в переносном и буквальном смысле «тереться задами» с новыми сокамерниками, а посему надо было наводить мосты.
- Мошенничество в особо крупном размере, совершенное группой лиц по предварительному сговору? – Снял очки старшой и посмотрел на новенького с любопытством. – А чего ж тебя к нам подселили, а не в «Лефортово» или, там, в «Матросскую тишину»? – Владимир Георгиевич только пожал плечами: мол, откуда мне знать? «Смотрящий» прикурил свернутую Цыпой цигарку, шумно затянулся, задержал дыхание и протянул ее новичку: - Пыхни, земляк, успокой нервы! – И медленно выпустил из сжатых губ струю дыма.
- Да не курю я, спасибо! – Извинительным тоном произнес Владимир Георгиевич. Не хотелось начинать знакомство с отказа, но недавняя операция на плече, плюс больное сердце - это не шутки.                - Так и я не курю! – Усмехнулся старшой, а за ним оскалились и остальные постояльцы камеры №600. – Так, пыхаю! – И опять поменял тон: - Эй, Цыпа! Чифирь заварил? Тогда тащи его сюда, на «общак»!
Владимир Георгиевич знал, что «общаком» на жаргоне называют стол. Чифирить ему тоже не хотелось: крепость заварки в таком «чае» была запредельная, и неподготовленное сердце могло ее просто не выдержать. Получался второй отказ, да еще в самом дебюте. Надо было срочно выходить из создавшегося положения в миттельшпиль.
- У меня тут сало с хлебом с последней «дачки» остались. Не желаете к чаю? – поспешно полез он в свой пакет.                – А почему бы и нет? – Вопросом на вопрос ответил старшой. И одобрительно добавил: - Умеешь ты уважить по понятиям, директор! - И обвел взглядом остальных: - Айда, мужики: новый квартирант проставляется за прописку!
Два раза сокамерников приглашать не пришлось – все мигом расселись за столом, кто как мог. Надо сказать, что вид у большинства новых соседей Владимира Георгиевича был отнюдь не «блатной». Скорее, это были какие-то погоревшие коммерсанты. Более-менее «авторитетно» среди них выглядел только «смотрящий». Потом, из разговоров, Владимир Георгиевич понял, что основная масса сидящих – мелкие наркодилеры, включая смуглого, почти не говорившего по-русски колумбийца Густаво.
Какой-то молодой парень в спортивном костюме и кроссовках на босу ногу вытащил из-под шконки некое подобие ножа, выточенного из алюминиевой ложки и аккуратно, насколько ему позволяло несовершенное орудие, порезал хлеб и сало на всех сидящих. Особо большой кусок сала со шкуркой он передал «смотрящему» со словами: «на карцер».
Владимир Георгиевич был знаком и с этой традицией тюремного братства – передавать часть передач наказанным зэкам в карцер, равно как и вновь прибывшим из КПЗ, где их вообще ничем не кормили по нескольку суток. Даже баланды позорной не давали.
Остаток дня прошел в задушевных разговорах – как на воле повязали, да что «следаки» на допросах шьют, да во что свои «предъявы» обувают. Владимир Георгиевич особо языком не трепал – себе дороже могло выйти, но и от ответов не уклонялся – ему здесь до самого суда, быть может, предстояло кантоваться.
Старшой отвел ему место на втором ярусе соседней шконки и дал почитать пару газет. Газеты были относительно свежие, прошлогодние, и в одной из них Владимир Георгиевич даже обнаружил статью про себя самого. Называлась статья: «Прогресс» упал не один. Директора «Роскосмоса» отправили в СИЗО за старые грехи». В ней агентство Life.Ru сообщало, что:
Согласно декларации о доходах Владимира Евдокимова за 2015 год, у него было 4 квартиры в России, одна квартира в Латвии, два машиноместа, один земельный участок площадью около 16 кв.м, внедорожник Mercedes GL350. Годовой доход он заявил почти в 15,1 миллиона рублей. Что касается супруги Евдокимова, то у неё в долевой собственности 3 земельных участка, два коттеджа, два садовых дома, 5 квартир в России, одна в Латвии, одна на Мальте, а также одно машиноместо. Автопарк супруги состоит из бюджетного Chevrolette Aveo, Mazda и джипа Mercedes ML-350. Её доход в 2015 году составил почти 8 миллионов рублей.
