Звёзды умирают красиво. Рассказ

    Нельзя было сразу и безошибочно сказать о Лайоне: добрый он или злой, молчаливый или болтливый, щедрый или прижимистый? В Лайоне всё было так перемешано, что порой о нём говорили: «Да, он не в себе!», или «О, опять его понесло!». Или уж совсем откровенное: «Лайон снова озверел!».
    После такого замечания некоторые обитатели орбитальной станции планеты Зелтан старались как можно быстрее спрятаться по своим вахтовым каютам. Другие, кто похрабрее, напрягались, готовясь к любому продолжению событий. Конечно, приступы гнева или крайней раздражительности рано или поздно перетекали в умиротворённое состояние, чувство милости и всепрощения. Но до этого, – спасайся, кто может…
    Конкретно сегодня Лайон вышел из себя из-за того, что на станцию не доставили глюкозо-энергетические батончики Марасат.
    Сначала все услышали недовольный раскатистый рык, от которого чуть не повылетали овальные иллюминаторы «Стикса-3», затем раздалась сердитая тирада, состоящая наполовину из недовольства организацией доставки, и наполовину из отборного Зелтанского сленга, переводить который никто бы не рискнул. Слишком пошло. Смысл ругани сводился к одной мысли: батончики Лайону жизненно необходимы, а в службе доставки работают, выражаясь крайне мягко, космические идиоты, у которых вместо мозгов сорок четыре чёрных дыры. Количество дыр всегда упоминалось одно и то же, независимо от уровня недовольства Лайона.
    Вышагивая по округлому коридору станции, Лайон тряс мохнатой гривой и нервно махал из стороны в сторону хвостом с кисточкой.
    Всякий знает, и история Вселенной тому яркое подтверждение, что если существует самопровозглашённый тиран или диктатор, то рядом с ним обязательно ошивается самопровозглашённый лизоблюд и идейный подпевала.
    Обитатели станции были убеждены, что для Лайона эту роль играл Глорги, полосатое чешуйчатое существо не известной ни для кого породы. Чёрные полосы в любое время дня и ночи оставались чёрными, а вот белые, в зависимости от настроения и мыслей их хозяина, могли принимать тот или иной оттенок.
    Именно так, в принципе, Лайон и понимал, спокоен Глорги или напуган, лебезит или искренне уважителен, нагло врёт или говорит правду. Полоски на туловище этого ящероподобного создания были словно бегущая информационная строка, оповещающая о его внутреннем состоянии. Правда, далеко не все понимали её. Но вот для Лайона весь этот цветовой шифр стал открытым разговорником, который он, кстати, уже успел выучить досконально.
    Полосатый друг, по подсчётам Лайона, ошивался возле него чуть больше пяти лет. И этого времени оказалось достаточно, чтобы, как говорится, основательно прикипеть друг к другу. Привычка – она ведь хуже заразы.
    Глорги подскочил к Лайону как кусочек мелкого орбитального мусора, – стремительно и неожиданно. Лайон отреагировал достаточно спокойно. По-другому Глорги рядом с ним и не появлялся.
    – Опять бузишь? – с каким-то смешливым укором произнёс Глорги.
    – Что значит – опять? – полурыча, полушипя поинтересовался у друга Лайон.
    – Ладно, ладно, не кипятись…
    Глорги сделал жест полосатой лапкой, обозначающий одну мысль: всё это ерунда, переживать, право, не стоит. И тут же вытащил из нагрудного рюкзачка батончик Марасата.
    – Откуда? – Лайон застыл на месте с округлившимися глазами и медленно расползающейся улыбкой на усатой морде.
    – Припас для лучшего друга.
    Глорги старался произносить слова как можно небрежней, при этом изображая из себя того, кто ни о чём не забывает и всегда готов выручить.
    – Сбой в доставке твоего любимого Марасата не в первый раз. Вот я как-то и припрятал для тебя коробку.
    – У тебя целая коробка? – Лайон был искренне удивлён.
    – Да, сорок штук, – лениво ответил благодетель, – ну, уже без этого батончика, естественно.
    – Иди сюда!
    Лайон притянул Глорги, зажал у себя под мышкой и по-дружески потрепал его голубоватый в серую полоску хохолок своей когтистой лапой. Глорги слегка съёжился, – инстинкт самосохранения в нём никуда не пропал. Но приглядевшись, можно было заметить, что такие дружеские тисканья ему нравятся. Именно они служили истинным подтверждением его значимости.
Отпустив друга, Лайон без лишних разговоров вскрыл упаковку батончика и жадно откусил от него больше половины.
    – Вкусно? – спросил Глорги.
