В Швейцарии

Из моих весьма поверхностных наблюдений:
За год до кризиса.

 Октябрь. + 12 по С. Вечер. Солнце светит. Столица. Центральная площадь. Фонтан. Дети прыгают между струй. Кричат. Мокнут. Никто не одергивает их.

 На брусчатке белый плед. На нем огромная собака. Белая. На животе собаки - головы отца семейства, юной матери и двух отпрысков. Попы в джинсах на брусчатке. Ноги подогнуты и переплетены в полном беспорядке - где папины, где дочкины, где мамины, где сыночкины? только размеры обуви разные. Фасон один. Одновременно куплено. Лежат молча. Блаженно улыбаются последнему теплу этого года.
Овощи? Не думаю. Просто счастливы вместе.

   Местное время 19.30. Мне пора ехать в мой отель. Электричка отойдет от вокзала Берна в 19.38.47. Это время. С секундами. Типа "Не думай о мгновеньях свысока". У меня катастрофически мало времени. Следующая будет только в 23.57.14. Вбегаю в вокзал. Спрашиваю высокого господина: "Wo Zuge halten?", "In welche Richtung?",- в свою очередь спрашивает он. Я называю. Он: "Komm, ich bin auf dem Weg". Спешу за ним. У него очень длинные ноги. Едва поспеваю. Уже задыхаюсь. "Черрррт! только три минуты до отхода!" - восклицаю я при виде очередных часов. "Мы уже пришли. Вот ваш поезд", - говорит этот немец по русски с едва заметным акцентом и показывает мне на элегантный состав из трех ярких нарядных вагонов. Я забываю, что у меня билет на поезд, который вот-вот укатит без меня. "Но, откуда Вы?" - задаю неуместный вопрос, ответ на который может меня задержать в Берне еще на 4 часа 18 минут и 27 секунд. Он машет мне рукой в направлении поезда: "Опоздаете! Я из Варшавы. Я - поляк. Бегите же. Из-за Вас и я опоздаю". Я успеваю войти в узкий,  уютный, светлый вагон, сесть за столик у окна. Поезд плавно трогается. Поляк с соседней платформы машет мне рукой и заскакивает в свой поезд. Я беру бесплатную газету, с понтом я что-нибудь пойму, кроме картинок и анонсов и разглядываю цветную рекламу.

  Местное время 20.30. Пригород столицы. Машины длинной чередой прорезают сгустившуюся тьму фарами. Поток машин похож на бесконечность. На реку. Все машины едут в одном направлении. От столицы. Мне надо перейти на другую сторону улицы. Перехода не видно. Я, в поиске зебры, присматриваюсь к дороге впереди, оглядываюсь назад. Теряю равновесие и нечаянно ступаю на проезжую часть. Поток машин замирает. Я поднимаюсь на тротуар. Машины снова набирают ход. Обгоняя меня, машут мне руками. Наконец-то до меня доходит - меня пропускают. Я перехожу улицу в неположенном месте. Вереница машин преданно ждет, когда я достигну противоположного "берега".

  Местное время 22.30 . Пригород столицы. Машины уже не ездят. Тишина. Полная. Только наши шаги и голоса. Мы говорим шепотом.

 Дома в два-три этажа. Без балконов, балкончиков, колонн и террас. В домах не чердаки - мансарды. В домах очень редко светятся окна. Жители уже спят. На окнах цветы. У калиток газоны. На газонах фонтанчики, скульптурки, кустики-цветочки. На ступенях домов - гномы, котики, целующиеся голубки, феечки, трубочисты, аисты... Держат в руках, лапах, клювах фонарики или цветочные вазоны. Оградки ажурные. Яблони с яблоками. Машины под навесами. Велостоянки с велосипедами у каждой калитки. Без цепей и замков.