Владимир Георгиевич отложил газету, глубоко вздохнул и не менее глубоко задумался. Вспомнил, как предложил на декабрьском суде внести за себя залог в 30 миллионов, а суд неожиданно ему в этом отказал. Вспомнил еще, как ездил в Воронеж на сборочный завод после очередного падения ракеты-носителя, и как орал матом на директора, на следующий же день подавшего со страху в отставку.
Старшой, тоже читавший газету на первом ярусе соседней шконки, опустил очки на нос, взглянул испытующе на ворочающегося топ-менеджера «Роскосмоса», повернулся на бок и негромко спросил:                - Так за что же тебя к нам подсадили, зёма? А? По сравнению с твоими объемами мы тут все букашки-козявочки, в навозе ковыряющиеся.                – Да не знаю я! – Взмолился бывший топ-менеджер. – Шьют, что еще когда я в ОАК был, якобы мухлевал с ценами оборудования для самолетов и вертолетов. Земли какие-то на Ходынке у них за пятак купил, а за рубль потом им же и сдавал.                – Ага! А ты там, типа, и рядом не стоял?                - Ну, как не стоял?! – Владимир Георгиевич, чтобы не орать на всю «хату», даже слез со второго этажа шконки и опустился на табурет напротив старшого. – Я там работал.                – Один работал?                - Как это – один?! – Выпрямился директор. – Это ведь не контора «Рога и Копыта», там огромный коллектив был. Мы же не рукавицы брезентовые – мы самолеты производили. Про «МиГ»-то наверняка слыхал?                – Слыхал. – Подтвердил «смотрящий». И пропел с хрипотцой: - «Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь». – Подождал минутку, пока остальные зэки перестанут гоготать и спросил: - Так и чего же тогда тебя одного из такого большого и дружного коллектива к нам на курорт отправили? Не занес вовремя кому надо?                - Ничего я никому и никогда не заносил! – Напрягся Владимир Георгиевич. Не хватало только еще 291ую в дополнение к своей 159ой накликать!                - Ну, не заносил, так не заносил… – Примирительно усмехнулся «смотрящий» и закурил. – Хотя, с другой стороны, может, тебя сюда и командировали за то, что не занес. Не поделился, то есть, с пацанами по понятиям.                – Нечем было делиться! – Отрезал Владимир Георгиевич. – И вообще я предпринимательством уже давно не занимаюсь. Мне проблем с качеством сборки движков для «Протонов» вот так хватало! – Тут он провел ребром ладони по шее.                – А ты не показывай на себе… – Посоветовал старшой, стряхивая пепел на пол. - Плохая примета!                - Не верю я в приметы.                - А надо бы… - Опять прищурился старшой. – С семьей давно разговаривал? – Сменил он вдруг тему. Владимир Георгиевич вначале не понял – про какую семью тот говорит? Потом напрягся – а вдруг про Валю? Или про детей тоже знает?? Но очкарик пояснил: - У нас тут тоже мобила есть в «хате». Пацаны пользуются по очереди. И ты попользуйся. – Зевнул и обратился ко всем подслушивавшим беседу: - А теперь отбой. Кино закончилось. Спокойной ночи, малыши!
Зэки послушно отвернулись от стола и натянули на уши одеяла. Владимир Георгиевич кряхтя полез к себе на второй этаж, а старшой проводил его взглядом, подождал, пока тот уляжется и достал из-под шконки шариковую ручку. Оторвал от газеты клочок бумаги с угла, где было мало текста, и что-то долго царапал на нем. Потом обернул «маляву» трубочкой вокруг огрызка карандаша, положил сверток в целлофановый пакет и тщательно обмотал его суровыми нитками. Подошел к форточке, забросил со второго раза сверточек между решеток и стал спускать его вниз.
