Арийский берег Мрак Скифии...

             V. Арийский берег: - Мрак Скифии…

                I.  Последний царь :
                «Свист нагаек не переносим для
потомков рабов: они отступают».

Джонка плыла в видимости берега по мелкой волне, купаясь в солнечном свете и утреннем солоноватом ветерке. Крепкое и ладное судно разрезало своим широковатым корпусом морскую воду, окропляя теплыми брызгами голову дракона, закрепленную на носу корабля. Дракон опять устремлялся на север.
Сирон стоял на палубе, вдыхая утреннюю свежесть полной грудью. Яркое восходящее солнце золотило гористый берег, виднеющийся в рассветном мареве, и наполняло все вокруг живительным и расслабляющим теплом. Окружающее источало мир и покой. Только неясное волнение и гулкое сердцебиение тревожило и волновало ассирийца: он прекрасно понимал, что стоит сейчас на пороге очередного перевоплощения. И эта его новая личина должна определить и направить в новое русло судьбу экипажа джонки. Он содрогнулся, понимая, что это происходит не по воле богини Уиндзи, а чья-то чужая и могучая воля взяла в свои руки их жизни.
Почти не изменившись внешне,  ариец физически почувствовал, как на черты его лица легла печать роковой мудрости и печаль предвидения. Еще мгновение и он уже знал, кем ему надлежало быть: Заратуштра – великий мудрец, волшебник и чудотворец. Именно таким он остался в памяти потомков и стал нужен чьим-то велением здесь и сейчас.
По легенде он родился в семье Спитама – всадника или священнослужителя, очевидно, где-то здесь, в районе этого побережья. Когда он родился, то не закричал, а засмеялся. Первосвященник скифов-ариев Аркаима, где родился Заратуштра, идолопоклонник Дурансурам, зная, что в будущем этот мальчик разрушит веру в старых богов, предпринял несколько попыток к убийству ребенка. Но его чудесным образом каждый раз постигала неудача. Получив хорошее образование в скифских культовых центрах, вошел в отчуждение со всем, что его окружало, и со своими последователями переселился в Персию, где разработал новое направление в религии.
Сирон старательно впитывал в себя новую ипостась, разгоняя её по всем клеточкам мозга и тела, отделяя мифические грезы от реалий пучины времени, в которую был отныне ввергнут. Принимая в себя чужой разум, он никоим образом не терял свою память, анализируя и просеивая через собственный опыт факты и понятия, что привнес в его интеллект нежданный посетитель. Тот же, введенный в мир непостижимым Духом времени одновременно с Буддой, Лао-Цзы, Конфуцием, Пифагором и другими из созвездия гениев где-то лет за триста до эпохи Александра Великого, стал впоследствии вдохновением Платона и Плутарха. 
Утро разгоралось, солнечные блики, отражаясь от волны, играли на джонке, стремящейся по морскому простору. На дальнем берегу, таящемуся в рассветной дымке, текла неведомая жизнь неведомого края, которая в ближайшее время станет и их жизнью.
Из глубокой задумчивости его вывел Бэй, коснувшись плеча преобразившегося друга:
-  Сирон, а ты представляешь, где мы сейчас, - спросил он его, разворачивая к себе лицом. И тут же отшатнулся, увидев практически другого человека, но присмотревшись и догадавшись, что произошло в очередной раз, вопросительно вгляделся в глаза и обличие перевоплотившегося ассирийца:
- И как же нам теперь тебя называть, о, мудрейший? - спросил белокурый гигант с уже очень посерьезневшим лицом; 
- Зовите меня Зардуш, - назвался своим персидским именем древний пророк;
– А сейчас, я почти уверен, мы плывем по Гирканскому морю, на берегах которого правят пир могущественные и многочисленные скифы. Они идут на запад со своими табунами и стадами, со своими воинами и семьями, где даже женщины – отважные воительницы. Несть им числа во тьме веков и нет от них пощады сопротивляющемуся врагу;
- День ото дня не легче, - вымолвил Бэй, - а нам то зачем этот поход, да еще во тьме веков, как ты говоришь, о, всевидящий наставник!
- Не смейся, мальчик, - серьезно проговорил Зардуш, - есть и у нас миссия в этом краю, мы должны найти одного человека. И обеспечить ему безопасность;
- Кто же этот человек? – спросил Бэй;
- Последний царь киммерийцев, изгнанный из Гилеи, где местные вожди перебили друг друга при обсуждении возможного сопротивления вытесняющих их скифам, - с прискорбием сообщил Зардуш.
- И хотя это родственные народы с одним языком и культурой, как, кстати, и с греками; но пастбища и власть над соплеменниками сыграло свою роль. Скифы поглотили пространство киммерии, и теперь их владения простираются от Карпат до Байкала;
- До Байкала? – поинтересовался Бэй, найдя на груди фигурку божка великого озера;
- Да, я понимаю, о чем ты подумал, но до того времени, когда там появится Тао под этим небом должно пройти почти полторы тысячи лет;
- Ты плохо знаешь Тао, - усмехнулся Бэй, - тем более, что теперь он еще вооружен и магией Белого Старца! А в его каменном дворце всегда существовали подземные переходы во все стороны света. Чувствую, что и в этом небе мы увидим орла-Арэта! Они друзей, если что, в беде не бросят!  Хорошо, а где же нам искать этого царя?
- Джонка держит верный курс, думаю, что скоро мы его увидим, - уверенно вымолвил ясновидец;
- Джонка… Что-то она становится все самостоятельнее и решительнее, - задумчиво произнес Бэй и пошел на нос судна посмотреть в глаза тамошнему деревянному дракону;
- Её решительность складывается из решимости присутствующих здесь  людей, - глубокомысленно заключил Вещий в спину юному богатырю.
Почувствовав подергивание корабля, он направился в каюту и взглянул на карту, на которой обозначилась дельта реки, несущая свои воды с огромной горной страны, почти вплотную подходящей к побережью. Тут же с носа прозвучал крик Бэя и джонка остановилась, наскочив дном на мель – под водой отчетливо просматривалась коса, уходящая в море на значительное расстояние. На палубе мигом появились заспанные Глеб и Матвей с оружием в руках. Выяснив ситуацию, они в месте с Бэем, раздевшись, спрыгнули в воду и еле-еле сдвинули нос с песчаной отмели на чистую воду. За всеми их движениями внимательно наблюдали слепые глаза головы дракона из блестяще отполированного благородного дерева.
Только поднявшись на борт, русичи заметили разительные перемены, произошедшие с ассирийцем: его новое наполнение образа вселило в них не только уважение, но и холодок первобытного страха перед сверхъестественным.  Бросив якорь и спустив парус, экипаж собрался в капитанской каюте для выяснения обстоятельств и принятия решений по маршруту и дальнейшим действиям.
Бэй внимательно разглядывал шелковую карту с извилинами реки и линиями горных хребтов, которые громоздились на незнакомом береге на громадные расстояния:
- Это река Мермода, южная граница страны амазонок, которая далеко на север распространяется до великой Ра, - начал повествовать Зардуш:
- Говорят, что амазонки жили в горах, возвышающихся над Албанией,  смежно с гаргареями по северному скату Громовых гор. Тут в течение не менее месяца в году амазонки занимались садоводством, посевами, скотоводством, но преимущественно разведением лошадей. Самые отважные из них промышляют охотою и занимаются военными упражнениями. Все они с малолетства выжигают себе правую грудь, чтобы свободней действовать рукой при разных эволюциях, а в особенности при метании копья. Кроме этого оружия они владеют луком, сагарисом – двойной боевою секирою и щитом. Делают себе шлемы, панцири и пояса из шкур диких зверей. При наступлении весны они отправляются на ближайшую гору, отделявшую их от гаргареев, и остаются там два месяца. Со своей стороны и эти последние, следуя древнему обычаю, поднимаются туда же. Соединившись с амазонками, они вместе приносили жертвы богам, после чего в тайне ночи соединялись без разбора… Происшедшие таким образом дети делились по их полу: девочки оставались при матерях, а мальчики возвращались отцам… 
Но, скорее всего, уходящие киммерийские племена со своим своеобразным положением женщин-воительниц и жриц, породили фантастические легенды у окружающих народов, прежде всего у скифов.
Судя по карте, нам надлежит подняться вверх по течению и ждать весточки. Как видите, эта горная река выносит в море огромное количество породы, и войти в ее русло можно, только обогнув эту песчаную косу. Чем нам и следует незамедлительно заняться, - закончил Зардуш предложением-приказом. Русичи, впечатленные перспективой встречи с амазонками, молча поднялись и принялись за такелаж: джонка обходила отмель и нацелилась на плавание по мутным и быстрым водам Мермода.
Дельта реки, состоящая из нескольких рукавов, представляла собой обширные плавни с большим количеством дичи и рыбы. Вначале пологие, ровные и пустынно-степные берега постепенно переходили в более гористую местность, поросшую густым грабовым лесом с множеством лиан.
- Туда, - указал вдруг ассириец на устье небольшой речушки с невысокими берегами, свободными от леса и кустов. В близи  берега на луговине паслись две спутанные лошади без седел, но больше никого вокруг не было видно. Джонка мягко подошла к невысокому берегу; русичи в полном вооружении и с луками в руках внимательно осматривали окрестности. Недалеко, за ближайшими деревьями показался дым и с криками взлетели птицы: явно давая понять, что именно там находятся владельцы лошадей.
- Ну, что, две лошади, значит, их двое, - произвел простые вычисления Бэй и двинулся к борту на выход;
- Стой, - положил ему руку на плечо отец, - пойдем мы с Матвеем: давненько не держал сабельку в руках!
- Никакой драки! – предупредил Зардуш, - только посмотрите. Если это те, кто ищет встречи с нами, позовите их на джонку. Иначе мы все время будем в опасности.   
Два монгольских воина в полном блеске сияющих доспехов и с луками за спиной сошли на травку пастбища и двинулись в сторону невидимого костра. Десяток шагов и они скрылись за кустами рябины, которая только-только набирала  цвет.
У небольшого костра, в огонь которого две девушки в кожаных доспехах подкидывали траву, больше никого не было. Глеб и Матвей тут же вспомнили все, что говорил ассириец об амазонках и широко заулыбались. Девушки же, увидев двух непривычно одетых и вооруженных зрелых воинов, схватились за свои небольшие луки. Глеб успокоил их движением рук, показав, что в них нет оружия; в доказательство своих мирных намерений они с Матвеем встали на колени, протянув раскрытые ладони к девушкам-воинам. Даже не пробуя заговорить, они жестом пригласили их пройти по направлению к реке и направились вперед.
Амазонки, в некотором отдалении, двинулись за ними, по-прежнему сжимая натянутые луки в руках. Выйдя к реке, где стояла причалившая джонка, воительницы удивились еще раз этому необычному зрелищу; но с ними тут же заговорил Зардуш. Это был явно тюркский язык, имевший очень отдаленную похожесть на монгольскую речь, но детали, естественно, не улавливались. Говорила только одна, хотя и неуловимо, но удивительно похожая на смуглолицую и черноглазую принцессу Мяоянь. Вторая же была совсем другой: светлоглазая, белокожая; в отличие от своей подруги стройная и высокая. Они быстро поладили с ассирийцем. А когда он передал им завернутый в шелк небольшой меч, девушки сменили гнев на милость, улыбнулись, распутали коней и вихрем умчались куда-то через лес.
- Мы на правильном пути, - подтвердил догадки экипажа довольный Сирон: - они приедут ночью и привезут раненого царя Гнура ибо очень опасаются за его жизнь. Хотя в этом районе скифы появляются очень редко; да и воевать с ними сейчас почти невозможно. Слишком много у них союзных племен, которые с удовольствием выдадут им вождя побежденных врагов.
Солнце, нырнув в горы, мгновенно накрыло ночным мраком реку, поляну, лес. Вдалеке, среди тишины, которую нарушали только ветерок и стрекот цикад, послышался топот множества копыт. Среди деревьев замелькали факелы, но на поляну к стоянке джонки выкатилась только закрытая повозка с четырьмя высокими колесами, запряженная парой лошадей. Пронзительные звезды и спешащая по небосводу луна заливали луг молочным светом. Сойдя с облучка,  рослый воин помог сойти и уже немолодой, но подвижной и энергичной женщине: именно она спорой походкой двинулась к встречающему ее Заратуштре:
- Мы знаем, кого я вижу сейчас, о, Великий, - обратилась она к ассирийцу и рухнула перед ним ниц.
– Вверяем тебе жизнь нашего царя, народ которого идет по его стопам, исходя из этих земель от напора жестокого захватчика, – продолжила жрица, вставая с колен и поправляя свои ритуальные одежды.
Повозка вплотную подъехала к берегу и несколько девушек вынесли из нее носилки с лежащим человеком. На траву была постелена кошма и на нее поставили носилки. Исхудавший и бледный мужчина, до подбородка укрытый плащом, лежал с закрытыми глазами: черты лица его были обострены, глаза завязаны черной повязкой:
- После битвы он не приходит в себя, - вновь заговорила жрица:
- Стрела пробила его шлем, и ее острие застряло в височной кости около правого глаза. Наши лекари не берутся за его излечение. Мы поим его кобыльим молоком со степными травами и мясным отваром, но долго он так не продержится. Помоги ему, великий Заратуштра, яви свою волшебную силу и очищающий огонь! И она негромко хлопнула в ладоши.
Тут же из-за деревьев со всех сторон к месту, где лежал раненый царь, из темноты вышли сотни людей, мужчины и женщины, дети и старики. За ними стояли воины и воительницы в полном вооружении с горящими факелами в руках, а за их спинами поблескивали глаза любопытных верховых скакунов. Не доходя десяти шагов, люди замерли и затаили дыхание.
 Зардуш убрал плащ с раненого киммерийца и, склонившись над его лицом, бережно снял повязку, прикрывающую его глаза и лоб. Изможденные черты волевого и мужественного человека с густой бородой и усами, провалившимися глазницами и светлым челом открылись магу и целителю. Он возложил свои трепетные ладони на страшную рану царя: теплый свет окружил его кисти и голову пострадавшего в битве воина. Вздох удивления прошел по окружающей толпе, и они еще на шаг приблизились к действу. Но вот пальцы ассирийца коснулись торчащего из черепа наконечника стрелы, и роковая бронза оказалась в его ладони. Проломленная кость на глазах восстанавливалась, рана затягивалась: еще минута и посветлевшее лицо вождя засвидетельствовало о возвращении его к жизни. 
