Эпизод 9-й

     Весной следующего года я снова вылетел во Францию. Теперь моя миссия заключалась в сопровождении заказчика на приёмку заказанного у нас оборудования.
Моим клиентом был директор мурманского рыбопромыслового колхоза, решивший построить два небольших траулера для прибрежного лова рыбы.

    Владимир Иванович – так звали директора – человек простой и мягкий в общении с окружающими и требовательный и строгий к подчиненным, всю дорогу от Парижа до Санса докучал мне вопросами об особенностях быта французов и их вкусовых пристрастий. Я прибегал к нейтральным формулировкам и обходился общеизвестными сведениями. Из французов я хорошо знал только «вайнеров».

     - Вот ты человек технически образованный и грамотный, – не унимался он, исчерпав интерес к французской кулинарии. - Скажи мне, зачем они вешают везде эти шары на проводах.
Он показал мне на линию электропередач, на которой, на равных расстояниях друг от друга, висели стеклянные шары величиной с футбольный мяч; прозрачные чередовались со сферами красного цвета.

     Я слегка задумался. И в самом деле, мне никогда в голову не приходил такой вопрос, хотя я и раньше наблюдал эти штуковины как во Франции, так и в других европейских странах. У нас, в России, такой феномен мне почему-то не встречался.
Теоретически, из своего инженерно-научного прошлого, я знал, что тела подобной формы способны отражать радиолокационные сигналы во всех направлениях, в том числе, и в обратном. Это делало их заметными с любого ракурса. Но я сомневался, было ли это их истинным предназначением.

     - Для безопасности, в том числе полётов, - высказал я с умным видом наименее спорную и трудноопровержимую версию – прозвучавшее упоминание образованности обязывало. И тут же перевёл разговор на другую тему.
    - Владимир Иванович, а как вы уберегаете сети своих тралов от зацепа за неровности дна? Тоже, наверное, какие-нибудь хитрости используете?

     Забыв о шарах и безопасности непонятно кого и непонятно от чего, он стал увлечённо объяснять мне нюансы устройства рыболовного снаряжения, и вскоре перешёл на травлю известных флотских баек.

     Остаток дороги я провёл, время от времени кивая головой, рассеянно улыбаясь и думая о своём. На обратном пути мне нужно было чем-то развлечь его в Париже, где нам предстояло провести вечер перед вылетом.  Не везти же его к «вайнерам» – с сомнением прикидывал я. Вряд ли они смогут найти общий язык с этим совершенно далёким от интересов моих друзей человеком, хотя и не совсем «от сохи», или «от невода», если корректнее, и вполне коммуникабельным, но всё же довольно незатейливым по своей сути.
Если бы я знал, как заблуждался тогда, полагая, что у них не найдётся общих тем.
 
     Мысль о «вайнерах», подспудно присутствующая при каждом посещении Франции, вновь явственно всплыла на поверхность моего сознания. Выждав удобный момент, я достал телефон и позвонил Алексею.
     По всей видимости, мой номер высветился на экране его мобильника, но вместо ожидаемого официального приветствия «майора Хаммера» из трубки донеслось лаконично-беспристрастное «Привет».
    Разжаловали – промелькнуло у меня в голове, но я не стал уточнять это у него в традиционно принятом при нашем общении шутливом стиле.
     Тольку спустя несколько лет я узнал, что Вайнер тогда, при первом моём звонке ему в Париже, на самом деле представился мне не майором, а Майклом Хаммером, героем какого-то детективного сериала.

     Я сообщил ему, что опять нахожусь во Франции и извинился, что вряд ли смогу навестить их в этот раз. Вайнер ответил, что в ближайшее время они тоже собрались возвращаться в Россию и предложил встретиться уже на родине.
 Если возвращается, то его не только разжаловали, но ещё и уволили – ухмыльнулся я, продолжая в уме жонглировать смысловыми ассоциациями.
Мы попрощались, условившись созвониться в Питере. Но где-то в глубине души меня не покидало ощущение, что нас ещё ожидает встреча в Париже.

     Через пару дней мы с моим рыбаком вернулись в Париж.
Оставив вещи в отеле, мы отправились на свидание с вечерним городом. Прогуливаясь по Елисейским полям, мы остановились у входа кабаре Лидо, которое сияло неоновыми огнями и манило изображением стройных полуобнажённых красавиц. Вскоре здесь начиналось очередное представление.
 
