Орлов. Третья глава
Гоа! Как много в этом слове
Для сердца русского слилось!
Гоанцев племя зову крови
Опять с зимою подалось
К себе домой. Кто в Мандрем ясный,
А кто-то в тихий Ашвем пляжный,
И под завязку заселён
Богатый Морджима район
(Пускай и как помойка грязный),
Но все дороги в Арамболь
Ведут всегда. Здесь как король
Живёт любой босяк сермяжный.
Гамак, сиеста, море, пляж,
Закат, косяк и спать в шалаш.
II.
А что герой моих записок?
Завидуй, офисный планктон!
Зажил он просто, без излишек,
Как сладкий сон первый сезон.
С утра купался в теплом море,
Гулял на солнечном просторе,
Моднейший выбрил ирокез,
И к жизни снова интерес
Вдруг появился ниоткуда.
Гонял верхом на «пуле» он
Словно для скорости рождён.
На ужин два-три местных блюда
В кругу новых друзей он ел,
Дымил чилумом и балдел.
III.
Неделя быстро пролетела…
Забыта снежная Москва!
С лица стремительно слетела
Чужая маска бахвальства.
И вот Орлов, приятный малый,
Гоанец будто бы бывалый,
Куда-то вечный сплин исчез,
Глаза блестят и нос облез,
Серьги в ушах, в браслетах руки,
Загар как кофе с молоком,
И на шнурке индийский Ом
Висит на шее закорюкой.
И дни спокойною рекой
Вдруг потекли сами собой.
IV.
Орлов к шести часам исправно
Сансет у моря провожал
На арамбольском пляже славном
В известном месте. Где звучал
Ритмичный перестук джамбеев,
Где двухнедельных ротозеев
Гуляет пёстрая толпа,
Гоанцев местных голытьба
В песке там до упаду скачет
Под гулкий барабанов хор.
И гибкий как змея жонглёр
С улыбкой публику дурачит,
Шаров хрустальных он пять штук
На лысине возводит вдруг
V.
Здесь дети в небо запускают
Воздушных змеев. На песке
Кому-то дрэды заплетают.
А у воды невдалеке
Какой-то малый крутит пои.
И грустная красотка строит
Дворец роскошный из песка,
Его слизнёт наверняка
Ночной безжалостной волною…
И продавцов нестройный ряд
Туристов ловит праздный взгляд.
А не купил, так бог с тобою!
И вот, пунцовый солнца шар
Бледнеет, остужая жар
VI.
И в дальней дымке исчезает.
И горстка хиппи в стороне
В песке с гитарой восседают
Кто лыс, а кто-то в седине.
Первопроходцы, пионеры!
Теперь же вы пенсионеры,
Никто не знает вас теперь,
Младое племя входит в дверь
Ступая бодро вам на пятки.
Время летит! Идут года!
И скоро наша череда
Придёт, мой друг, в своём порядке!
И юных поколений строй
Всех нас отправит на покой.
VII.
Смеркалось быстро. Свод небесный
Темнел и щедрою рукой
Пригоршню звёзд творец чудесный
На бархат высыпал ночной.
Пляж опустел. Зажглись лампады
Огнём призывным. Рыбы, гады,
Скворчат на гриле. И Орлов
Бредёт один мимо столов.
Знакомый голос с хрипотцою
Из мрака вдруг зовёт его.
Санёк и больше никого
С его ухмылкой шельмовскою.
“ Какие люди, ёшкин кот! ” -
Орлову руку крепко жмёт.
VIII.
“ Ты как?” “ Освоился отлично, -
Орлов присел и взял меню, -
Проголодаться неприлично
Успел я.” “ Местную стряпню
Тебе советую я смело!
Безукоризненно умело
Здесь всё готовят.” “Например?
Что мне гоанский флибустьер
Здесь посоветует?” “На гриле
Акулий стейк весьма хорош!
Но и цена просто грабёж,
Не Арамболь, а Пикадилли!”
“Мне безразличен прейскурант…
Акула – лучший вариант!”
IX.
Пока несли еду неспешно,
Санёк с чилумом колдовал,
В миксболе он гашиш прилежно
Мельчил, крошил и забивал
Во имя Шивы. Тут же пламя
Санёк с горящими глазами
Из кремня высек колесом.