Заратуштра встал и бросил скифский наконечник на землю перед стоящими людьми: вверх взвилось голубое пламя, куда маг отправил плащ и повязку спасенного человека. Нерукотворный огонь беззвучно пожирал свидетельства несчастья, зажигая в зрачках ликующих людей надежду на спасение и веру в будущее. Целитель вскинул руки к ослепительной Луне, и восторженный крик вырвался из груди сотен соплеменников. Подошедшие Глеб и Матвей подняли царя Гнура с носилок, а Бэй поднес к его губам кубок с заранее приготовленным питьем. После нескольких глотков тот приоткрыл глаза и в мертвой тишине, повисшей над берегом, обвел окружающих еще туманным взглядом.
Его взор остановился на жрице; тихим голосом прямо ей в лицо он прошептал, только им двоим известное её имя и снова бессильно оперся на дружеские плечи.  Зардуш и русичи внесли его на джонку и устроили на спартанском ложе в капитанской каюте.
Жрица подала сигнал, и киммерийцы слажено заработали: дети мигом наносили хворост и стали поддерживать волшебный огонь, подаренный им магом. На береговую поляну внесли столы, привезенные в повозках, и женщины выставили на них всевозможные яства: дичь, лепешки, вино и первые фрукты.  Запели флейты, застучали бубны; экипаж внимательно и бдительно следил за всем происходящим с борта корабля, соблюдая строгий приказ по этому поводу мудрого Заратуштры.
К утру пир закончился, умиротворенные подданные возвратились в свое стойбище к ежедневным заботам о своих стадах и табунах. Маг же, прощаясь со жрицей, пообещал сделать все для скорейшего выздоровления раненого и его возвращения к своему народу. Жрица пригласила посетить ее шатер в ближайшее время, так как племена киммерийские волна за волной уходил через проходы и перевалы на юг от своих гонителей в новые земли, к новой жизни.
На рассвете славному Гнуру стало легче; могучий организм и мастерство Зардуша сделали свое дело: он уже мог владеть руками и присесть на своем ложе. Сколько времени было необходимо для полного выздоровления, сказать не мог даже ассириец. К тому же мужественный воин жаловался на меркнувший свет в его очах и странный сон, посетивший его под утро.
С первыми лучами солнца к джонке подскакали те же две девушки, они привезли свежее кобылье молоко, только что подстреленную дичь и травы, которые прислала жрица. Передав все это Бэю, они звонко рассмеялись своей же перепалке и вихрем умчались прочь.
Так прошло несколько дней, экипаж ни в чем не испытывал нужды, но и от судна старался никуда не отлучаться. Воины племени несли охрану места речной стоянки джонки на значительном расстоянии, гарантируя сохранение безопасности своего немощного вождя. Царь окреп и полностью восстановил свои сознание, память и способность здраво рассуждать; но иногда его зрение поражала краткая слепота, а мозг наполняли удивительные видения. Даже в середине ночи он чувствовал потерю внутреннего света, а в разгар солнечного дня его охватывал холодок  перемещения во мрак другого мира. Теперь он всё чаще вспоминал свои молодые годы жизни в Эдайне-Киммериде, обучение у отца морскому делу и поэзии у Аристея Проконесского. И в своих мыслях все дальше и дальше удалялся от шума бранной славы и блеска трона властителя.   
Когда амазонки в очередной раз по росе прискакали со своими дарами, принимая их, Бэй передал им просьбу жрице прибыть на джонку незамедлительно.
Из леса на берег вылетел очень крупный пес, следом выкатилась боевая колесница, запряженная парой лошадей; управлялись с нею все те же две юные амазонки, но теперь они были серьезны и неулыбчивы. Третьей с ними была жрица со свежим пучком ветвей ивы. Она легко сошла на землю и с благоговением поклонилась ассирийцу, тот жестом пригласил ее на корабль и по щиту с изображением пасти тигра они взошли на борт.
Ни слова не говоря, шаманка скорым шагом прошла на нос джонки, припала на колени и положила три ивовых ветки к голове дракона. Уложив еще несколько поклонов в ее сторону, она проворно встала и вернулась к невозмутимому Зардушу. И они вошли в каюту.
Величавый Гнур в окружении русичей рассматривал шелковую карту, на которой в это время вновь происходили удивительные изменения: было очевидно, что путь джонки теперь лежал вверх по горной реке.
Войдя, жрица поцеловала руку повелителю и вручила ему несколько ивовых прутьев: царь приложил зеленый пучок к сердцу и бросил на стол перед собой. Жрица впилась взглядом в рисунок, выложенный молодыми и гибкими ростками; теперь все смогли рассмотреть ее лицо и наряд.
Еще не старая зрелая женщина с седеющим волосом, убранным под кожаную косынку; в широком и тоже из тонкой, хорошо выделанной темной кожи, плаще с властным и красивым лицом. Крупные правильные черты лица были декорированы черными татуированными саблевидными полосками над бровями и вдоль носа. Под глазами были наложены синие тени, вески же были несколько подрумянены. Тату в виде спирального ожерелья была нанесена и на шею статной красавицы. На кистях рук были так же нанесены рунические символы, отличающиеся друг от друга на левой и правой руке. Хотя при неярком свете вечера в каюте они были почти и незаметны, что давало возможность рассмотреть истинное лицо амазонки без декора и косметики
- Что ты видишь там, Этери? – заинтересованно вымолвил испытуемый;
- Ты достигнешь невиданной славы, твоё имя останется в веках, но тебя будут любить и помнить не под именем, которое дал покидаемый ныне тобой народ. Имя это ты выберешь сам, а не твоя мать, что родила тебя в муках, - с прискорбием ответила ему ведунья, тихим охрипшим голосом.
  После этих слов, сказанных мерным и вещим тоном, глаза царя закатились, обнажив синеву белков; фигура напряглась и он, не меняя позы и подчеркивая слова движениями рук, заговорил:
- Пока скифы Неаполиса воевали в Азии, их жены вступили в связь с рабами. Рабов-киммерийцев скифы ослепили, дабы затруднить им возможность побега. Дети скифских жен и слепых рабов выкопали широкий ров, растянувшийся от Таврских гор до Меотийского озера, в том именно месте, где оно шире всего. Укрывшись за рвом, потомки слепых рабов вступили в бой с возвращающимися и весьма  постаревшими хозяевами. Скифам не удалось победить их в сражении, и тогда они применили нагайки. Свист нагаек был непереносим для потомков рабов, и они отступили! – из глаз Гнура брызнули слезы и он, придя в себя, ужаснулся будущему своих соплеменников.
Этери судорожно сжала его руку и, не вымолвив ни слова, покинула каюту; еще раз приникнув к голове дракона, она бросила в реку перед носом джонки оставшиеся ивовые розги:
- Сатион! – крикнула она на берег своим амазонкам, - мы уезжаем!
Сатион, услышав в голосе жрицы тревогу и горечь, подбежала к кораблю, сжимая боевое копье. Но жрица успокоила ее, и они вместе поспешили к колеснице, которую уже разворачивала девушка-возница. На лес и окрестности опускался ранний вечер, в горах солнце садилось быстро. Амазонки под яростный лай собаки взяли быстрый аллюр и погнали лошадей по небольшим кустам сквозь строй  деревьев.
Прошел день, никто из киммерийцев не пришел к своему выздоравливающему повелителю:
-  Больше я им не царь, - спокойно сказал Гнур: - Этери видела мои слезы и слышала, как я разговариваю духами. Я для них уже мертв и мой меч должен теперь достаться достойному.
Ранним утром в лесу завыла собака и на лугу, сбивая копытами росу с бирюзовой травы, появилась очаровательная всадница. Это была светловолосая амазонка, ездовая колесницы жрицы, на поводу она держала скакуна под седлом. Передав Бэю, как обычно кумыс и мясо, она вручила ему какой-то предмет, аккуратно завернутый в кусок грубой ткани. Стрельнув глазами на юного атлета, вдруг широко улыбнулась ему и произнесла звучным и сильным голосом,  указав на себя:
- Борена! 
Привязав уздечку приведенного коня к ближайшему дереву, она ускакала, сопровождаемая лохматым волкодавом. Бэй занес ежедневную дань в каюту и положил на стол таинственный сверток. Зардуш передал его взволнованному Гнуру; и тот, развернув ткань, взял в руки  пустые ножны, довольно-таки посеченные и видавшие виды.   
Киммериец достали из носилок свой горит – футляр с луком и стрелами, меч; с легка рассек лезвием предплечье, промокнул рану и протер меч до суха той же тканью. После чего вкинул клинок в ножны и связал окровавленным куском свое оружие. Собрав ладонью кровь со свежей раны, царь умылся ею и поблагодарил Крома – бога Войны - за силу и волю, дарованную ему в этой жизни. Народ священной Змеи никогда и ничего не просил у своих Богов и те за это наделяли его землей, скотом и победами над врагами.
- Это нужно передать Этери, она знает, что делать дальше, - попросил спокойным голосом уже отрешенный от престола вождь киммерийцев.
– До заката сегодняшнего дня у племени должен быть новый царь, который поведет своих воинов в новые земли, - и он снова впал в легкий транс, сделавший его лицо, покрытое маской из крови, твердым и, в то же время, умиротворенным.   
- Бэй, - тут же определился ассириец, - сразу после полудня отвезешь царское оружие в стойбище жрицы: жеребец-то уже застоялся! Думаю, будет кому указать тебе туда дорогу! – и Зардуш кивнул на ближние деревья, среди которых мелькнули тени всадников и раздалось ржание коней. 
В указанный час юноша без каких-либо доспехов, опоясанный только легким мечом и кинжалом, приторочил к седлу царское наследство и сел на коня. Въехав в лес, он тут же обрел сопровождение из нескольких молодых воинов, которые с нескрываемым любопытством рассматривали его оружие и одежду. Улыбнувшись им ослепительной улыбкой, русич взмахнул рукой, и вся кавалькада устремилась через опушку в открывшуюся степь.
Где-то через полчаса они достигли стойбища из нескольких групп больших шатров, кибиток и палаток, расположенных  у самого предгорья. Вдалеке паслись табуны лошадей, стада скота, которые с визгом и восторженным лаем обслуживала энергичная свора. Ближе к горам на отлете стоял шатер жрицы: к нему Бэй подъехал уже один, его провожатые остановились на достаточном расстоянии и повернули назад.
Когда воин покинул седло, из шатра выскользнула Борена и приняла у него уздечку, указав на вход. Похоже, его уже ждали и ждали с нетерпением! Войдя внутрь и привыкнув к полумраку, он поклонился жрице, сидящей не возвышении около очага, и передал ей царское оружие. Поручив юношу Борене, жрица вместе с Сатион вышли наружу: гулкие удары в гонг возвестили об общем сборе племени. Бэй попытался выйти и посмотреть, но амазонка преградила ему путь, строго приложив палец к губам. Лицом к лицу он увидел в ее глазах непонятных страх и печаль; жаль, что не мог он с ней поговорить на одном языке! 
Прошло много времени, за стенами шатра бурлила толпа, слышались крики и ропот большого количества людей. Но вот все стихло и молодая амазонка, вернувшись внутрь,  быстро сунула в руки витязя связку оружия Гнура и вывела его на воздух. Уже вечерело, и легкий свежий ветерок теребил буйные прически многочисленных воинов и воительниц, собравшихся по призыву жрицы.  Впереди всех стоял мощный моложавый мужчина с открытым и мужественным лицом; именно к нему подвела Бэя жрица и указала на него рукой. Бэй передал новому царю оружие и толпа одобрительно заревела. Вновь избранный вожак обнажил меч, воздев его к небу, и снова это было встречено восторженными возгласами! Ударили бубны, запели флейты. Начался пир…
Бэй вступил в ликующий круг и его силой завлекли в гущу событий:
- Войдя со света в большой шатер из шкур, я взглядом окинул сумрачное пространство, держа левую руку небрежно, но плотно на рукояти кинжала. Напротив входа, под дальней стенкой - невысокий помост, на котором  беспорядочно валяются шкуры. Стоят какие-то блюда.
И тут я начал лихорадочно вспоминать свой необычно яркий сон, который видел вместе с принцессой Мяоянь – сон о ее прежнем воплощении, о ее рабыне!
Вот он, как и тогда, слева от помоста горит большой очаг, над ним - котел, и возле него разгоряченные напитками мужчины и женщины. Все - в одежде степняков: мягкие невысокие сапоги, широкие штаны, просторные рубахи, на женщинах – вышитые бисером туники, поверх них - теплые жилеты из шкур, тоже расшитые.
Справа от помоста - пространство для танцев. На нём - кружащаяся высокая гибкая, удивительной магической красоты Борена - явно порождение  другого народа. Такое странное ощущение вихревого изнуряющего танца – заклинание или заклание…  Рубаха на ней приталенная, но ниже пояса…
И много-много косичек, в которые вплетены монетки. Они тонко звенят, когда она кружится. Вокруг лба - обруч с монистом. Жилетка тоже расшита монетками и мехом. Богатая и ритуальная одежда, где золотые и серебряные кружочки перемещаются и переливаются, как чешуйки на теле дракона. Она тоже немного пьяна от выпитого, от настойчивых ухаживаний молодых мужчин и от их двусмысленных шуток. Ее танец – обольстительной и смертельно опасной тотемной змеи притягивает, как магнитом…
Люди возле котла, увидев меня, начали громко приветствовать, зазывая к себе. Я подошел к ним, посидев возле очага и послушав, собрался уходить. Со мной шумно и громко прощались, но к выходу я уже шел один: им было не до меня! Выходя, чуть задержался перед пологом, обернулся и  взглянул ей в глаза.
 Я долго подтягивал седло серого в яблоках жеребца: тот нетерпеливо танцевал рядом со мной, пока я чего-то ждал, на что-то надеялся!
Но вот она вылетает из шатра, быстро вскакивает на гнедую кобылку, и мы уже мчим прочь от стойбища навстречу закату, к реке. А следом за нами, молча и весело скаля белые клыки, несется лохматая псина! 
Помню удаляющие звуки бубнов, затихающие пьяные крики и смех. А нас принимает в объятия прохладная степная ночь. Было видно, что над дальними вершинами уже беснуются сполохи молний, и мы несемся в сторону почти утонувшего в реке солнца… 
Задыхаясь от бьющегося и выпрыгивающего из груди сердца, слышу только как клинок, мерно, в такт галопу жеребца, ударял меня по бедру! – восторженно закончил молодой воин сбивчивый рассказ о своей поездке в лагерь киммерийцев.
- Надо отпустить и стреножить коней, - деловито сказал Глеб: - смотрите, нам необходимо торопиться: вода прибывает! Заходите на джонку!
- Шпако! - звонко выпалила амазонка и первой вспорхнула на борт. Волкодав, слегка рыкнув и недоверчиво взглянув на окружающих, с большим сомнением последовал за хозяйкой.
Река, наполняясь мутными и быстрыми потоками, вздувалась и поднималась в берегах. Холодный воздух, вытесняемый с гор плотным ливнем, вот-вот обещал превратиться штормовой ветер. Развернувшись носом против течения и удерживаясь на середине, судно встало на якорь переждать грозу.
На берегу бдительные мальчишки изловили покинутых рысаков и с диким гиканьем погнали в стойбище, мелькая голыми пятками.
На ковыльную степь  у самых  Громовых гор опускалась непогожая черная ночь перед дальней дорогой. 
                _