     К моему разочарованию, Владимир Иванович внезапно потеплел взглядом и, оглянувшись по сторонам, словно ища в толпе свою жену, дал утвердительный ответ. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как купить билеты в это легендарное заведение. Примиряло лишь одно – как-то не принято было в нашей деловой практике демонстрацию заказчику изготовленного и успешно прошедшего испытания оборудования считать достаточным для полного удовлетворения клиента. Обычно изысканный ужин решал вопрос, но для Парижа это решение выглядело несколько бледновато. Поэтому «Лидо» в качестве пресловутой вишенки на пышном теле представительского торта смотрелся вполне уместно, и я счёл свой долг перед клиентом и перед компанией выполненным.

     На следующее утро мы приехали в аэропорт за пару часов до вылета самолёта.
Я как-то не особо удивился, когда в зале отправления, недалеко от стойки регистрации, увидел Алексея и Ольгу.
Я радостно развёл руки в приветствии, подошёл к ним, поздоровался и представил свого спутника. Как и предполагалось, у нас были билеты на один рейс. Но, судя по слегка напряжённому выражению лица Вайнера и рассеянной реакции на моё приветствие, я почувствовал, что не всё обстоит гладко.

     В предыдущий мой визит я интересовался, как он собирается возвращаться в Россию в случае необходимости. Тогда Вайнер со знанием дела поведал, что для этого нужно явиться в российское консульство и сообщить о том, что у тебя украли заграничный паспорт.
     Далее запускалась какая-то бюрократическая процедура выяснения обстоятельств дела и прочие, предписанные консульскими инструкциями, обряды. По их завершении, независимо от сути всплывших подробностей и вскрывшихся нюансов, истцу выдавалась справка, удостоверяющая его честную личность и дающая право на приобретение авиабилета на родину.
     - Ведь оставлять тебя здесь никто не собирается, да не имеет на то прав, кроме прав защищать твоё право на репатриацию - завершил тогда Вайнер с улыбкой.
Так он и поступил.
 
     Справка была получена, билет куплен. Но приобретение билета было только полдела. Теперь предстояло пройти процедуру прохождения выездного контроля, которая, как его предупредили в консульстве, могла быть чревата всякими неожиданностями. Здесь могли всплыть нежелательные подробности его пересечения европейской границы. А таковые могли быть получены из общей информационной базы, что усложняло, если вовсе не исключало возможность получения визы в будущем. А терять шенгенскую перспективу ему не хотелось.
Кроме того, сама эта процедура могла затянуться на неопределённое время, что грозило не только опозданием на рейс, но и свиданием с полицией. А это и вовсе не входило в планы Вайнера.

     На моё предложение выпить что-нибудь и слегка расслабиться он ответил категорическим отказом. Это, по его мнению, только увеличивало риски возникновения проблем. Я согласился.
У Ольги таких проблем, похоже, не было - с её паспортом и визой было все в порядке.

     Мы прошли на паспортный контроль. Офицер пограничной службы, после долгого изучения справки Вайнера с сомнением покачал головой и пригласил того проследовать в соседнее помещение. Лицо Вайнера, и до той поры не излучавшее благодушие, теперь и вовсе приняло встревоженный, чуть ли не обречённый вид.
Ольга с позволения офицера прошла вместе с ними, а нам ничего не оставалось делать, как продолжить путь к нашему терминалу. До вылета самолёта оставалось не более сорока минут.

     Через четверть часа объявили посадку, и мы встали в очередь для прохода на самолёт. Ни Вайнера, ни Тамик среди пассажиров не было.
Мы прошли на борт самолёта, расположились в салоне и пристегнулись ремнями. Место моего спутника оказалось на несколько рядов позади моего. Регистрацию мы проходили в числе последних, и мест по соседству уже не осталось.
Прозвучала команда выключить мобильные телефоны и приготовиться к взлёту. В проходе пявились нескольких опаздывающих на посадку, но в этот раз это не вызвало у меня раздражения - среди них были и мои приятели. Никогда доселе я ещё не видел такого облегчения и радости в глазах соотечественников, возвращающихся на родину. Мне подумалось, что, уезжая за рубеж, они тоже не могли предположить, что подобные чувства хотя бы на некоторое время завладеют ими в момент расставания с Парижем.

