Наташа

Почти каждую осень мне звонит мой давний знакомый и приглашает пойти за грибами. Я даже и сам забыл, сколько лет уже езжу к нему на «тихую охоту».
Мой знакомый живет в сельской местности. Когда-то он работал зоотехником, а сейчас – пенсионер. Вот к нему-то я и езжу, чтобы запастись на зиму ценным продуктом. Случается, что набираю полную корзину белых, иногда – подосиновиков, но «пустым» я от него никогда не приезжал.
Вот и в этот раз с вечера я собрал все необходимое. Конечно, не забыл взять для своего знакомого, не последнего любителя выпить, бутылочку коньяка и арбуз, а также огурчиков-помидорчиков со своего огорода, и поехал. Позвонил ему утром на «сотовый», и он уже меня встречал.
С порога мой знакомый, хитро подмигнув, сказал, что в этот раз он поведет меня туда, где грибов больше, чем елок в лесу. Я, конечно, улыбнулся в ответ на такое обещание, и мы поехали в лес.
Вначале дорога петляла между деревеньками, а потом мы выехали, как мне показалось, на пригорок. Сверху было хорошо видно и петляющую речку, и пробивающуюся зелень озимой ржи на полях. На фоне осеннего великолепия одетых в золото берез и красноватых, цветов заката, уборов осин зрелище было впечатляющим. Казалось, что вот она – сказка, входи и загадывай желание. И, чтобы попасть в нее, нам оставалось только переехать овраг, наполненный водой. Машина не подвела и с легкостью его преодолела.
Мы поставили автомобиль на опушке и, как всегда, накрыли «скатерть-самобранку». А как же, мой знакомый говорит, что без трех рюмок в лес не ходи – пути не будет!
Все шло по заранее намеченному плану, и за разговором мы не сразу заметили, как в нашу сторону прошла женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Ее черные волосы и карие глаза, видимо, обратили на себя внимание моего знакомого, и он начал к ней приставать с комплиментами. Я заметил, что на ее красивом лице появился румянец, а ямочки на щеках стали еще глубже. Женщина посмотрела на него и смущенно сказала:
- Ладно, Саша, заливать. В свое время нужно было ухаживать, а не бросать… Что уж теперь тревожить прошлое.
Но мой знакомый продолжал что-то говорить, словно и не слышал отповедь. А женщина, уже успевшая набрать полную корзину грибов, прошла мимо.
Я не удержался и спросил его:
- Ты что, ее знаешь?
Он попробовал отшутиться:
- Да кого только я не знаю, и меня многие знают, ведь я здесь всю жизнь прожил.
Но потом нехотя признался:
- Да, когда-то, по молодости, мы были знакомы. А потом жизнь закружила, мало ли в юности соблазнов…
На этом разговор и закончился.
Грибов в тот раз мы набрали порядочно. Но, когда собирали, я нет-нет – да и замечал, что Александр стал каким-то задумчивым: видит грибы только сверху, а нет, чтобы нагнуться или ветви палочкой раздвинуть. Поэтому, идя за ним, то там, то здесь я находил отменные, как на картинке, боровички с белоснежными ножками и шляпками с коричневыми прожилками, а на срезе – как сахар. И все это лесное волшебство было безжалостно раздавлено грязным сапогом.
Буквально через неделю я позвонил Александру и сказал, что хочу еще раз приехать за грибами. Он ответил, что у него дела и предложил мне в этот раз ехать за грибами одному. Мне ничего не оставалось, как согласиться.
Приехав на знакомую поляну, я снова встретил там ту женщину, Наташу. Мы разговорились. Оказалось, что Наташа живет рядом в деревне, у нее здесь родительский дом. А еще у нее есть квартира в Москве, а сюда она приезжает на все лето.
Наташа оказалась чрезвычайно общительной и гостеприимной, и после малого знакомства она пригласила меня в гости. Когда я спросил у нее про Сашу, она смутилась и сказала: вот приедете в гости – тогда и поговорим, потому что в двух словах не расскажешь.
