7 глава. Первые уроки Лины

            Иллюстрация из интернета.

                Найти хорошего учителя нелегко,
                найти хорошего ученика - ещё труднее.

                Сунь Лутан, даосский мудрец

    Готовясь идти на первые свои уроки в новой школе, Ангелина очень волновалась.   
Она перешла жить на другую квартиру - к математичке. Симпатичная, полненькая, светловолосая Катя, то есть Катерина Павловна, приехала ещё в августе и потому чувствовала себя уже почти старожилом.

    В маленьком оконце за белыми занавесками серый деревенский рассвет. Тётя Гланя, хозяйка, шумно прихлёбывая, пьёт  чай. Её сынишка-второклассник  хнычет у печки, размазывая по щекам сопли:

- Не хочу идти в эту школу!
- Почему же? – строго нахмурив брови, интересуется Катя.
- А она говорит всё время: «Дети, смотрите на меня, смотрите на меня». Не хочу я смотреть на неё, я хочу в окно смотреть!
- Горе ты моё! Учителка плохо не скажет, неслух! – строго прикрикивает Гланя, вытирая сыну нос.

    Пока его успокоили, Катя уже застегнула шубейку, закуталась в шаль.

- Ой, Катя,  а у меня сегодня первый урок, - напрашиваясь на сочувствие, вздыхает Лина.
-Тогда собирайся быстрее, а то опоздаешь.

- Да нет, по расписанию второй, а вообще… вообще первый! В одиннадцатом классе!!!Конечно, уроки на практике были, но там...в 6 классе, да ещё учительница была... А здесь - в одиннадцатом классе!!

- И ничего страшного, - покровительственно ободряет Катя, надевая валенки. - Будь построже, не улыбайся.

- Они такие огромные, все выше меня ростом, - почти с ужасом шепчет молодая учительница.

- Ну и что? Я, помню, тоже боялась в первые-то дни, а потом свыклась.

- Как они у тебя сидят?

- Как миленькие, тихо. Я им кучу задачек сразу подбрасываю – решают. А кто балуется – ещё одну добавляю.

    Улыбнувшись на прощание, Катя уходит. Лина, подперев рукой щёку, сидит над тетрадкой с планами уроков.

    Вечером она тщательно составляла их, а сейчас показалось: всё забыла. Через много лет  попытается восстановить в памяти эти первые шаги, но сохранится только общее – чувство страха, хотя, кажется, чего их бояться, деревенских-то?..

    Надела строгое тёмное платье с нарядным кружевным воротником, сшитое в ателье для студенческого выпускного бала. Рыжеватые волосы после бигуди лежали волнисто и пышно. В учительской переобулась, сняла тёплые шаровары, сменила валенки на  туфли.

    Перед зеркалом, нахмурив брови, потренировала строгий взгляд, вздохнула...
    Звонок заставил вздрогнуть и отскочить от зеркала. Ох, как забилось сердце!
 
    На перемене комнату заполнили учителя, переговаривались, что-то обсуждали – но всё проплывало мимо её горящих ушей. Хорошо, что под волосами их не видно.

    Улыбалась, что-то отвечала. И тут же забывала о сказанном, прислушиваясь к шуму за дверью. Там бегали, стучали, взвизгивали, топали...

    Римма, заметив  её волнение, предложила:

-Хочешь, пойду с тобой на урок?
- Нет, нет, я сама.

       Вновь нетерпеливый звонок… Прижав к груди классный журнал, учебник, тетрадь с планами, куда за весь урок так и не заглянула, шагнула в коридор.
 Римма  сочувственно улыбалась, глядя вслед.

   Перед дверью в класс на мгновение застыла, сдвинула брови, для пущей строгости поджала губы, проглотила комок в горле и наконец-то дрогнувшей рукой открыла дверь.

    Сдержанный гул любопытства, взгляды острые, как лезвия бритв (так она ощущала). Парни широкоплечие. Девушки тоже не мелкота.

   Положила журнал и тетрадь на стол, перевела дыхание. Подняла глаза. Но не на лица, а поверх голов.    
- Good  morning, children. I’m glad to see you. Sit down, please.