Отмотав нужные метры ниток с клубка, взял свободной рукой «чифирбак» и постучал им по полу - два раза коротко, и, после паузы, еще раз. Через какое-то время нитку потащили, и старшой стравил еще пару метров. Потом снизу подергали, и он намотал обвисшую нитку на клубок. Жизнь продолжалась.
………………………………………………………………………………………
В «хате» мало-помалу налаживался быт: приходили передачи, проходили собеседования, ежедневно гуляли по «чердаку», по пятницам всей семьей ходили в баню. Владимир Георгиевич сочинял сказки для своих детей, переправлял их с оказией на «волю» и постепенно стал лучше понимать состояние космонавтов, живущих месяцами в изоляции на МКС. Сокамерники, кстати, быстро дали ему погоняло «Космонавт». Его это устраивало. Все лучше, чем «Цыпа».
После прогулок «смотрящий» иногда не возвращался вместе со всеми в камеру, задерживался где-то на полчаса-час. На вопросы «коллег» по камере отвечал, что ФСИН пасет за состоянием дел в «хате», пытается завербовать его как «стукача», но он всегда уходит в глухой отказ. Может, так оно и было. Кто ж его проверит?!
Но Владимир Георгиевич, на всякий случай, ни с ним, ни с кем-либо другим из соседей особо не откровенничал и Валентине в самом первом телефонном разговоре, еще из другой камеры, приказал не называть ничьих имен. Кроме тех, что он сам уже назвал на допросах.
А на допросы его вызывали чуть не каждый день. Он отмалчивался – знал от адвоката, что за него стоит горой сам генеральный директор «Роскосмоса» Комаров, и, значит, молчание для него было поистине золотым.
Кроме написания детских сказок Владимир Георгиевич увлекся еще одним делом – преподаванием русского языка. Кучерявый колумбиец Густаво по-русски бы ни в зуб ногой, и следователи регулярно пользовались этим, заставляя честного контрабандиста подписывать неведомые ему бумаги. Сердобольный топ-менеджер как мог, учил его грамоте, а заодно и сам запоминал какие-то слова на испанском. Слова “puta” и “mierda”, например, запомнил сразу, поскольку колумбиец говорил их всякий раз, когда его уводили на допрос.
Так в творческих трудах и нудных допросах прошла зима. Дело подходило к международному женскому дню 8 Марта, следствие шло ни шатко, ни валко, и терпение у Космонавта стало иссякать. Поздравляя по «мобиле» жену Валентину, он неожиданно для себя сорвался и попросил ее передать «кому надо», что если его не вытащат отсюда, то скоро он перестанет молчать. «Смотрящий» внимательно прослушал этот разговор, но виду не подал и новых «маляв» ночью по «дороге» не отправлял. Только поле субботней бани задержался чуть дольше обычного.
Через пару дней в «хату» подселили новенького – крепкого невысокого парня лет тридцати. На традиционный вопрос о том, кто он и по какой статье сюда пожаловал, парень немногословно ответил, что работал водителем-экспедитором в подпольном цеху по производству «паленого» алкоголя и «залетел» с грузом. А после безуспешных попыток силовиков раскрутить его на искупительную «пошлину», в кабине, совершенно случайно обнюханной натренированной на наркоту овчаркой, вдруг обнаружился пакетик с марихуаной.
- Не при делах, значит? – Прищурился «смотрящий», прикуривая свернутую Цыпой цигарку.                – Не-а! – спокойно ответил новенький, демонстративно повернулся к нему и остальному обществу спиной, бросил на одеяло пакет и сам с прыжка взлетел на второй ярус отведенной ему шконки.
Изумленные сидельцы «хаты» молча переглянулись. Но старшой молчал, как рыба об лед, и учить новичка обходительным манерам поперек батьки никто не отважился. «Космонавт» тоже не стал долго удивляться - не до того ему было.