                II.   Обретение Понта Эвксинского :

 
                « Славим из мира ушедших до срока Героев…
                молимся тщетно утратившим память Богам…»   

С рассветом гроза и ливень прекратились, и из-за моря стал медленно появляться диск яркого солнца. Река наполнилась и неслась вровень с берегами грязным и мутным потоком, несущим кусочки почвы с травой, песок и мелкие камни.  Джонка с трудом удерживалась на якоре, но свежий утренний ветерок уже уверенно подталкивал ее в корму. Русичи поставили парус и снялись с якоря; судно медленно тронулось и, борясь с мощным течением, уверенно устремилось к истоку.
Вскоре редкие деревья перешли в густой широколиственный лес с переплетениями лиан, берега становились все более обрывистым и скалистым и, если бы не большая вода, проход по руслу был бы почти невозможен из-за значительного количества порогов, перекатов с отдельными торчащими камнями.  Бэй мастерски орудовал кормовым веслом, лавируя между бурунов; Глеб и Матвей на носу с шестами в руках контролировали продвижение, избегая видимых преград. В таких трудах прошел весь день. Ближе к вечеру по левому берегу открылась узкая долина с впадающей речушкой и небольшим заливом в месте слияния: вокруг же громоздились уже настоящие горы. Могучие хребты, спустившиеся к реке, уходили в даль к заоблачным вершинам со снежными шапками. Край был дик и безлюден. Потоки в речках уже начинала спадать: крутые водосбросы избавлялись от дождевой влаги – вода становилась светлее и чище.
Обессилившие мужчины надежно привязали джонку канатами к прибрежным букам и рухнули на палубу. На сушу сошла амазонка со своим волкодавом.  Борена сменила костюм танцовщицы на одежду монгольского воина, взяла лук, копье и привычно пошла за добычей на пропитание. Мужчины с нетерпением и любопытством ждали ее возвращения, весело обсуждая возможные трофеи! Однако, долго им ждать не пришлось: сначала они услышали гон собаки, а потом победный клич охотницы. Через некоторое время она появилась в сопровождении Шпако, в зубах у которого было две каких-то пестрых птицы; а на копье воительница несла небольшого подсвинка кабана. Было еще довольно светло, когда девушка развела огонь и поставила вертела со свежей дичью.
А на утренней зорьке всех удивил Бэй владением сетью: несколько десятков жемчужной форели ждали проснувшихся в отгороженной от заливчика луже. После легкого завтрака пришло время Заратуштры: поколдовав немного над костром и получив его ответ в виде столба голубого света, который, немного постояв вертикально, упал на подсыхающий лес. Мощный луч, высветив среди ясного дня каждый листочек и травинку, указал путь на юг по горному распадку.  Там вдоль быстрого ручья, как оказалось, пролегает широкая тропа,  почти невидимая постороннему глазу из-за густых зарослей молодых деревьев, кустов и лиан. Ее брусчатка хотя и была достаточно заросшей травой и засыпана почвой с мелкими камешками, но обещала поход в гору не тяжким и целенаправленным:    
-  Нам надлежит пройти по этому пути, - указал на тропу Зардуш.
– Когда-то общие предки выложили камнем свой древний след, теперь же последовать за ними – наш черед;
- Что будет с джонкой? – спросил Бэй, - или так же, как мы поступали в Бохае?
- Я не знаю, как вы поступали в Бохае, - ответил ассириец, - но мы можем оставить на корабле отважную амазонку с ее другом: здесь они дома и сумеют себя защитить, но их сбережет и сама джонка! – и он взглянул на побледневшую Борену, в двух словах переведя ей, о чем идет речь;
-  Возьмите меня с собой! – взмолилась девушка, падая на колени под растерянный вой волкодава. Этот ее призыв был понятен и без пояснений переводчика:
- Я не помню, как оказалась у киммерийцев! Но знаю, что Сатион считала меня  своей рабыней. Она дочь одного из вождей могучего племени, которое было родным для царя Гнура, и я жила на правах подружки мужественной и ловкой амазонки. Но все же я была рабыней: меня могли обменять на оружие или скот, могли отдать в наложницы новому царю. Никто бы меня не спросил, не защитил, не заступился – я чужая среди них! И если я опять попаду им на глаза, каждый вправе убить беглянку или присвоить ее себе на правах добытчика! Я удачливый охотник и искусный боец! – с этими словами Борена схватилась за свое копье, ее светлые глаза потемнели отвагой и горечью.
- Я знаю, кто ты, красавица, - успокоил ее Заратуштра, - и ты об этом скоро будешь знать, лишь только Боги вернут тебе память.
- Хорошо, а теперь нам надо собираться в дорогу. Надеюсь, Гнур-киммериец чувствует себя сегодня гораздо лучше и будет способен отправиться с нами!
- Борена, - обратился он к девушке, - теперь ты, как свободный человек, можешь, как и прежде, поухаживать за своим бывшим повелителем, пока он не окрепнет окончательно? Надо напоить его отваром из трав, которые передала для него жрица Этери;
- Эта киммерийская шаманка, между прочим, старалась никогда не оставаться со мной один на один! – в сердцах заявила амазонка, - и она всегда в моем присутствии держала в руках крыло ворона, отгоняя моих демонов!
- Мудрая и дальновидная женщина, - похвалил жрицу Этери ассириец к огромному удивлению Борены. 
В конце-концов, было решено еще один день посвятить подготовке к выступлению и привести джонку в состояние ожидания.  Царь наотрез отказался от какого-либо оружия, кроме посоха – копья без наконечника, который ему порекомендовал находчивый Глеб. Амазонка же, наоборот, была в полном восторге от арбалета и японского меча, подобранного для нее вместе с Бэем. Показав Борене несколько приемов с катаной, юноша понял, что меч попал в надежные руки; а стрела из ее арбалета неотвратимо поражала цель. 
К вечеру все необходимое было уложено в заплечные мешки, оружие почищено. На корабле провели генеральную уборку: парус снят и уложен в трюм, как и кормовое весло с якорями. Наступила и быстро минула безлунная ночь, принеся в мир прохладу и забвение.
Умывшись студеной ручейной водицей путники выстроились на береговых валунах перед джонкой, прощаясь со своим кораблем. Чуть выше, за их спинами и уже в начале тропы, Заратуштра, вытянув руки с раскрытыми ладонями перед собой и глядя на джонку широко раскрытыми глазами, вдруг заговорил на каком-то незнакомом древнем языке. Нараспев, со все нарастающим темпом  и чувством выговаривал он звучные слова гортанными и торжественными звуками! И вот, перейдя почти на шепот, он резко прижал обе руки к груди и тут же вытянул вперед одну ладошку.
С реки раздалось хлопанье крыльев и весь экипаж, резко обернувшись на этот звук, увидел, как, заколебался и дрогнул корпус джонки, обретая облик огромной птицы. И птица эта, забив крыльями и поднимая тучи  брызг, закружилась по заливчику, уменьшаясь в размерах; взлетела и сизой горлицей села на раскрытую ладонь мага. Еще мгновение и она превратилась в миниатюрную драгоценную копию кораблика. Довольный волшебник, приспособив к фигурке плетеный шнурок из змеиной кожи, подошел к Бэю и одел ему на шею ослепительный оберег. 
Затем без лишних слов медленно зашагал в верх по тропе, не наступая на  кустики и травы, пробивающиеся между камнями мостовой.  Завороженная цепочка людей потянулась в гору за ним: сразу же следом за магом, опираясь на посох, шел киммерийский вождь, отягощенный лишь баклажкой с водой через плечо. За ним легкой походкой пританцовывала амазонка, на ходу играя с собакой: для нее такой маршрут был всего лишь прогулкой. Замыкали шествие русичи с полной боевой выкладкой; Глеб, как самый опытный воин, держа стрелу на тетиве лука, шел последним. Тропа долго тянулась вдоль петляющего на полянках ручья, но потом, оставив его в стороне, вынырнула из объятий густых перелесков и по горному склону устремилась по направлению к одной из вершин. Вокруг щебетало множество птиц, реяли стрекозы, трепетали разноцветные бабочки и мотыльки. Дурманили ароматы горного луга, исходящие от разогретых солнцем соцветий диких трав. Наконец, оторвавшись от склона, уже красноватого камня мостовая вывела отряд на плоскую площадку перевала, заросшую невысокими лиственными деревьями и горной сосной.
Перевал резко обрывался к невидимой речке, шум которой доносился глубоко внизу; а с обрыва открывалась дивная панорама лесистых гор, которые громадными валами, дыбясь и пересекаясь, уходили к юго-западному горизонту. Почти у края пропасти была расположена прямоугольная площадка, выложенная небольшими неправильной формы красноватыми базальтовыми плитами:               
- Стойте, -  предостерегающе вскрикнул Бэй, останавливая двинувшихся на площадку товарищей, - смотрите, что у нас над головой! 
И он указал на громадный грубо обработанный брус из песчаника с вкраплениями ярких блестящих кристаллов и прожилок кварца, установленный на высоте двух человеческих ростов на еще два таких же глыбы. Плиты были скрыты окружающими деревьями, обросли мхом и лишайниками, но даже через этот зеленый наряд на них просматривались глубоко выбитые рунические символы. Площадка начиналась прямо за линией портала:
- Я уже видел такие камни в Бохае - это древние врата в другие земли и, возможно, в другую эпоху!
- Ты прав, мой друг, ты прав, - успокоил его Заратуштра, - сейчас небольшой привал,  немного отдохнем, и проникнем сквозь сей невидимый проем.
Присевший на лежащий ствол дерева киммериец, очевидно, не так устал от перехода, как впал в пограничное состояние пребывания в другом мире. Взгляд его был отстранен, но он достаточно хорошо ориентировался в ситуации. Одна его рука сжимала древко копья, лишенное жала, а вторая лежала на голове собаки, теребя уши волкодава. Пес смиренно принимал расположение бывшего воина, виновато поглядывая на амазонку. Борена, внешне вполне безмятежная, конечно же, была взволнована предстоящим переходом, связывая целиком и полностью это действо с магией, волшебством и промыслом чужих Богов.
- Я не думаю, что нам придется сразу же браться за мечи, - сказал Бэй отцу, заметив, что он с Матвеем обеспокоено перебирают свои доспехи и оружие. Русичи усмехнулись и направились к вратам. Прямо под ними Заратуштра, воздев руки к светилу, шептался о чем-то с небесами.   
                _