   Басовито загудели что-то в ответ. Застучали крышками парт. Сидели тихо,  и ей казалось, насмешливо изучали. Читала фамилии по журналу, но встававшие рисовались туманными пятнами.  Щёки  разгорелись, будто стояла у раскалённой плиты.

  На стул не садилась, боясь какой-нибудь каверзы. Между рядами парт тоже пройти боязно – как бы не устроили что-нибудь за спиной… Так и простояла все 45 минут, не отходя от стола, придерживаясь для надёжности рукой за его край – крепкий, устойчивый. Лиц по отдельности не видела – одно сплошное насмешливое, глазастое лицо.

 Когда ноги устали и готовы были подкоситься, перешла от одного конца стола на другой и брови хмурила, чтобы выглядеть солидней. А вслух ужасалась тому, как отстали они по программе, как не умеют строить предложения  и неправильно произносят слова.
 
 К концу урока  немного успокоилась, и ученики заулыбались, хитрецы. Пытались  снизить к себе требования:
- А нам  этого не объясняли.
- А мы всё время так произносили – и ничего.
- У нас так и не получится, как у вас.

   Узкоглазый, щупленький, вертлявый парнишка пытался ехидничать, но девочка позади  толкнула его в плечо - ненадолго присмирел. Заахали, получая домашнее  задание, завозились за партами, ворча. Даже у самой учительницы мелькнула мысль: не много ли? Но выдержала строгость, а для пущей понятливости поругала по-русски:

  - Хватит, хватит лениться, и так  всё лето отдыхали.
- Я не отдыхал, - пробасил кто-то с последней парты, - я в колхозе робил.

- А дополнительные занятия будут? – спросили  девочки.
- Конечно. И на уроках можете задавать вопросы.

- А на личную тему можно? – это уже вопрос от мальчишек.
- На личную – после уроков.
- А-а-а! – И снова ей показалось насмешливое шушуканье…

      Спасительный звонок! Как она ждала его! Наконец-то…

  В учительской плюхнулась без сил на диван. Римма пристроилась рядом, обняв за плечи и без слов заглядывая в глаза. От тёплых рук отпустил ступор, но сумбур мыслей остался:" Почему, ну, почему перед этими, почти ровесниками, оробела, как  не робела перед строгими учителями ни в школе, ни в институте?"

  Потом  уже, месяца через два, на смену этим, первым, пришли другие чувства: и уверенность, и ощущение превосходства, и самонадеянность, и сочувствие к некоторым из них. О сочувствии часто разговаривали с подругой.

   Лина Сергеевна утверждала с апломбом:
 – Видишь, какие здесь дети умные, душевные! Но в глуши лишены того, чем наслаждаются их сверстники в городах. И разве они не тоскуют по другой – городской, интересной! – жизни.
   
     Римма, как всегда, спокойно улыбаясь, охлаждала горячность собеседницы:
- А чего, собственно говоря, они лишены? Книги, знания  те же, что и везде. Учителя – это уж как повезёт, но ведь и в городе есть эта проблема... А сколько учёных, философов, поэтов пришло именно из глубинки!

- Ну, да, - приходилось Лине Сергеевне признавать неоспоримые факты, - и мир природы им ближе, поэтому многие (хотя и не все!) душевно богаче.
 
- Вот именно! - Римма Иосифовна любила ставить точку в дискуссии. - Не место рождения, а душа человеческая – это важнее! А ещё учти, дорогая: здесь дети тянутся в школу, их не надо отрывать от городских дворцов, студий, от подворотен и компаний.  Да, они меньше знакомы с культурой, но зато сердцем понимают и чувствуют глубоко. Признаю, что не все...

- Вот именно, что не все, - Лина заменила уверенную интонацию скептической. - Есть та-акие... непрошибаемые!

     Римма понимающе вздыхала, но тут же, смеясь, теребила подругу, смягчая  пафос иронией:
 - Ну, а мы для чего сюда посланы Родиной? Мы должны им помочь!
    
             Продолжение на http://www.proza.ru/2017/12/26/1573