    – Очень, – не преставая жевать, ответил Лайон.
    – Пойдём, отдам тебе всю коробку. На неделю, до следующей поставки, тебе, думаю, хватит.
    – Поэкономлю, – тряхнул гривой Лайон, отправляясь следом за другом, и причмокивая на ходу.
    Практически никого не встретив в коридоре, дотопали до каюты Глорги. Лишь раз за одним из поворотов мелькнул мышь-техник. Ведь никто ещё не был в курсе, что гнев Лайона остыл и инженер-электронщик пребывает в благоприятном расположении духа.
    Вскрытая коробка батончиков Марасата лежала на столе возле иллюминатора, за которым плавно проносилась ядовито-зелёная поверхность Зелтана. Лайон подошёл к столу, вставил коготь в аккуратную дырочку в коробке, через которую Глорги вытащил один батончик, и лёгким коротким движением сделал отверстие шире. Тут же достал ещё один батончик, вскрыл его и, как и в первый раз, откусил больше половины. Глорги лишь довольно кивал, глядя на счастливого друга.
      Неожиданно для обоих на стене каюты запищала информационная пластина.
      – Тебе сообщение, – чавкая, заметил Лайон. – Срочное.
Пластина мигала ярко-розовым цветом, что действительно говорило о крайней важности входящего сообщения.
      Подойдя вплотную, Глорги прикоснулся лапкой к кружочку в центре панели, и из неё тотчас начал выползать прозрачный квадратный лист. Как только Глорги вытащил его полностью из устройства, оно перестало излучать призывный сигнал. На листе проступило изображение.
      Лайон, не переставая жевать, заметил, что физиономия появившегося на пришедшем сообщении очень смахивает на физиономию его друга. Правда, тот, кто на листе, намного старше Глорги. Унылое выражение лица, глубокие морщины, поблекший цвет глаз. Одним словом – старик.
      – Родственник? – предположил Лайон.
      – Отец, – кивнул Глорги.
      – Если не хочешь, чтобы я слушал, то могу уйти.
      Лайон даже положил на коробку батончиков лапу, показывая всем видом, что готов немедленно прихватить бесценный подарок и отправится восвояси.
      – Да, перестань, – привычно махнул лапкой Глорги, – ты совсем не помешаешь.
      – Ну, может, ты стесняешься…
      – Я? Ты шутишь? Лопай батончики, а я пока послушаю, что прислал мне мой старик.
      – Ну, как хочешь.
      И Лайон плюхнулся в ближайшее кресло рядом с иллюминатором.
      Не отходя от пластины, Глорги нажал большим пальцем на уголок листа, где был изображён зелёный треугольник, и в ту же секунду изображение ожило. Голова старика начала вещать.
      – Помню наш уговор – не тревожить тебя без крайней необходимости. Поверь, есть веская причина обратиться к тебе. Семнадцать линек были мы далеки. Но вот я говорю тебе через это послание: горе нашему роду, опасность нашему дому – дому твоих предков, твоей колыбели.
      Глорги украдкой оторвал взгляд от листа с говорящим отцом, чтобы определить реакцию Лайона на довольно эмоциональный поток возвышенного слога. Но друг по-прежнему совершенно спокойно восседал в уютном кресле и лопал любимые Марасаты.
      – Твой дядя, он же Центральный Вершитель, предал всех своих единокровцев. Весь мир, в котором он живёт. Всех тех, с кем до недавнего времени делил пищу, небо и солнце нашего мира. Всему перечисленному грозит уничтожение. И не думай, что к нашей планетарной системе приближается квази-метеорит, или огромная чёрная дыра незаметно образовалась рядом с нашей планетой, или нашей цивилизации угрожает пандемия невиданного космического заболевания. Всё это полнейшая ерунда по сравнению с тем, что учудил твой дядя Шакис. Как Центральный Вершитель он вправе отдавать любые приказания и распоряжаться имуществом всей планетарной системы. И вот представь себе, мой любимый сын Глорги, этот хитрец не придумал ничего лучше, чем продать звезду нашей планетарной системы. Естественно, у тебя напрашивается сразу два вопроса: что будет с планетами системы, и на какие такие нужды и кому понадобилась наша звезда? Спешу утолить твоё законное любопытство, сынок.
      Быть может, ты слышал о мистере Балоголо, об этом фиолетовом слоне, вообразившем себя художником космического вдохновения? Так вот этот безумный псевдо-творец, у которого денег столько, что хватило бы заполучить полгалактики, решил купить именно нашу звезду. Видите ли, расчёты его учёных астро-механиков показали, что расщепление структуры нашей звезды создаст туманность небывалой до этого красоты. Представляешь?! Смерть целой планетарной системы ради какой-то там красоты.