Ведь как душевно вечерком
(Когда ворчит море волною)
Дым чилума густой струёй
Пускать с приятелем порой
И слышать как в ночи с тоскою
Невидимый малыш-сверчок
Скрипучий пробует смычок.
X.
Орлов поел с большой охотой,
Запил портвейном. А Санёк
Пытаясь подавить зевоту
Подносит снова огонёк
К чилуму. Лучшая приправа
К любому блюду, всё же, право!
Но вот исчез живой задор,
Приятелей беспечный вздор
Вдруг прекратился сам собою…
Над ними звёздный хоровод
Кружил гоанский небосвод,
И в нём падучая звезда
Свой след чертила в никуда.
XI.
По счёту заплатив исправно
К парковке подались друзья.
Друзья ли?! Ведь совсем недавно
(мы скажем прямо, без вранья)
Они как будто ненароком,
Случайно, будто бы наскоком,
Сошлись, не глядя ни на что.
Ровняло только их одно –
Любовь к чудесному бурьяну.
А в остальном, поверьте мне,
Такие разные вполне,
Герои нашего романа.
Орлов богат, Санёк бедняк,
Один чудак, второй простак.
XII.
Санёк всегда душа кампаний,
Орлов - отшельник сумасброд,
Тонкий ценитель книжных знаний.
Санёк же был наоборот
Пример классический невежды,
Немодные носил одежды
И книжек умных не читал,
Зато блестяще блефовал,
Легко мог облапошить в покер.
Орлов же карты не играл,
Угрюмый интеллектуал,
Непревзойденный грустный джокер,
Успел постигнуть жизни суть
Умом подвижным словно ртуть.
XIII.
Саньку всю жизнь со слабым полом
Необычайно не везло.
Орлов безжалостным глаголом
Их жёг. Несметное число
Столичных штучек, дев гламурных,
Красоток скучных, но культурных,
Успел невольно обольстить.
Друзья! Не нам его судить!
Санёк был младшеньким в семействе
(Восьмой по счёту, комом блин)
Не знал он благородный сплин
И жил всегда он по-плебейски
Кремля политику ругал,
Был убежденный радикал.
XIV.
В карман не лазил он за словом,
Слушал и «Shpongle» и «Кровосток»,
Орлов же не был сквернословом,
Он был поэзии знаток.
В отставке Дон Жуан циничный
К утехам мира безразличный,
Ему встаёт в противовес
Неунывающий балбес.
И вот они уж на парковке
Заводят байки и Санёк
Сказал: “Отличный был денёк,
Мне предложить как-то неловко,
Но может быть мы как-нибудь
Поедем вместе трипануть?”
XV.
Орлов заводит байк лениво.
“Давай-ка завтра прям с утра?”
“Давай! Такая перспектива!
Кто бы подумать мог вчера!”
“Заждались марки и кристаллы! -
Сказал гоанский фрик бывалый, -
Я завтра в восемь наберу,
Трип обещает нам жару…”
“Как скажешь!” “Ну, до завтра, браза!
Скорее спать! Пока!“ “Пока!”
Железный Росинант с рывка
Рванул, послушный ручке газа,
По тропке пыльной на мейн-стрит,
Где траффик словно днем кипит.
XVI.
И вот Орлов уже у дома.
Деревня спит. Ни ветерка.
Внутри приятная истома
И тянет в сон. Издалека,
Но вот откуда непонятно,
Гудит басами неприятно
Привычный слуху гоа-транс,
Досадный вносит диссонанс
В немую нежность теплой ночи,
Где светлячок желтой искрой
Всё прожигает шелк ночной…
И спать Орлову что есть мочи
Охота. Проклиная шум,
В постель идёт он наобум.
XVII.
Случаются в Гоа накладки
С жильём, чего уж там таить!
И дом хорош, и ценник сладкий,
Но первой ночью станут выть
И лаять местные собаки,
И до утра и вой, и драки,
Бывает что и местный храм
Устроит на ночь тарарам
И песнопения, и пляски.
И вечеринки громкий шум
Под тыц-тыц-тыц и бум-бум-бум
В ближайших джунглях свистопляской
Греметь здесь может до утра
Вокруг огромного костра.
