А что сказал Плиний-младший?..

А  что  сказал  Плиний-младший?..

Это  я  сейчас,  «задним  умом»,  понял,
что  когда  попадаешь  в  какой-то  новый  коллектив,
то  надо  быть  особенно  осторожным  в  первые  два  дня,  потому  что  именно  тогда  происходят  вещи,
которые  могут  иметь  последствия.

Помню,  как  в  первый  день  моего  появления  в  6-г  1-ой  школы 
г. Туапсе,  куда  меня, переводившегося  из  Тбилисской  школы,  сперва  не  хотели  зачислять  (см. «Доча, Жениа, Женичка»),  я   принял  активное  участие  в  событиях,  происходящих  на  перемене.
А  что, обычно,  происходит  в  классе  на  перемене,  да  еще  после  летних  каникул,  знает   каждый  кто  осмелится  приоткрыть  дверь  и  заглянуть  туда. 
Да  и  то  только  в  том  случае,  если  ему  в  лицо  не  угодит  какой-нибудь  летающий  предмет, например,  тряпка,  которой  вытирали  доску,  или  не  собьют  с  ног  гоняющиеся  друг  за  другом  пацаны.
За  мной  никто  не  гонялся,  в  меня  ничем  не  кидали.
Естественно,  что  я  тоже. Поэтому  на  второй  перемене  я  взял  свою  новенькую  деревянную  ручку  с  пером  № 11  и  начал  изготавливать то,  чем  развлекались  в  тбилисской  школе,  и  что  потом  стало  одним  из  официально  признанных  видов  спорта.
Сперва  я  зажал   деревянный  конец  между  откидной  крышкой  и  самой  партой  и  чуть-чуть  придавил,  так  чтобы  конец  ручки  расщепился (это  можно  сделать  аккуратнее  перочинным  ножиком,  но  тогда  они  были  у  нас  редкостью,  да  и  те,  у  кого  они  были,  в  школу  их  не  носили; можно  было,  конечно,  и  бритвой,  которой  точили  карандаши,  но  на  первом  этапе  это  было  трудно).  Потом  осторожно,  чтобы  не  порезаться, несколько  расширил  щель  бритвой  и  ею  же  сделал  поперечные  разрезы. В  образовавшиеся  крестовидные  щели  вставил  особым  образом  сложенный  лист  бумаги — получилось  оперение.
И,  выждав  момент,  метнул  готовый  «снаряд»  в  доску. 
Расстояние  было  довольно  приличным  и  он,  красиво   пролетев  через  почти  полкласса,  вонзился  в  доску.  Кто  видел  полет — застыл  на  месте,  провожая  ручку  взглядом. Кто  опоздал — тоже  застыл, потому  что  именно  в  этот  момент  в  распахнувшуюся   дверь   класса вошла  Наталья Фёдоровна — завуч  школы.  При  виде  ее   Сашка  А-о   (самый  большой  и  толстый  в  классе)   тут  же  выдал   меня,  хотя,  кажется,  Н.Ф.  еще  ничего  не  успела  произнести.
Так  я  ознакомился  с  убранством  кабинета  завуча.  У  Н.Ф.  одна  нога  была  значительно  короче  другой  и  она,  несмотря  на  огромный  ортопедический  башмак,  всё  равно  ходила,  сильно  припадая  набок.
(Её,  как  я  узнал  позже,  все  боялись   больше,  чем  директоров,  которые  менялись.  И  не  только  ученики  многих  выпусков!)
Не  знаю,  что  произошло  в  тот  день,  но  все  обошлось  без  вызова  папы  в  школу.  Наверное,  я  поклялся  на  крови  вести  себя  хорошо.
Как  бы  там  ни  было,  важно  то,  что   после  этого  «крещения»  меня  в  классе  приняли  уже  за  своего.  Технология  изготовления  прототипа   будущих  «дартсов»   была  успешно  перенята,  и  даже  устраивались  соревнования,  для  чего  предварительно  вставлялась  в  ручку  двери  ножка  учительского  стула.
Можно  было  бы  вспомнить  еще  несколько  моментов, но  сейчас  я  расскажу  о  том,  как,   перейдя  из  Целинограда,   пришел  в  новую  группу   тбилисского  мединститута. В  первый  день  ничего  особенного  не  произошло.  Хотя  встреча  сокурсников  и  проходила  шумно,  но  всё  же  никто  ни  за  кем  не  гонялся  и  ничего  друг  в  друга  не  бросал.
На  второй  день  в  группе  появилась   новая  для  меня  девушка. 