В один из выходных дней я приехал к Наташе. Деревня, в которой находился ее дом, стояла на самом бугре, а улица с домами по обеим сторонам спускалась к речке. Так же, как и люди неодинаковы, так и дома у всех были разными, со своими особенностями. Родительский дом Наташи был пятистенком с двумя комнатами и отгороженной кухней. Как и у многих, бревен не видно, стены были обиты оргалитом и оклеены обоями, так же и потолок. В общем, все чисто и опрятно, а из старых вещей – только ходики на стене, и то больше для красоты, да старинное зеркало до пола.
Наташа пригласила меня за стол, налила чаю с малиновым и смородиновым листом и угостила вареньем из полоники – дикой клубники, в обилии растущей на бугре. Наташа сдержала свое обещание, и вот что она мне поведала.
Ей было лет 15 – 16, когда в начале 1970-х она окончила школу-восьмилетку и собиралась поступать учиться дальше. Тогда по вечерам из деревенских окон были слышны песни Муслима Магомаева, Полада Бюль-Бюль оглы, Майи Кристалинской. И около одного из таких окон, где было достаточно освещения, обычно устраивали танцы. А после танцев ребята провожали девчат домой.
Вот на одном из таких вечеров Наташа и познакомилась с Сашей. Молодой человек был немного старше, чем она, и уже учился на втором курсе сельскохозяйственного техникума, что вызывало зависть у других девчат.
- Так завязалась наша дружба, - рассказывала Наташа. – Он провожал меня до дома, иногда заходил попить чаю, а потом отправлялся домой в соседнюю деревню. А потом я поступила в текстильный техникум того же города, что и он, и мы продолжали встречаться.
Саша научился играть на гитаре, иногда читал мне стихи, и я как завороженная смотрела и слушала его и ничего, кроме него, не видела. Я таяла, когда он с чувством произносил:
- Глаза твои манят, как чудо,
  Как небо иль как моря гладь,
  Я в них тону – и понимаю:
  Взгляд невозможно оторвать!
Часто, приходя с гитарой, он пел мне модные тогда «приблатненные» песни:
За меня невеста отрыдает честно,
За меня ребята отдадут долги,
За меня другие пропоют вам песни,
И, быть может, выпьют за меня враги…
Но мне больше нравилась вот эта песня – не знаю, где он ее взял:
Мы встретились с тобой, когда черемуха цвела,
И в парке тихо музыка играла,
А было мне тогда совсем немного лет,
Но дел успел наделать я немало.

Лепил я скок за скоком, а наутро для тебя
Бросал «хрусталь» налево и направо,
А ты меня любила и часто говорила,
  Что жизнь блатная хуже, чем отрава.

Но дни короче стали, и птицы улетали,
Туда, где солнышко еще смеется,
И с ними улетело мое счастье навсегда,
И понял я – оно уж не вернется…
Я довольно часто слушаю шансон, но эту песню так ни разу и не услышала. А вот еще одна, про Одессу:
Вдоль по Дерибасовской с Маней я гулял,
Фонарик нам дорогу вполсвета освещал,
И чтобы дальше весело было нам идти,
В кабачок Печерского решили мы зайти…
Так что закружил меня Саша окончательно. Не успевал он уйти, как я уже начинала о нем скучать. А если он не показывался дня два, то я думала, а не случилось ли с ним что, и, бросив все, бежала к нему. Для меня уже ничего вокруг не существовало, кроме него. Я сидела на занятиях – а у меня перед глазами стоял он, и думала я только об одном: где и когда его увижу. От одного прикосновения к его руке меня било как током, и я стояла, словно неживая, и потом еще долго приходила в себя. Девчонки, соседки по общежитию, уж уговаривать меня стали: «Наташка, не надо так, а то ведь и вправду свихнешься!»