Солнце стояло в зените. Нагретый воздух был наполнен запахами леса, звуками птиц и насекомых, движениями легкого ветерка. Гнур, по-прежнему удерживая Шпако за холку, подошел к остальным и они по знаку ассирийца дружно сделали несколько шагов, пересекая линию врат.
С хрустальным звоном дрогнуло пронизываемое пространство, и они разомкнули руки уже на площадке в довольно просторной камере, вход в которую был сформирован глыбами песчаника в виде магических ворот меньшего размера.
Камера была облицована идеально подогнанными друг к другу  громадными каменными блоками, которые вряд ли были по силам обычному человеку. Через выход в прохладу узилища пробивался яркий свет; а в ясной дали плескалось жидкое серебро узкой бухты.
Путешественники вышли наружу: прямо перед ними в половину горизонта плескалось и играло солнечными бликами тепло-бирюзовое море. Завороженные открывшимся видом, они осмотрелись: за спиной высилась могучая пирамида, вырастающая своим основанием из широкой вершины доминирующей над местностью горы. К темнеющему входу пирамиды и к самой вершине не было ни тропинок, ни каких-либо подъездов. Сами же  окрестности, включая обозримое побережье, создавали ощущение безлюдности и первозданного запустения.  Ни рыбацкой хижины, ни лодочного паруса.
Вернуло всех к реальности сдержанное, но грозное рычание волкодава: ощетинившийся пес с поджатым хвостом и затравленным оскалом прижался к земле перед парой незнакомцев, которые вышли из пирамиды чуть позже остальных. Бэй сразу узнал их – это были богиня Уиндзи и белокурый отрок Сирон. Не было больше воинственной рабыни Борены и былинного мага Заратуштры: в проникновении через расстояние и время исчезли текущие воплощения, и они вновь приняли свой исходный образ арийской прародины.   
Богиня подошла к собаке, успокоила и подвела ее к киммерийцу; царь Гнур преобразился: его резкие черты воина уступили мужественной вдохновенности и убежденности мудреца. Такие лица и стать обычно создают себе философы и поэты, люди, строящие из осколков существующего мироздания новые миры и цивилизации.
- Гомер, - обратилась к нему красавица Уиндзи, переходя прямо к делу: - это новое имя дается тебе в память о твоем великом и древнем народе. Что ты видишь теперь, что думаешь, что свершишь?
- Смотрите, - молвил Гомер, указывая рукой в сторону моря, - корабль!
И действительно, у самой кромки моря и небес мелькали весла узкого и длинного судна, которое неуклонно приближалось к удобной бухте. Квадратный парус значительно сокращал усилия гребцов, но полуденный ветер был слаб и мало помогал в движении к берегу. 
Понт Эвксинский, - отрешенно произнес Гомер, не убирая руку, направленную в сторону водного простора, - гостеприимное море! Этот край станет славой и счастьем людей, которые будут поддерживать его жизнь!
Русичи с интересом рассматривали и слушали все происходящее, понимая, что многое сейчас к ним, практически, не относится, но участвовать во всем этом, конечно же, придется. Словно почувствовав отрешенность воинов, Сирон подбежал к Бэю и, обняв его за могучие плечи, начал горячо обсуждать ситуацию:
-  Понимаешь, мы сегодня можем встретиться с тем, что должно было произойти давным-давно, и определило бы судьбу всех последующих времен. От того, как мы это сделаем, будут зависеть судьбы многих поколений, будет зависеть история последующих веков!
-  Что мы должны делать? - спросил Бэй, - как нам себя вести и кто эти люди, на приближающемся корабле? Мы будем сражаться?
- Нет, - ответствовал Сирон, - это наше будущее! Их надо беречь и вразумлять! Но и потакать нельзя, только сила может указать им правильное направление мышления!
- Нужно спешить: они скоро достигнут берега, а встретить их надо достойно! – молвила богиня Уиндзи и направилась вниз с горы по дикому склону в сторону моря. Все последовали ее примеру. Шпако, обретя равновесие, не отходил теперь от Гомера, труся рядом и обнюхивая все встречающиеся кусты и крупные камни.
Солнце постепенно клонилось к закату, когда путешественники спустились к морю и достигли полосы прибоя. Неизвестное судно было еще далеко, явно, его прибытие ожидалось только к ночи. Мелкая галька, покрывающая пляж бухты, дробно стучала прибоем по босым ногам. Запах моря будоражил и одновременно успокаивал людей, вышедших к чистой прозрачной воде.
Бэй, вопросительно взглянув на Сирона, потянулся к груди и снял с себя оберег в виде серебряной ладьи. Вытянув шнурок, он взял в ладонь металлическую фигурку и протянул ее к свету. Вмиг она превратилась в белоснежную чайку и, сделав сложный маневр в воздухе, окунулась в волну: тут же на этом месте возник фонтан брызг, и из марева радуги и мелкой капели взору явилась прежняя джонка. Ее плоский нос врезался в берег, и гостеприимная палуба приняла на борт долгожданных хозяев.
И опять произошли целесообразные перевоплощения: воительница Борена вновь обрела право на существование, а вместо юноши Сирона на судно взошел суровый самурай Изаму. Впрочем, русичи восприняли это с горячим одобрением, не заостряя внимание на смысле изменений. Они прекрасно понимали, что команду   чужого корабля всегда легче убедить большим количеством реальных бойцов и их мечей. Лишь синеватые белки зрачков Гомера говорили о том, что их обладатель в это время опять разговаривал с Богами и не был готов принять участие во встрече с незнакомцами.
Джонка стояла на якоре не вдалеке от берега. Чужой корабль, слабо двигая веслами, вошел в бухту и, не останавливаясь и не любопытствуя, причалил к скалистому берегу. Было понятно, что экипаж пришедшего корабля весьма утомлен и не боялся присутствия небольшого и незнакомого судна.  Парус был спущен, весла убраны, но ни один человек не вышел на берег: даже дым готовящегося ужина не поднялся в небо – люди, очевидно, смертельно устали. 
- Ну, что же, - сказала Борена, - будем ждать утра для разговоров или же ночной атаки! Если у них на борту не найдется или колдуна, или провидца, что вполне возможно;
- А что будет, если у них есть колдун? – спросил Бэй, очень довольный появлением молодой амазонки вместо взрослой и зрелой богини;
- Тогда мы все решим гораздо проще и без драки! – заключила амазонка.
Теплый вечер плавно растекался над Тавридой: замер плеск волн, исчезли кричащие чайки и только свежий ветер с моря трепал на кораблях закрепленные паруса и сносил на берег запах натруженных тел моряков.
Ближе к рассвету волкодав, встревоженный плеском около борта, подал голос и ткнулся носом в гамак Борены:
- У нас гости, - тихим шепотом прошипела амазонка и весь экипаж, обнажив мечи, оказался на палубе. Немного погодя три темных фигуры скользнули через борт и оказались перед фронтом защитников. Несколько кистевых движений и оружие лазутчиков оказалось на палубе, а сами они распластаны вниз лицом. Бэй поднял бронзовые мечи:
- Однако, не многое с ними можно и совершить, - озадаченно сообщил он, сравнивая корявые клинки с разящим лезвием своей катаны;
- Ждем утра и вступаем в переговоры, - заключила воплощение богини и повелела   пленных на нос джонки, не связывая их и не притесняя, отдав под опеку только повеселевшему Шпако.      
Утро наступило незамедлительно, запел рожок на чужом судне, возвещающий новый день и новую пищу. Джонка, снявшись с якоря, смело направилась к неприятелю, прежде накормив и напоив полоненных диверсантов.
Эллинская пентеконтера «Арго» с двумя нарисованными большими глазами на носу стояла у берега и не была готова к сопротивлению: джонка подошла к спящему кораблю. Гребцы забылись прямо на скамьях, завернувшись в шкуры, оставив мечи под рукой. Очевидно, команда была уверена в силе десанта, который должен был в корне пресечь агрессивность неизвестной посудины. Борт джонки значительно превышал высоту греков и потому мог полностью контролировать все действия на палубе пентеконтера. Пушки были заряжены, щиты с тигриными мордами подняты в боевое положение.
Для порядка из носового орудия был дан сигнальный выстрел, который послужил причиной лихорадочного оживления на судне. В добавок к этому были отпущены назад захваченные ночью полуголые греки. Они, в конечной мере, внесли определенную ясность в отношения и остановили панику на судне. Через некоторое время капитан «Арго» был готов разговаривать с соседями. Перед каютой, на палубе джонки стояло кресло, в котором величественно восседал Гомер, единственный, кто владел языком аргонавтов. Рядом со столиком с фруктами стояли невозмутимый самурай и пригожая, но вооруженная до зубов,  амазонка в доспехах монгольского сотника. Остальные, в полной боевой готовности, были сосредоточены на корме.
Богиня Уиндзи теперь уже многое знала о команде «Арго» и цели его плавания, но она хотела, что бы именно Гомер поведал Элладе и миру о подвигах аргонавтах.
Знаменитый кораблестроитель Арг построил корабль, названый по его имени. Афина, покровительствующая Ясону, вставила в корпус «Арго» кусочек священного векового додонского дуба, шелестом листьев передающего волю богов. Благодаря чему, корабль обрел способность давать прорицания. Ясон собрал для участия в походе славнейших героев со всей Эллады; кормчий – Тифий и лоцман – зоркий Линкей. На веслах сидели дети богов и других легендарных героев:  сыновья  Зевса – Геракл и братья Диоскуры – Кастор с Полидевком; Тесей, впоследствии афинский царь и крылатые дети Борея - Зет и Калаид. Врач Асклепий и певец Орфей – сын Аполлона; атлеты Нелей, Адмет, близнецы Диоскуры, Мелеагр, Пелей – отец Ахилла и Теламон – отец Аякса, Менетий и Гилас -  всего же в начале похода  их было пятьдесят.  И детям их предстояло осадить непокорную Трою.
И вот на борт поднялся слегка небритый крепкий парень в кожаных латах с коротким мечом на поясе и шлемом в руках. С ним был так же невооруженный воин с длинной прической, нежными руками и лирой за спиной. Третьим действующим лицом и переговорщицей стала красивая женщина с яркой восточной внешностью в бирюзовой тунике и сандалиях. Встречать их, повизгивая с каким-то особым трепетом, вышел и Шпако.
Вполне мирная делегация, если не считать пребывавших на гребном корабле три десятка загорелых головорезов в самом соку. Часть из них сидела на скамьях для гребцов, устанавливая весла по противоположному борту; часть с предельным вниманием следила за развитием событий, сжимая рукоятки своих мечей и копий.
- Поведай, Ясон, о ваших скитаньях геройских, о людях и странах, что встретились вам на пути, - речитативом обратился к прибывшим киммериец, уже входя в образ Гомера;
- Ты знаешь меня, незнакомец? – ответил ему удивившийся фессалиец, - ведь прошло несколько лет, как мы покинули берега Эллады;
-  Я не знаю тебя, о, воин; я знаю о тебе, - уточнил свой вопрос начинающий поэт.
Пока они завязывали диалог и присматривались друг к другу, Борена сосредоточила свое внимание на стройной красавице, правда, пребывающей уже чуть-чуть за пиком своих лучших дней и возможностей. Хотя, очевиднее всего, и условия путешествия и обстановка утренней тревоги значительно повлияли на ее внешность.
Но даже и сейчас вполне ощущалась ее магическая аура и сильная воля. С самой же амазонки не сводил восхищенных глаз музыкант, впрочем, отдавая должное и ее окружению.  В частности, необычные вооружение и внешний вид самурая в черном кимоно, с полу бритым лбом и косичкой, заколотой булавкой с жемчужиной.    
Понимая, что нельзя приглашать гостей в каюту и уводить их с настороженных глаз товарищей, Бэй принес скамьи, с шелковыми подушечками и поставил их рядом со стоящими.
Значительно выигрывая в росте и стати у эллинов, он вызвал ропот в рядах меченосцев на пентекантере. Присев, капитан пришельцев начал свой рассказ, начав с собственной судьбы:
-  Мой отец Эсон, царь города Иолка в Фессалии после того, как брат его Пелий интригами лишил его престола, отослал меня на воспитание на дикий  остров к кентавру Хирону. Но по знаку Богов я вернулся помочь своему отцу возвратить ему былое величие. Пелий же поставил условием царствования Эсона возвращение на родину Золотого Руна  из дальней  Колхиды.
Наш корабль «Арго» преодолел удивительно трудный путь, достиг столицы Эйю и, не смотря на интриги царя Ээт, сумел добыть золотистую суру. Но это удалось только с помощью нашей  смелости, силы, хитрости и помощи дочери царя – Медеи.
И вот теперь мы здесь, у незнакомых берегов, уходим от погони многочисленных  и свирепых  врагов. Нам нужно торопиться, дабы вернуться на родину со славой и добычей. Многих друзей своих мы потеряли в боях с магией и  чудовищами, в том числе и могучего Геракла с прекрасным Гиласом. Здесь все, кому Боги помогли уцелеть, - заключил Ясон свою историю, вставая и указывая широким жестом руки на команду «Арго». Команда поприветствовала его энергичным воплем и вскидыванием рук! 
- Теперь нам надо пополнить запасы воды и пищи на этом берегу. Мы поохотимся, отдохнем и устремимся дальше на запад вдоль этого побережья;
- Там нас поджидает Геракл, - горячо вступил в разговор Орфей, - вечером я спою вам свои песни!
- А следующим утром, на восходе солнца наши весла вновь будут вспенивать это море, и ветер дует попутный! – продолжил доблестный сын Эсона;
- Медея, - обратилась амазонка к жрице волхований Гекаты, - можешь остаться у нас на этот срок, по крайней мере, до вечера. Ты будешь в безопасности, восстановишь свои силы и приведешь себя в порядок, - добавила девушка на ушко зрелой царской дочери, подойдя к ней вплотную.
Предложение было принято молча. В который раз, обведя джонку глазами, Ясон обратился к Гомеру:
- Это судно совсем не похоже на финикийские корабли, которые еще иногда попадаются и у наших берегов, и здесь, в далеком и загадочном Понте. Кто вы и как оказались в этой заветной бухте?
- Мы ваши друзья, - вмешалась Борена, уводя жрицу в капитанскую каюту, - вечером, под песни Орфея мы продолжим нашу беседу, - закончила она, загадочно и игриво улыбнувшись порозовевшему певцу.
Эллины вернулись на свой корабль, а джонка немного отойдя от их борта и  берега, встала на якорь. Пентеконтера, взмахнув дюжиной весел, подошла вплотную к берегу и сбросила сходни: полтора десятка воинов с луками и копьями под предводительством Ясона углубились в заросли раскидистых невысоких сосен и  редких кустов за трофеями.
Следом за ними один из гордых эллинов бережно выгнал небольшую отару, блещущую золотом на солнце, на свежую травку. Собака, нервно взвизгнув, прыгнула в воду и остервенело поплыла к берегу. Уже скоро она самозабвенно гоняла вокруг овец, заливаясь заботливым лаем.
- Мне кажется, что они хорошо знают, где находятся, - сделал заключение Глеб, наблюдая за действиями греков. 
Войдя в капитанскую каюту, амазонка вновь преобразилась в богиню Уиндзи, чем почти не удивила шаманку Медею. Та, очевидно, сразу же прочувствовала в девушке совсем другое естество, которое скрывалось под личиной молодости и неопытности, пусть и воинственной, девицы. И она заговорила:
- Это пусть Орфей вечером напоет вам те сказочки, которыми они уже всех закормили. Только здесь, они наконец-то узнали, что кентавры – это обыкновенные горцы, только оседлавшие скакунов! Наверняка, Ясон сможет вернуть престол отцу, а значит, и себе, только тогда, когда вернется со славой и дарами. Они уже достаточно покуролесили, пока доплыли до Колхиды, в горах которой золота не больше чем в их родной Фессалии!
А вот овцы с каракулем сура - бронзовым, янтарным, золотистым и платиновым окрасом шерсти – это верная выгода. Такими овчинами в наших реках добывают золотой песок, который оседает в мелких завитках и делает шкуры поистине драгоценными!
Козы – вот истинные духовные ценности Эллады! А здесь они увидели золото рунных овец: «Арго» везет в своем чреве их целую дюжину, захваченных дерзкими греками, убившими пастухов и похитивших меня, как заложницу. 
И я ничуть не удивлюсь, если уже через несколько лет в этой бухте появятся их корабли и из камня этой древней пирамиды на этой же горе они  соорудят храм Афродите.
Ясон красивый и храбрый мужчина, но он  слишком молод для того, что бы, действительно, стать моим мужем;
- Да-да-да..  Это не очень романтично, - отозвалась Уиндзи, и в свою очередь поведела о похожем поступке предков славных аргонавтов:
- Есть такая же история и о нашей стране, что произошла якобы от фессалийца Гиперборея. В которую, время от времени - раз в 19 лет, отправлялся сам Апполон на колеснице, запряженной лебедями, чтобы в урочное время летней жары возвратиться в Дельфы.
Мы были очень близки к Богам и любимы ими. Блаженная жизнь  сопровождалась песнями, танцами, музыкой и пирами: вечное веселье и благоговенные молитвы жрецов и слуг Апполона! Но после того, как девушки с приношениями первого урожая отправились на Делос к Апполону и не вернулись, подвергнувшись насилию и удержанию, гипербореи стали оставлять дары на границе соседней страны. Откуда их переносили другие народы, вплоть до самого Делоса.  Мудрецы и служители Бога Абарис и Аристей, гиперборейцы, обучавшие греков, были и его ипостасью, так как владели древними фетишистскими символами Бога – стрелой, вороном и лавром с их чудодейственной силой. Они наделили людей способностями к музыке, философии, поэзии, строительству Дельфийского храма.
Вот и теперь мы подарим им гения – Гомера! – воскликнула величественная богиня, - правда, придется ему в Элладу проникнуть вместе с овцами. И обе красавицы дружно рассмеялись!
Вечером пир у костров затянулся под утро. И для веселых гребцов танцевала хмельная Борена. А запьяневший Ясон в каюте джонки сверял свои карты с шелковой картой Ясухиро-сан, выясняя надлежащий маршрут к устью могучего Истра.
                _