 Кусты самшита у парадной лестницы отеля припорошены снегом. Свет фонарей и блеск снежинок на темной глянцевой зелени слепят глаза. Узкая дорожка принимает на себя наши следы. Нас трое. Дорожка из девственно белой и чистой превращается в серое месиво. В холле - тишина и покой. Дежурная администратор сидит с закрытыми глазами за стеклом с силуэтами птиц. На звук наших шагов поднимает веки, улыбается и протягивает ключи от нашего номера.

  Раннее утро. + 6 по С. Дождь. Тот же пригород. По сосновому лесу проложена ровная дорожка. Вдоль дорожки аккуратные штабеля бревен. По дорожке бежит пожилая дама в бархатном спортивном костюме. Машет рукой в приветствии. Молча, с улыбкой. Выгуливает собачку дворянских кровей массивный господин в костюме-тройке и с галстуком, но в кроссовках. Черных, как его костюм и галстук. Молча, с улыбкой кивает мне. Бегут парень и девушка. В спортивных костюмах и наушниках. Поравнялись со мной. Ему лет пятьдесят пять. Ей на пяток меньше. Бежали сосредоточенные, увидели меня - заулыбались, закивали, руками замахали. Мадам с коляской. В коляске младенец. Коляска закрыта прозрачным чехлом. Младенец не мокнет. Мадам под зонтом. Важно кивает мне. И улыбается. Молча. Мне все рады!
 
 Но здесь никто не говорит?! И я начинаю приставать к встречным-поперечным на своем эсперантском воляпюке. Меня понимают! Или делают вид. Во всяком случае мне все улыбаются и кивают, и машут руками.

 Полдень. Столица. Суббота. Цитглогге. Толпа зевак смотрит на петуха, шествие медведей и других участников волшебного действа, созданного полтыщи лет тому назад. Если не знать, что этим часам уже несколько полных столетий, не впечатлит. Мы играем в компьютерные игры и кормим живых медведей в зоопарке. Но..., когда узнаешь о Дне рождения башни с часами... зависаешь в позе наблюдателя. Однако еще надо много чего успеть! Часы пробили. Толпа рассосалась. Пошли кто куда. По большей части по магазинам. Я тоже.

 Большой продуктовый магазин. Вполне себе так комфортабельно. Длинные светлые ряды молочных продуктов, колбас, овощей, неведомых фруктов с ценами от 40 франков за 100 граммов и яблок/груш/слив по ценам вполне питерским. В иной валюте, но по курсу... Яблоки в Швейцарии есть не интересно. А то, что не растет в наших магазинах... Перетопчусь! В Швейцарии надо есть шоколад. Шоколада тоже много разного. До Нового года еще восемьдесят дней, но на полках уже стоят шеренги шоколадных Сант, гномов, клоунов, шаров. Цены на новогодние шоколадки вдвое выше шоколадок не праздничных. И вдвое ниже, чем у шоколадок с государственной символикой. Патриотично.

 Еще в Швейцарии надо есть сыр. Иду в специализированный магазин фрау Мольке. Сыры в пяти холодильных витринах вповалку - горки кусками по 200-300-500 граммов. Мне надо попробовать все. Это не реально за всю мою оставшуюся жизнь. Выбираю 40 сортов. На эти сорта сегодня акция "купи три - один в подарок". Прошу отвесить их по 150 граммов. Фрау Мольке, с улыбкой, огромным тесаком нарезает тонкие ломти слезящихся сыров. 40 раз она взмахивает своим ужасающим ножом. 40 раз она отсекает от сырной головы ровно по 150 граммов. У нее уходит на это 15 минут. Потом она каждый кусок отправляет в аппарат вакуумной упаковки. Потом она складывает эти шесть килограммов сыра в два огромных бумажных пакета и с неизменной улыбкой протягивает мне. Одной рукой. Оба пакета сразу. На все про все, в том числе на расчеты, со мной у нее ушло меньше получаса. И она все время улыбалась! Она ни разу не дала мне понять, что я издеваюсь над ней своим дурацким выбором. Порядочный покупатель купил бы триста граммов любимого сыра, пакет сметаны или молока и ушел через две минуты с чувством собственного достоинства, и оставил бы в кассе фрау Мольке почти столько же франков, сколько оставила я, вынудив ее полчаса примериваться, резать, взвешивать и паковать.

