Лечили, лечили...

Выйдя как-то к ларьку за газетой и свежим воздухом, я стал свидетелем трагедии, масштабы которой оценить на первый взгляд сложно.
Из переулка, как по команде, двинулась скорбная процессия. Путь был прегражден, я остановился. Завыли бабки. Я, по старой памяти, перекрестился. Вслед за бабками, мелодию горести подхватил колокол с восстановленной церкви. Перекрестившись в сторону звона, почувствовал зуд любопытства: кто?
Понесли гроб. Вой со звоном нагнетали атмосферу. Под общий траур я проскочил в толпу и подошел к мужичкам с лицами, подобающими случаю.
Мужички шептались.
– Жаль, не верится. А сколько было? – поддакиваю я.
– Восемнадцать!
– Да уж, дела… Молодой.
Подошла одна из бабушек, отвывшая своё.
– Как же, молодой. С какой стороны поглядеть! С того боку молодой, а с этого – состарился уж! А ведь говорили, что главное в лечении – перемены!
– А что с переменами? – не понял я.
– А ты что, в интарнете не сидишь чоли? – усмехнулась бабуля.
Я виновато улыбнулся.
– Да у меня интернета сейчас нет. Вот, за газетами пошел.
Мужички загудели.
– У-у-у-у, так ты не знаешь ничего? Кого хороним-то, знаешь?
– Нет.
И тут произошло странное. Бабка с мужичками расхохотались. Из толпы зашикали, кто-то закачал головами. Стало доноситься: «Истерика…», «Капельки? У кого капельки? Несите сюда!» Я ничего не понял и решил, что капельки не помешают.
Успокоившись, мужички в раз заявили:
– А мы выборы хороним!
– Кого?
– Выборы!
Бабка заорала:
– ВЫ-БО-РЫ! ВЫ-БО-РЫ!
По толпе пробежала дрожь, и все подхватили: «Выборы, выборы!»
Один из мужичков наклонился и зашептал:
– Из-за этих гадов, мы остались без выбора! Понимаешь? Отняли выборы! И тут не важно за кого ты. Тут важно, что диктуют и указывают, мол, не рыпайтесь, мы, как были, так и будем.
Толпа грянула:
– Вечность были, вечность будем, мы Россиюшку погубим! Вечность были, вечность будем, мы Россиюшку погубим!»
И тут до меня дошло. Я окончательно влился в процесс и заговорил…
(Аркадий Паужин. Из записных книжек)