Быстро растущее население Эллады требовало новых земель под пашни, новых городов для юных царей. Новых рынков для сбыта товаров, много новых рабов, железа, золота и хлеба. Все это было на побережье Понта, который все чаще и чаще бороздили корабли-разведчики греков. Слагались песни и легенды, рассказывающие о безлюдности и сказочных богатствах его побережья, привлекая к себе самых дерзких колонистов: изгоев, преступников и авантюристов. За ними же уже чуть позже потянулись крестьяне, купцы и воины. Так на берегах Понта гостеприимного появились поселки, города, крепости и государства-колонии метрополии.
- А зачем вам Истр, неужели здесь места мало? – спросил Бэй  белокурого Ясона;
- Там славный Геракл становится скифом! – искренне ответил капитан «Арго», - вернее, Богом скифов;
- Ну, что же – это важно. И это, наверное, очень нужно вам, эллинам, - учтиво согласился юный русич.
С первыми лучами рассвета пентеконтера с еще сонными гребцами, оторвалась от береговых камней и, неуклюже развернувшись в бухте, вышла в море. Под мерные удары барабана замелькали оставшиеся пятнадцать пар весел. Под струнное сопровождение Орфея гребцы стали выдыхать какую-то новую песню. Вместе с ними на корме запел и мужественный Гомер, будущий светоч Эллады. Рядом, четко придерживаясь мелодии, подвывал этому нестройному хору лохматый волкодав.
Корабль, подняв парус, поймал свежий ветер и начал быстро удаляться и исчезать в морском мареве.
 Джонка же стала барражировать в виду у берега, карауля долгожданную погоню разъяренного царя Колхиды. Богиня Уиндзи обещала исполнить страшное заклятие Медеи, наложенное той на подвластных Ээта, и обеспечить удачный побег аргонавтов.
                _

                III. Страх перед Богом и любовь к Закону :
 
                «Нельзя увидеть след птицы в воздухе,
                змеи на камне и мужчины в женщине».
      
Ближе к полудню появилась и погоня: около сотни крупных и мелких суденышек, а то и просто лодок, частью под парусом, плотным косяком надвигались с востока. Скорость у них была не высока, очевидно, остерегались растянуть строй и потерять отстающих. Матвей, вернувшись с горы, обрисовал общую наблюдаемую картину.
- Будем уходить в Маотийское озеро, - положив ладонь на вновь ожившую карту, произнес Изаму, - они пойдут за нами и потеряют время; вряд ли кто из них знает или помнит, как выглядит корма эллинского судна в море!
Джонка, обретя на горизонте колхидскую флотилию, вышла из бухты и, не торопясь, направилась на север. Зная, что это тупик, жаждущая крови стая бросилась за ними! Ветер был попутным и, пройдя широкий пролив, Бэй направил судно не вдоль берега, а по древнему руслу Гиргиса, где волны были гораздо круче и чувствовалось течение в сторону Понта. Это очень затруднило задачу преследователей, но никак не охладило их пыл: некоторые, самые быстроходные и тяжелые суда, уже приблизились к джонке на дистанцию двух-трех выстрелов из лука. Но не у всех дела складывались удачно, и большая часть лодок вынуждена была уйти в сторону восточного берега, преследуя врага уже в слепую.
- Слава! – ближе к вечеру удовлетворенно заключил самурай, - наш маневр удался и, думаю, противник, вряд ли теперь способен преследовать греков хотя бы  с каким-то успехом.
Не хочется причинять колхам прямого вреда, пусть выкручиваются, как им удастся! Наша задача увести их, как можно дальше, вплоть до Гиргиса!  Но ночь у нас будет тревожной!
Утро выдалось безмятежным и пасмурным, при полном штиле джонка почти не двигалась; но к услугам гребных колес прибегать еще было рано. За ночь погоня, наверное, просто потеряла корабль. Решили выйти к устью реки и идти вверх до волока. А там спуститься по великой Ра вновь в Гирканское море, испросив благословение Заратуштры на дальнейшие шаги.
- Мы уже закончили нашу великую миссию с Гомером? – поинтересовался  Бэй у самурая, внимательно разглядывающего горизонт;
-  Наверное, - сдержано ответил воин, запахивая кимоно, - но все же следует спросить об этом богиню Уиндзе;
- Слушай, она мне так нравится в образе амазонки! – искренне признался русич, - и зачем ей быть такой серьезной женщиной, когда, наверное, чувствовать себя молодой и сильной гораздо приятнее!
    - Лучше быть, а не чувствовать себя молодым и сильным, - веско заявила Борена, выходя из каюты, поеживаясь. – Нам обязательно надо ещё привязать к себе этих лодочников, что бы греки могли уйти наверняка;
- А вдруг это не все, кто отправлен за ними по следу? – вслух подумал подозрительный Изаму; - вдруг они разделились на несколько групп?
- Я не думаю, что они такие стратеги, что бы хитрить из-за одного корабля – резонно ответила амазонка, - будем считать, что только эта компания реально угрожает аргонавтам. Собственно, у нас нет других возможностей избавить их от беды!
- Ну, что же, - констатировал самурай, - подождем.
И они дождались. Естественно, недооценивая противника, всегда можно попасть в сомнительную ситуацию. Так и случилось: на сколько хватало глаз, со всех сторон к джонке устремлялись легкие суда воинов Колхиды. Те, что были побольше наступали с кормы со стороны Меотийи; те, что были помельче – подплывали со стороны устья реки. Оказалось, что внутренне течение в считанные часы донесло их боевые челны к дельте Гиргиса, пока джонка под парусом прогуливалась в противоборствующем течении. Колхиды шли на веслах: много ли сил у них оставалось на абордаж?
Гребными колесами джонку развернули бортами к приближающемуся противнику: заранее ударили из пушек и выпустили ракеты. Флотилия притормозила. Когда утренняя дымка рассеялась окончательно, нападавшие поняли, что перед ними не та цель, которую они должны были настичь. Но горячие головы на нескольких судах решили все-таки взять добычу, которая была загнанна и блокирована. На них раздался воинственный клич и до десятка лодок бросились в атаку! В этот момент джонка растаяла в воздухе. 
- Огонь! – скомандовал Бэй, и две пушки из ниоткуда изрыгнули пламя! Теперь уже был достигнут реальный результат и с пораженных суден, охваченных пожаром, люди бросались в воду. В сторону лодок, занявших пассивную позицию, были запущены ракеты, которые если и не причиняли явный вред, то породили дикую панику.  Развернувшись носом, джонка-призрак пошла навстречу атакующим: раздался треск сминаемых корпусов, весел и мачт, послышались крики тонущих. Перекрыв весь этот шум еще одним пушечным залпом с загорающимися обломками атаковавших пиратов, джонка выскочила на свободное пространство. Победа была полной: враг в смятении покидал поле брани и во все лопатки греб к берегу. 
- Всё, - выдохнула Борена, воплотившаяся в образ амазонки на случай абордажа, - уходим отсюда. Курс на волок, а там посмотрим;
- У вас еще что-то есть на уме или в планах, о, богиня, по поводу здешних аборигенов? – вкрадчиво спросил ее Изаму;
- Я думаю, что нет, - задумчиво ответила уже Уиндзи, поправляя оборки туники, - но зарекаться нельзя в этом быстроменяющемся мире! – завершила она со смехом.
Наконец-то появился ветер и обессиленные русичи смогли покинуть свои позиции на гребных колесах. Подняв парус и сверяясь с картой, Бэй направил корабль на северо-восток к дельте. 
                _

Гиргис - пограничная река великой степи, пересекая ее, любой народ переходит в иное качество: из обычного степняка-кочевника вечного эля превращаясь в покорителя Европы. Он ее может покорить, может не покорить, но внедрение в ее пределы – это приговор для взросления и амбиций на будущую гегемонию. По обоим равнинным берегам в широкой плодородной долине, покрытым яркой зеленой травой, конной лавиной растекались скифы.  Пересекая многочисленные рукава и староречья, подсохшие низины, они выходили к мелким перекатам или узинам в гористой местности, переправляясь на высокий и обрывистый правый берег.
Пройдя плавни, и больше не искушая судьбу, судно-невидимка медленно поднималось по широкой равнинной реке. Иногда на встречу попадались небольшие широкие гребные челны с квадратным парусом, явно морского происхождения, на которых сплавлялись по несколько воинов с лошадьми. Очевидно, вожди племен, с гвардейскими дружинниками. По ночам в степи горели десятки костров, и ветер доносил запах гари, перегоняемого скота и купаемых коней.
Джонка подошла к основной переправе через Гиргис; десятки челнов лежали на песчаной косе, готовые к погрузке и сплаву вниз по реке. Еще несколько на колесных осях подтягивали воловьи упряжки вдоль невысокого горного кряжа из глубины континента:
- Вот он, волок к великой Ра, по которой грузовые суда скифов поднимаются из Гирканского моря, - указала на берег богиня Уиндзи.
- Что-то их очень много здесь скопилось, очевидно, будет совет племенных вождей и родовых старейшин, - со знанием дела добавила она.
Наступил вечер: вокруг небольшого холма, на который взошли цари и вожди движущихся на запад племен, собирались несметные толпы воинов. Одетые в меховые облегающие костюмы, с мечами и секирами на поясах, они с любопытством и вниманием ждали начала анджомана.
Перед этим скифский жезлоносец Ариант, пожелав узнать численность подданных, приказал всем скифам принести по одному наконечнику стрелы и каждому, кто не послушается, грозил смертью. Скифы принесли такое множество наконечников, что царь решил воздвигнуть из них себе памятник: повелел изготовить из наконечников бронзовый котел и выставить его у холма.   Он теперь свободно вмещает 600 амфор вина, а толщина этого чана в шесть пальцев. А потом разделил среди царских родов земли, на которых указал им расселиться и владеть.
Тем временем на вершине холма вспыхнул костер и в ночной тишине к тысячам внемлющих обратился маг и пророк:
- Благая мысль, благое слово, благое слово! Я одобряю делающего добро и не приемлю делающего зло. Высока цена того, кто делает добрые дела. Тот, кто идет верным путем, милосерден, правдив, кто любит огонь, воду и животных;
- Или мы пойдем дальше, в предназначенные нам пастбища? - грубо перебил его царь: - преумножим наши стада и заставим чуждые племена стать рабами!? Все, кто хочет побед вместе со мной, подходите к котлу - мы отпразднуем это решение! А утром наши кони уже будут топтать степи киммерийцев!
Крик всеобщего одобрения заглушил его воинский возглас, и длиннющая череда воинов потянулась за походной чаркой.
- Уходи, Заратуштра, - обратился Ариант к философу и учителю, - уходи, пока ты цел и невредим. Слишком много людей, кто не хочет добра тебе и твоим людям. Сегодня нам нужны другие слова, другие правила. Я все сказал;
- Прощай и ты, царь, - мрачно произнес поэт и ясновидец, - конечно же, в памяти скифов останется твое имя. Но оно всегда будет рядом с войной и кровью, плачем женщин и ненавистью сирот. Прощай и запомни, только творящее, оценивающее, жаждущее «Я» - есть мера и ценность всех вещей.
Не успели звезды погаснуть над догорающим костром, а все воины - испить чашу войны, как быстрые кони унесли приверженцев Авесты на юг к перевалу в Громовых горах.
                _