XVIII.
Орлов лежит. Ему не спится.
Басы над пальмами гудят.
И в темноте в глазах троится
Под гоа-транса звукоряд.
Он встал к окну, Вздохнул печально.
Оплачена потенциально
У копов пати до зари…
“Да что б их! на часах уж три!..
Проклятье! Вот ведь незадача…”
Орлов затылок чешет, он
В раздумья эти погружён
То ли поехать наудачу
На вечеринку поплясать
Или обратно в койку спать.
XIX.
Соблазн велик нарушить слово
Поехать завтра триповать,
Но оказаться пустословом
Не захотел и лег в кровать.
Закрыл глаза, но сон желанный
Морфея дар обетованный
К герою нашему отнюдь
Всё не торопится ничуть.
Встает с постели изможденный,
Включает свет и чемодан
Свой потрошит словно шайтан…
Нашел! Судьбой вознагражденный,
Орлов беруши мнет рукой.
Скорей в кровать и на покой.
XX.
Вот полог звёздный с неба скинув,
Заря встает в молочной мгле…
Орлов всё дремлет, рот разинув.
Уж начинают на селе
Горланить петухи истошно,
Орлов без задних ног безбожно
Всё дрыхнет сладким сном. Но вдруг
Орлова будит новый друг
Звонком безжалостным. “Приятель!
Всё дрыхнешь? Время уж вставать!
Хорош постельку тушкой мять!
Вставай уж!” словно заклинатель
Он повторяет: “Друг, вставай!”
“Уже встаю!” “Давай-давай!
XXI.
Восемь уже! Пора уж ехать!
Пора, красавица, проснись!”
Окей, братан, куда подъехать?
“К заправке!” “Только не сердись,
Скажи где это?” “С Арамболя
Налево едешь мимо поля,
Дорогу держишь на Керим,
За школой будет обозрим
Справа пейзаж с бензоколонкой.”
“Приеду через полчаса.”
“Лады.” Орлов протер глаза,
И пулей в душ. Струёю звонкой
Смывает тяжесть ночи он
И вместе с нею зыбкий сон.
XXII.
На нём и серьги, и браслеты,
Шорты и майка. На крыльце
Он надевает сандалеты
И мысль сияет на лице
О предстоящих нынче планах.
Банкноты мятые в карманах,
Ключи и старый телефон -
Олдскул гоанский, не смартфон,
А в нём лежит под батарейкой
В Психоделический билет.
Защелкнул ржавый шпингалет
Он на веранде. У скамейки
Орлова ждёт недалеко
Железный верный “Мушико.”
XXIII.
Герой наш мчит по Арамболю
От ветра дыбом ирокез!
Простор! Свобода! Солнце! Воля!
Вот это чудо из чудес!
Ганеши лик полощет ветром
На новой майке. Метр за метром
Минует школу и баньян,
Древесный местный старикан,
Что перекресток охраняет
Дороги пыльной на Пернем.
Мимо базара без проблем
Орлов на трассу выезжает,
И газу! Enfield рвёт вперед
Урча и набирая ход.
XXIV.
И вот заправка. Саньки нету
Ещё в помине. И Орлов
Бак заправляет. Старый некто
Весь в дрэдах и седобород,
К нему подходит ниоткуда
Босой, в тряпьё одетый худо.
К Орлову тянется рукой
Этот потрепанный изгой.
Орлов в сторонку отъезжает
От садху странного. Но тот
К нему с улыбкою идёт,
Зубы гнилые обнажая,
Лепечет что-то про себя.
“Эх, ёшкин кот, да чтоб тебя!”
XXV.
К герою нашего романа
Подходит этот охламон.
Полтинник мятый из кармана
Орлов суёт ему, но он
Банкноту эту брать не хочет,
Смеется, ласково бормочет
И пальцем тычет в байк его:
“О, Ганапати! Мушико!”
Потом на майку пальцем снова
“О, Ганапати! Аватар!”
Заладил свой репертуар.
Орлов, нахмурившись сурово,
Промолвил: “Что за басурман…
Чало, май френд ту Пакистан!”
XXVI.