Очевидный ступор следствия и отсутствие общения с интеллигентными собеседниками раздражали его все больше и больше. Он не раз просился вывести его в стоящий во дворе православный храм - хоть со священником по душам поговорить, но все время получал отказ. Единственным достойным собеседником оставалась лишь адвокат. Но сдаваться следствию Владимир Георгиевич отнюдь не собирался.
В пятницу, как обычно, все пошли в баню. Как обычно, «смотрящий» не вернулся после помывки сразу в «хату», а где-то задержался. Но вместе с ним задержался и новенький, а это было уже непонятно. Зайдя в «хату», народ стал оживленно обсуждать отсутствие двух членов камерной «семьи» и выдвигать различные конспирологические версии.
Пожалуй, одному только Космонавту было наплевать на это событие: ему надо было успеть дописать очередную сказку для домашних до предстоящего свидания. Поэтому он быстро развесил выстиранное белье на спинку кровати для просушки и залез к себе на второй этаж, чтобы продолжить творческий процесс. Сказка называлась «Неблагодарный раджа»:
Жил как-то давно в славном городе Пуна, что в индийской Махараштре, один могущественный раджа из рода Ядавов. Был он сказочно богат, но удовлетворения ему богатство не приносило. Хотелось радже, чтобы осталась после него память на века. А какую память могут оставить горы золота и драгоценных камней, если они есть и у других раджей?
Но вот прослышал он от заезжих купцов, что где-то далеко на юге, в Керале живет знаменитый мастер корабельных дел. Что будто бы может он строить невероятной прочности и надежности суда, способные преодолеть целый океан.
И вот захотелось радже нанять этого мастера, чтобы построил тот ему такой корабль. И чтобы послал он, раджа, на этом корабле экспедицию далеко-далеко, и открыла та экспедиция какие-нибудь неизведанные страны. Вот тогда-то уж точно память о нем осталась бы на века у благодарных потомков!
Послали немедленно за мастером и привезли его из далекой Кералы в Махараштру, пред светлые очи махараджи.
- Сможешь ли ты построить мне такой корабль, чтобы он без страха бороздил просторы океана, достиг тех земель, откуда к нам приходил тысячу лет назад великий Искандер и даже проник еще дальше – туда, где еще не ступала нога человека? – спросил раджа строителя кораблей.                – Смогу, о величайший из великих! – сдержанно поклонился мастер.                – Тогда проси все, что тебе будет нужно! – приказал раджа и повелел немедленно издать указ о предоставлении мастеру любых средств из казны. – Когда корабль будет готов, я заплачу тебе столько золота, сколько ты сам весишь. Приступай! Да ешь побольше, чтобы не быть таким худым ко дню окончания стройки!
Придворные подобострастно засмеялись шутке повелителя и дружно встали на колени и на ладони, касаясь чалмами мраморного пола, чтобы приветствовать его вселенскую мудрость. Мастер, склонившись в полупоклоне, спиной вышел из зала, а казначей, стоявший за спиной махараджи между двумя опахальщиками, проводил его долгим завистливым взглядом.
На речной пристани неподалеку от города на следующий же день занялась стройка. Подводы, запряженные равнодушными ко всему, кроме жвачки, буйволами, непрерывно подвозили сюда лес, китовый жир, древесную смолу, канаты из кокосовых волокон и провиант. Голые до пояса рабочие с восхода до заката что-то пилили, строгали, склеивали, стягивали.
Уже начали крепить к тиковому килю деревянными болтами нижние части шпангоутов. Уже пропитывали кокосовые канаты шахаму – смесью извести и китового жира, а доски будущей обшивки – растительным маслом для защиты от древоточца тередо. Уже послали людей в далекие предгорья Гималаев за соснами для мачт и рей. Корабль - самбука, как их называли в Керале, рос как на дрожжах, и авторитет кораблестроителя в глазах махараджи рос вместе с ним. Но больше всего и быстрее всего росла зависть обойденного вниманием раджи казначея.
Мастер торопил десятников и рабочих. Нужно было успеть спустить судно на воду до прихода сезона муссонов, чтобы по большой воде оно смогло беспрепятственно дойти до открытого моря. Но однажды утром, когда он после омовения в реке выходил на берег, его укусила какая-то змея, спрятавшаяся в сложенной на камне одежде, и он несколько недель провалялся в жару в своем шатре.