- Пора и нам садиться на коней, - подытожила завершившееся зрелище богиня Уиндзи; и вновь джонка вспорхнула ночной серой птичкой, привычно  застыв на ладони у Бэя яркой подвеской.  Тут же из сереющей тьмы рассвета появился Изаму, а за ним двое скифов подвели оседланных ладных коней.
Огромный лагерь вокруг прибрежного холма все еще завершал пиршество, когда небольшая кавалькада всадников резво понеслась навстречу восходящему солнцу.  Перед ними стелилась утоптанная дорога, по которой катились колеса повозок и перевозимых волами челнов, вминались копыта боевых коней, тысячи детских и женских ног. По обочинам, по степи, на сколько хватало глаз, кочевал скот, подгоняемый плетями пастухов и заливистым лаем собак. Лавина нашествия катилась на запад с разумными перерывами, пока степь не восстановится и не даст пропитания новой волне переселенцев. Изгоняя своих пророков и спеша к чужим богам: где их уже поджидал  славный Геракл…
Скачка с небольшими паузами продолжалась целый день, пока ближе к вечеру путников не нагнала гроза. Набежавшие тучи быстро заставили небо потемнеть, резкий ветер гнал холодный воздух и пыль по степи. Заскочив в небольшой лесок на склоне горки, и привязав лошадей к деревьям, спешившиеся всадники укрылись под листвой нескольких осин, росших плотной группой.
Мрак непогоды стремился к мраку наступающего заката. Хлынул крупный дождь, тяжелые капли теребили листву и постепенно сужали круг сухой земли под кронами деревьев. Раздались раскаты грома, несколько молний раскололи темнеющий горизонт. Внезапно ослепительный разряд ударил в вершину, где слезился скупой родничок студеной воды. Все вокруг стало искрящим и голубоватым; пахнуло суховатой свежестью, и каждый листок задрожал от восторга обновления! 
Следом за грозой грянула звездная ночь. Несколько падающих искорок прочертили наискосок небосклон, на горизонте блеснули зарницы…
Из степи пахнуло теплым воздухом, зазвучали цикады, засвистала ночная птица… Начинался новый день…
По холодку, проскакав остаток пути, всадники выскочили на высокий берег величавой реки: полноводная и светлая, она стремила свои волны с дальнего севера. Возвращаясь на юг, перелетные птицы стекались сначала к великой Ра, а потом их стаи двигались вдоль реки, повторяя малейшие ее изгибы.
Не смотря на ранний час, несколько парусов уже скользили в утреннем тумане по тихой воде. Очертания суден были еще не различимы, но, похоже, принадлежали к одному виду; и держались рядом, и весла гребцов двигались в одном темпе, задаваемым отчетливыми ударами барабана. Только выглядели они совсем не по-скифски.
Кони заржали, чуя воду, и потянули седоков к берегу. Спешившись, путники дали им возможность вволю напиться и приняться за густую росистую травку.
Ни слова не говоря, Бэй снял с груди и протянул богине примитивную  фигурку челна из благородных металлов. И вновь Уиндзи явила привычное чудо: кораблик возродился из своего древнего прототипа, обретя привычные обводы лучшей джонки империи Сун.
- А кони хороши! – ни к кому не обращаясь, сказал Матвей, похлопывая своего крупного скакуна по холке, - неужели так и бросим?
- Они ж нам всю палубу загадят, - тут же включился в дискуссию Глеб, - опять же, куда поплывем, неведомо;
- Палубу и помыть потом можно, а кони никогда лишними не будут, - убежденно настаивал опытный ратник: - да, их и продать всегда можно будет, если что! А здесь еще попадут лихим людям на поругание, не гоже это!
Матвей был убедителен как никогда; за что и был тут же вознагражден пятью бронзовыми фигурками пасущихся лошадей, выполненных в типично скифской звериной манере.
                _

Команда взошла на борт, Бэй заворожено развернул свиток с картой: курс лежал вниз по течению Ра к хазарской столице у самой дельты бывшего Гирканского моря.
- Итиль, - прочитал он название города, раскинувшегося в слиянии двух рек со множеством рукавов и огромным островом посередине.
Громадный город был разделен на три части: в восточной, на левом берегу,  жила царица со своими приближенными. Здесь же жили иудеи, исмаилитяне и христиане, а так же купцы других народов и племен. Там были синагоги, мечети, церкви, бани, рынки. И был суд: семь судей – по два для иудеев, мусульман и христиан и один для язычников. Судили они по обычаям и установлениям своих вер.
Во второй части города, расположенной на правом берегу, жила знать и располагался отряд стражи из хорезмских мусульман. Царь жил в единственном каменном дворце на острове посреди реки: там же находились поля, виноградники и все необходимое для их жизни.
Все, кроме знати, считались рабами царя. На острове рядом жил правитель Хазарии – каган, окруженный ореолом божественной силы. У него было двадцать пять  жен из дочерей подвластных правителей других народов и шестьдесят наложниц.
Он был залогом благополучия народа. В случае большой опасности от врагов, хазары выводили кагана, увидев которого враги тотчас обращались в бегство. При каком-либо несчастье – засухе, голоде или поражении на войне,  – считали, что это произошло из-за духовной немочи кагана. Тогда народ и знать могли потребовать убить кагана.
Каган жил в полном затворничестве в своем дворце; кроме царя, доступ к нему имели только два чиновника. Раз в четыре месяца каган показывался народу, сопровождаемый всем войском. При этом все встречные должны были падать ниц.
Каган избирался царем из одного и того же знатного, но обедневшего рода.  Каган мог быть только иудей; принявший другую веру терял право на престол.
В одной из боковых проток, в районе торговых пристаней левой части города, теплой и мирной ночью причалила никем не замечаемая джонка. Она скромно бросила якорь рядом с несколькими средиземноморскими «купцами» с косым парусом и даже с дубовым скандинавским «гокштадцем» с большим рейковым парусом, сшитым из вертикальных полотнищ.
Десятитысячная охрана царя из воинов-мусульман, сосредоточенная, в основном, на островах и районе знати, здесь появлялась редко. В этом пестром и многоязычном мире менял, посредников, продавцов и покупателей товаров и услуг  надежно терялся любой пришелец.
Хазарский каганат стал зажиточным международным синдикатом, сосредоточившим в своих руках торговлю между востоком и западом, оказывая решающее воздействие и на мировую политику. Под влиянием хазарских иудеев оказались французские императоры династии Каролингов, испанские Омейяды, арабские халифы и прочие. Крепости им строили византийцы, товары, продукты и даже оружие поступали в виде дани с подвластных народов. Большую часть доходов составляли торговые пошлины на заставах в узловых местах сухопутных, речных и морских путей.
Пошлины составляли десятую часть товара. Через Хазарию с запада и севера шли серебро,  воск, мед, меха и рабы. Последние доставлялись уграми и печенегами, совершавшими набеги на славян и Русь. Арабы и греки везли вино, ткани и золото, из Китая и Индии – шелк, фарфор, нефрит, драгоценные камни и специи.
 Утром пораньше Глеб и Матвей отправились в разведку на базар в порту, который вплотную примыкал к причалу. Собственно, причал уже и являлся одним из солидных торговых рядов на этом празднике торгов. Вернулись они мрачные и неразговорчивые: на рынке полным-полно русичей, продаваемых в рабство! 
- Время-то какое  лихое было!  - с горечью заговорил Глеб, - когда Киевом  варяги завладели и под монастырь его подвели! Базилевс македонян Арманус послал дары великие царю Русии – конунгу Хельгу, чем и подстрекнул того на собственную беду разорить хазарскую крепость на том же Гиргисе, что мы прошли недавно. Вот тогда и послал хозарский царь Иосиф своего иудейского воеводу достопочтимого Песаха на Киев.
Месяц они воевали его и взяли: собрали дань с полян мечами, а побитое войско заставили себе служить. Послали его против воли воевать на Кустантины с моря, четыре месяца брани: и пали там богатыри, потому что македоняне осилили их огнем.
И бежал конунг, и постыдился вернуться в свою страну, а пошел морем в Персию, и пал там он и весь стан его. Тогда стали Русы: поляне, северяне, родимичи, вятичи и древляне  подчинены власти хазар! - взволнованно закончил воин;
Но очень показалась эта дань хазарским старшинам подозрительной и не понравилась: «Не добрая это дань, каган. Мы ее добыли оружием острым с одной стороны, которое называется саблей, а их оружие обоюдоострое и называется мечом. Эти люди наложат дань на нас и на другие страны»! - горячо поделился слухами с базара и Матвей;
- Это ж куда мы, и в какие времена, теперь попали? – в один голос возопили русичи, с мольбой глядя на богиню Уиндзи;
- Мы сейчас около самого моря Хазарского, а времена у вас всегда одинаковые: походы, война, кровь, рабство, нажива, власть и горе людское! – с каким-то остервенением заговорила Богиня:
- И куда бы мы не попадали на этом белом свете, какие бы народы не встретили – везде одно и то же! Сильный отнимает у слабого; слабый предает сильного, а коварные Боги, которых вы  придумываете себе сами, стараются поработить и подчинить себе и тех, и других!
И эта всепроникающая змейка, молниеносно и незримо устремляясь из края в край, из года в год, превращается в огнедышащего дракона, который каждое мгновение пожирает все новые и новые жертвы! Племена и народы, королевства и города и, главное, человеческие души.
                _