(Я   даже  помню  ее   фигурку  в  голубом  платье  в  горошек).
Все  дружно  ее приветствовали  и  бросились  целовать.  Было видно,  что  она  «своя».  Более  того,  оказалось,  что  у  нее  есть  здесь  и  «папа»,  и «мама»,  и  «братик» (Кстати,  на  самом  деле  этот  её «братик»  оказался   моим  четвероюродным  братом,  о  чем  я  и  не  знал!)
На  лекции  по  кожным  и  венерическим  болезням  она  сидела  недалеко  от  меня.  То  ли  это,   то  ли  то,  что  ребята  всё  время  шутили  по  поводу  этих  заболеваний,  но  я,  конечно,  уже  не  прислушивался  к  лектору  и,  изменив  своей  целиноградской  привычке  (кстати, не  раз  выручавшей  не  только  меня),  не  записывал  лекцию.  Как  видно,  я  не  только  не  записывал,  но  и  чем- то   еще запомнился  лектору,  оказавшемуся  заведующим  кафедрой. 
На  экзамене,  на  который,  собираясь  пораньше  уехать  в  Туапсе,  я  вышел  досрочно,  он,  заглянув  в  свою  записную  книжку,  не  стал  даже  спрашивать  меня  по  билету,  а  задал  вопрос: «А  что  сказал  Плиний-младший,  о  чем  я  говорил  на  вступительной  лекции?»
Я  действительно  был  очень  хорошо  подготовлен  к  экзамену,  но  на  этот  вопрос  у  меня  ответа  не  было.  Никто  в  группе,  естественно,  тоже  не  имел  об  этом  понятия.  Я  думаю,  если бы  завкафедрой  захотел,  то  мог  бы  одним  этим  вопросом  оставить  на  второй  год  весь  курс,  но  до  этого  дело  не  дошло.  Отметку  он  не  стал  мне  ставить,  а  просто  отправил  обратно.  Два  дня  я  рылся  в  разных учебниках — не  нашел  даже  упоминания  о  Плинии. Пошел  на  экзамен  с  группой — не повезло. Заведующий  был  на  месте  и, естественно,  пожелал  сам  побеседовать со  мной.  С тем  же  успехом.
Надо  отдать  ему  должное — он  и  на  этот  раз  не  поставил  мне  двойку.  Уже  к  концу  сессии  мне  удалось  уловить  момент  и  сдать  экзамен  другому  экзаменатору,  который, очевидно,  не  знал  про  мои отношения  с  Плинием  и  завкафедрой.
Бог  с  ними — и  с  Плинием,  и  с  завкафедрой!
Тем  более,  что  потом-то  я  все  лекции  писал  и  по  ним  не  только  сам  готовился  к  экзаменам,  но  и  та  девушка,  которую  звали  Нина,  и  которой,  судя  по  моему  же  воспоминанию   «Наш  ответ  Чехову», через  три  года  я  сделал  предложение. 
Видите,  через  сколько  лет  мне  «аукнулось  этим  днем»  (это  выражение —из   тоста  моего  друга  Серго, с  которым   перегоняли     /“мы  пахали“/ мой  «Запорожец»  из  Ленинграда  в  Тбилиси),  а  именно — второго  сентября 1968  г.!  А  24-го  сентября  71-го  мы  расписались. 
Вот  мне  говорят — какая  у  тебя  хорошая  память,  какие  подробности  ты  помнишь!  Отнюдь! 
Вот  день  моей  свадьбы  я  как  раз  почти  совсем  не  помню.  Какой-то  туман  с  проблесками,  основанными,  очевидно,  на  сохранившихся  тогдашних   фотографиях. 
Правда,  потом  я  написал  про  тот   день   такие  шутливые  строки:
Когда  о  Цезаре  читаю,
с  тоскою  сразу  вспоминаю,
как  днем  погожим  сентября
я  шел  на  свадьбу  с  выраженьем
«Иду... приветствуя  тебя !»
День  был  и  вправду  солнечный,  но  немного  ветреный.
Помню,  что  все  соседи  выглядывали  с  лоджий  и  балконов,  когда  я  приехал  «забирать»  Нину  из  ее   дома  во  Дворец  бракосочетаний  на  набережной.  Помню,  что  там  была  масса  народа — родственники,  друзья  наши  и  наших  родителей.  Главным  действующим  лицом  себя  чувствовали  не  мы  с  Ниной,  а  ее  4-х  летняя  двоюродная  сестра  Иринка,  которая  не  отходила  от  нас  ни  на  шаг  даже  тогда,  когда  мы  ставили  свои  подписи  и  выслушивали  официальное  поздравление  регистраторши.

