Воспринимающий мандарин

Сержанты сидели в каптёрке на окне, заставленном картонными коробками, и ели мандарины. Мандаринов на двоих был целый килограмм. Яшка так и говорил:
– Я в детском доме мечтал, что когда-нибудь куплю себе целый килограмм мандаринов и сожру в одну харю!
– Вообще-то в две... – Лёнька мягко улыбался и смотрел на десяток мандаринок в целлофановом пакетике.
Яшка их не чистил. Разрывал на две половинки одним движением большого пальца и выгрызал. Во все стороны брызгал сок. Он не умел по-другому, в детском доме им давали цитрусовые на тарелочках, аккуратно разрезанные.
Лёнька долго держал мандаринку в ладонях, вдыхал острый аромат Нового года. Потом внимательно и точно делал круговой и несколько продольных разрезов ножом. Получался лотос с жемчужиной в середине. Волшебный фонарик. Чудесный цветок. Так всегда чистила мама. А потом сушила лепестки мандариновой и апельсиновой кожуры, добавляла в варенье и чай...
За окном шёл снег...
– Чё ты ерундой страдаешь? Резьба по мандаринам?
– Не... Это дань уважения и благодарности.
– Кому?
– Земле, которая взрастила. Солнцу, которое освещало. Мандариновому дереву, которое сохранило плод солнца и земли. Людям, которые заботились... Себе и тебе, за то, что мы здесь и сейчас...
– И ты всегда так?
– Нет, но часто мысленно благодарю...
– Тебе родители много мандаринов покупали?
– Думаешь, зажрался? Только на Новый год. По одной штучке. И один апельсин на всех. Мы смеялись и пели: «Мы делили апельсин. Много нас, а он один...». Это был ритуал. И настоящий праздник. Он теперь всегда со мной. Активируется, когда я чищу мандарины. Благодарность и дань уважения к памяти тоже...
– Ты сейчас сколько съел?
– Три.
– А я все остальные.
– И чё с того?
– Ты ж лоханулся со своими благодарностями. Кто не успел, тот опоздал.
– Да на здоровье, братишка. Счастья мы огребли поровну, уж поверь.
– Хм...
Снег всё сыпал и сыпал.
– Он почему-то в горах не пахнет...
– Кто?
– Снег. На Волге... Дома… Из подъезда выходишь и сразу чуешь – снег. Меня маленького отец на санках в сад возил рано утром. Я смотрел, как блестит от фонарей снег. Слушал, как он хрустит. Чувствовал, какой он: податливый или хрупкий, рассыпчатый – и космически холодный. Он был для меня живым существом. Всеобъемлющим, как вода, земля, воздух...
– В горах тоже пахнет. Арбузом.
– ???
– Ты волок меня контуженного по снегу до блокпоста... Я почти ничего не слышал, не видел, не чувствовал ни холода, ни боли. Только неровности земли, мягкость снега и усилия твоих рук. Снег пах арбузом.
– Наверное, у каждого свой снег. Свой глоток из ледяного колодезного ведра. Свой запах земли после дождя. И своя новогодняя мандаринка.
– Когда нас не станет, пропадёт и всё это.
– Ну и пусть. Зато прикинь, сколько одномоментно существует, возникает и разрушается восприятий снега, луны, воздуха...
– Картонных коробок, бушлатов, потных шапок, вонючих берцев, шкурок от мандаринов и семечек. Окурков и обгоревших спичек...
– Калейдоскоп многообразия мира...
– Лёнька, бля, иди нафиг со свой философией.
Яшка достал из кармана последний мандарин.
– На. Читай свою молитву благодарности и сохрани в своем сознании мою необыкновенную щедрость и образ последнего из мандаринов.
Лёнька взял, молниеносно разорвал пополам и кинул половинку Яшке.
Ухмыльнулся.
– Воспринимающих сознания здесь два.
– Ну да... Моё и мандарина, – Яшка выдавил мандариновые останки в рот и стал смотреть, как идёт снег.