Книга сказок. Серые комнаты

Когда я открыл дверь в Серые комнаты, они перестали быть сплошь серыми: я положил на тумбочку апельсин. Светящийся рыжим, пахнущий знойным летом далеких стран. В вечном полумраке от хмурого предвечернего неба давно было не различить цвета. На стенах спали ночные мотыльки, сливаясь с древесным узором и выцветшими обоями. В серой тонкой пыли под старинными креслами копошилась моль. Огромные букеты в вазах давно стали мумиями роз, хрупким серым ничто. На тумбочке возле узкой кровати серебрилась тревожная, покрытая шипами раковина. Сама кровать пряталась в нише за балдахином от всех, никого не приглашая. И воздух в Серых комнатах тонко светился лунным маревом, а случайные синячки на ваших тонких руках, какие приключаются от нервной жестикуляции, отливали сизым.

Шипастая раковина затягивала в себя пространство и я выбросил ее. На ее месте оказался апельсин. Потом пространство расцветилось карминным и вино смочило ваши губы, пока мы слушали песню про Северный цвет. Блеклый и сухой. С глухими щелчками в Серых комнатах открывались двери. Так мы узнали, что вокруг находится Дом. И Серые комнаты стали воспоминанием.

С наступлением холодов в маленьком домике на краю земли мужик с неприлично длинной шевелюрой и ангел с татуировкой алконоста заклеивали на всякий случай окно. Окно было не против: это было старое деревянное окно, и зимой ему тоже было неуютно. Однако его не спешили опрометчиво менять на модный стеклопакет: ведь на стеклопакете не бывает невероятных сияющих ледяных узоров! А на обычном окне бывает. Поэтому его законопатили ватой в четыре руки да и заклеили бумажными лентами.

В ведерко у голландки высыпали пакет угля. На старых толстых изразцах распускались диковинные цветы и плыли куда-то вдаль флотилии. Печка эта видала виды, но была надежной и греющей даже душу. Ее неспешно растапливали щепками, подкладывали угля, и она мерно гудела, пока ветер пел в дымоходе.

А когда в Доме на краю света заварили чай и ловкие пальцы ваши почистили апельсин - запахло праздником и чудесами. Так и подкралась ночь на мягких лапках, ночь, пахнущая корицей и апельсинами, сверкающая предчувствием сказки. А в Серых комнатах царил теплый сумрак. Там поселилась Кроватища. На ней - бездна подушек. Над ней - балдахин-океан. На резном столбе, украшенном виноградом, висит Волшебный Фонарь.

Хорошо лежать на Кроватище, которая подсовывает самые уютные стеганые одеялка и подушечки под усталые бока. Слушать, как стучат ходики в серенькой полутьме позднего дня - рано еще зажигать Фонарь, но и читать уже трудно. Можно просто лежать и молчать, пока с кухни тянется восхитительный запах. Там тихо кипит на плите густой гороховый суп на копченых ребрышках, в духовке томятся плюшки, а под бабой-на-чайнике заваривается чай с шиповником, для витаминов.

Давно, в котябре, сюда на неслышных мягких лапках пришла серо-рыжая гостья Осень. Одеяла в Кроватище стали теплее и расцвели заплаточным узором, печка, покрытая изразцами, с утра была первый раз затоплена и тихо тлели в ней угли, бросая мерцающие отсветы на пол. С чердака достали и вытряхнули полосатые половики-дорожки, расчертившие пол. С балок на кухне свисали гирлянды белого лука, банки с вареньем блестели боками в стенном шкафу, а под столом таился зеленый великан-арбуз.

А теперь гостья так же неслышно исчезла и настала пора доставать Деда Мороза из клееной ваты. С чердака спустили коробку с елочными игрушками. До Нового года осталось всего-ничего и так важно, чтобы игрушки были под рукой. Шары, расписанные вручную, забавные фигурки людей и животных... чего там только нет. И конечно, сияющая звезда. Игрушки бережно вынимались из старых газет, в которые были завернуты поштучно, чтобы не разбились. Сухие хвоинки, выпавшие из свертков, аккуратно сметались. А игрушки посверкивали бочками, проходя инвентаризацию воспоминаний и чувств, выпавших с открытого Чердака.

Чердак украшен букетами сухих цветов и трав, над ним воркуют голуби, шкаф с облезлым зеркалом хранит старинные фраки. Там стоит пианино, окруженное коробками - в них шляпки, зимние вещи и всякие безделицы, вышедшие из моды. Туда отправляются медные кастрюли, потрепанные бабы с чайника, деревянные ложки, прошлогодние сувениры, елочные игрушки на ответственное хранение. А еще там библиотека: множество полок с потрепанными, очень любимыми книгами. И парочка кресел-качалок у старенького торшера.

И если покопаться на полках в глубине, можно найти чудесные штучки, шкатулки, свитки, зеркальца, наборчики для рукоделия, украшения, зелья в бутылочках, сувенирчики из далеких неизведанных земель и даже что-то волшебное: если взять с собой Фонарь. Здесь болтается моя коллекция нот и фигурок сов, стоят фарфоровые статуэтки, хрустальные дракончики, бронзовые собачки и глиняные кувшинчики.

Дремлют ваши картонные ящики с книгами по научному атеизму, подшивки журналов Техника-молодежи, Юность и Сельская Новь, свисающие с потолочных балок связки чабреца и ромашки, листы фанеры с разложенным зверобоем, мутное окошко в сад, облепленное высохшими бабочками, и сиденье из люльки мотоцикла. Самое лучшее кресло.

В Серых комнатах мороз расцветил серебром окна. Торжественно стынет за окном лес за замерзшим озером. Ваши руки все еще бывают украшены случайными отметинами, а губы - расцвечены винным кармином. Отблески Фонаря возвращают мир в детство, потому что только тогда придет новый год. Тонкие пальцы ангела украшают елку блестящими шарами. Я вешаю туда же стеклянное сердце. Три кошачьих морды зачарованно наблюдают за этим процессом в соображении пожевать немного серебряного дождика. И я тоже смотрю и думаю о том, что серое - только предчувствие радуги.

В нашей жизни не бывает случайных дверей.