Церковь Златой Софии 24

XXIV

Как только дорога просохла от весенней распутицы, Ворон отправился в монастырь. Без каких-либо предположений. Не на разведку. А просто, как и по молодости, когда на Северах перелётные гуси-лебеди-журавли с высоты небесной будоражили его, засидевшегося за зиму, и звали в путь-дорогу, но, в отличие от птиц, уже никогда он не возвращаясь назад!..

К утренней Молитве в соборе было ещё рано. Потому, у Поклонного Креста на перекрёстке в монастырь он, как обычно, задержался. А Учитель с любимого Образа как всегда прощающе-спокойно смотрел сверху на него, пока столь несмиренная Душа Ворона безмолвно изливалась Покаянием…

Когда же успокоился, наконец, и оглянулся, то рядом с ним стоял в ожидании молодой ещё охранник из монастыря, обычно называвший его по имении, но с непременным уважительным «дядя…». Он, видимо, после ночной смены возвращался на своей машине домой, а заметив Ворона, не поленился же остановиться, чтобы поговорить…
- Неужто опять к нам? – радостно спросил парень. Но Ворон в ответ лишь пожал плечами, а тот, поделившись монастырскими новостями, вскоре отбыл домой.
«Хороший парень, но, к сожалению, один из очень немногих таких в обители», - лишь вздохнул Ворон.

Он неспешно ковылял ещё четыре извилистых километра до монастыря, а встречные и обгонявшие на монастырских и на частных машинах знакомые, к его неудовольствию, приветствовали весёлыми многократными сигналами! Но от предложений подвезти он упорно отказывался, предпочтя любоваться ярким и свежим весенним утром и наслаждаться пением вездесущих птичек.
«Шум-гам, шум-гам…» - бубнил он себе под нос в такт шагам.


Остановился он только, когда его взору во всей красе своей архитектурной предстала обитель! Однако, Ворон не спешил двинуться дальше, с интересом прислушиваясь к своему Внутреннему впечатлению, но не по поводу открывшегося экзотического пейзажа, конечно…
Если раньше, приближаясь к монастырю он наивно чувствовал некую тайну, в которую ему предстояло погрузиться, то по мере пребывая там, она постепенно улетучилась, уступая место раздражению от необходимости ему находиться среди далёких - даже от понимания Духовности! – обитателей монастыря, обычных обывателей.
Глядя на монастырь, Ворон лишь пытался убедить себя, что нужна не ему и не сама обитель, но только так трудно им преодолеваемая Ступень Послушания Воле Провидения для Посвящения его в сан, к чему он, скрипя зубами, лишь пятился уже много лет.

Быть может, потому он и не пошёл к центральному входу в монастырь, а предпочёл хозяйственные ворота, стараясь не привлекать к себе внимания. Но трудник, убиравший мусор из урн, заметив и узнав Ворона, почему-то бросил своё занятие и быстрым шагом устремился к корпусу, в котором обитал их «бугор».


В соборе Ворон, не оглядываясь по сторонам, поспешил к привычному месту за колонной, чтобы подальше от чужих глаз успокоиться, собраться мыслями и помолиться. Но и старый пономарь его заметил и поспешил по православному обычаю трижды щекой своей волосатой поприветствовать его, при этом как-то уж очень искренне причитая:
- Слава Богу! А то я уже хотел в розыск на тебя подавать…

Будто нарочно, не оставляя Ворона в покое, знакомые насельники обители, монахи, трудники, да и наёмные рабочие, подходили к нему поздороваться и непременно «С возвращением!», хотя он ещё ничего не решил, с начальством не виделся и не беседовал, которое, как тайно надеялся он, даже прогонит его, быть может.
Но и когда перебрался в дальний и затемнённый угол храма, где обычно у аналоя люди исповедовались, чтобы там и дождаться Литургии спокойно в одиночестве, всё равно Ворона не оставили в покое. Сперва продавщица свечей расплылась перед ним в любезностях, потом пожилой охранник с житейскими расспросами достал, а в довершение в решетчатое окно он увидел, как по дорожке спешил в собор, видимо, предупреждённый мусорщиком, «бугор» трудников, явно взбудораженный появлением Ворона...

И действительно, расплывшись собачьей улыбкой и чуть ли не виляя хвостом, «бугор» «на цырлах» подошёл к Ворону, будто между ними никогда и не было «напряжёнки» из-за того, что ему Ворон себя не позволил столь подло изживать из монастыря, как это сделано было со многими трудниками, неугодными лично «бугру» лишь потому, что кто-то ему не нравился, кто-то слишком часто заговаривал с «толстозадой» прачкой, на которую тот сам ревниво сам «глаз положил», а кто-то имел своё персональное мнение о делишках «бугорских» и т.д. и т.п.
И когда этот, по выражению трудников - «фраер в наколках», попытался достать-допечь Ворона только потому, что отец П. однажды прямо на Исповеди трижды повторил, давая Послушание, чтобы он сказал Матушке И. прогнать двух трудников из монастыря, намерившихся зарезать его - Ворона, то пришлось с помощью же Матушки, которой всё же нужен был опытный трудяга на огороде и в теплицах, надеть «намордник» и на не в меру распоясавшегося «бугорка», её любимчика!
Так что, Ворон прекрасно понимал, почему подползал к нему этот «фраерок», ибо весна – время огородных трудов, а работать там, видимо, некому было.

Но Ворон, даже не вникая, сразу обрубил попытку «бугра» поздороваться, а резко повернулся к отцу П., в тот момент подошедшему к аналою, чтобы у него и исповедоваться, а далее, как Бог определит.