Свадьба  проходила  в  Нининой  квартире,  где,  как  ни   странно,  но  все  разместились  за  столами,  накрытыми  сотрудницами  тещи  под  руководством  ее  подруги  и  помощницы — тети  Эммы. Там,  где  сидели  мы  с  молодёжью,  тамадой  был  мой  друг  Тамази (который  в  свое  время  рисовал  мне  стенную  газету; кстати,  его  брат — Ачико,  был  моим  свидетелем),  а  там,  где  сидела   «солидная  публика» — родители,  взрослые  родственники  и  гости, — тамадой  был  мой  двоюродный  дядя  Миша  Гвердцители.  Конечно,  с  ним  была  и  Тамрико,  которой  тогда  было,  кажется,  девять  лет  и  она  только  год  как  стала  петь  в  ансамбле  «Мзиури».  Она  была  всеобщей  любимицей  и  спела   нам  «Гранаду».  Удивительно  было,  что  у  такого  худенького,  маленького  «воробышка»  такой  сильный,  хороший  голос.
Помню,  что  было  очень  весело,  к  тому  же,  заодно,  отметили  и  день  рождения  нашего  товарища,  Зуры  Роква,  который  на  начальных  курсах  учился  в  нашей  же  группе,  но,  по  роковому  стечению обстоятельств,  был  оставлен  на  второй  год.
(Мне  рассказывали,  что,  оказывается,  во  время  одного  из  перерывов  между  занятиями,  он,  увидев  поднимающегося  по  лестнице  одного  из  заведующих  кафедрами,  известного  своим  «зверством»  на  экзаменах,  выкрикнул: «Дорогу  кардиналу!».  Хотя  всем  было  известно,  что   «кардинал»  сильно  глуховат, как  видно,  на  этот  раз  возглас  до  него  дошел,  а  так  как  он  был  очень  старый,  известный  и  вредный,  то  Зуру  еле-еле  удалось  спасти  от  отчисления,  оставив  его  на  курсе. Это  нисколько  не  помешало  дружбе  с  бывшими  «одногруппниками». Более  того, когда  я  пришел  в  эту  группу,  то  и  я  был  приглашен  на  его  день  рождения  в  том  же  сентябре.  Кажется,  тогда  же  я   впервые   в  такой   кампании   и  спел  под  гитару   несколько  песен  из  «моего  репертуара»,  чем,  надеюсь,  и  отметился  кое  у  кого.
Зурка  был  очень  веселый,  остроумный  парень,  азартный   биллиардист  и  картежник. Сперва  он  работал  урологом,  но  потом  переквалифицировался  в  рентгенологи.  Был  такой  период,  когда,  согласно  новых  правил  аттестации  врачей,  его  не  допускали  к  работе,  и,  чтобы  он  не  потерял  место,  я  подменял  его  пару  месяцев  до  очередного  экзамена.  Зарплату,  которую  он,  царство  ему  небесное,  хотел  отдать  мне,  конечно,  я  не  взял,  но  хинкали   мы  все  же  поели, с  соответствующей  выпивкой,  естественно).

Да,  так  вернемся  к  свадьбе.  Это  всё,  что  я  о  ней  помню.

По  поводу  высказывания  Плиния-мл.  Я  до  сих  пор  не  пойму — почему  не  стал  тогда  пытать  ассистентов  кафедры,  или  даже  самого  заведующего  (конечно,  уже  после  сдачи  экзамена!)
Как-то   в  интернете  я  набрел  на  такую  плиниевскую   фразу:
 «Как  в  человеке,  так  и  в  государстве  тяжелее  всего  болезнь,  начинающаяся  с  головы»
И  подумал, — может,  это  она  и  есть? 
Ведь  не  запади  мне  тогда  в  голову  эта  девушка,  не  крути  тогда  я  шеей,  а  записывай  лекцию,  то  всё   могло  пойти  по-другому…
А  с  другой  стороны — несколько  лет  тому  назад,  я  написал  это:

"Истинно!" — сказал  Он  мне
— "Будешь  ты  в раю."
И  навстречу  мне  послал
Ниночку  мою.
То  ль  для  испытания?
То  ль  для  поощрения?
Сорок  с  лишним  лет  уже
нету   объяснения.
Вот  уж  внуки  подросли…
И  когда  без  сна  я,
мысль  приходит:
" Я —  в   раю,
сам  того  не  зная».               
                26.12.2017 г.