Странные видения мучили его во время долгих приступов бреда. Будто бы попал он в огромную пещеру, полную несметных сокровищ. И охраняли те сокровища гигантские кобры, а самыми большими и страшными из них были две пятиголовые: кобра-отец и кобра-мать. И вот подполз к нему и прошипел ему прямо в лицо отец-кобра: «Теперь ты знаешшшь нашшш язык! Не упусти свой шшшанс!»
Когда болезнь прошла, и мастер смог выйти наружу, красавец-корабль предстал перед ним уже спущенным в реку. Нужно было просто подождать несколько дней, пока проконопаченные и просмоленные швы разбухнут и перестанут пропускать внутрь воду. После этого оставалось только оснастить его необходимым в дальней экспедиции снаряжением и снабдить припасами, и можно было пускаться в путь.
- Кто руководил работами, пока я болел? – спросил мастер одного из своих помощников.                – Великий раджа приказал заместить Вас казначеем! – поклонился тот.                – А разве счетовод что-то понимает в чертежах? – удивился мастер.                – Нет, конечно! – ответил помощник. – Я не раз пробовал предложить свои услуги. Но он все время говорил, что любой другой, кроме него, захотел бы нажиться на поставках материалов и на оплате работ. А отвечать перед махараджей пришлось бы ему.
Ничего не сказал мастер в ответ. Только попросил помощника опереться на его плечо и поднялся на борт своего детища, чтобы проверить все самому. Нехорошее чувство возникло у него. И, к своему горькому сожалению, он оказался прав.
Шпангоуты были не из арабской камеди, а из непрочной местной акации, мачту не выдержали, как положено, под прессом в сухом безветренном месте и ее перекосило от влаги, а рулевое весло вообще еле поворачивалось в пазу! Выходить на этом судне в открытый океан было бы самоубийством. «Проклятый вор и завистник!» - подумал бедный мастер про казначея и чуть не заплакал.
С тяжелым сердцем отправился он во дворец махараджи. Встал перед господином на колени и рассказал о невозможности выполнить договор в срок и отправлять судно в плавание.               
 – Чтоооо?! – рассвирепел раджа. – Да как ты смеешь говорить мне это, когда сезон муссонов вот-вот начнется?                - Не доглядел я, о, великий! – взмолился бедный мастер. – Пока в жару лежал, заменил твой казначей нужные материалы на более дешевые. Да и те сляпал кое-как, даже помощника моего слушать не захотел. Теперь все заново начинать придется…                - Да дозволит мне великодушный махараджа рассказать всю правду! – рухнул на колени перед властелином коварный казначей.                – Говори! – насупился раджа. – Да будь краток - муссон на подходе!                - Все материалы были заказаны непосредственно им, о, великий! – И указал пальцем в перстне с огромным рубином на мастера. – Что, не так, скажешь?!                - До болезни моей так и было! – крикнул мастер. – А после ты все поменял по своей выгоде!                - Моя выгода – это величие моего раджи! Да ниспошлет ему Вишну долгую жизнь и сохранит нынешнюю карму! – возвысил голос казначей. – И если уж на то пошло, то все подрядчики будут мне свидетелями, что ты, именно ты приказал привезти материалы, из которых построен корабль!                - Да ты сам с ними в доле, бесчестный! – возопил мастер, понимая, что против стольких показаний он не выдержит. И протянул руки к радже: – Молю тебя, сжалься надо мной, о, всемилостивый!!                - Довольно! – Хлопнул рукой по подлокотнику трона махараджа, да так сильно, что слуги с опахалами поневоле отскочили с испугу назад. – Вот тебе моя милость: посидишь пару дней в колодце со змеями! Выживешь – твоя правда. Нет – туда тебе и дорога! – и приказал слугам: - Увести!
Схватили слуги махараджи несчастного мастера и поволокли его к колодцу. А коварный казначей смотрел, как того тащат через весь зал по полу, ехидно про себя ухмылялся и плотоядно потирал руки.
