Как приходит новый год

Зима настала внезапно. Приключилась как история. Ввечеру бабушка оставила на крылечке резиновые боты, а утром мы нашли на их месте новенький сияющий сугроб – пришлось раскапывать. На скамейку под тополем зима навалила целую перину, а на поленницу надела высокую шапку набекрень. Но больше всего преобразился наш сад, угловатый и растопыренный он теперь стал плавным, изгибистым, приятным глазу. Черные рога яблонь толсто облепило белым, и деревья сразу отяжелели, застыли в скульптурной неподвижности. Бабуля поглядела на все это, вздохнула: «Скоро старый год уйдет, новый явится».

Я запомнила. И потекли короткие белые дни – то морозно-хрупкие, то оттепельно-снежные. К обеду день успевал вытечь весь, а новый год, обещанный «скоро», все не шел. Бабушка о нем видно и думать забыла. Ей все равно, она уже выросла, а мне еще расти и расти. Да как тут вырастешь на год, когда его нет и нет. А может есть, только я не вижу?

– Ба, – спрашиваю, – а как новый год приходит?

Раньше, когда маленькая была – в сказки верила, думала, что новый год приносит дед Мороз вместе с подарками. Просыпаешься утром и здрасте пожалуйста – новый год. Но деда Мороза не бывает, его взрослые выдумали, чтоб детей дурачить, а в новый год они сами верят. Говорят: «Вот придет новый год, тогда…» Но как же он приходит? У него, что ли, ноги есть?
– А ты в окошко погляди, – советует бабушка, шуруя совком в печке, – может, увидишь.
Ей со мной болтать некогда, она золу выгребает.

Я на стул влезла, занавеску отдернула – вот те раз! Стекло в ледяных узорах: веточки да травки резные, а за ними сияние зимнего дня тихое, бледное.
– Ничего не видать, – жалуюсь я прикорнувшему на диване Тишке, – придется на улицу идти.
– Ишь удумала чего, – зевает Тишка, и кажет ребристую глотку с влажным лепестком языка, – Хо-олодно та-ам!
Но я уж натянула штаны с начесом, сунула ноги в валенки – стану я еще кота слушать!

На дворе утро ясное, розовое, как румяная девица. Сад и двор в рассыпчатом нетоптаном снегу. Шарикова конура стала как сугроб с дырочкой, из которой торчит собачий нос.
– Шарик, Шарик, – зову я, – ты новый год не видал?
Он не слышит – дрыхнет себе, ведь всю ночь дом караулил. Стою в раздумьях: раз новый год приходит, значит, следы должны быть. Где ж они? Вон трехпалые «ёлочки» – ворона ходила. Возле крыльца мелко напрыгано – там воробьи веник клевали. Вокруг поленницы петлистый след, будто кто фасоль сеял – мышь бегала.

За спиной дверь хлопает – бабуля идет золу выносить. Опорожнив ведро в компостную кучу, стоит, стянув на груди концы пухового полушалка и, глядя на заснеженный сад, на черно-белое сито ветвей, умиляется:
– Благодать-то какая – белым-бело!
– Ага, только следов нового года нету, – разочаровано вздыхаю я.
– А под снегом глядела? – спрашивает бабушка.
– Как – под снегом?
– А так, – говорит бабуля, подбирая обклеванный веник, – я крыльцо подмету, а ты лопату в сарае возьми, стежку расчисть.

Лопата широкая, обитая по краям жестью, легко бороздит пушистый снег. Я толкаю ее перед собой, растя новый сугроб. За мной на проторенной почти до голой земли стежке проступают смерзшиеся зеленые вихры мятлика – весны ждут. Так вот, значит, почему новый год – под снегом!
– Смекнула? – радуется бабушка.
А то! И лестно мне, что загадку разгадала, а все-таки чудно: трава-то еще не скоро вырастет, а новый год, говорят, уж близко. Где ж он?

– К калитке греби, – подсказывает бабуля, а сама улыбается хитро. Послушно разворачиваю свою бульдозерную лопату. Ах вот оно что! Возле калитки у нас ящик почтовый висит, а в ящике – издали видно – в дырочках что-то красное. Прислонив лопату к забору, вытаскиваю целых три новогодних открытки и один густо заштемпелеванный конверт. В нем тоже открытка, глядя на просвет, определяю я.
– Ба, иди скорее! Посмотри!
– Ну чего орешь, скаженная? – торопливый валеночный скрип, пыхтенье, наконец появляется вся бабушка.
– Пляши! – ликую я. – Давай: барыня-барыня, барыня-сударыня!

Дома прочитанные открытки бабушка затыкает за раму зеркала. Это только начало – скоро за каждым деревянным завитком будет красоваться чей-нибудь новогодний привет. На открытках мчатся сани, и резвые кони вздымают снежную пыль, шагают деды Морозы с мешками, зайцы и медведи лепят снеговиков, и упитанные снегири клюют ягоды рябины. Мы с бабушкой тоже всем родным такие послали, и сейчас они наверно достают из ящика наши поздравления…
– Ба, а новый год – он что, по почте приходит?
– Сперва по почте, – кивает бабушка, – а потом так…
– Как это «так»?
– Погоди, скоро узнаешь, – бабуля нынче полна загадок.