Духовник монастыря со своенравным Вороном, который не послушался его и аж на несколько месяцев слинял домой, был подчёркнуто строг, не смотря, что исповедуемый именно в этом, главном для себя грехе и перед батюшкой, и перед Провидением, раскаялся.
- Сколько времени ты в монастыре?- спросил, наконец, отец П. у Ворона, и когда тот ответил, то, не меняя строго тона, громко сказал, словно отрезал, - Тебя Богородица Благословила быть в монастыре, вот и смирись! Через пару лет пострижём тебя в монахи!..

Но на том наставления отца П. не закончились, и озадаченному Ворону он назначил неожиданное Послушание:
- Иди к Матушке И. и скажи, чтобы она назначила тебя читать Псалмы во время служб в храме, а далее видно будет.
Старый батюшка даже не спросил Ворона, хочет он или нет, умеет и может ли читать во время «служб» на старославянском языке. Ибо большая разница между участием в строго отточенных обрядах и лишь присутствием в храме во время «служб»! Но…
Но не Воля ли Божья такой напор духовника на него, подумал Ворон?..


После долгой Литургии, Ворон, собравшийся всё же обратно домой и размышлявший, то ли опять пешком ковылять, то ли попробовать Молитвою остановить попутную машину, поспешил сперва в общественный туалет на территории монастыря. Но когда потом проходил мимо трапезной, из-за угла вдруг появилась… Матушка И.!
Такая же строгая не только прищурено-острым взглядом больших и тёмных зрачками глаз под виртуозно изогнутыми тонкими бровями; такая же властная всем своим видом и поведением. Но если она могла на любого трудника, а тем более на «бугра» повысить в негодовании голос, как на непослушного и глупого пацана, то с Вороном была уважительна и всегда на «Вы».
Смешно бывало наблюдать иногда, как она, прервав беседу с ним, вдруг останавливала пытавшегося прошмыгнуть мимо них «бугра», чтобы без церемоний отчитать его за какую-то оплошность, а тот готов был взорваться от обиды, что за всем этим наблюдал, улыбаясь, Ворон, который, впрочем, сам никогда и ни к кому не набивался, не искал ничьих протекций и ничьего покровительства.

Разговор же Ворона с Матушкой, в тот день весенний, получился долгий. Они, как и раньше бывало, опять дружески беседуя на разные жизненно-монастырские темы, прогуливались по мощённым дорожкам под внимательными взглядами насельников.
Сперва дошли так до ремонтируемых помещений, и она похвалилась, как хорошо строители поработали. Потом обошли гостиницы, где Матушка дала нужные распоряжения попадавшимся на глаза работницам. Далее она заставила Ворона зайти в трапезную и отобедать с ней, хотя общий обед уже закончился.

Поварихи, многозначительно переглядываясь меж собой, носились на кухню и обратно, подавая, словно в ресторане, требуемые матушкой блюда, которые она предлагала Ворону откушать, или хотя бы попробовать, продолжая очень серьёзно разговаривать с ним.
Но только когда они уже вышли из трапезной, Матушка как бы невзначай, но вполне ожидаемо намекнула Ворону, не желает ли он опять пожить и поработать в монастыре?..

Ворон, пряча улыбку, сказал:
- Вообще-то, физически очень плохо себя чувствую и мне трудно и больно даже одежду носить, а я Вам нужен лишь как работник на огородах, не так ли?
- ПОКА, - не растерялась Матушка. - Пока на огородах.
Но что будет после «пока» она не стала уточнять, а Ворон не стал спрашивать. Но потом, уже дома собираясь в монастырь, он сам себе не мог объяснить, почему промолчал о данном ему отцом П. Послушании обратиться к Матушке насчёт чтения Псалмов, но всё же согласился именно поработать Христа ради в монастыре, хотя даже ночные уговоры Провидением уже много лет не могли его уломать торчать в монастыре?

Как ни крути, но НЕ МОГ он Матушке И. отказать. Ибо Сердце строго подсказывало ему, что она, властная и умевшая добиваться исполнения поставленных непростых задач, не просто монахиня, отправленная областным владыкой на Послушание в мужском монастыре и основательно потеснившая наместника, но, вкупе с некоторыми другими, также прижившимися женщинами, не только прибрала к рукам руководство всем хозяйством монастыря и его подворья, но даже стала понемногу распоряжаться и Духовной стороной жизни самих, столь обывательски-приземлённых своими интересами, монахов, хотя эта забота была прерогативой именно ДУХОВНОЙ Богородицы!
И далеко за примером не надо было ковыряться в памяти. Ведь даже духовник обители не мог без разрешения Матушки распорядиться, чтобы Ворон читал Псалмы во время «служб».
То есть, Ворон не мог отказать Златой Премудрости Софии, Которая, вместо Духовной Богородицы, повернулась к псевдо-монахам – вполне зримой земной женщиной, пусть и в монашеских облачениях. Но и это лишь часть того, что спровоцировало Ворона согласиться опять пожить в монастыре.

Ибо для него немаловажной интригой оставалось, ЧТО, КТО и КАК именно повлияло на раскол монахов и развал Духовности в этой их островной обители, что его, Ворона, даже Духовная Богородица сперва звала туда в Видениях, а потом, как сердито во время Исповеди сказал отец П., якобы и Благословила пребывать там?..

Однако, Ворон поставил свои условия, во-первых, чтобы жить ему в келье одному и не в корпусе с трудниками, которых не уважал, а с наёмными рабочими в гостинице; во-вторых, чтобы питаться ему тоже не с трудниками, а с паломниками.
Опытная Матушка согласилась, но заставила Ворона, отправлявшегося домой за вещами, всё же сразу взять с собой ключ от гостиничного номера, видимо, чтобы он гарантированно вернулся в монастырь.