2. Первая Боевая служба в океане

      

                На снимке: подводная лодка выходит выходит из базы в Западной Лице в час ночи.  Вот такая на Севере ночь и такое Солнце ночью!

               (Предыдущее см. http://www.proza.ru/2017/12/04/1480)

                Боевая служба, (БС), в те годы была далеко не таким рядовым явлением, как  стала позже. Считалась опасным, рискованным делом, исключительно ответственным.  Холодная война была в разгаре, в любой момент она могла обернуться «горячей». И те, кто уже был развернут на позиции в морях и океанах, должны быть в полной боевой готовности выполнить любую задачу, поставленную командованием.
                Главной задачей наших многоцелевых подводных лодок было обнаружение в разных районах мирового океана и длительное слежение за авианосными ударными группами, (АУГ), США, за крупными боевыми кораблями и подводными лодками США, Англии, Франции. В полной боевой готовности к их немедленному уничтожению с получением приказа по радио. Точно такую же задачу имели и они, и, прежде всего, по поиску, слежению за нашими подводными лодками в готовности к их уничтожению с началом боевых действий. Так что подводники, в отличие, скажем от пехоты, каждый раз, выходя в море на Боевую службу, постоянно находились в соприкосновении с вероятным противником, практически в готовности  к бою, ощущали настоящее, не учебное противодействие сил и средств США и НАТО.
                Сейчас я уже могу признаться, что в те времена мы тайком от начальства, (хотя вряд ли оно о том не знало), даже аварийно-сигнальные буи приваривали к корпусу. В мирное время они могли нам помочь в случае аварии, но в боевой обстановке они, в результате взрывов глубинных бомб отделившись от корпуса и всплыв на поверхность, могли нас погубить. (Такой случай самопроизвольной отдачи АСБ был, например, у нас на «С-44» при отработке задачи №2 в полигоне БП).

                Борьба с советскими подводными лодками в США, была поставлена на уровень национальной задачи. На её решение работали все силы и средства государства. И не без успеха. Вместе со странами НАТО ими были созданы мощные противолодочные рубежи на маршрутах развертывания наших подводных лодок, стационарные системы их обнаружения в океанах, маневренные корабельные, авиационные, а позже и космические противолодочные  силы. А самыми опасными для нас были и остаются их многоцелевые атомные подводные лодки. Именно они способны лучше, чем другие, искать, обнаруживать и длительно следить за нами в готовности к уничтожению.
                Отсюда способность скрытно обойти все ловушки, рубежи, и сохранение скрытности дальнейших действий в назначенных районах мирового океана являлось для нас одним из важнейших условий выполнения боевой задачи. Даже выход из базы на Боевую службу осуществлялся, как правило, ночью, с соблюдением полного радиомолчания, о дате и времени выхода никто на берегу не должен был знать. И только  после длительного похода на пирсе лодку встречало командование, с оркестром и построением личного состава дивизии.

                Вот почему выполнение задач Боевой службы доверяли только высоко подготовленным кораблям и экипажам. Были в дивизии и такие, которым выполнять Боевую службу просто не доверяли. Я лично знаю командиров, которые, пока другие ходили в море, они, ни разу не побывав на Боевой службе в такой должности, заканчивали Академии и дорастали до высоких должностей вплоть до Командующих флотом. А мы вышли на Боевую службу сразу же по окончании отработки задач уже в мае того же года. Конечно, это была высокая оценка наших трудов, высокое доверие экипажу и лично командиру А. Семёнову. При скромной внешности, он обладал очень сильным, светлым умом и волей. К тому же, как я говорил, имел за плечами Академию и опыт службы в должности командира.
   
          Видимо потому на нашу первую Боевую службу мы вышли даже без старшего на борту из числа командования дивизии или флотилии, как это было обязательно для экипажа, впервые выходящего на БС.  Обязательным было также наличие на борту второго допущенного к самостоятельному управлению кораблем офицера, кроме командира корабля. Понятно зачем. Во-первых, командир не железный, не может постоянно быть в ЦП, а во-вторых, мало ли что с ним в длительном походе может случиться. Как правило, это должен быть свой, допущенный к самостоятельному управлению подводной лодкой старпом, или  командир с другого экипажа. У меня же вышло так, что, будучи полностью занятым кораблем и экипажем в процессе подготовки и сдачи задач, свои зачеты на допуск к самостоятельному управлению кораблем я сдать до конца не успел. И, тем не менее, мы вышли самостоятельно, без единого постороннего человека на борту. Значит, и командир, и командование дивизией доверяли и мне, старпому.

          Итак, в начале мая 1971 года, ночью мы вышли на свою первую Боевую службу. Выходили из базы, соблюдая полное радиомолчание,  и даже не включая ходовые огни. Дошли до точки погружения, погрузились и начали переход по особому плану. Этот план вместе с боевым приказом в те времена командиру вручали в штабе флотилии в опечатанном виде. Его содержание, в котором указывался маршрут перехода, боевая задача, режим связи с берегом и так далее, не знал никто, до командующего флотилией включительно. Управление подводной лодкой на БС осуществлялось с КП СФ или ГШ ВМФ.    
   