Бросили слуги мастера в глубокий колодец, вырытый между воздушных корней векового баньяна и стали смотреть, что он будет делать среди ядовитых змей. А мастер после змеиного укуса и болезни, стал понимать язык животных и птиц. И, когда его тащили к колодцу, слышал, как две майны на баньяне щебетали промеж себя:            
- Я тебе, кума, точно говорю: если он против пятиголовой кобры-матери устоит, то будет и жив, и сказочно богат в придачу!                - А ты-то, кума, откуда знаешь?                - Я вчера тут с мужем после ужина сидела, и разговор змеиный подслушала. Говорили они, что если кто им поможет выбраться из ямы, то они ему покажут пещеру, где клад лежит.                – Так как же он поймет, чего они хотят, если он по-змеиному не говорит?                - Это он раньше не понимал. А теперь понимает и сам по-ихнему шипеть может. Вон та песчаная эфа укусила его у реки с месяц тому назад, а он выжил и стал понимать язык животных.                – Ну, тогда давай смотреть, кума. Спорим на личинку короеда, что он и минуты не продержится?
А мастер тем временем упал на упругий змеиный клубок, вскочил на ноги и увидел прямо напротив своего лица десять пар взъяренных глаз и пять открытых пастей с отвисшими жалами приготовившейся к атаке кобры. Но еще до того, как пять пар ядовитых клыков вонзились в него, успел  прошипеть:
- Я пришел помочь вам, о, мать-кобра!                - Ты понимаешь наш язык?! – Удивилась кобра. - Кто ты? И чем ты нам можешь помочь?                - Я мастер корабельных дел. К вам попал по навету проворовавшегося казначея махараджи. – Тут все змеи снова зашипели, а кобра пояснила:                - Нас сюда тоже бросают по его приказу. Он узнал от одного укротителя змей, что мы охраняем древний клад в горах и с тех пор хочет нас заставить показать к нему дорогу.                – Я этому не удивляюсь! – сказал мастер. – Если он жесток с людьми, то на вас ему вообще наплевать с высокой мачты.
«Чего это они там внизу шипят, а его не кусают?!» - недоумевали наблюдавшие сверху слуги: - «Надо немедля радже донести! Тут без колдовства не обошлось». – И побежали наперегонки во дворец.
- А как же ты нам сможешь помочь?- спросила мастера пятиголовая кобра, сворачиваясь в несколько колец. – Колодец высокий – из него еще никому выбраться не удавалось.                – Ну, и вы не короткие! – улыбнулся мастер. – А такелаж на судне всегда можно удлинить, чтобы до верхней реи наверняка достало! – и показал на толстый корень баньяна, вонзившийся в землю рядом с колодцем.                – Погоди-погоди! – опять приподняла над кольцами головы кобра. – Ты что, хочешь нас по очереди на него закинуть? Так это даже моей длины вряд ли хватит, чтобы туда долететь!                - Ты меня не поняла, о, мать-кобра! – опять улыбнулся мастер. – Я не собираюсь забрасывать вас туда по очереди. Я свяжу вас морскими узлами и закину первую. Она потащит за собой вторую, а та – третью, и так далее. А за последнюю ухвачусь и я – уж все вместе вы меня вытащите отсюда как-нибудь, да?                - А ты мудр, о, мастер! – одобрительно зашипела пятиголовая кобра. – Не зря мой муж приказал песчаной эфе укусить именно тебя.                – Это не мудрость, о, мать-кобра! – отмахнулся мастер. – Это образование, опыт и навыки. – Он прикинул еще раз расстояние до корня баньяна и обратился к двум королевским кобрам по два с лишним метра длиной: - Начнем, пожалуй, с вас… И надо поторопиться – скоро слуги приведут сюда казначея с отрядом.
И вот сделали змеи так, как им сказал мастер. А когда они все выбрались из колодца, то пятиголовая кобра велела стае обезьян обвязать вокруг корня баньяна несколько лиан и спустить их в колодец. Мастер ухватился за лианы обеими руками, уперся ногами в стенки и выкарабкался наружу. А у подружек-майн от увиденного широко раскрылись их желтые клювы, вывалились языки, и они даже и думать позабыли про свой давешний спор.