      Жителей всех освоенных планет, правда, никто уничтожать не собирается. Будут предоставлены эвакуационные корабли-ковчеги. Никто не погибнет. Более того, все будут переселены на благодатные планеты звезды Гровуу. Большинство согласилось. Но есть и те, и твой отец среди них, кто не желает покидать свою родную систему, кто не хочет гибели своей любимой звезды Тан-Ольи. В конце концов, решение было принято без чьего-либо согласия или даже обсуждения. Видимо, Шакису и всем согласившимся разум помутила сумма, предложенная за Тан-Олью, и те райские условия жизни в планетарной системе Гровуу.
       Остался месяц до творческого эксперимента мистера Балоголо. Этот мир погибнет. И вместе с ним мы – те, кто решили остаться здесь. Мы умрём вместе с Тан-Ольей. Мы станем единым прахом во Вселенной.
Так что, как ты понял, сынок, я посылаю тебе это сообщение, чтобы попрощаться. Помни обо мне. Я был неплохим отцом для тебя. Прощай, Глорги. Бессчётное количество линек тебе…
      На этих словах послание заканчивалось. На прозрачном листе замерло лицо старика, пытающегося изобразить подобие вымученной улыбки.
Немного помедлив, Глорги сделал шаг к ближайшему вещевому ящику и с поникшим видом присел на его край.
      Не отрывая взгляда от иллюминатора, Лайон спросил:
      – На самом деле всё так плохо?
      Глорги молча кивнул.
      – Твой старик упёртый и переубедить его не смогли бы и тысяча таких как ты?
      В тишине каюты слышалось лёгкое шуршание системы циркуляции воздуха.
      – Он наследник великой династии. В нём течёт кровь правителей планетарной системы Тан-Ольи, – не спеша, словно рассуждая с самим собой, рассказывал Глорги.
      – Если мой отец, Вактар, что-то решил – переубедить его невозможно.
      Лайон перестал жевать и пристально поглядел на своего друга, чьи светлые полоски сейчас играли разными тонами, никак не желая остановиться на каком-нибудь одном. Это обозначало невероятное смятение. Глорги абсолютно не знал, что ему делать.
      – Да ты, я вижу, расстроен, дружище.
      – Последние семнадцать линек, то есть астрономических лет, мы были с ним далеки. Возникли разногласия с выбором дальнейшей судьбы, – продолжил Глорги.
      – Это я тебя понимаю, – неожиданно посерьёзнел Лайон.
      Он дожевал последний кусочек батончика, проглотил и поднялся из кресла.
      – Пойдём в центральную рубку, к пульту управления станцией.
      – Зачем? – опешил Глорги. Белые полосы приняли желтоватый оттенок.
      – А затем, что именно там есть возможность связаться с любой точкой галактики по гипер-генерированной связи с задержкой обоюдного сигнала в три-четыре секунды реального времени.
      – И? – полосатый товарищ приподнял плечи.
      – С твоим стариком беда, а мой старик в состоянии ему помочь. Нужно с ним срочно связаться и он, я уверен, найдёт способ разрулить ситуацию с вашей Нат-Альей…
      – Тан-Ольей, – поправил Глорги.
      – Извини. Но сути дела это не меняет. Пойдём.
      И Лайон решительно вышел из каюты. Глорги не оставалось ничего другого, как последовать за другом.
      По дороге до центральной рубки друзьям повстречалось около десятка обитателей станции. Технический персонал начал понемногу выползать из своих обжитых нор. Завидя на своём пути Лайона в сопровождении его спутника, уборщики, слесари-вентиляционщики, парочка гидравликов и официант-стюард постарались как можно быстрее прошмыгнуть мимо. При этом косились и опасливо озирались, боясь неожиданной смены настроения лохматого, зеленоглазого коллеги.
      Но Лайона сейчас занимали совсем другие мысли. Ему ни до кого не было дела, кроме друга.
      В центральной рубке нёс суточную вахту радист-локационщик Шипп. Его длинные чёрные иглы были аккуратно собраны жёсткими зажимами на спине. Глаза мелкими вишнёвыми бусинками пристально вглядывались куда-то в даль космоса. Шипп, погружённый в собственные думы, практически не замечал, что происходило вокруг.
Лайон и Глорги подошли и встали рядом с креслом, в котором сейчас как восковая кукла, неподвижно сидел дежурный. На посетителей рубки он не отреагировал.
      – Хороша вахта, – громко рявкнул Лайон.
      – А? – встрепенулся Шипп, словно отходя от глубокого сна.