Чёрррррт! Я это не донесу до своей гостиницы. Фрау Мольке улыбается. Я задаю вопрос на смеси из пяти языков, не задержат ли меня в аэропорту за вывоз такого количества сыра? Она улыбается и утешает меня на франко-немецкой смеси языков - с сыром в вакуумной упаковке меня не задержат в аэропорту, когда я буду улетать в свою Россию. Я бодренько на англо-немецком "суржике" поясняю, что я из России, но сейчас живу в Грузии, потому что у меня там работа. А лечу в Армению. "О!" - говорит она, - "wo ist es?". "Im Kaukasus", - отвечаю я гордо. Это то немногое, что я могу чисто, без акцента, сказать на немецком. Она улыбается, кивает и машет мне рукой на прощанье. Я с трудом тащу знаменитый швейцарский сыр. Мне уже не хочется его есть.

 Вечер. Солнце село. Столица. Центральная площадь вся в огнях. Улицы вокруг погружаются в полутьму. Фонари горят желтым, почти не делясь светом с окружающим миром. Витрины магазинов светятся ярко, но не вызывающе. Точнее, не зазывно, заходить внутрь мне не хочется. Приятнее просто идти вдоль витрин и рассматривать то, что выставлено на обозрение. Выставлено всё. От охотничьих ружей и табачных трубок до ёлочных украшений, от офисных костюмов до парящих в воздухе трусов и оголенных (полуголых, точнее) в ажурных чулках и корсетах манекенов в секс-шопе. Напротив секс-шопа цветочный базарчик. В овощных ящиках  горшки с бегониями, пуансеттиями и тюльпанами. Над ящиками натянут пестрый тент и елочная гирлянда. Огни переливаются под музыку "Джингл белл". Ни продавцов, ни покупателей не видно. За цветочной ярмаркой начинается сумрачный, без фонарей, сквер с одиноким высоким деревом и каменной глыбой скульптуры, одинокой лавочкой и мангалом напротив нее. За этим странным сквером тихая улочка и выход к реке. В воде отражаются, дрожат, дробятся огни.

 Иду. Тихонько напеваю нечто лирическое, отдаленно напоминающее(я же не оперная дива!) "Милый Ленинград, я тебе пою...". "О! Вы - русская? А мы тоже. Как мы рады видеть Вас здесь! Давайте поговорим немножко! Нам так не хватает людей, с кем можно просто поболтать ни о чем!" - меня окружили три юные грации, три девицы. "Вы на отдых приехали, или в командировку? А мы сюда первый раз приехали. Мы учимся в Женеве. В филиале МГУ. Вы хорошо знаете Берн? Жалко, что уже стемнело! Но мы после занятий раньше никак не могли. Вы себе не представляете, какая нагрузка! У нас каждый день, кроме воскресенья, по шесть лекций. А в воскресенье приходится самостоятельно заниматься в библиотеке. Совсем времени свободного нет! Но, говорят, что с третьего курса будет легче. Осталось только год и восемь месяцев потерпеть! А сейчас - просто ужас. Мы с августа в Женеве. Еще нигде не были. А ведь, Берн - столица! Ну, вот мы и решили сегодня ночью здесь погулять до 12, а завтра уже снова на занятия. Поезд около 12 ночи отходит. Ну, мы ночь в поезде поспим. Ой! ну как мы рады Вас встретить здесь! Это же просто счастье! Знаете, нам очень не хватает соотечественников! Здесь все просто отлично, но очень тяжело! И по дому скучаем. Знаете, мы каждый день в скайпе, а все равно, не хватает общения. Ну это же просто чудо!, что мы встретились, правда? Вы сейчас куда? Нам по пути? Мы хотим успеть увидеть Мюнстер, пока еще не совсем стемнело. Вы его видели? Это правда - чудо? Старый Берн - просто прелесть!" Я успевала только кивать и улыбаться.