- Боже святый! – сдавлено прохрипел Бэй, глядя через дверной проем на причал - это же те самые бохайские купцы, что передали Ясухиро-сан нашу карту!
И действительно, на пристани стояли и в упор рассматривали невидимую для остальных джонку бохайские купцы Вужоу и Кианфан. С тех достославных времен они ничуть не изменились: полноватый молодой человек в голубом китайском халате с тростью в руках, круглолицый и розовощекий брюнет с чуть-чуть раскосыми глазами и высокой прической, закрепленной несколькими золотыми булавками. Рядом с ним, как обычно, торчал очень крупный парень, скорее моряк, нежели воин, одетый и причесанный таким же образом. И все так же в руках он держал небольшой ларец, который, очевидно, был носителем постоянных сюрпризов. Приветливыми жестами улыбчивая пара давала понять, что намерена попасть на корабль и обсудить очень интересную тему:
- Мы хотим купить ваших коней! – с места в карьер начал богатырь, выполняя роль заводилы разговора. Хотя в глазах его товарища и, вероятнее всего,  хозяина светился совсем другой мотив этой встречи;
- Каких таких наших коней? – непонимающе спросил Бэй, заводя гостей в каюту, где находилась вся команда в ожидании загадочных посетителей;
- Скифских лошадок, - уверенно произнес купец, почти не уступавший в росте Бэю, но явно поуже в плечах;
- А как же вы узнали про них?! - поддался на провокацию простодушный Матвей, нащупывая за пазухой бронзовые фигурки;
- Их тени всю ночь гарцевали под луной на палубе! – искренне рассмеялся Кианфан, - и стук их копыт разбудил мое сердце! Это замечательные кони!
Лошади – это драгоценное наследие скифов. Хазарский каганат сейчас занимает часть территории, которая раньше была подвластна Скифии. И народы, живущие здесь, никуда не исчезают, принимая в себя все новые и новые волны переселенцев. Еще кровь киммерийцев бежит  в жилах коренных хазар. А вашему маленькому табуну уже полторы тысячи лет, да этим жеребцам с такой древней и чистой родословной цены нет!
- Еще более замечательна ваша джонка, - поддержал беседу Вужоу, - особенно когда она становится компактной золотистой фигуркой. В каждой египетской усыпальнице есть такая моделька ритуальной лодки, на которой душа фараона отправится в плавание к великому Ра;
- Вы и джонку хотите купить? – не выдержал Изаму:
- Ваши имена переводятся, как Пять Континентов и Тысяча Парусов. Кто вы? Что привело вас к нам?
- Не тревожьтесь, о, Богиня, - продолжил молодой брюнет, обращаясь к Уиндзи, - мы здесь случайно. Конечно же, мы помним о миссии этого корабля и знаем о ваших перемещениях. Но с конями могли бы помочь!
- А знаете ли вы о своей судьбе? – настороженно заметил Бэй;
- Ну, это всего лишь одна из версий развития событий. Не больше того. Просто так складывались обстоятельства. В дальнейшем мы постараемся чуть-чуть изменить реальность и избегать трагичных нелепостей. Мы не в коем случае не виним и вас в наших неприятностях: это были неучтенные погрешности бытия, - сухо и сдержанно завершил он свои объяснения.
- Вы попали в небывалую страну в период ее могущества и расцвета. Но очень скоро все изменится: даже сама эта  местность скроется под водой, - предрек розовощекий оракул.
- И если вы не возражаете, мы можем завтра съездить на экскурсию в очень интересное место за городом.  И там поговорить обо всем; кстати, вполне вероятно, что сможете увидеться и с вашим старым другом!
С этими словами «бохайцы» откланялись, договорившись о завтрашней совместной поездке. Они вежливо поклонились, оставив все же щедрый задаток за скифских скакунов «на текущие расходы», как выразился постоянно улыбающийся Кианфан.
  После их ухода мужчины с немым вопросом вперились в притихшую  и погрустневшую Богиню:
- Они не опасны, они настроены дружелюбно! - заговорила она горячо и уверенно;
- Но они никогда не скажут нам правды ни о себе, ни о своей роли в нашей жизни;
- Ну, а теперь нужно сходить на рынок за фруктами и провизией, надо купить что-нибудь вкусненькое! – загорелся Изаму и призывно посмотрел на Глеба и Матвея.
Те молча кивнули, взяли деньги и шагнули на пристань. Через час они вернулись с носильщиком, который на своей тележке доставил в условленное место виноград, напитки, мясо и рыбу, лепешки и сладости.  Отпустив грузчика, русичи перенесли все это на борт: со стороны было видно, как люди с поклажей исчезали, сделав шаг в сторону реки.  Ближе к вечеру на джонке начался пир, тут же собравший полчища комаров, истинное бедствие хазарской столицы.
Рано утром у причала появилась ладная повозка с возницей: купцы верхом ехать не желали. Кони, скинув по мановению руки богини, бронзовый налет, затанцевали, застоявшись. 
Пять всадников в полном вооружении сопровождали закрытую двух конную повозку с высокими колесами. Вскоре эта группа выскочила из города и резво двинулась на северо-восток: «бохайцы» и бровью не повели, когда вместо величавой богини в седло вскочила амазонка-головорез.
Далеко за полдень они прибыли в нужное место: одинокая вершина Богдо с предгорьями, пронизанная карстовыми пещерами, по очертаниям с крутой восточной стороны уподоблена лежащему Сфинксу-льву. Рядом же озеро соли -  «Голова Собаки». Святое место паломничества и белых, и черных хазар:
- Они трепетно относятся к соли, обожествляя ее: свои храмы вытесывают в подземных слоях или в соляных скалах на поверхности земли, - начал проповедывать Вужоу.
- Да и иудеи перенесли прежнюю столицу в Итиль из предгорий Громовых гор к великой Ра только потому, что совсем рядом существует такое уникальное место, напоминающее Землю Обетованную - Мертвое море. Здесь теперь подземные храмы, где погребены древние дети Ангелов Стражи - рефаимы, а теперь хоронят царей и воевод хазар, хазар-иудеев. И там же рядом в древних  многоярусных и бесконечных катакомбах хранятся древние религиозные свитки и книги их истории. Как  и несметные сокровища, собранные многими поколениями царей во благо своего народа и истиной веры.   
Они вошли в большую пещеру, внутри которой стены блистали серой каменной солью. Горели редкие факелы и только один монах у входа, которому Кианфан сунул в ладонь монетку, смиренно покачивался в молитве. Купцы уверенной поступью шли в дальний конец храма-пещеры, заканчивающегося высоким куполом, сквозь который просачивался солнечный свет. Понятное дело, что это было творение рук человеческих, но носило исключительно божественный характер!
Через боковой коридор они попали в небольшую комнатку с настенным алтарем с горящим семисвечником, на который Вужоу указал рукой, пододвинув к нему Бэя. Все остальные отошли в сторонку, а юноша начал озадаченно и удивленно озираться, не понимая, чего от него хотят. Наконец, не выдержав, Борена похлопала себя по груди, и молодой воин поспешно снял с шеи и поставил на алтарь фигурку бога Байгаала. Согретое человеческим теплом резное дерево, окутанное  стелящимся разноцветным дымом ароматических свечей, на мгновение скрылось из глаз.
Не успел дым рассеяться, как в воздухе возникло пульсирующее свечение, и к ним навстречу шагнул Белый Старец. Еще один шаг, и Бэй оказался в объятьях Тао! Сумрачные тоннели каменного дворца сделали свое дело, соединив две сакральных  вершины одной временной тропкой. Немного придя в себя и привыкнув к освещению, таец вздрогнул, ощутив энергетику присутствующих.
Он настороженно коснулся старого знакомого, но теперь уже совсем незнакомого Изаму: самурай улыбнулся ему ободряющей улыбкой, пожав плечами, мол, что же тут поделаешь! Заворожено заглянул в бездонно-магические глаза Борены, и застыл перед холодным блеском взглядов Тайных Людей. Восприняв их, как должное и неизбежное присутствие в своем мире далекого, но все-таки бога. И лишь приняв тепло Глеба и Матвея, его лицо вновь осветилось радостью встречи!
Когда они вышли из пределов обители «Святого хранителя душ» был поздний вечер. Мохнатые степные звезды нависали над горизонтом; пахло ковылем и полынью; звенели цикады.
Недалеко в безлесном распадке стояла белая юрта, из отверстия в крыше шел дым: одуряюще пахло жареным мясом и ароматным вином! Рядом с юртой стояли распряженные и расседланные кони, привязанные к коновязи, и со смачным хрустом жевали, по всей видимости,  овес.  Тао, жестом хозяина, указал спутникам на откинутый полог входа. Утолив первый голод, Бэй жарко и кое-где скомкано поведал тайцу обо всем, что с ними происходило. Заканчивая, он с гневом поделился горечью о рабской доле соотечественников в Итиле.  Вужоу, подобрев после нескольких чарок, с готовностью поделился своим мнением о судьбе и нравах Хазарии:
- Когда-то неудачный соискатель трона династии Тан из-за внутренних распрей бежал из Китая и был принят и посажен хазарами на престол. Каган тюрк их устраивал – его не приходилось содержать: каган и пришедшая с ним знать удовлетворялись дарами своих подданных, не вводили системы поборов и не занимались торговлей.
Но однажды, когда арабский полководец Мерван нанес сокрушительное поражение Хазарии, бедственным положением страны воспользовался один из знатных хазар – Булан, исповедующий иудаизм. Он предложил кагану также принять иудейскую веру – в обмен на жизнь. Ведь по обычаю за разгром страны народ мог требовать казни кагана. Это было совершено в абсолютной тайне, только ближайшее окружение из числа родственников и знати, также принявшие иудаизм, знало о новой тайной вере кагана. Булан совершил государственный переворот, лишив реальной власти кагана, превратив его в священное жертвенное животное. И вот тут-то иудеи и развернулись…
Они, в отличие от коренных хазар, активно включились в торговлю. Караваны, идущие из Китая на Запад, принадлежали в основном им. Династия Тан, стремясь пополнить пустеющую казну, разрешила вывозить из страны шелк. Очень трудный путь проходит через степи, пустыни и горные перевалы, речные переправы и выводит к столице на Ра. Здесь усталых путников ждет отдых, обильная пища и развлечения.
Прекрасная речная рыбы, икра и фрукты, молоко и вино, музыканты и красавицы услаждают караванщиков. Потом караваны уходят дальше: Баварию, Лангедок, Прованс и, переваливая через Пиренеи, оканчивали долгий путь у мусульманских султанов Кордовы и Андалузии.
Почти полный контроль караванных путей, проходящих через Хазарию, позволяет иудеям практически создать торговую монополию. Они устанавливают закупочные цены и цена на продажу привозимых и закупаемых товаров. Договариваясь друг с другом, заставляли производителей товаров и их покупателей принимать их условия: закупочные цены – минимальны, в то время, иудейские торговцы двигались со своими товарами из страны в страну, повсеместно создавая свои базы.
Введя войска на север и завоевав Биармию, купцы-рахдониты организовали в лесах свои фактории, поставляющие драгоценный мех соболей, куниц, горностаев. И оттуда потянулись караваны для арабской знати с мехами, рабами и рабынями для гаремов мусульманских владык. Организовав торговлю детьми, поставляют султанам и эмирам  халифатов воинов-рабов, ценимых гораздо более, нежели наемные отряды из независимых кочевников! Вот что такое Хазария.
И эта, в конечном итоге, безнравственная и циничная система торговли обеспечивает этой стране процветание и благополучие! – беспристрастно завершил свое заключение подвыпивший купец.
В тоже время, - продолжил он, сделав несколько глотков для освежения речи: - в дельте Ра и в пределах этого города существует Великое Таинство цветения розовых Лотосов.
О чем тонкий и поэтичный философ сложил удивительные и высокие строки: - Если скажут тебе: «В непреступном граде нетленного, нашем теле, существует лотос, и в лотосе том – крохотное пространство; что есть в нем такого, что человек должен жаждать познать его?» - Ответить тебе следует: «Безбрежно, как пространство внешнее, то крохотное пространство внутри сердца твоего; в нем – небеса и земля, огонь и воздух, солнце и луна, молния и созвездия, все, чем не обладаешь, - и все это собрано в пространстве том крохотном внутри твоего сердца».   
- Как же в этих людях сочетаются дела их мирские и мысли и чувства их неземные? – задал вопрос в окружающее пространство «бохайский» купец и потянулся к фруктам. 
   Словно услышав этот риторический вопрос, к людям бесшумно скользнула Кацуми. Немного обогнав своего хозяина, она трогательно муркнула и ткнулась своим влажным носом в ладони ликующего Бэя! Мягко отстранился полог и в юрту вошел Рюу: все такой же стройный и уже немного величавый юноша, император своего Духа:
- Благие друзья – верный путь к истине и мудрости! – с улыбкой поприветствовал он притихшую разношерстную компанию. И между Тао и Бэем присел к столу, который стоял на классической кошме из шерсти нетронутых верблюдиц-блондинок.
- Каким ветром ты в этих краях, мой мальчик! -  обнимая его, спросил Великий Шаман;
- Ну, во-первых – здесь джонка! – серьезно начал маленький Будда; а во-вторых – желтокожие с раскосыми глазами и со жгучими черными волосами изгои  танского Китая, а теперь – черные хазары - это мои предки. И скоро на соляном алтаре окончательно догорит минора…  И погаснет она от русских мечей…
- Да-да-да… - вновь оживился Вужоу, - я хорошо помню из твоего: «Не принимайте все, что слышите; не принимайте традиций, не принимайте всего лишь потому, что это написано в книгах или потому, что это совпадает с вашей верой, или потому, что это говорит ваш учитель. Будьте самим себе светильником. Те, кто сейчас будут полагаться на себя и не искать посторонней помощи помимо самих себя, именно они достигнут вершин»; - и действительно, реальность зачастую превосходит любое чудо! – и это уже был очередной тост из уст весельчака. Беседа лилась до утра.
Проснулись они одновременно в своих гамаках под палубой джонки: и не было рядом старых друзей, не было Тайных Людей… 
Будто волшебный сон исчезли соляные озеро и гора: но до сих пор их одежда пахла дымком белой юрты и сладковатым ароматом свечей пещерного храма.
- Ну, а лошади-то тогда где?! – недоуменно подвел черту всем сомнениям возмущенный Матвей, - лошади-то пропали!
- Вот они, твои лошади, - спокойно произнес Изаму, указывая на пять кожаных мешочков, лежащих на столе. Он раскрыл один из них и высыпал содержимое: на стол выкатился десяток золотых кружочков. Были среди них и греческие, и арабские, и римские звонкие монеты:
- Да, Матвей, ты получил хорошую цену, - сказал Глеб, - за каждую гнедую душу!
- Хочу увидеть цветение розовых Лотосов, - задумчиво вымолвила Борена, чисто по-женски останавливаясь на главной для себя проблеме;
- Вот сходим сейчас на базар, запасемся чем надо и поплывем, - по-отечески заверил ее Глеб, выбирая монетку потяжелее.
Где-то через пару часов загруженное водой и продуктами судно отвалило от причала и, подняв парус, пошло вниз по течению к дельте Ра. За кормой остался город, раскинувшийся по обоим берегам и островам: с дворцами, особняками и лачугами; садами и виноградниками; базарами и казармами, наполненными разноплеменными людьми: язычниками, христианами, мусульманами и иудеями. Город ремесленников и торговцев, воинов и рабов, главный город Шелкового пути, равного которому во все времена больше не было. Уплывал из поля зрения навсегда. 
                _

                III. Эра Смешения :
 
                «Веру продвигают вперед и приумножают
                сотней поселений, тысячью укреплений,
                мириадом молитв».

 Джонка вышла из основного русла в Хазарское море; многочисленные рукава дельты - мелкие и глубокие, узкие и широчайшие занимали громадное пространство вдоль береговой линии. Тысячи птиц кружили над плавнями и островами, покрытыми буйной зеленью. Густые заросли тальника, камышей и небольших влаголюбивых деревьев стремились к воде с любого клочка суши. Все это волновалось и шелестело под свежим ветерком, звучало песнями птиц и насекомых. Травы и кусты кишели мелкими животными, лягушками, змеями и птенцами. Во многих местах к водопою были проложены тропы сайгаков и кабанов. Сюда, к пресной воде, на нерест собиралась царь-рыба со всей акватории. Всю эту живописную картину дополняли целые армии комарья, правда, на воде их почти не было. 
Бэй расстелил карту и провел ладонью по ее бархатистой поверхности, она ожила новыми красками и крупно показала побережье и дельту. Джонка, повинуясь парусу и новому курсу, развернул лик дракона снова в береговые заросли.
- Там не глубоко! – крикнул с носа Матвей, измеряя копьем уровень воды в протоке, - немного выше пояса!
Корабль вошел в неширокое русло, почти скрытое молодым ивняком, и попал в обширный лиман с небольшими островками, мелями и косами. Все водное поле которого было заполнено ковром цветущего лотоса. В окружении больших  атласно-зеленых круглых листьев цвели нежно-розовые раскрывшиеся бутоны; торчали красноватые сжатые кулачки молодых соцветий; опавшими лепестками было покрыто все окружающее пространство. Розовое марево поднималось над водой, сладковато-приторный сыроватый аромат окутывал и наполнял грудь истомой. Вкрадчивая тишина плотным покровом стелилась над расцвеченной гладью, усыпляя и умиротворяя.
Стоя на середине палубы Борена скользила взглядом по зыбкой тверди лотосов, вдыхая их чарующий запах. Прямо на глазах экипажа черты лица и контуры тела амазонки становились все женственнее, и она плавно перетекла в образ красавицы-богини Уиндзи. Еще раз, до отказа наполнив легкие кровянеющим дурманом, богиня вскинула руки, широко распахнула веки и звонким молодым голосом скомандовала:
- Достаточно, уходим, иначе мы останемся тут навсегда, как опьяневшие мотыльки!
Команду не нужно было ни просить, ни уговаривать: воины всей кожей почувствовали жгучую опасность расслабления и распада. Джонка круто развернулась и гребные колеса, перемолачивая и наматывая на лопасти упругие стебли гибких растений, на пределе сил рванулась к чистой воде!
Но еще одна сила приняла участие в ее движении: высокий бурун, порождаемый движением мощного тела под поверхностью дрейфующего цветника, взметал сплетения магических лилий. Он стремительно приближался! Фонтаны брызг вперемежку  с илом и цветом сделали большой круг вокруг замершего корабля и ринулись к нему под днище!  Неведомая мощь, приподняв его над обволакивающим пленом, понесла в открытое море:
- Это Дракон! – с восторгом закричал Бэй, разглядев за кормой золотистую чешую мифического монстра;
- Это опять Дракон, - с некоторой досадой констатировала богиня Уиндзи;
- И он, очевидно, опять переносит нас в другую реальность, - мудро заключил самурай, когда джонка умиротворенно закачалась на прозрачной волне. Кричали ликующие чайки; ветер, пропахший солью и рыбой, трепал позаброшенный парус.
 Высоко в небе, около самого солнца, парила большая птица, роняя тень от своих крыльев в аккурат на палубу. Птица явно поджидала момент, когда на равнине моря появится именно эта немного потрепанная цель. Орел сложил крылья и ринулся в пучину: деревянный настил стойко принял касание цепляющихся когтей и удар крыльев. Пара перьев, как обычно, стала платой за удачное приземление: Арэта, бодро встряхнув плечами, шагнул к капитанской каюте. Друзья обнялись:
- Я видел Дракона, - начал монгол, - вовремя он выхватил вас из этого болота. Гиблое место: чего только там не водится среди этих омолаживающих цветиков!  Люди там начисто лишаются возраста;   
- Еще вчера мы видели и говорили с Тао и с Рюу – с восторгом заворковал Бэй, - но наш пир закончился как-то неожиданно! Я ничего не помню с того момента, как Рюу начал говорить о мечах руссов! И мы очнулись уже утром на джонке в гамаках;
- Наверное, он сказал что-то лишнее, а потом образумился, - предположил Арэта. - И следующее, вы же были не только в своем кругу. Я думаю, что эта встреча больше была предназначена не вам, - и он внимательно посмотрел на богиню;
- Но я тоже ничего не помню! – возмущенно отвергла красавица коварные домыслы: - они и меня посчитали непосвященной?
- А кто – они-то? – ровным тоном продолжил пернатый мудрец, - мы так и не знаем, чья это затея – наше путешествие на этой джонке. Хорошо, хоть теперь понятно, откуда она взялась: и то - косвенные догадки. Но мне нравится эта версия: лодка вечности фараонов – красиво и фундаментально;
-  Как тебе Вавилон? – внезапно спросил его Глеб, перескакивая на другую тему. Очевидно, история джонки его волновала гораздо меньше, нежели судьба древнего города-государства.
- Готовится к отражению скифов, - кратко ответил Арэта. – Вообще-то меня к вам направил Белый Старец, - пояснил он уже совсем другим тоном: - и я теперь знаю почему;
- И почему же? – не унимался Глеб;
- Потому что вы, наконец-то, почти достигли Улуса Джучи - своей долгожданной Золотой Орды, - рассмеялся монгол. Вы, русичи, возвращаетесь на родину. И здесь я вам могу быть очень полезен!
- А что случится в таком случае с принцессой? Ведь она осталась одна, теперь уже очень далеко, теперь уже в несуществующем мире?! – по-прежнему не успокаивался Глеб и посмотрел на товарищей необычным взволнованным взглядом;
- Она в безопасности, теперь она вполне  в безопасности и управляет ситуациями, которые складываются вокруг нее, - ровно ответил Арэта. – А вот ее сестра, в сопровождении По-Ло, уже прибывает к берегам своего суженного, не зная, что дни его на этом свете уже истекли. 
Хотя это заметно не успокоило Глеба, но всем остальным со страшной силой стало понятно другое: пошел отсчет времени совершенно иных событий, которые уже начались.
                _