Но тот его совсем не слышит
И не уходит никуда.
Стоит и с предыханьем дышит
Счастливый рядом. “Вот беда!
Да где ж Санёк?! Какие черти
Его в гоанской круговерти
Так долго носят! А взамен
Мне мозг выносит старый хрен!
Причём, видать, умалишенный…
Чало! ЧАЛО!!!” Орлов на крик
Уже срывается. Старик
В свои лохмотья наряженный
Вблизи с достоинством стоит
И убираться не спешит.
XXVII.
“Ну, наконец-то!” На заправку
Санёк въезжает торопясь.
“Пардон, братан! Влетел в канавку…
Но вроде цел…” Санёк, смеясь,
Продемонстрировал царапки.
Похоже, я влетел на бабки…
А это что за знатный дед?”
“Да чокнутый! Мне тет-а-тет
Он задушевный тут устроил,
Реально странный персонаж!
То ли торчок, то ли алкаш…
Погнали!” Рожицу состроил
Санёк индусу-старику
Тот улыбнулся шутнику,
XXVIII.
Дрэдатой головой качая.
Друзья, ударив по газам,
И никого не замечая
Вперёд рванули к чудесам.
Дорога формами играя,
И поворотами вихляя,
Вела в Керим. Через поля,
Где на жаре сохнет земля,
Холмы рукою огибая,
То вниз, то вверх, то вниз опять,
Блеснёт на солнце речки гладь,
И снова джунгли, лес без края,
И вот индийский автопром
Штурмует у реки паром.
XXIX.
Паромщик старый, где ты ныне,
Прожённый солнцем, речной волк?!.
Что снится по ночам отныне?
Паром, машины, речной шёлк,
Гладко идущий за бортами?
Иль мост что между берегами
Стоит достроенный теперь,
Символ финансовых потерь?
Гудком ночным не потревожит
С другого берега никто,
И сотню рупий за авто
Никто уж больше не предложит.
Теперь бутылка - лучший друг,
Красит паромщику досуг.
XXX.
Паром, набитый под завязку,
Волною режет Тераколь.
Тут скутера, мотоколяски,
Машины, байки. Арамболь
Остался где-то за спиною,
Гоанский берег стороною
Лениво уплывает вдаль,
Над пристанью жары вуаль
Дрожит. И с каждою минутой
Желанной Махараштры брег
Всё ближе. Виден воз телег
С песком, нагруженные грудой.
Со скрежетом парома нос
Въезжает на причал враскос.
XXXI.
Друзья седлают байки резво,
“Ну, Махараштра, здравствуй, что ж, -
Молвил Санёк, - недолго трезвым
Нам суждено здесь быть. Балдёж
Я гарантирую отменный!
Давай за мною!” И мгновенно
На берег Махараштры он
Въезжает и за ним вдогон
Орлов с улыбкой предвкушенья.
Пыльной дороги манит даль,
Долой сомненья и печаль!
И впереди ждут приключенья!
Орлов несётся за Саньком
Восторга полным ездоком.
XXXII.
Мелькают у дороги гесты,
Даже сюда дошёл прогресс!
И вот друзья почти на месте,
Искрится море через лес,
На пятачке общеизвестном,
Прелестном, хоть и затрапезном,
Друзья у местного индуса,
Берут по среднему арбузу,
Жирных самос в кулёк газетный,
Воды бутылку и банан.
“По коням! Вот он, пляж, братан!”
“Погнали!” Тропкой неприметной,
Минуя лодочный шалаш
Въезжают на песочный пляж
XXXIII.
И сразу вязнут не на шутку.
Орлов бросает Bullet свой
И на подмогу. За минутку
В песке горячем след кривой
Друзья за байком оставляют.
Готово! Тут же ковыляют
К байку второму по песку,
Орлов пристроился сбочку
И ручку газа крутит лихо,
Вперёд толкает байк Санёк,
Скинув на землю рюкзачок,
Потея и ругаясь тихо,
Они решимостью тверды.
И вот их байки у воды,
XXXIV.
У зацелованной волнами
Кромке прибоя, где в песке
В норе глубокой краб часами
Чего-то ждёт. Невдалеке
Волной барашков, разлетаясь
С друг другом, ласково сплетаясь,
Как пальцы виртуозных рук.
