Ленин в 18-м году

Из цикла "ЛЕНИНИАДА"

Одноактный, зато групповой, перфоманс по мотивам савецких фильм

Время действия: 18-й год
Место действия: 18-й ряд

Действующие лица:
Ильич – вождь мирового пролетариата, любимец женщин
Троцкий – вождь и любимец поменьше вследствие обрезания
Наденька – товарищ вождя по ячейке общества и остальных – по партии
Инесса Шарманд – девушка по вызову партии
Зиновьев, Каменев – сексуальные революционеры
Фаня Каплан – тургеневская барышня с «Максимом» (который пулемет)

В синематографе Ханжонкова идет революционный фильм «Калигула» о   борьбе народа Рима против кровавого царского режима за сексуальную свободу. На местах для поцелуев сидят рядком все персонажи пьесы кроме Фани Каплан. Оправдывая назначение мест, Ильич вдохновенно целуется  с Инессой Шарманд, Зиновьев с Каменевым, а Троцкий с Наденькой, в полном экстазе, оттачивают задачи пролетариата на мировую революцию.

НАДЕНЬКА (глядя на экран). Ух! Вот это он её…! Так ее, буржуазию…  и туда! А вы бы так смогли, товарищ?
ТРОЦКИЙ. Вам, товарищ?
НАДЕНЬКА. Ну-у… если партия прикажет… Но только в составе Политбюро, по мандату.
ТРОЦКИЙ (хорохорясь). Да я и сам так вмандячу! Да хоть прямо сейчас.
НАДЕНЬКА (иронично). Видела я твой мандат, когда мы скрывались в Финляндии… в сауне. Нет, товарищ, ваше оружие – язык!   

Не в силах сдержать любовь к трудящимся и эксплуатируемым массам, Троцкий показывает, как он владеет языком. Наденька, верная партийной дисциплине, протоколирует это на селфи.

ЗИНОВЬЕВ (глядя на экран). Ух! Их бин… Вот это он его!.. Так его, правящий класс, в эту самую точку!
КАМЕНЕВ. Майне либен геноссе… Ни фига себе точка! Да туда весь Рим провалится.
ЗИНОВЬЕВ. Насилие порождает изнасилование!
КАМЕНЕВ. У-у, ты пра-ативный! Купи мне розовый френч! Кстати, сегодня меньшевики звали меня на пати. Пенная вечеринка у Плеханова.
ИЛЬИЧ (услышав).  Вы, товагищ, мегзопакостный агхиплут! И политическая пгоститутка!
ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ (приняв замечание на свой счет, хором).  У нас, гусских, любой тгуд почетен!
ИНЕССА ШАРМАНД (глядя на экран). Как они их…!  Эти эксплуататоры такие затейники! Вованчик, а помнишь, как кайфово нам  было в Риме, в фонтане?
ИЛЬИЧ (мечтательно). Да-а, тебя приняли за Венеру… в полиции нравов. И какие культурные люди: тебе рук не рубили, мне яйки дверьми не зажимали…
ИНЕССА ШАРМАНД (Ильичу). Загнивающий Запад… А ты выглядел как Аполлон… о мой сатир!
НАДЕНЬКА. Да, Рим погубил разврат.
КАМЕНЕВ (заводясь). Хочу в Рим! Нет, хочу погубить Россию! Представляете порнофильм: солдаты, матросы, Рокко Сиффреди, восставшая массовка - и я! На лихом мужике, в розовом френче! Как там у Демьяна Бедного: «Он же с нашим знаменем цвета одного»! У-у, майне кляйне однопартийчики, не хочу Рокко Сиффреди, хочу дер гроссе русского мужика!
ТРОЦКИЙ. Не, ну вы видали шлимазла!? Аицин паровоз! Мы, отборные члены партии, лучшие головки России, всю жизнь мечтали оплодотворить ее  передовыми идеями,  а этот местечковый Элтон Джон уже надумал седлать мужиков!

На экране Калигула обеспечивает свободное избирательное право лошадям, а в сенате Рима из-за идей императора повальный спрос на проктологов.

ИЛЬИЧ. Черт возьми, и как я сразу не додумался?
ИНЕССА ШАРМАНД. Тебе тоже понравилась хохма с лошадкой?
ИЛЬИЧ. Да, моя кобылица! Нам в Политбюро тоже не помешал бы здоровый битюг, пусть хорошенько потопчет ренегатов.
ЗИНОВЬЕВ и КАМЕНЕВ (хором). Хотим, хотим битюга!

Возбужденно сучат у Ханжонкова ножонками (каламбур-с). На экране Калигула оптом продает жен римских сенаторов на эротическое мясо. Лишь бы не на пушечное.