 И вдруг почувствовала себя швейцаркой. Жительницей Берна. Старой фрау с улицы Роз.

 Почему нельзя поменять Родину? Нет, не так, не совсем, а чуть-чуть. Например, на работу сюда приезжать с высокой миссией улучшения этого мира. Не так, как в этот раз - всего на две недели, а на пару месяцев каждый квартал. Не бросить всё к чертям собачьим на малой родине и укатить сюда за хлебом насущным. Так я тоже не хочу. На малой родине меня ценят как нужный кадр. Не расплеваться с Отечеством раз и навсегда. Ни за что и никогда! Я люблю мою Родину большую. Но... Мне нравится эта милая улыбчивая и спокойная страна, где не размахивают руками и не кричат что ни попадя первым встречным и поперечным. Здесь улыбаются друг другу и тихо говорят, не мешая другим. Потому что другие для них, как когда-то это было и для нас, русских, - други, друзья.


На следующий год. В год начала кризиса.

Ноябрь. Раннее утро. Аэропорт Цюриха заполнен толпами спешащих в разных направлениях людей разных рас в национальных и общемировых одеждах. Среди толпы то и дело мелькают люди в форме с надписью "полиция". Год назад за две недели пребывания в Швейцарии я встретила всего двух полицейских. Сейчас, на расстоянии в 300 метров от багажного отделения до автобуса я увидела их уже не менее двух десятков.

 Автобус бодро преодолевает километры до Берна по автобану, красиво текущему среди полей. Поля в полоску. Очень декоративно. Кризис? Кризиса не видно.

 Полдень. Берн. Народ суетится. На площади перед ратушей не видно веселого фонтана, бьющего прямо из каменных плит. Разумно. Температура около ноля. Того и гляди, снег пойдет. Как-то зябко, холодно и сыро. Серое небо. Пешеходы, не глядя по сторонам, бодро перебирают ногами. На часы на старой башне никто не смотрит. Только я и мой спутник зависли на время боя курантов и побежали по городу дальше.

 Вечер. Местное время 19.30. Пригород столицы. Машины огненным пунктиром прорезают сгустившуюся тьму фарами. Все машины едут в одном направлении. От столицы. Мне надо перейти на другую сторону улицы. Перехода не видно. Я ступаю на проезжую часть. Поток машин меняет траекторию движения, слегка подав влево. Я поднимаюсь на тротуар. Машины снова выстраиваются по центру дороги. Обгоняя меня, машут мне руками. Наконец-то до меня доходит - переход впереди, у светофора с кнопкой. Я перехожу улицу в положенном месте на положенный свет. Все правильно. По правилам. Вереница машин преданно ждет, когда я достигну противоположного "берега", и мгновенно срывается с места, едва гаснет красный сигнал. Он горел ровно одну минуту. Но я уже иду по тротуару. Улица узкая. Только-только двум машинам разъехаться.

  Местное время 22.30. Там же. Машины уже не ездят. Тишина. Полная. Жители уже спят. Подходишь к дому на пять метров - включается лампочка у входа в дом. Проходишь дальше - гаснет. Машины под навесами. Велостоянки с велосипедами у каждой калитки. Велосипеды на замках. На яблонях и под ними нет яблок. Собраны.
 Улицы темны. Фонари зажигаются, когда оказываешься в зоне датчика движения. Датчик фиксирует и ты в круге света. Вышел из круга - свет гаснет. От фонаря до фонаря пять шагов в темноте, пять шагов при свете. Глаза не успевают адаптироваться. Но асфальт гладкий. Не споткнешься.

