Рисунок

– Да ты, Саня, большим художником вырастешь! – Антон Семеныч взял Санин рисунок в вытянутую руку, подошел с ним к окну и прищурился. Третьеклассники столпились за спиной, загалдели:

– Санька, дом – как настоящий!

– Точно, прям баб Ксенин!

– Сюда б еще Пульку с будкой пририсовать!

– Тихо, – Антон Семеныч повернулся к Сане. Тот встал, бухнув крышкой парты: красные пятна по лицу, улыбка на одну щеку – это восторг и это стыд.

– Саня, ты что-нибудь слышал о законах перспективы? Нет? Сам сообразил? Молодец! Я тебе книгу по линейной перспективе принесу, – Антон Семеныч одобряюще кивнул, класс заерзал вокруг рисунка. Его, Сани, рисунка. – Только смотри: эти линии должны сходиться вот тут, да ты меня слушаешь?

Учитель взял карандаш и быстро-быстро, объясняя, на бумаге поправил конек крыши, чуть изменил линию забора и:

– Ух, Тон-Семеныч, здорово! – это Валька.

– Ребята! Глядите, баб Ксеня из домика вот-вот выйдет! – Вовка.

– Красиво, – прошелестел улыбкой девичий голос над Саниным ухом. Катя?

Он вскинул голову, дико взглянул – смутился. Махнул рукой объяснить – запутался в ее фартуке. Отскочил в панике – «чё по ногам-то?!» – Валька небольно пихнул его. Рассыпался вдребезги звонок на перемену, и класс разом тоже рассыпался из дверей.

А после, а после… Саня еле высидел математику, а после домчался – гордый открывшимся горизонтам – в гору до дома. А-а! Зачем? Там мама, Маруся, ведра и недопиленные ветви ветел. Обратно? Нет! Еще в гору, тропой по-над оврагом, выше – «да шо ж ты по помоям носисси, ирод!». Ногой в компостную яму – черт! Башмаком потер лопухи – ладно, сама грязь отпадет. Выше, и вот уж поселок под ним. Саня меряет пустырь шагами – Тон-Семеныч, сам Тон-Семеныч назвал его молодцом! И это начало, вот увидят все: и Валька, и Вовка, и Катя. Катя… Она сказала «красиво». Теперь она с ним сядет за одну парту, а Тоня… куда-нибудь Тоня тоже сядет, с Валькой, например! Как же они сказали про баб Ксенин дом? Что Пульку надо нарисовать? А и Пульку нарисуем, дело нехитрое!

И солнце к западу, и устал Саня, выходил-выплеснул весь восторг. Облако накрыло холм, прохладой обернуло жар. Он побрел вниз, цепляя репейник и путаясь в диком огурце, что зван здесь чаще дураком, – как только вверх забежал, ничего не цепляя? И ветлы пилить, Маруська лезть начнет, и мама вечно суровая, вечная тоска его – мама. А Катька? Размечтался, нужен он ей!

Опять Саня ногой в компост – «и ходют, и ходют тут целыми днями!». «Надо и хожу!», – сорвался он в крик, рванул в овраг и бегом понизу до самого дома.