     - Ну, где твой виски? - поравнявшись с моим креслом, спросил Вайнер. Его лицо обрело прежнюю уверенность. Я протянул ему пластмассовую флягу дьюти-фришного Johnnie Wakler.
     - Только не в проходе, а то высадят ещё – пошутил я, но встретив его внезапно изменившийся взгляд, понял неуместность шутки.

     Самолёт взлетел, и через некоторое время пассажиры с облегчением покинули свои кресла и засновали по проходу.
Вскоре ко мне подошёл Вайнер с изрядно облегченной флягой и неожиданно поинтересовался, кем мне доводится мой спутник. Я ещё раз назвал ему имя своего клиента и род его занятий. В глазах Вайнера мелькнул странный интерес.
     - Владимир Иванович, говоришь? - Вайнер прищурил глаз.

     Он оглянулся в сторону моего рыбака, и, немного постояв рядом со мной, вернулся на своё место, освободив проход стюардессе с сервировочной тележкой.
Я не успел улучить того момента, когда Вайнер оказался в кресле рядом Владимиром Ивановичем. Случайно оглянувшись назад, я с удивлением обнаружил их, сидящих и что-то оживлённо обсуждающих. Время от времени они прикладывались к фляге, но теперь это уже был Black Label. Ну вот, кажется, жизнь налаживается – подумал я.

     Судя по глазам собеседников, тема дискуссии была очень увлекательной, и я терялся в догадках, чем же дядя Вова – а так теперь к нему обращался Вайнер - смог заинтересовать этого эстета и циника. Может быть, он пытался выудить у этого старого морского волка какие-то специфические знания, о существовании которых, и не догадывался сам их обладатель. Или задумывал новый цикл баллад о славных северных поморах. Эта тема, лишь отчасти затронутая Макаревичем в его хите «Я пью до дна», была плохо раскручена в нашем роке, и могла найти широкий отклик в суровых сердцах моряков, да и не только у них. 

     Так или иначе, но, когда они расставались в Питере, Вайнер долго тряс руку дяди Вовы и что-то заносил в свой мобильник.
- Ты что, это же такая тема! – эмоционально отреагировал Вайнер на мой недоуменный вопрос, когда мы расстались с рыбаком. – У него суда в Норвегию без досмотра заходят!
     Его глаза горели незнакомым мне доселе азартом авантюриста. Похоже, в его голове уже зрел новый план проникновения в Европу посредством реверсного, как с некоторых пор именуют «незалежные» обратный транзит российского газа, способа – теперь уже из греков в варяги.

     В зале прилета «вайнеров» встречал Стив – Сергей Некрасов, организатор блюзовых фестивалей и давний приятель Алексея, легко узнаваемый в толпе по своей чёрной кожаной шляпе и традиционной бороде.
- Лёша, как хорошо, что ты вернулся, у меня столько планов на твой счёт! – раскатисто пробасил Стив, обнимая Вайнера и увлёкая его в сторону поджидавшего неподалеку автомобиля.

     Мы сели в машину, за рулём которой сидел приятель Стива, и поехали по направлению к центру города.
Стив, не умолкая, рассказывал о последних событиях в Питере, восторженно упоминая имена общих знакомых и свои обширные планы. Переходя к новой теме, он заполнял вынужденную паузу, очередной раз хваля Вайнера за возвращение. Алексей задумчиво улыбался, изредка бросая короткие и ёмкие реплики, и, судя по меняющемуся выражению лица, сам, похоже, начинал верить в правильность своего решения.

     Где-то в районе Техноложки я попрощался со спутниками, вышел из машины и пересел в метро.

                * * *

     На этом заканчивалась парижская эпопея майора Хаммера и возобновлялась питерская, если правильнее сказать, «эрокея» Алексея Вайнера(слова «поп», «попса» и производные от них всегда вызывали у него стойкое отвращение) – он возвращался в привычную рокенрольную среду. По странному стечению обстоятельств парижские вояжи вскоре закончились и для меня. Через какое-то время наша компания продала завод в Сансе, что лишило меня возможности навещать эту милую страну в рабочем порядке.

    Что же касается Вайнера, в память о пребывании в Париже он записал пару песен на французском, но, в отличие от судьбы битловской Michel, они как-то не зазвучали здесь и не прижились в его репертуаре. Теперь они пылятся где-то на одной из полок его творческого багажа.
Я думаю - до времени. Впрочем, как и многое другое.