Три звезды из созвездия Койота... Глава 14

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ: Возвращение



* * * * * * * * * * * * * * *

В полнолунную ночь пустыня выглядит неописуемо. Это не пустое клише. Красоту того, что расстилается передо мной, описать действительно сложно. Иногда кажется, что вокруг застывшее море. Всё черное и серебряное, и... живое. Издалека слышен смех койотов и мне хочется думать, что это то самое бутербродное семейство, которое я повстречал в первую ночь. Несколько раз я слышу ночных птиц и ужасно жалею, что я не Дин'е. Вот они-то, наверняка, могли-бы рассказать, что за птицы охотятся по ночам. Они, наверно, знают значение каждого шороха и каждой тени.

К своему собственному удивлению, я дохожу до своего каньона довольно быстро. Сбросив рюкзак, я качаю одной рукой воду из колонки, через несколько минут подставляю под струю голову и от удовольствия фыркаю. Как и в первый раз, я вежливо стучу в дверь избушки без курьих ножек, но на этот раз, зная, что ответа не последует, захожу. Под ярким светом керосиновой лампы я вынимаю из рюкзака нож, вилку, и маленькую лопатку и аккуратно кладу всё туда, где раньше оставил записку. Вот интересно: Роберт тут точно был, когда проверял в первый день украл ли я что-то у духов избушки. Записка лежит иначе, не так, как я её оставил. Но он не взял двадцатидолларовую купюру оставленную тут мной. Вот те на! Выпускник факультета Аризона Стэйт Юниверсити, полицейский, а в душе такой же индеец, как и все. Неужели он побоялся взять двадцатку? А может просто оставил её из уважения к памяти старухи? Ну и ну...

Я выхожу из избушки, расстилаю попону прямо на земле и несколько минут думаю разжечь костёр или нет. Ночь выдалась тёплая, и я решаю не разжигать костра, а просто лечь на попону и смотреть на звезды. Вдруг я почувствовал себя страшно голодным. Проблем с едой на этот раз нет. Я достаю из рюкзака свежий бутерброд с сыром и почему-то совсем не удивляюсь, когда из каньона прямо ко мне выходит группа собачьих теней. При свете заходящей луны тени кажутся длиннющими. Вот они — все пять. Вот только щенки сейчас побольше и под луной невозможно отличить, который из них рыжий. Нет, воровская братва, сегодня кражи с применением лап и хвостов не получится. Я ломаю свой бутерброд на две части. Он большой, и мне такой одному всё равно съесть сложно будет за один раз. Первую половину я кусаю сам, вторую – рву на пять ошметков, подбрасываю высоко в воздух и смотрю, как пять кусков полубутерброда разлетаются в разные стороны. Как и раньше, в вихре лап, ушей и хвостов видно только лишь, что одному не достаётся ничего. Ага, вот он – рыжий недотепа. Как ты еще с голоду не помер, а? Расскажи мне.

Пока трое щенков и мать-койотиха жуют свои ломти, я бросаю кусок недожеванного сыра недотепе и с удовольствием смотрю, как он ловит его на лету. Ну хоть чему-то научился за это время.

Луна уже зашла. Скоро взойдет солнце. Я лежу на спине, слушаю мертвую тишину и смотрю на звезды. Откуда-то из каньона до меня доносится хихиканье семейства койотов, но и оно скоро затихает. Глядя на небо, я обдумываю предложение Роберта. Чему я могу научить этих детей? Я не учитель. И, если признаться честно, кажется, я научился у Навахо больше, чем за последние несколько недель сумел научить их. Лишь один миф о создании мира чего стоит, а?

Сказка о создании вселенной разная у всех племен и народов. У Навахо, например, люди сейчас живут в четвёртом мире. Главные герои – Дух Койота, Первая Женщина, Первый Мужчина, Люди-Тени, и многие другие, — прошли через первые три мира или сгинули в одном из них. Под натиском белых поселенцев индейских племён становилось всё меньше и меньше. Оставшиеся в живых семьи и роды примыкали к другим племенам, принося с собой свои легенды и мифы. Когда Клем и Исак пытались мне изложить историю создания мира, маленькие Джесси и Стэйси слушали их, раскрыв рот, а я пытался записать всё, что мог в одну из пустых тетрадок. У меня это выходило плохо, так как писать быстро левой рукой еще не получается. Я злился на себя и не заметил, что Картер тихо сидит в углу и почему-то кусает губы. Наконец-то Картер не выдерживает и прерывает Клема, который рассказывает о том, как в четвертом мире, наконец, появились настоящие Люди – Дин'е – как мы всё...