 Раннее утро. Тот же пригород. - 2 по С. Изморось. Вокруг фонарных столбов черные пакеты с мусором. Аккуратно завязаны. Сложены в пирамидки.

 Сосны в лесочке припорошены белой крупкой. На траве - тонкий слой снега, на дорожке - тонкий ледок. Вдоль дорожки аккуратные штабеля бревен. По дорожке прогуливается пожилая дама. Ведет на поводке собачку дворянских кровей. Молча кивает мне на мое "Гутен Морген!". Собачка приветливо машет хвостиком и тычется холодным носом мне в протянутую для приветствия ладонь.  Дама обретает благожелательный вид. Мы даже мило беседуем о ее собачке. Которую, оказывается, она приобрела по почте откуда-то из Италии , из питомника для брошенных животных. И своей очереди на обретение собачки она ждала три года! А теперь не может нарадоваться на эту умницу и красавицу. Мы гладим собачку. Улыбаемся друг другу. Расстаемся лучшими друзьями. Лесочком прохожу к соседнему поселку. Навстречу не попался более никто.

 Подхожу к продуктовому магазинчику. Около магазина крутится пара беспородных собачек. Очевидно ждут, когда их подберут энтузиасты из приемника для брошенных животных. Возможно, в приемнике просто нет свободных мест? Собачки поджимают хвостики и бегут от меня за угол. Я не зову их. Мне нечем их покормить пока. Вот выйду из магазина и угощу.

 В магазинчике полутемно. Продавщица кутается в плед: "Свежего хлеба пока нет. Привезут после полудня". - "Молоко? Да. Пожалуйста!" -  "Сыр? Нет, у нас нет. Это у фрау Мольке. У нас только консервы и крупы, бакалея. Есть печенье, конфеты, масло. У нас маленький магазин. Мы не супермаркет. У нас придорожная торговля. Вот, горячий кофе с собой! или чай".

 Выхожу с печеньем для собачек. Собачек у магазина нет. Даже следов не осталось. Снежок уже растаял. Желтые хризантемы расправили головки и листья. Солнце светит.

 В двухстах метрах от магазинчика бывшая "ракушка" для мусорных контейнеров. В прошлом году их был четыре - для пищевых отходов, для стекла, для пластика, для бумаги. Теперь стенки "ракушки разобраны и стоит один очень большой бак. Его не заменяли уже дня три. У бака горы черных пакетов.

 Подъехала мусороуборочная машина. Два человека с восточной внешностью руками в желтых перчатках собирают пакеты и закидывают в бездонное чрево машины.

   Красные листья дикого винограда украшают бетонную стену, тянущуюся вдоль железной дороги. В расписании поездов - всего пять поездов до Берна. В прошлом году их было вдвое больше.

 Грустно.

  Мой поезд бесшумно подкатил к перрону. В вагоне все места заняты. Мне ехать всего пятнадцать минут. Могу и постоять. Девушка в синем спортивном костюме машет мне и показывает рукой в конец вагона. Там есть свободное место. Спасибо. Но она меня уже не видит. В поезде, как и на станции, нет бесплатных газет. зато я теперь могу разглядывать не картинки рекламы, а попутчиков.

 Попутчики, и те, кто сидит, и те, кому не хватило места на диванчике, сосредоточенны, спокойны,  преисполнены чувством самоценности. Никто не улыбается никому.

 Поезд бесшумно подкатил к перрону в Берне. Пассажиры бесшумно высыпались на перрон. Моментально рассосались без суеты и расталкивания окружающих. Замечаю, что почти все выходящие из тоннеля вокзала идут к велостоянке, отстегивают замки и укатывают каждый в свою сторону.

 Машин на улицах практически нет. Пешеходов тоже. Только велосипедисты во всех направлениях. Минут пятнадцать - и полная пустота улиц - все разъехались. Рабочий день начнется ровно в восемь тридцать.