            После вскрытия совершенно секретного пакета уже на подводной лодке, схему маршрута с указанием точек и времени их прохождения, районов действий командир вручал штурману лично в штурманской рубке. Только там штурман наносил маршрут на путевые карты.  Вход туда посторонним лицам, кроме командира, старпома и замполита был строго запрещен. С Боевым приказом командир знакомил только их и представителя Особого отдела, который выходил с кораблем на БС в обязательном порядке. Сейчас, спустя много лет, я могу рассказать о том, что нам предстояло, конечно, только в самом общем виде, и только то, что в наши дни всем известно из СМИ.

           Нам предстоял переход со скрытным преодолением противолодочных рубежей  в подводном положении через моря Северного Ледовитого океана в  Атлантический, и дальше - в Средиземное море. А там – поиск и слежение в заданных районах за атомными ракетными подводными лодками, авианосцами США. На выполнение задачи отводилось до трех месяцев.  Многие из нас, подводников, в таком длительном походе оказались впервые. Слышать слышали от коллег о том, что выдержать такое время в подводном положении, не всплывая, в условиях ограниченного пространства, среди постоянно работающих механизмов и горящих ламп освещения, в постоянном напряжении весьма непросто. Но можно. Если не давать себе слабину.

          О первой нашей «автономке», (так обычно между собой подводники называют Боевую службу),  особенно для тех, кто  не знает, что это такое, позволю себе рассказать несколько подробнее.

          Поход начался,  пошли дни за днями, складываясь в недели и месяцы. Корабль переходил из одного часового пояса в другой, а для экипажа время оставалось неизменным, московским. (Когда всплывали под перископ на сеанс связи или для уточнения места в то время, как по нашим корабельным часам и распорядку была глубокая ночь, странно было видеть ясный день, солнце). В первые дни новичкам особенно тяжело привыкать к замкнутому пространству, постоянному гулу механизмов, невозможности всплыть, подышать, тем более покурить. На наших подводных лодках того поколения курилок не было, так что о курении приходилось сразу же забыть, что для многих в начале похода было особенно тяжело. (Интересно, что я, как и другие подводники, и тогда, и позже начисто забывал о курении и других земных заботах с момента погружения  до всплытия,  абсолютно безболезненно).

           Сутки в плавании насыщены не только вахтами на Боевых постах и Командных пунктах, но и занятиями, тренировками, учениями. При прохождении противолодочных рубежей, узкостей, при обнаружении подозрительных целей и т.д. , в том числе ночью, объявляется Боевая тревога. При этом часто объявляется режим «Тишина», когда выключаются лишние механизмы, не разрешается шуметь, стучать и т.п.
           Все подводники несут вахту в три смены, по 4 часа. Мы с командиром меняемся на ГКП в первое время через 8 часов потом через 12.  Тот из нас, кто находится на командирской вахте в Центральном посту, действует по плану перехода или в районе поиска установлением контакта с обнаруженной целью, её классификацией, слежением за ней, если окажется та, за которой надлежит следить. Готовит корабль к всплытию под перископ на сеанс связи, донесения на берег о месте и действиях вероятного противника при слежении за ним, для уточнения места корабля в море и так далее.
           Другой отдыхает, и занимается своими делами. Например, у меня это планирование на сутки, руководство учениями, работа с документами, обходы отсеков с проверкой порядка, несения вахты на Боевых постах. Помимо упомянутых выше тревог, в том числе и в начале слежения за целями, нередко возникают «нештатные» ситуации, когда приходится объявлять аварийные тревоги, поднимать весь экипаж. В общем, нагрузка приличная. Но она же помогает легче переносить длительное плавание под водой. Мне, например, тяжелее было по воскресеньям, когда мы старались не занимать экипаж ничем другим, кроме несения  вахты, давали всем возможность отоспаться.

           Где-то на второй неделе плавания выходим к Гибралтару. Пройти в Средиземное море через пролив нам предстоит, не всплывая.  Потому заранее уточняем место всеми возможными способами. Потом аккуратно, на максимально возможной глубине, но, чтобы не задеть дно, имея достаточный запас под килем, продвигаемся в пролив. Над нами то и дело проходят надводные корабли, суда различных классов, спешащие в порты Средиземного моря и в обратном направлении в Атлантику. Они прикрывают нас своими шумами от возможного обнаружения «вероятным противником».
           Слава Богу, проходим пролив без приключений. Питаем надежду, что «противник» нас не заметил, хотя, как говорится, и ежу понятно, что в таком месте не поставить средств обнаружения советских подводных лодок он просто не мог. Потому, пройдя пролив, мы еще долго проводим специальное маневрирование по проверке отсутствия слежения за нами. И только убедившись, что его нет, (или оторвавшись от него, если оно было), идем в заданный район поиска атомной ракетной подводной лодки, (пларб), США.  Которая, по данным разведки нашего Генерального штаба, должна нести здесь свою Боевую службу в готовности нанести ракетно-ядерный удар по СССР с получением соответствующего сигнала.