— А Первый Мир кто сотворил? – выкрикивает Картер, рассказывая совсем другую легенду, которую он услышал от Старой Кроу. Почти целую минуту его не прерывает никто.
— Первый Мир всегда был, — наконец приходит на помощь брату Исак.
— Нет, не был. Мне Старая Кроу сказала, что не так было. – Одно лишь упоминание имени Старой Кроу пресекает все возможные аргументы. Старая Кроу в этом деле, как я понимаю, – высший авторитет.
— Кто же сотворил Первый Мир? — спрашивает Джесси, до сих пор молча слушавший историю Исака и Клема. – И как?
— Первый мир сотворил Ничи Дийин [примечание: Nitch’i Dijin — дух Святого Ветра]. Его тысячу лет раздражал Смех Койота, витающий в Пустоте. Ничи Дийин поймал Смех Койота и ударил его о Пустоту...

Я выхожу из каньона на восток и смотрю, как небо менет цвет. Это происходит довольно быстро. Черный цвет переходит в тёмно-синий, потом в какой-то неописуемый оттенок фиолетового; тёмно-алый переходит в ярко-красный и потом в ярко-оранжевый... Совершенно неожиданно верх солнечного диска пробивается огненной точкой сквозь алый горизонт, и вся долина под моими ногами вспыхивает и раскрашивается...

— Ау-янь-яй... — раздается издалека.
— Хи-хи-хи... — слышится справа. Знакомая семья койотов устроилась на одном из булыжников и, кажется, наблюдает за восходом солнца вместе со мной. Тут фотоаппарат нужен. Тут фотоаппарат просто необходим, ведь, даже если правильно описать эту сцену, все равно никто не поверит. Койотиха лежит на животе, равнодушно положив узкую морду на передние лапы. Кажется, что она спит, но она не спит – её хвост ритмично машет из стороны в сторону. Один из щенков пытается его поймать передними лапами, но его обгоняет более агрессивный братец, который ловит пушистый мамин хвост зубами. Мать, так терпеливо лежащая до сих пор, изгибается, как змея, и кусает одного из щенков, другой получает лапой по носу и оба, визжа и хихикая, кубарем скатываются с валуна на третьего щенка-койота. Отсюда щенячий визг ай-яий-яй и хи-хи-хи уносится в расселину каньона по направлению к избушке без курьих ножек, и вскоре от них остаётся лишь еле опознаваемое эхо: ... ЯЙ... Яй... яй...я...    ХИ... Хи... хи...и.... Скоро исчезает и эхо, и я остаюсь с восходящим солнцем, мамой койотом, щенком койотом (кажется мой рыжий недотепа), и... стадом тракторов, бульдозеров и грузовиков.

Стадо тракторов, бульдозеров, и грузовиков?! Что?!

В том месте, где водитель грузовика “Lone Star” (Одинокая Звезда) сбросил меня, там где тропинка, ведущая в каньон с избушкой, ответвляется от шоссе  371, рабочие строители в ярко желтых касках и оранжевых жилетах вылазят из только-только подкатившего автобуса. С того места, где сижу я и два оставшихся койота, они похожи на ярко раскрашенных муравьев. Некоторое время муравьи толпятся вокруг чего-то, но потом по-деловому разбегаются. Бульдозер и экскаватор отрыгивают сизый дым в чистое небо Раскрашенной Пустыни, и через несколько минут, издав несколько хихикающих визгов оба койота убегают в сторону каньона. А еще через минутку порыв ветра доносит до меня то, что чуткие носы хохочущих зверюшек, наверняка, уловили задолго до меня – дизельная блевотина выхлопных труб. Я окидываю взглядом пустыню простирающуюся у меня под ногами до горизонта, вздыхаю, и иду повидаться с моим давним другом — кактусом опунция, так любезно когда-то выручившим меня.

Вот те на... Казалось бы совсем недавно с каждого мясистого “уха” опунции отпочковывались две или три колючие груши. Их было полным-полно. Да, было. А сегодня осталось меньше дюжины. Я аккуратно срываю колючие плоды, складываю их в ведро и иду полоскать их под струей колонки. Из-за скрипа насоса и плеска воды я не слышу шагов за спиной.

