Запах сырной корочки

Старый Мыш выполз из-под веника, и, как было заведено, попросил у Кухарки разрешения прогуляться по кухне.
С прежней-то  стряпухой он жил вольно. Иногда даже сам ее поддразнивал:). Как выскочит, как кусит зубом, как потянет на себя петельку ее грубого вязаного носка – то-то было крику и веселья!

Нынешняя его повелительница была неулыбчивой, строгой, вся в себе. Сразу завела новые порядки. Нечего хвостатым по чистым полам разгуливать день-ночь! Ну,ладно, выйди када-никада, но попросись! Мало ли, чем она занята, до старых ли ей еще Мышов каких-то!

Но сегодня Кухарка была в настроении, и как было опытному, не раз битому ботинком, и столько же раз обваренному кипятком Мышу, этого не просечь?

Он благодарно поклонился за любезное разрешение погулять, и почапал в дальний угол, стараясь не слишком разбрасывать подагрические лапки – стеснялся своей немочи.

В углу он затаился, и потихоньку занялся тем, о чем любопытная Кухарка никак не могла догадаться, хотя и старалась понять, каким медом Мышу в том полуразвалившемся углу намазано.

А он всего лишь дышал здесь упоительным запахом сырной корочки, которой когда-то угостила его маленькая Девочка - внучка прежней стряпухи,гостившая как-то у нее на кухне. Никто тогда не чинил Мышу препятствий в общении с Девочкой. Она его совсем не испугалась, назвала хорошеньким, почесала за ушком, похвалила  блестящую шерстку, и потом, когда они вволю набегались, напищались и наблестелись глазками друг для друга, подарила ему на прощанье розовую бусину на ниточке, которую сама и повязала ему пониже подбородка. Вкупе с бусиной, Девочка презентовала новому дружку домашней выделки сырную корочку, слаще которой Мыш ничего в своей жизни не едал. Корочку он, как ни экономил, постепенно сгрыз дотла, а розовую бусину у него украла новая Кухарка, когда заступила на место.

Что это еще за мыши тут под ногами крутятся, увешанные драгоценностями? – проворчала она.
И ночью, когда Мыш спал за веником – это место отвела ему новая хозяйка кухни, и тогда же  велела не валандаться под ногами без спросу – Кухарка срезала розовую бусину ножом, зажатым в  заскорузлой своей пятерне, в тыще водах моченой, ста вилками процарапанной,а нитку выбросила в помойное ведро.

...Итак, Мыш-вольноотпущенник сидел в своем любимом дальнем углу, наслаждался запахом когдатошней сырной корочки – дух от нее до сих пор сохранялся сильный, пряный, бьющий через ноздри прямо в сердце – и, из-под полузакрытых от удовольствия век, поглядывал на свою мучительницу.
Она сегодня испекла огромный пирог с капустой, наварила ведро грогу, и теперь наслаждалась свободой.

Было у Кухарки любимое развлечение. В тихие минуты – а их у нее выдавалось немного – вытаскивала она из заповедного сундука резную шкатулку, и разглядывала спрятанные в ней сокровища.

Главным из них был фантик от конфеты, которой когда-то угостил ее на сельском празднике кавалер в благодарность за веселый краковяк, который она с ним тогда протанцевала. Конфетка исчезла в кухаркином рту сразу после танца, а фантик она припрятала – на память.
Был среди сокровищ и орех, оставшийся от большого свадебного торта, который Кухарка пекла со своими подружками, пришедшими ей помогать из соседнего имения. Рядом с орехом лежало стеклышко от бутылки, разбитой за здоровье молодых  - ее нынешних покровителей. Существовало поверье, что стеклышко от свадебной бутылки поможет владелице самой выйти замуж. Да за кого же тут выйдешь? Уж не за старого  ли Мыша, живущего под веником - ха-ха, и боящегося даже звука ее голоса?
Розовая бусина тоже тут лежала, и, поглаживая ее блестящий бочок, Кухарка невольно покосилась на Мыша – не видит ли?
Но Мыш был подслеповат. Один глаз  случайно покалечился у него при родах, когда мама-Мышь помогала ребенку выползти на белый свет, и неловко задела лапкой крошечный его глазишко.

Мыш дышал сырной корочкой, искоса поглядывал на Кухарку, перебиравшую сокровища, и думал о том, что вот от него-то у нее ничего не останется. По той простой причине, что у него ничего нет. Была розовая бусина, но она куда-то пропала! Была сырная, редкого вкуса, корочка, но он ее съел.
И тут Мыш заметил крошечный обрывок папиросной бумажки – нерадивая Кухарка углов не выметала, вот он и завалялся тут, оторвавшись от какого-то праздничного пакета.

А заверну-ка я немного запаха от сырной корочки в эту красивую бумажку, - подумал Мыш, - да и оставлю после себя на память Кухарке. Какая она ни есть, а нет у меня никого, кроме нее. Могла бы вообще не разрешать мне гулять по кухне, но ведь разрешает!
Положит Кухарка мою бумажку в шкатулку, и, рассматривая сокровища, будет моим подарочком любоваться, вдыхать усладительный запах сырной корочки, да, может, вспоминать меня добрым словом - каким я был послушным, покладистым, никогда не кусал ее за вязаный носок, не вытаскивал петли наружу! Когда-то ведь придет  и мой срок уйти в другое Измерение, куда уже, один за другим, перекочевали и мама-Мышь, и папа-Мыш, и двоюродный братик Мыш вместе с тетей Мышью, главной долгожительницей и хранительницей рода...

Сказано – сделано. Мыш кривыми лапками, кряхтя от боли в скрюченных артритом конечностях, аккуратно завернул  унцию запаха в бумажку, закрутил по бокам, как конфетку, и побрел вместе с подарочком на старое свое место, под веник.
Вот и не уйду из мира бесследно, - утешал он себя, преодолевая длинный путь по кухонному полу от угла до угла...

Наутро Кухарка под веником никакого Мыша не обнаружила. Животные ведь, как всем известно, исчезают из жизни бесследно.

На месте, где Мыш спал, лежала только какая-то крошечная папиросная бумажка, которую Кухарка тут же вымела в ведро, и с удовлетворением подумала: ну, вот, убрался, наконец, старый Мыш, туда ему и дорога, кому он тут нужен был?..