           Мы хорошо понимаем, какая задача перед нами стоит – обнаружить, следить за пларб, с тем, чтобы успеть уничтожить её до того, как она выпустит свои ракеты по нашим городам, нашим людям, в том числе родным и близким. Никто другой, кроме нас, выполнить такую задачу не может!
           И мы ищем. Сутками, неделями утюжим район вдоль и поперек, меняя курсы, глубины, до минимума ограничивая свои шумы. Это значит, отключаем опреснители, холодильные машины, кондиционеры, всё, что можно отключить хотя бы на время. То-есть отказываем себе во многом. Акустики часами напряженно вслушиваются в шумы моря, ГКП тщательно их анализирует, вместе с акустиками классифицируют любую цель. А их здесь много. В случае сомнений - надводная цель или подводная, приходится всплывать под перископ, чтобы окончательно убедиться, есть там, по пеленгу на шум, надводная цель или нет. И каждый раз обязательно объявляется Боевая тревога. Люди выматываются… Иной раз даже не в состоянии проснуться по сигналу Боевой тревоги. И основная задача командиров Боевых частей, командиров отсеков не допускать подобного. А контроль выполнения – за старпомом. Так что приходится самому обходить отсеки и жестко наводить должный порядок там, где это необходимо. Иначе нельзя.

          Найти пларб нам не удается. Утешаем себя мыслью, что в данном районе её сейчас нет. О чем командир и сообщает по радио командованию. В очередной сеанс связи с берегом получаем радиограмму с распоряжением перейти в другой район, найти там АУГ, установить слежение за авианосцем, и каждые 4 часа докладывать по радио о его месте и действиях. На вооружении авианосно-ударной группы не только авиация с ядерным оружием на борту, но и крылатые ракеты. И то и другое в состоянии достать цели на территории СССР, потому оставлять  их без внимания командование не может. Их тоже надо держать на прицеле.

          Это другое дело. Найти АУГ не так уж сложно. И вскоре мы АУГ находим и устанавливаем за авианосцем слежение. А затем длительно следим за его действиями и докладываем на берег каждые 4 часа. Ведь авианосец не просто стоит на месте или идет прямым курсом. Там прекрасно знают, что за ним, возможно, следят подводные лодки пока еще «условного противника», и принимают все меры, чтобы такое слежение сорвать или максимально затруднить. Потому применяются максимальные скорости на переходах, вместо прямого курса - противолодочный зигзаг, маскировка шумов главной цели, т.е. авианосца.
          Однажды мы всплыли для очередного донесения о месте и действиях АУГ, и там, где по данным акустиков должен быть авианосец, его не обнаружили. Он искусно подставил вместо себя крупный корабль охранения  примерно с таким же шумом винтов, как у него, а сам ушел в сторону в неизвестном направлении. Хорошо, что случилось это недавно, а у нас скорость хода под водой больше, чем у него. Вскоре мы его нашли и донесли на берег, где он и что делает. В дальнейшем, конечно, учли и этот способ уклонения авианосца от слежения и больше таких ошибок наши акустики не допускали.

          Авианосец охраняют надводные корабли с соответствующим противолодочным оборудованием и вооружением, противолодочные самолеты, вертолеты. Не исключены и многоцелевые атомные подводные лодки,(пла). А что значит – докладывать каждые 4 часа?  Это значит  минимум за полчаса до всплытия на перископную глубину  объявлять Боевую тревогу, готовить корабль к всплытию, выбирать такую позицию, чтобы тебя не обнаружили. И только потом всплывать под перископ, поднимать антенны и т.д.
 
        Отдых подвахтенных минимум на час прерывается, потом подходит их время заступать на вахту. Так что и при слежении за АУГ нагрузка на экипаж большая. Уже через пару суток люди выбиваются из сил, начинают дремать на Боевых постах. Нетрудно себе представить, чем это может обернуться. Интересно, что на берегу наше командование этого не учитывает.  Видимо считается, что люди, как механизмы, могут работать без отдыха сутками и неделями.

       Выбирая из двух зол меньшее,  приходилось идти на нарушение некоторых инструкций.  Если сначала перед каждым всплытием поднимали по тревоге весь экипаж, как это требуется по руководящим документам, то потом мы с командиром решили объявлять тревогу только ГКП. И командиру быть у перископа.  Но очень скоро становилось ясно, что и ГКП и даже командир не железные, у них тоже постепенно силы иссякают.
 
         И было решено уточнение обстановки, выбор места всплытия и всплытие под перископ с соблюдением всех мер безопасности, передачу радио на берег осуществлять одной боевой сменой, стоящей на вахте.  В том числе командир стал доверять мне полностью свои функции. Разумеется, после того, как лично проверил несколько раз, что я всё, что надо, делаю правильно. И больше не приходил на ГКП во время своего отдыха, если я его туда не вызывал в случаях, когда его присутствие было крайне необходимо.

                Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/04/1511