— Если б ты просто сказал, что хочешь уйти, я б тебя подвез. А то нехорошо получается... – От неожиданности, услышав голос Роберта за спиной, я вздрагиваю.
— Да не пугай меня так.
— В следующий раз я одену на шею колокольчик. Так тебя подбросить или ты решил уйти один, как и пришел.
— Я не решил никуда уходить, — раздраженно отвечаю я. Ведь я действительно никуда не собираюсь уходить. Пока. Я просто пришел сюда подумать. – Я просто пришел сюда подумать. С духами пообщаться...
— С духами?
— Ага, тут по ночам Чинди, говорят, бродят.
— Ну и как, пообщался.
— Пообщался.
— И что Чинди тебе сказали?

Я думаю. Я до сих пор и понятия не имею, что делать. А раз так, нужно... нет не нужно, а срочно необходимо сменить тему разговора.
— Слушай, а что там в долине происходит? – я киваю головой на восток.
— А, это. Я ж тебе говорил, исполнительный комитет племени продал участок резервации под казино. Вот уже начали строить. Котлован скоро начнут рыть. А что?

Я припоминаю, что мне кто-то об этом недавно рассказывал. В голову начинают лезть всякие интересные мысли...
— Да-да. Мне кто-то об этом недавно рассказывал... А кто строит, Гвин?
— Что ты имеешь ввиду?
— Какая корпорация купила землю?
— А-аа... точно не помню. Предложения поступали от Гвин, Харрас, и кажется Сэндс. А кто выиграл контракт, сейчас не помню. А что?
— А большое казино?
— Не знаю. Чертежей я не видел, но вроде бы будет что-то большое и уродливое – казино, отель, курорт, поле для гольфа...
— Поле для гольфа? – я мысленно пытаюсь себе представить, как огромный участок прекрасной дикой Раскрашенной Пустыни (я пытаюсь себя удержать от мысли о “моей” пустыне) вдруг превращается в сотню квадратных миль травы и деревьев, которым в любой пустыне не место. Да за что же это?
— Да. Я же сказал: большое и уродливое... Но причем тут казино? Ты подумал о моем предложении?
— Подумал, — вру я.
— Ты врёшь.
— Нет. Честно, думал. — Вообще-то, если честно, до сих пор думать особо было не о чем. А вот сейчас... Если подойти к ситуации творчески... Творчески и с размахом...
— И?...
— Знаешь, мне очень хочется сказать, что у меня на это нет ни денег, ни времени, ни желания.
— Но ты этого не скажешь. Ты скажешь... Что же собственно ты скажешь?
— Нету денег.

Роберт бросает на меня презрительный взгляд, который может означать лишь одно: очередное меркантильное бледнолицее говно!
— Сколько ты хочешь?
— Что?
— Какую зарплату ты хочешь?
— Зарплату? Я не имею ввиду зарплату деньгами. Ну, конечно деньги будут нужны. Заплатить за учебники, книги, бумагу, карандаши... Ким за многое уже заплатила...
— Что-о?
— А ты как думаешь? Это всё просто так появилось? Ну, у меня было двести долларов, но далеко они не ушли...

Роберт вынимает из кармана блокнот и делает какую-то запись.
— Сколько она потратила?
— Слушай... Спроси у неё, я не знаю.
— А сколько еще потребуется?
— Для детей? Не знаю. Я же сказал – учебники, ручки, карандаши, и другие канцтовары...
— А для тебя?
— Для меня? – я морщу лоб и думаю, а сколько мне действительно надо? – Смену одежды – там, пару рубашек, нижнее бельё, ботинки... Не знаю. Сколько ты думаешь это будет стоить?
— И это всё? – Роберт смотрит на меня подозрительным взглядом профессионального полицейского.
— Нет. Конечно, не всё.

Я начинаю медленно разделывать груши – последний подарок друга опунции в этом сезоне.
— Хочешь кактусную грушу?

Роберт кивает и присаживается на попону, расстеленную на земле.
— Так что же ты хочешь?