Ждать трудно. Проходит день, другой. Я топчусь на улице, чтоб не пропустить, когда он придет. Интересно, как год ходит, какие у него следы? Вот у Шарика, например, следы – «цветочки», у голубей – крестики, а у моих галош – в мелкую клеточку, как от вафли. А от нового года что будет?
Однажды вернулась из школы и увидела: «Пришел!» От калитки до крыльца тянется широкий лохматый след – в середине примятый, а с боков будто коготками процарапанный. Батюшки, да какой же он?! Я в дом влетела:
– Бабушка, новый год пришел?

Никто не откликнулся. Я в комнату заглянула, а там возле окна лохматый кто-то стоит, свет застит. И пахнет как в лесу – деревом и морозом.
Тут бабуля вернулась – она за дровами на поленницу ходила, заругалась:
– Чего обутая по дому шастаешь?
Свет зажгла, и я прямо ахнула: «Ёлка!» Вся льдистая, кустистая, капли на иголочках дрожат – вот, значит, чей это след во дворе.
– Откуда, – говорю, – у нас ёлка?
Бабуля на меня как на сумасшедшую глянула:
– Из лесу, – отвечает, – а ты что думала?

Ёлку, как она обтаяла, мы в деревянную крестовину воткнули. Хвойный смоляной дух от нее по всему дому пошел. Тишка прибежал: ну-ка, что тут у вас? – посунулся усатым мурлом прямо в иголки, и тут же отпрянул, зашипел, заплакал.
– То-то же! – наставительно говорит коту бабушка, – Ёлка себя в обиду не даст.
Хотела я Тишку пожалеть, да он за печку убежал и долго обиженно возился там в теплом углу.

Ёлку наряжать бабушка мне доверила. Принесла из кладовки пыльный фанерный ящик в сургучных печатях, открыла – ах! – внутри переложенные слоями ваты лежат в мягких гнездышках хрупкие блестящие шары, длинные гладкие сосульки, желтая пупырчатая кукуруза и космонавт с облупившимся носом и красными буквами на шлеме: «СССР». Игрушек немного, но есть еще стеклянные бусы и серебряного дождика вдоволь.

Я наряжаю и говорю:
– А новый год – он сейчас где?
– Уж на подходе, – отвечает бабуля.
Интересно, думаю, куда же он теперь придет? В сени? На погребицу? Все перебрала – не угадала. Новый год пришел в наш холодильник. Утром открываю дверцу, а там… баночка с блестящей крышкой, на этикетке написано «Провансаль». А рядом розово светится сквозь целлофановую завертку и пахнет на весь холодильник она – докторская колбаса.
– Ба, – кричу, – откуда это взялось?
– Где взяли, там уж нету, – таинственно ответствует бабушка. И ставит в печку чугунок с нечищеной картошкой и морковкой.
– А это зачем?
– Салат сделаем. Завтра гости соберутся – будем новый год отмечать.
– Значит, он завтра придет?
– Нынче ночью, – объясняет бабушка.

Гости будут самые обыкновенные – родители мои, да бабушкины сестры. Но гости есть гости, и мы вовсю стараемся. Горячие картошины обжигают пальцы и не желают расставаться с липкой, мокрой кожурой. А бабуля торопит: живей давай, остынут – вовсе не отдерешь. Сама она морковку раздевает, да так ловко, и режет ее красивыми ровными кубиками. Яички уже облуплены – голенькие лежат, стынут.
– Ну покроши огурцы, что ли, – бабушка со вздохом забирает у меня кое-как ободранную картошку. Ножик весело стучит по дощечке: так-так-так.

К колбасе приступаем. Тишка тут как тут, под столом вертится, об ноги трется.
– Брысь! – серчает бабушка. Да разве его прогонишь.
– Бабуль, – вкрадчиво говорю я, – ну можно нам с Тишкой хоть кусочек маленький? Она добрая – уступает нам ради праздника сморщенную колбасную попку. Чтоб вкусить колбаски, кот поднимается на задних лапах – просит. Как не дать!

Покончив с хлопотами, сажусь на диван. Бабуля принимается протирать рюмочки чистым полотенцем, а мне делать нечего, и от этого в голову лезут разные мысли. Я думаю о предстоящей ночи – глухой и темной, как тайна. И вдруг понимаю, что новый год к нам не придет – его Шарик не пустит!
– Ты куда?! Пальто застегни! – кричит мне вслед бабушка.

Во дворе мрак, разбелённый парящим в воздухе снегом. Он слетает к земле так медленно, что кажется висит в черноте. Ночной сад укрыт в медленно колышущейся метели, и серебристый тополь перед крыльцом стал светлее березы. Шарик мне рад – вылез из конуры, виляет хвостом. Присаживаюсь перед ним на корточки, заглядываю в умные глаза: «Шарик, миленький, ты смотри, новый год не спугни, – прошу я, – лаять не вздумай, понял?»
«Да понял я, понял, чай не впервой» – виляет Шарик. Сняв варежку, глажу его холодную – в снежных звездах – голову.

Ночью не спится. Утопая в подушке, слушаю тишину, объявшую дом. Вот-вот войдет новый год: брякнет чуть слышно засов калитки, проскрипит снежок во дворе, мелькнет в окне за белой занавеской легкая тень … Шарик молчит – соблюдает уговор. Я жду. Жду изо всех сил. Серебряные блики перемигиваются на елке, бабушка ровно посапывает во сне. Все случится прямо сейчас, главное не усну...


Рецензии