Змеи привели мастера к пещере в горах и показали ему место, где был спрятан клад. Но мастер взял из него лишь несколько золотых перстней с большими изумрудами и рубинами, поблагодарил за награду кобру-отца и кобру-мать и стал прощаться.               
- Погоди! – прошипела удивленная кобра-мать. – Разве ты не хочешь взять больше? Или надеешься вернуться за остальным потом?                - Нет, о, мать-кобра! – отвечал с улыбкой мастер. – Я не собираюсь возвращаться в ту землю, где меня благодарят клеветой и смертью за мой труд. А того, что я взял, мне достаточно, чтобы построить такой корабль для людей, что добрая память обо мне осталась бы среди них надолго. Спасибо вам еще раз – вы, пресмыкающиеся, оказались честнее всех прямоходящих правителей и их завистливых слуг! – поклонился и ушел.
А разгневанный магараджа приказал вернувшемуся с пустыми руками казначею взять своих людей, сесть на новый корабль и плыть далеко-далеко. И долго-долго. Простить их он пообещал только в том случае, если они откроют земли, где текут молочные реки с кисельными берегами, назовут эти земли Новая Махараштра и объявят их суверенным владением великого махараджи.
Но корабль с завистливым и жадным казначеем не выдержал испытания на прочность и в первый же шторм утонул в океане недалеко от берегов Индии. Состарившийся махараджа умер в беспросветной скуке среди ослепительной роскоши и через некоторое время был забыт всеми. Даже разругавшимися из-за наследства родственниками.
А вот среди змей до сих пор жива легенда о Великом Мастере, спасшем их из плена и построившем потом много прекрасных кораблей. Вы сами можете услышать от них эту легенду, если будете как-нибудь ненароком в Индии. Для этого никаких специальных знаний не нужно - просто научитесь понимать язык и надежды других».
………………………………………………………………………………….........
Перечитав написанное, Владимир Георгиевич удовлетворенно улыбнулся и аккуратно сложил листки в конвертик. В выходные к нему должна была придти на свидание жена с подарками (для всей с нетерпением ожидающей праздника «хаты», конечно!) – поздравлять с наступающим 55-летним юбилеем, и он собирался передать ей эту сказку.
В камере было как-то непривычно тихо. Только ровное посапывание и, временами – храп, доносились с соседних шконок. То ли свежепомытые сидельцы сняли с себя в бане стресс и «догнались» чифирком, то ли еще чего… Но обычно ночная жизнь в тюрьме продолжалась до полуночи, как минимум, а то и до утра.
Взглянув вниз и вбок, Владимир Георгиевич, обнаружил и «смотрящего», спящего безмятежным сном невинного младенца. А приподнявшись слегка на локтях, увидел за кроватной решеткой и голову недавно подселенного парня, также гостившего у Морфея. Подумал, как велика все-таки сила искусства, если даже запоздалое возвращение в камеру соседей не смогло отвлечь его от творческого процесса. Еще раз счастливо улыбнулся, повернулся на бок и заснул.
Но сон его по каким-то причинам оказался беспокойным. Снились ему все больше пятиголовые кобры и даже стоглавые гидры, приводящие его, мастера космических корабельных дел, в свои заветные закрома и сказочные пещеры, где ископаемого богатства хватало поначалу на всех. Брали, кто сколько мог унести, «а все не скудело добро»!
И все было хорошо ровно до той поры, пока запасы те не начали заметно уменьшаться, а количество голов у животных не начало, наоборот, увеличиваться прямо пропорционально уменьшению. Мягкая вежливая речь приглашенных на пир постепенно уступила место мерзкому шипению и угрожающему рыку, потом кто-то вонзил в другого зубы и – понеслась!