Я не тороплюсь с ответом.
— А это правда, что администрация племени переводит все дела с бумаги на компьютеры?
— Какие дела?
— Ну, документацию. Свидетельства о рождении, свидетельства о смерти, акты о продаже, свидетельства о владении земельными участками, и другую такую всякую муру?
— Да. Наконец-то у них до этого руки дошли. А что?
— Ну и как?
— Что как?
— Как это происходит? – Обычно, когда официальные бумаги переводят в компьютерный формат,  бардак стоит неописуемый. По себе знаю. Лет двадцать тому назад Клиника Братьев Мастард решила перевести всю бумажную документацию в компьютерный формат. Детали описывать не буду, но скажу лишь – хорошо, что никто не умер!
— Бардак неописуемый, а что?
— Ну, вот и хорошо...
— Что ж хорошего?
— Бардак – это хорошо.

Роберт подозрительно на меня смотрит.

— Сейчас март, да?
— Начало марта, а что? — индеец не торопится кусать свою грушу. Он спокойно смотрит на меня.
— Если хочешь, я останусь тут до конца следующего лета. Это года полтора. Я думаю времени хватит детей немного подготовить. Картеру тогда, в самый раз шестой класс начинать. Тем детям, что помладше — классы пониже. Но, я думаю, подготовить их можно. Ребята смышленые...
— И за это?...
— Ага.
— Что “ага?” Что ты за это хочешь?
— Что я за это хочу? – я машинально повторяю вопрос Роберта, снимая колючую шкуру с последних плодов опунции в этом году. – Я хочу две вещи. Первое, хочу перевоплотиться в Майн Рида.
— Чево-оо?...
— Мне нужны документы на Томаса Майн Рида. Непонятно что-то?
— Нелегальные документы?
— Это смотря, как поставить вопрос. Если ты спрашиваешь, хочу ли я фальшивые документы, ответ – нет. Нужны настоящие...
— Ты понимаешь, что я полицейский? Настоящий полицейский, а не фальшивый?
— Да.
— Могу тебя арестовать.
— Можешь. Да, можешь... А можешь сделать мне документы, и я с удовольствием выполню твою просьбу. В администрации сейчас, наверно, такой бардак, что черт себе шею запросто свернёт... – Я не заканчиваю свою мысль. Пусть Роберт сам её закончит.

Роберт минуту думает. Он кусает сочный фиолетовый плод кактуса опунция, не обращая внимание на текущий по подбородку сок. Прожевав одну грушу, он спокойно тянется за второй.
— А вторая вещь?
— Вторая вещь?... Ах, да... Мне надо будет где-то жить, и я хочу жить здесь.

Полицейский перестаёт на секунду жевать кактусную грушу и недоуменно смотрит на меня.
— Тут?
— Тут.
— В нашем поселке? – он хмурит брови. – Ну, и живи на здоровье.
— Нет не в поселке. В каньоне. В этом домике, где я породнился со злыми Чинди. И койотами. Мне очень понравились местные койоты.

Взгляд Роберта выражает немой вопрос: “Приятель, а с тобой всё в порядке? Температуры у тебя нет?...”
— Ну и живи тут.
— Я не думаю, что ты меня полностью понял. Я хочу быть владельцем этого домика. Если захочу что-нибудь построить, построю. Если захочу засыпать весь каньон песком, засыплю. Короче, хочу так, чтобы никто из совета старейшин, или как он там у вас называется, и пикнуть не смог.
— У нас нет совета старейшин, — Роберт доедает вторую грушу и стряхивает капли фиолетового сока с кончиков пальцев. — У нас Исполнительный Совет, офис Президента и вице-Президента, Верховный суд... короче всё, как в Вашингтоне.
— Вот и ладушки.
— Так тебя обратно подвезти? – спрашивает Роберт после нескольких минут молчания.
— Нет, спасибо. Я подожду, когда спадет жара, и до захода поверну назад. А что решил ты?
— А я решил, что тут  есть над чем подумать, — ответил полицейский , вытер сок опунции о попону, сел в свой Форд и укатил на север плато Чако.

Осталось семь разделанных кактусных груш. Сначала я сидел и молча смотрел на них, зная, что на это койоты уж точно не позарятся. Потом я съел три, оставив четыре на вечер. Потом я перешел в восточную часть каньона, сел в тенёк от булыжника, где недавно сидело койотово семейство, посмотрел на то, как люди-муравьи вдалеке уродуют мою красавицу-пустыню, и заснул.


* * * * * * * * *  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ * * * * * * * * * 

http://www.proza.ru/2017/12/28/633





.