ИЛЬИЧ. Креативненько, у нас тоже партийная касса пуста. Кого бы продать? И чего мы, дыбилы, всех царёв с царицами бесплатно перестреляли?
ТРОЦКИЙ. Давай Надьку продадим.
ИЛЬИЧ. Кому, Кунсткамере? Ее и на консервы не возьмут.
ТРОЦКИЙ. Ну тогда Инеску. Антанте. Она красивая, за нее любая порностудия в еврах заплатит.
ИЛЬИЧ. А с кем мне тогда релаксировать? С тобой? Или, прости Господи, с усатым Кобой? Я все-таки честь партии, оставьте партии хоть честь… ну и Инеску… раз больше ничего не осталось.
ТРОЦКИЙ. Ну тогда давай Украину продадим. Немцам. А лучше – пиндосам, те больше дадут.
ИЛЬИЧ. Поздно, они ее и так забрали, за печеньки. А шо, Лейба, колись, ты небось украинский паспорт себе оставил? У вас, жидопетлюровцев, там же теперь безвиз...
ТРОЦКИЙ (стыдливо). Та то таке...

На экране мирные протестанты деликатно указывают Калигуле на недостатки в его работе горящими шинами в Колизее и твердыми тяжелыми предметами по башке.

ИЛЬИЧ. Чем это они его? Ледорубом, что ли?
ТРОЦКИЙ (поеживаясь). Глупая шутка. 
ИЛЬИЧ. Уж кто бы кому бы говорил! Ты думаешь, инсульт лучше?

В полутемный зал входит Фаня Каплан, катя на "кравчучке" ржавый "максим".

ИЛЬИЧ (Троцкому, прячась под кресло). Вот-вот, а, может, ты думаешь, это лучше?
ФАНЯ КАПЛАН (наигранно). Мальчики, я не опоздала? А вы не подскажете, где тут пункт приема металла? Желательно, цветного - свинца.
ИЛЬИЧ (из-под кресла). Робяты, ховайтесь! Это будет посильнее "Фауста" Гете. Нечеловеческая музыка!

Тургеневская девушка Фаня Каплан трогательно поправляет нежную пепельную челку, потом линзоскопы в девять диоптрий (вынужденная историческая деталь, лишь придающая очарования героине), затем фильдеперсовые чулочки и, наконец, пулеметную ленту. Ложится, прильнув к "максиму" пышными персями в бикини и эффектно раздвинув нескончаемые ноги в туфельках на 20-сантиметровых шпильках.

ИЛЬИЧ (из-под кресла). Фаня, а может не надо? Вспомни, как хорошо нам было вчера в "Метрополе", на люстре!
ФАНЯ КАПЛАН. Надо, Федя, надо. Все вы, мужики, кобели! Ты предал святое дело революции! И люстру "Метрополя". Я тебе так верила, а ты тут с этой сучкой Инеской...

Передергивает затвор "максима".

ИНЕССА ШАРМАНД. Кто сучка? Я сучка? Сама ты сучка крашеная! И ноги у меня длиннее!!! А ты, Вован, правда, кобелина. Так не доставайся же ты никому!

Вытягивает из стрингов "маузер" с деревянным прикладом... И на экране, и в зале творятся махач, пальба из всех видов вооружений и прочая вакханалия, народы Рима и России объединяются в живительном экстазе мордобоя, воспользовавшись чем вожди мирового пролетариата на карачках  выползают на Садовое кольцо.

ИЛЬИЧ (Троцкому). Пока еще и Надька не догнала, я смываюсь в Разлив. А лучше - сразу в Финляндию, там тюрьмы комфортнее.
ТРОЦКИЙ. А я еще успею добежать до мексиканской границы.
ИЛЬИЧ. А ледоруб?
ТРОЦКИЙ. Ха! На фига в Мексике ледоруб? Это ж как козе баян. 
ИЛЬИЧ (сочувственно). А ты видел козу с баяном? На рязанской свадьбе? На третьем часу? А из навозной лужи не пил? И не ел? Эх, чурка ты нерусская! Ну как знаешь…
ТРОЦКИЙ. Дык чо с революцией?
ИЛЬИЧ (убежденно). Нет у революции конца!
ТРОЦКИЙ. Вот именно! А у наших еще есть шанс…

Шепотом напевая "Интернационал" и кляня чертовых глупых баб, закоулками, на полусогнутых, пробираются к площади трех вокзалов. За кулисами, не торопясь посасывая трубку, ухмыляется невидимый усатый Коба... 

ЗАНАВЕС