Прижавшийся к стенке пещеры заслуженный «Космонавт» с ужасом наблюдал, как вчерашние гостеприимные хозяева вкупе с изысканнейшими гостями рвут дружку на куски и едят поедом. С воем, рыком, повизгиванием, хрустя перемалываемыми костями и причмокивая от удовольствия.
Бочком, бочком, по стеночке стал выбираться Владимир Георгиевич из предательских катакомб, но перед самым выходом был остановлен чьим-то издевательски задушевным вопросом: - «Отчалить, что ли собрался, кораблестроитель? Баблонесущий крейсер «Владимирпутья», типа готов к полету в космос??» - Повернулся на голос и увидел стоящего в рост Бармаглота, закрывшего начисто проход своим гигантским туловищем.
- Ты что же это, отец родной, сам нас сотворил, а теперь от нас же «сибаса» втихаря решил? – Иронично, как «следак» на допросе, спросил дракон, закинул ногу за ногу и оперся согнутым крылом о скалу. – А посидеть «на дорожку»? Нет?! Ну, ладно…– И смачно, сквозь клыки, сплюнул огненным шаром себе под ноги. – Но смотри, сказочник, ежели кому расскажешь про наши закрома – всем твоим будет «чик»! Вот такой!! – И полоснул, звероящер поганый, своим длиннющим когтем прямо по горлу Владимира Георгиевича.
Тот схватился рукой за пораненное место, вскочил весь в липком поту, задыхаясь, и… вместо тусклой пещеры оказался в своей камере. Свет горел, соседи похрапывали и посапывали, как ни в чем ни бывало, а Владимир Георгиевич сидел у себя на втором этаже и все не как не мог понять – что это за чертовщина ему только что приснилась? И с какого лешего??
Кряхтя, слез на пол, надел сланцы и пошлепал, волоча дрожавшие ноги, к туалету. Открыл дверку кабинки, зашел, расстегнул ширинку и облегченно вздохнул, когда тугая струя наконец ударила в писсуар. Это облегчение и стоило ему жизни.
Пока Владимир Георгиевич приходил в себя, прислушиваясь к успокаивающему нервы бульканью мочи, с соседней шконки в бесшумном прыжке слетел на пол недавно подселенный ниндзя. В два следующих прыжка он оказался уже у туалетной кабинки, неслышно открыл ее дверку, запечатал левой ладонью рот расслабленному «Космонавту», откинул назад его голову и зажатым в правой руке керамическим ножом молниеносно перерезал сонную артерию.
Кровь из артерии брызнула фонтаном, вмиг перекрасив и смывной бачок, и всю стену за ним. Бедный бывший топ-менеджер схватился инстинктивно за горло, чтобы зажать рану и остановить кровь, да куда там!
Бесшумный ниндзя, продолжая сжимать мертвой хваткой запрокинутую голову «Космонавта», еще пару раз ткнул его ножом под сердце, подождал для верности и опустил обмякшее тело на толчок. Нож аккуратно вложил в окровавленную руку жертвы, проверил, не заляпался ли где сам по неосторожности и так же бесшумно, как и пару минут назад, вернулся на свое место. Молчавшие до этого момента «смотрящий» и некоторые другие затаившиеся обитатели камеры вдруг, как по команде, захрапели.
А перепивший с вечера чаю Густаво проснулся около четырех утра от нестерпимого желания опорожнить переполненный мочевой пузырь. Быстро вскочил в сланцы, и, зевая на ходу, посеменил к туалету. Увидел стекающую из-под дверки ручьем кровь, приоткрыл дверку и тут же заорал недуром на весь третий этаж: - «Puta madre! Que mierda!» После чего стал колотить, что есть мочи в камерную дверь.
Остальные сокамерники «Космонавта» только после этих криков и стуков узнали о случившемся. И, разумеется, ничем не смогли помочь ФСИН в расследовании экстраординарного происшествия. Только что дописанной сказке опытные сотрудники СК РФ не придали ни малейшего значения. Следствие зашло в тупик. Правда, кучерявый Густаво, вытирая обильные слезы, все пытался что-то рассказать «следакам», но им-то с недоучившего русский язык колумбийца какой был толк?!