 Я брожу по утреннему городу, разглядываю фасады. На многих подоконниках горшки с цветами. На большинстве подоконников цветов нет. Год назад город утопал в бегониях и петуниях. В этом году - кризис. Не до цветов.

 Спускаюсь к реке. На берегу, под старой развесистой ивой, сидят рыбаки с удочками. Три пожилых господина с надеждой смотрят на поплавки. Совсем как в России. Идиллическая картинка наталкивает на мысль о кризисе.

 Рыбный ресторанчик закрыт. Киоск с кофе на вынос тоже. Зябко. Поднимаюсь по деревянной лестнице с деревянным навесом к улице, ведущей в центр города. Лестница длинная и прямая. Я останавливаюсь где-то посередине, чтобы осмотреться. Черепичные крыши, маленькие дворики... В одном дворе замечаю натянутую веревку с постиранным бельем. Совсем, как в России, в маленьких городах.               

 Ровно в полдень я на площади. Часы отбили положенное время. Петух прокукарекал. Я, поглазев на башню, направилась вдоль древней улицы с питьевыми фонтанами. Для селфи. Я такая не одна. Фонтаны многих привлекают. Народ толпится на узкой улочке. Туристы громко разговаривают и размахивают руками.  Они весело щелкают друг друга своими фотоаппаратами. Я чертыхаюсь. Моя китайская техника не выдерживает двух градусов ниже ноля. Иду в магазин. Отогреть своих китайцев.

 Большой продуктовый магазин. Новый год дышит с каждого прилавка. Длинные светлые ряды молочных продуктов, колбас, овощей, неведомых фруктов перевиты мишурой, стоят шеренги шоколадных Сант, гномов, клоунов, шаров. Цены на новогодние шоколадки вдвое выше шоколадок прошлогодних. И вдвое ниже, чем у шоколадок с государственной символикой. Патриотично.
 
 Толпы народа толкутся у витрин. На лицах всеобщее оживление. На деревьях блестящие нити дождя, на клумбах и рабатках жухлые листья и синие цветы. Солнце отражается в окнах. На подоконнике на третьем этаже загорает пузом кверху полуголый  студент с книгой в руках.
 
 На скамейках в парках и на аллеях сидят пожилые дамы, старушки и бабушки - в шляпках, пледах и платках,в длинных пальто, куртках и дутиках, в туфлях на высоких каблуках и на плоской подошве. Любая из них похожа на русскую пожилую даму, городскую старушку или сельскую бабушку. Отличает их только то, что сидят они не с такими же, как они сами дамами, старушками и бабушками, а в одиночестве, или с пожилыми господами, дедушками и стариками в длинных пальто, шляпах и кожаных туфлях, в куртках, кепках и спортивной обуви, в вязаных кофтах, спортивных брюках и  стоптанных башмаках. Последних мало. Больше тех, кто в кепках. И они ничем не отличаются от наших пожилых соотечественников. Только тем, что сидят со своими престарелыми женами на лавочках в парках, а не в антисанитарных условиях с компаньонами по выпивке.

 Все вокруг так благочинно, солидно, степенно и отстраненно от целой Европы. Так непохоже на мою Россию, мою Грузию, мой Советский Союз, которого нет уже двадцать пять лет. И все же очень похоже на размеренную жизнь пожилых людей советской эпохи. Это те же спокойная уверенность и чувство собственного достоинства, которые теперь так редки в моих странах.

 Старики сидят на лавочках. Как в любой стране мира во все времена. Просто сидят. Без газет и книг. Иногда с термосом и попивают кофе. Сидят и смотрят. На небо, на землю, на спешащих мимо людей...

 Мимо проносятся группы ошалевших от обилия впечатлений туристов и спешат с озабоченными лицами люди возраста трудоспособного. Эти знают, что мир изменился.

 Кризис.