По традиции мужчины обратились к карте: теперь уже волны Чаган-нор – белого озера – баюкали джонку у дельты великой северной Этиль. Давно уже воды этой реки, некогда звучной Ра, затопили руины разрушенной Хазарии и следы многих последующих народов, живших на ее берегах.  Теперь вдоль ее русла и все дальше на север были выстроены десятки огромных цветущих городов:
Сразу после возвращения из похода в Центральную Европу хан Бату приказал построить первую ордынскую столицу:
- Я не видел степей шире этих, я не видел лугов красивее этих, я н видел воздуха чище этого. Болды! Здесь будем жить! – сказал хан, выбрав место в четырех днях пути от дельты. Город получил название Сарай-Бату: вдоль левого берега выросли необыкновенной красоты мечети, медресе, бани, крытые базары, ханаки, великолепные дома и дворцы, мавзолеи.
Выше по течению был построен еще один крупный  город – Ас–Тархан. Он считался одним из самых значительных международных центров торговли : сюда приезжали купцы из разных стран. Развивались ремесла – работали гончарные, кузнечные, меднолитейные мастерские.
Хан Берке перенес столицу и построил для нее свой город – Сарай-Берке: араб Ибн-Баттут был восхищен его величиной и роскошью. Сто тысяч человек жили в столице: многочисленные дворцовые мастерские, многие дома покрыты изразцами, оборудованы водопроводом и системой отопления. Некоторые районы целиком застроены зданиями из кирпича. В окрестностях  города находились окруженные садами дворцы знати. Со всех сторон света сюда съезжались купцы с товарами.
Из Руси и Волжской Булгарии везли меха, моржовый клык, кожи, хлеб, шесть; из Прибалтики – янтарь; из Европы, Египта и Сирии через генуэзские колонии в Крыму и Тавриде – вино, стекло, сукна, оружие и предметы роскоши; с Кавказа – самшит; из Средней Азии и Китая – хлопок, хлопчатобумажные и шелковые ткани, фарфор; из Аравии – пряности и другие заморские товары.  Снова работал, хотя и с перерывами на войну, и без единого хозяина -  Шелковый путь. 
Но путь боевой джонки сначала предстоял в Арран, которого почти целый век ханы Улуса Джучи добивались от Хулагидов, убеждая всеми мерами уступить им «Землю огней»:
- Корабли По-Ло закончили свое плавание и причаливают в Ормузе, -  вдруг объявил Арэта, - монгольская принцесса, наконец-то, добралась до границы Персии.
Монгол нахмурил лоб и постарался подробнее обрисовать ситуацию, в которой сейчас находились его родственники и соплеменники:
- Жених же ее, хан Аргон, за время трехлетнего плавания генуэзца успел умереть, и теперь персидскому царству навязана война.
Хан Тохта начал поход против государства иль-ханов, возобновив междоусобицу между двумя ветвями Чингисидов. Но пока кампания его не принесла каких-либо ощутимых результатов, ибо Гассан, сын Аргона, вступил в яростную борьбу за освободившийся престол;
- Посмотрите! – влетел в каюту Матвей, указывая в сторону устья реки, - это же наши ладьи!
И действительно, мимо джонки, выходя из основного русла Этиля и держась вдоль западного берега, проплывала почти сотня славянских суден. Ладьи с большими парусами в характерных орнаментах, вмещавшие до сорока воинов,  выстраивались в несколько рядов для группового похода. Мелькание весел, зычные команды с борта флагманского корабля говорили о серьезных намерениях мореходов. На судах сверкало и бряцало оружие, почти из каждой ладьи слышалось тревожное ржание лошадей.
- Ну, что же, - заключил монгол, - они идут, очевидно, отбить у хана Гассана летние и зимние пастбища Карабага и Муганских степей. Вряд ли они пойдут в глубь материка, их интересует только проходы вдоль моря и степи предгорья. И, похоже, все воины – русичи, только на одном судне я вижу монгольский бунчук!   
- Нам тоже надо уходить и успеть увидеться с По-Ло раньше, чем эта дружина достигнет берегов Апшерона, - уверенно произнес Изаму, будто читая мысли Арэта.
Вернее – читая его мысли: и монгол этому ничуть не удивился.
- Сегодня вечером мы уже будем там, - сказал он, разглядывая ожившую карту, - а через день туда прибудет и караван По-Ло. Он тоже торопится на родину, но мимо священного храма Атешгях  ему не проскочить!
Джонка подняла парус, поймала ветер и споро направилась в открытое море, оставив далеко позади и в стороне тяжело загруженную флотилию войска Улуса Джучи.
                _

Подходя к заветному берегу и в предчувствии ярких событий, экипаж вновь претерпел некоторые изменения: богиня Уиндзи вновь вернулась к облику воинственной амазонки, а вместо рубаки Изаму взорам окружающих вновь предстал беглый скифский пророк Заратуштра. Незнакомый с этими воплощениями арийцев Арэта был приятно удивлен новым звучанием разворачивающихся событий.
- Кстати, - сказал он, несколько разряжая магическую атмосферу: - Бэй, я должен вернуть тебе вот это! И он протянул оторопевшему юноше резную фигурку бога Байгаала: - по велению Тао, она тебе еще здорово пригодиться!
- Да, он сумел уйти от недругов и нашел пристанище здесь, - заговорил  Зардуш, указывая рукой на берег в сиреневых сумерках. И учредил священные огни и назначил жрецов служить им: - и вплоть до страны… Албании и Баласакана вплоть до Албанских ворот… тех магов и огней, что были в тех странах, я упорядочил, я не допускал совершать обиды и грабежи, и то, что было у них отнято, я также возвратил; и я привел их в свою страну, и я веру маздаяснийскую и хороших магов сделал превосходными и почитаемыми…
 С тех пор стоит пятиугольный храм Атешгях с вечно горящим и никогда не гаснущим огнем на алтаре в центре открытого двора. Горит и в дождь, и в снег, и при сильном ветре. И с тех пор у огнепоклонников зороастрийцев это место является предметом поклонения и паломничества.
- Ну, мы же не будем поклоняться этому храму? – настороженно спросил у него Матвей;
- Нет, люди этой веры не поклоняются храмам: в чем зерно маздаяснийской веры?  Ахуро Мазда отвечал: - Когда усердно возделывают хлеб. Кто хлеб возделывает, тот возделывает Истину, - доходчиво пояснил Зардуш;
- Но мы ведь тоже возделываем хлеб! – воскликнул Матвей, - все русичи сеют и жнут жито!
- Ты, Матвей, никогда не сеял и не жал, - безжалостно ответствовал ему справедливый Заратуштра, - ты разил мечом, ты рубил саблей, ты проливал кровь и вырезал души из бренных тел. Как и сотоварищи твои, воины-наемники. А эта вера созидателей…
- Ну, хорошо, - присоединился к разговору Глеб, - не может же один народ быть в разной вере? Те, что сеют и жнут – в одной, а те, что их защищают – в другой!?
- Иногда пахарь берет в руки меч, не умея сражаться! Но никогда воин не берется за плуг, не умея пахать! – веско отрезал мудрец;
- А когда мы сойдем на берег к этим вечным священным огням? – нейтральным голосом прервал оживленную дискуссию Бэй, - интересно посмотреть!
- Обязательно, - пообещал Зардуш, - в полночь.
В полночь джонка бесшумно причалила к берегу: действительно, темноту южной ночи прорезали несколько ярких огней, горящих высоким пламенем. Казалось, эти пылающие языки вырывались прямо из земли, но при приближении стало понятно, что все они оформлены каменными алтарями, покрытыми древними письменами с заклятиями.
-  Освятите оружие свое жаром и светом, пришедшим из самых недр земных, - повелел Зардуш воинам, окруживших центральный факел: - и меч ваш отныне  будет справедлив и милосерден.
Русичи и Борена с Арэта обнажили клинки и окунули их в пламя: разящая сталь, сначала покрывшись черным пеплом, обрела вдруг холодный голубоватый цвет. По лезвиям пробежали искрящиеся звездочки, оставшись и мерцая кое-где в глубине откованного металла.
Зардуш протянул ладони к огню и, зачерпнув его двумя пригоршнями, как водой умылся им. Его примеру последовали и остальные: за мгновение обжигающий озноб пробежал по всему телу, наполнив каждую клеточку тела силой и  энергией первичной магмы.
Вернувшись на джонку, первым заговорил Матвей:
- Послушай, пророк, но почему же ты, созидатель, решил освятить мечи – орудие насилия и разрушения!? Где же твоя истая вера в жнеца и пахаря, коли ты вновь призываешь нас к оружию?
- Я освятил не мечи, а то, что может прорости из них: вы откуете потом из булата лемех. Вспашете поле, засеете ниву и срежете колос, - устало произнес пророк. И они заснули до утра в мире и согласии.
Арэта парил над Апшероном: на мелкой морской волне блистали зайчики, отражая восходящее солнце, а с материка на полуостров размеренно втягивалась цепочка  большого каравана. Успевая пройти до полуденного зноя часть пути, караван двигался несколькими звеньями: очевидно, в целях безопасности объединились попутчики.
Ранним вечером По-Ло с отцом и дядей уже входили в храм «Место огня». Первого, кого они там увидели, был монгол. Арэта тут же пригласил всех троих на джонку: ужин продолжился до полуночи, а потом гости в сопровождении Арэты и Зардуша вновь отправились в царство вечных огней. Отдав должное магическим светильникам, венецианцы отвели необычных сопровождающих в свой шатер. У стола, украшенного вином и фруктами, их поджидала принцесса Кокачин, нервно теребя пальчиками узоры большого круглого ковра.
- Я не смог ее бросить на произвол судьбы, - начал свой рассказ По-Ло, усевшись и омыв руки;
– Сойдя на сушу и передав в знак уважения часть даров Кублай-хана принцу Гассану, мы не рискнули оставить ее на попечение горящего в междоусобице края.  Пусть боги решат ее судьбу, - закончил посланник великого хана;
- Давайте возьмем ее с собой, - спокойно сказала Борена, по-хозяйски входя в шатер венецианцев;
- Хорошо, быть по-вашему, - тут же согласился По-Ло, ни капельки не удивившись появлению неизвестной ему вооруженной девушки;
- Как вам это удается? – шепотом спросил монгол ассирийца, имея в виду согласованность действий, не взирая на время и расстояние;
- Потому что мы есть одно целое: времени, расстояния и особей… Прошлое, будущее и настоящее в каждой секунде, что сейчас происходит; в каждой капельке вина, что мы сейчас пьем… - высоким слогом изложил раскрасневшийся Зардуш;
- Ну, вот как раз про вино-то мне понятно, - буркнул озадаченный Арэта;
- Я думаю, что нам уже пора, - веско подвела черту амазонка, подхватывая под руку принцессу, - надеюсь, ее вещи нам поднесут?
И она строго взглянула на своих мужчин: те быстро подхватились и устремились к выходу. По-Ло хлопнул в ладоши и с полдюжины носильщиков взвалили на плечи приданое монгольской невесты.
В отдельном нефритовом ларце доверенное лицо императора передал Арэта пайцзу - сопровождающую золотую пластинку принцессы, на которую были нанесены  все ее полномочия на китайском и арабском языках.
Многолюдная процессия с зажженными факелами двинулась к брегу. Проходя мимо небольшого холма, монгол чиркнул по камню ножнами сабли, оправленными кованым серебром. Этого было достаточно, что бы змейка розового пламени побежала по его склонам: еще секунда – и весь холм был окружен ореолом свечения. Носильщики рухнули на колени, венецианцы осенили себя крестным знамением.
- Янардаг – молвил маг и волшебник Заратуштра, разрешающим жестом поддерживая возгорание горы;
- Это божий знак, - с готовностью согласился По-Ло, - нас ждет удача в дороге и светлое будущее! 
На джонке никто не спал, и тоже заметили этот предутренний фейерверк:
- Точно такое же пламя бежало на стене в пещере Тао, - зашептал на ухо отцу Бэй, - когда Рюу угодил в нее стрелой из своего арбалета. 
– Видать, сабля Арета, как и наши мечи, теперь способны вытворять такие фокусы! 
Принцесса Кокачин расположилась в каюте вместе с Бореной, багаж ее был снесен в трюм. В это же время ассириец что-то горячо внушал По-Ло на носу корабля, деловито поглаживая ладонью деревянную голову дракона: 
-   Вторично откровения Заратуштры – Авеста сейчас уничтожаются арабами-мусульманами: согласно преданию, это множество книг, которые охватывают все стороны мифологии, истории, этики, права, религиозных требований.
Начал же этот карательный поход Великий Александр, завоевав земли последователей зороастризма, подверг их верование гонению, а книги – уничтожению. Ибо для него это была религия сугубо демократичная – ходить на собрания общины, обсуждать совместно ее дела и участвовать в общинных праздниках – прямая обязанность зороастрийца. Не было пищевых запретов, вегетарианство было не свойственно; в пищу употребляли рыбу и мясо всех копытных животных, в том числе говядину и свинину. В то же время запрещалось дурное обращение со скотом и бессмысленные его убийства. Не существует вето  на вино! - ну что еще нужно в жизни свободно-мыслящему человеку? – спрашивал Зардуш своего заинтересованного оппонента.
Они расстались под утро; джонка подняла парус и отплыла на восток; а караван По-Ло по утреннему холодку двинулся на Трапезунд, Константинополь и оттуда в милую для сердца Венецию. Больше им встретиться было не суждено.
                _