Шипит прибоя нежный звук,
Назад откатится небрежно,
И пузырей соленых ряд
В песке возникнет в аккурат
И лопнет сразу безмятежно.
Песок хрустящий под ногой
И солнца шар над головой
XXXV.
Печёт. Друзья снимают майки,
Кивками обменявшись и
Без лишних слов заводят байки,
“Ну, Мушико, вперед неси!”
Желтый песок, жара и море!
Лазурь сверкает на просторе!
Не удержать восторг в груди!
В ушах свистит! И позади
За ними лодки остаются,
Следы телеги и копыт,
Какой-то лысый кришнаит…
Друзья по берегу несутся
Туда где холмик небольшой
Баньян скрывает за собой.
XXXVI.
…У лукоморья дуб зелёный…
А в Махараштре есть баньян
Лианой весь переплетенный
Могучий древний великан.
В речной излучине у моря,
Стоит он с волнами не споря,
Купая корни средь камней
Словно огромных древних змей.
Где Парадайза брег пустынный
Ласкает теплою волной.
Стоит баньян, шумит листвой,
Не хуже чем твой дуб былинный.
И космонавта завтрак я
Вкушал, бывало, там, друзья.
XXXVII.
Баньян отец! Когда с тобою
В последний раз видались мы?!.
И жизнь меня быстрой рекою
Уносит, берега размыв…
Куда несёт меня кривая?
Туда, где туча грозовая
Обрушит на меня свой гнев?
Не знаю. Жизненный рельеф
Непредсказуем. Но надежда
Тебя увидеть, мой баньян,
Разлита словно океан
В моей душе. Скинув одежды,
Когда-нибудь твой блудный сын,
К тебе вернется из чужбин.
XXXVIII.
С великодушием библейским,
На том же берегу реки,
Патриархальным, не судейским,
Обиде всякой вопреки,
Меня объятием ты встретишь,
И приголубишь, и осветишь
Отеческой любовью мир.
И дней моих рваный пунктир
С душою легкой жирной точкой
Возможно именно с тобой
Закончу я свой век шальной,
А Вам оставлю эти строчки,
Читатели. Да вот беда
Толпе поэзия чужда.
XXXIX.
Вернёмся к нашему рассказу…
Санёк с Орловым сей же час
Паркуют мотоциклы сразу
От посторонних чуждых глаз
Под тенью старого баньяна.
Метаморфоза ждёт лиану,
К земле тянущаяся нить
Не станет просто тихо гнить,
И в корень превратится вскоре.
И вот магический картон
Из телефона без препон
Наружу вынут и, не споря
О дозировках, пару штук
Даёт Орлову новый друг.
XL.
Термитник спрятался под глыбой,
Под ним скорлупок битых горсть,
Листья опавшие там кипой
Лежат, и тут же чья-то кость,
Маска Ганеши здесь забыта,
Жучком прожорливым побита,
И на веревочках висят
Беззвучных колокольцев ряд,
В дупле сочится медом улей…
Корней замшелых переплёт
Стеной древесною встаёт,
По ним Санёк взобрался пулей
Наверх в пленительную сень
И развалился как тюлень
XLI.
Между стволов словно в диване
И пару марок себе в рот
Он отправляет. По лиане
Орлов взбирается и вот
В баньяне ждут они начала
Когда открытие портала
В волшебный мир произойдёт,
И времени пошёл отчёт,
Друзья устроившись вольготно
В кроне баньяна, как в гостях,
За монолог свой вгорячах
Санёк берётся и охотно
Он давит, выставив рядком,
Плюшки гашиша ноготком.
XLII.
“Куда ни плюнь сплошные гуры, -
С ухмылкой начал речь Санёк, -
Мельчает Гоа, едут дуры,
В наш заповедный уголок.
Достали эти просветленцы,
В жизни вчерашней управленцы,
А здесь вдруг менторы-дельцы,
И двухнедельные глупцы
Охотно жрут фастфуд духовный.
Тут пранаямой геморрой
Умельцы лечат и жарой.
Ценой за это баснословной
Духовный жулик награждён
Такой вот тут аттракцион!
XLIII.