Я от любви пропадала. А Саша был таким как всегда, вроде ни о чем не догадывался. Он приходил веселый, а иногда и с запахом спиртного. Да и зачем ему это? Он ведь парень, ему все двери открыты, и с запахом можно приходить – не выгонят.
Но, слава Богу, зима прошла, и наступило долгожданное лето. Саша уехал в стройотряд, и я в ожидании письма от него как полоумная почти каждый день на велосипеде ездила на почту. Письма, конечно, приходили, но какие-то отстраненные: ни нежности в них не было, ни внимания к моим делам, одна сухая вежливость. А я-то однажды, получив на почте письмо, чуть под машину не попала – так хотелось быстрее вскрыть конверт, увидеть слова, написанные рукой любимого, вдохнуть запах, оставленный прикосновением к бумаге дорогим человеком…
Саша вернулся из стройотряда, но ко мне пришел только дня через два. Видимо, «обмывали» стройотряд, но я-то на это не обращала внимания. А когда он пришел, я повела его на поляну, где собирала полонику, на речку, где мы с подружками купались и отдыхали под дубами во время летнего зноя.
В тот день, глядя на него, мне в голову впервые закралась мысль: а нужна ли я ему? И от нее мне стало страшно. Подумала: а как же я без него, ведь у меня ничего нет, кроме него? Весь мир и вся моя жизнь – в нем, каким бы он не был…
Когда настала пора учебы, мой милый и дорогой Саша стал приходить все реже. А еще подружки по общежитию сказали, что видели его с другой. У меня все валилось из рук, мне было не до учебы. И вот я решила сходить к нему еще раз.
Придя к Саше, я увидела, что он куда-то собирается. Я спросила:
- Может, и меня с собой возьмешь?
Он посмотрел на меня и улыбнулся. Да, у него кто-то есть. И тут я, конечно, не сдержалась, в отчаянии ударила его по лицу и выбежала вон. Не помню, как дошла до общежития. Очнулась лишь, когда девчонки подавали мне таблетки и воду.
Еще несколько раз я видела Сашу, когда просила своего знакомого вместе со мной прогуляться к его общежитию. Но он при встречах даже не обращал на меня внимания.
С учебой мне пришлось расстаться. Я устроилась работать на ткацкую фабрику в Москве. Там я вышла замуж за мужчину, у которого был один ребенок, да и то взрослый. Он в деревню ездить не хотел, говорил: «А что я там буду делать?» А я вот без деревни не могу.
Сейчас я одна, муж умер. Я по-прежнему приезжаю в родную деревню. Видимо, только здесь я чувствую себя комфортно. Не по душе мне городская суета, вечно надо куда-то бежать…
А потом, здесь прошло мое детство, обожгла счастьем и болью первая любовь. Куда же от этого денешься? Ведь даже сейчас, когда мне уже за пятьдесят, я все жду возвращения того чувства, которое когда-то не давало мне спать. И до сих пор, когда я вижу его лицо, мне кажется, что это – мой Саша. Один единственный, кого я любила, да видно еще и люблю. И буду, наверное, любить до конца жизни, другой любви у меня не было…
- А как же сейчас? – спросил я, выслушав Наташу.
Она ответила, что, во-первых, Саша женат. А во-вторых, те страдания и боль, которые он ей принес, она уже не сможет пережить вновь.
- Пусть он остается для меня таким, как в моей памяти, - с грустью ответила она.
Я вышел из дома Наташи под сильным впечатлением от услышанного. Вот оно – прекрасное явление человеческой природы, которое, как гриб в лесу, было раздавлено грязным безжалостным сапогом. В сравнении с открывшимся мне богатством души этой женщины мой приятель показался мне жалким нищим. И когда говорят, что в Турции всех русских девушек зовут Наташами, не верьте: это от зависти, что у нас они есть. Всех тебе благ, Наташа!