Левошарнирной рисовашкой
С воротничков бабло стригут,
Был в Рашке офисной букашкой
А тут сакральных знаний пуд
Всосал вдруг с мантрою и басней,
И этих гуру куртуазней
И просветлённей не сыскать.
Их взять бы всех упаковать
И на Полярный полюс выслать
Иль на худой конец в тайгу
Пусть там несут свою пургу!
Потом обратно в мегаполис
На службу в офис навсегда!
Иначе будет здесь беда.
XLIV.
С каждым сезоном всё тухлее,
Но всё ж не Турция, чувак!
Клянусь, тут раньше веселее
Когда-то было как-никак!”
Многозначительно кивая
И трубку плюшкой набивая,
Подносит он огонь и дым
Выходит облаком густым
Во имя Шивы. Люльку с зельем
Орлову отдаёт Санёк,
Где в чашке тлеет уголёк
Авансом жирным на веселье.
Затяжка. Выдох. Снова вдох.
“Ну, как гашиш?” “Весьма неплох!”
XLV.
Орлов еще напас изрядный
Вдыхает и на землю вниз
Спускается неаккуратно.
“Что тут у нас?! Вот так сюрприз!
Гуляй гоанская тусовка!”
Из рюкзака арбуз он ловко
С улыбкой свойской достаёт
“Бросай сюда!” Санёк орёт
С высокой ветки наудачу,
Арбуз катает словно мяч
Орлов как вылитый циркач
“Держи мою подачу, мачо!”
Снарядом сладким прямо бьёт
В Санька веселый обормот.
XLVI.
Тот хохоча его хватает
Как Хануман индийский бог
И об коленку разбивает
Потёк арбуза спелый сок
По пальцам, капая на майку…
Орлов качаясь, на лужайку
Выходит с мутной головой,
Его тошнит, он сам не свой,
Внезапно восприятья двери
Открылись, но не до конца,
Он дернул за колокольца…
И тут же в этой атмосфере
Всё проявилось в тот же миг
Мир волшебства вдруг там возник.
XLVII.
Вокруг всё жизнью задышало,
Термитник, камни и бурьян,
И гидрой страшной небывалой
Вдруг обернулся наш баньян,
В его плену закрытый прочно
Санёк, в арбуз вгрызаясь сочно,
Мякоть медовую жевал
И корки под баньян бросал.
Волной тут хлынули узоры
Причудливых рисунков рой,
Но лизергиновый покрой
Вдруг оказался миру впору,
Над ними небо в бирюзе
И Парадайз во всей красе.
XLVIII.
Сверкают-пляшут арабески,
Орнамент дивный на земле,
То ли разводы, то ли всплески…
И небо то ли в хрустале,
То ли в брильянтах, право, чудо!
Такая красота откуда?
Всё гармонично и чудно
Брахманом всё сотворено
Орлов зовёт Санька, но голос
Чужой вдруг стал. Санёк молчит,
Под кроной где-то там лежит
И созерцает. Пальцем волос
На ирокезе крутит он
Картоном хофманским сражен.
XLIX.
Баньян Горгоною змеиной
Вокруг него силки плетёт
Лианой гибкой. Как в гостиной
Санёк лежит и не встаёт
Объятый сказочным мерцаньем
Он наблюдает колыханье
Листвы зелёной. Тут Орлов
К Саньку идёт без лишних слов
И колокольчикам он снова
Как будто не своей рукой
Даёт хрипато-звонкий бой
Психоделичный Казанова
И искаженным звуком звон
Звенит в ушах со всех сторон.
L.
Ганеши маску он случайно
С камня прохладного берёт,
“Откроешь ли, Ганеш, мне тайну?
Скажи всю правду наперед…
Умру кем я? Простым скитальцем?”
По хоботу постукал пальцем
“Эх, деревянный ты болван!”
И тут он словно истукан
Внезапно замер. Золотая
Птица сознания его
Свое оставив естество
И шелуху ума сметая
Пропала в пустоте и след
За ней исчез. И брызнул свет.
(I-XV) 28 ноября 2014 – 15 января 2015. Ашвем.
(XV-L) 10 сентября-24 октября 2017 Москва.
Свидетельство о публикации №217122601147