      – Я говорю, – уже нормальным голосом продолжил Лайон, – лишний раз убеждаюсь, что во время твоего дежурства станции не грозят никакие напасти. Мы под надёжным присмотром. Правильно, Шипп?
      Дежурный засуетился в своём кресле, закивал головой.
      – Да, да, всё в полном порядке. Я слежу за всеми показаниями. Всё под присмотром… А вы зачем пришли?
      Лайон опустил лапу на игольчатое плечо дежурного.
      – Вот это мы сейчас и обсудим. Нам с другом срочно нужно воспользоваться каналом гипер-генерированной связи. Устроишь нам по старому знакомству?
      От таких слов Шипп как ошпаренный выскочил из кресла, высвобождаясь от положенной на плечо лапы.
      – Не-не-не, – замотал головой он. – Это же недопустимо. Пользование каналом гипер-генерированной связи без прямого разрешения и без ведома командира станции грозит профессиональным трибуналом. Я не хочу потерять место без права восстановления в должности. А в мусорщики как-то переквалифицироваться не хочется.
      – Половина месячного оклада, – чётко произнёс Лайон, хватая Шиппа за локоть и усаживая на прежнее место в кресло.
      – Какая половина? Чьего месячного оклада, – не сразу сообразил тот.
      – Моего оклада. За возможность воспользоваться каналом. Мне срочно нужно переговорить с отцом.
      Дежурный нервно заёрзал в кресле. Даже половина оклада инженера-электронщика – сумма достаточно внушительная. Было на что купиться. Если, конечно, ещё хорошо знать характер самого Шиппа. Именно на эти меркантильные слабости коллеги  Лайон и решил поставить. Примерно через пять секунд стало понятно, что Лайон не ошибся.
      – Ну, ладно. Только быстро, – затараторил Шипп, – капитан всё равно на Зелтане и связаться с ним быстро будет проблематично. Сколько тебе нужно времени?
      – Думаю, минуты вполне достаточно, – почесав за ухом, довольно произнёс Лайон.
      – Ну, хорошо. Минуту. Не больше.
      – Договорились.
      Шипп во второй раз поднялся из кресла, проследовал к панели управления, вытащил из кармана комбинезона серебристый цилиндрический ключ и вставил его в специальное гнездо.
      – Половина оклада, как обещал, – обернувшись к Лайону, то ли спросил, то ли констатировал дежурный.
      – Совершенно точно, – подтвердил Лайон.
      И Шипп крутанул ключ, открывая доступ к операционной системе станции.
      Лайон подошёл к панели передатчика связи, нажал на кнопку запуска функционала и отстучал по миниатюрной клавиатуре галактический код вызываемого абонента.
      Экран передатчика засветился слабым, туманным свечением. Зазвучали длинные сигналы вызова.
      – Да-а-а-а, – протяжно отозвался голос в передатчике, и на экране появилась косматая голова в обрамлении жёлто-оранжевой гривы. Сверху, на голове покоилась широкополая белая шляпа с вшитыми в тулью разноцветными переливающимися бриллиантами.
      – Отец, приветствую тебя! Мне очень нужна твоя помощь, – без лишних вступлений начал говорить Лайон. – Мой друг Глорги получил сегодня сообщение от своего отца из планетарной системы звезды Нат-Альи…
      Глорги сморщился, но поправить друга не успел.
      – Тан-Ольи, ты хотел, видимо, сказать? – приподнял бровь отец Лайона.
      – Да, конечно, опять я переврал название. Тан-Олье грозит расщепление, а отец Глорги, Вактар, не желает покидать родную планету. А значит, погибнет вместе со звездой своей планетарной системы.
      – Слышал, слышал, – неожиданно закивал старик на экране. – И даже приглашён на грандиозное действо мистером Балоголо. Через месяц, если я не ошибаюсь? Всё сходится?
      – Да, да, – затряс гривой в ответ Лайон. – Не можем ли мы как-нибудь помочь моему другу и его отцу?
      – Так, значит, ты ради этого и позвонил?
      Лайон не ответил. Он знал, что отец и так всё прекрасно понимает.
      Через небольшую паузу отец снова спросил:
      – Хороший друг?
      На этот раз Лайон ответил:
      – Последние пять лет – лучший. – И улыбнулся.
      – Понятно, – задумчиво произнёс старик. – Сможешь перезвонить мне через пару минут? Я попробую переговорить с мистером Балоголо.
      – Да, конечно, отец. Я перезвоню. Ты ведь понимаешь, как это важно для меня. Для Глорги важно в первую очередь.
      – Я понял. Через две минуты. Постараюсь.
Сигнал прервался, экран передатчика погас.
      – Ты сказал, что перезвонишь своему отцу? – тут же спросил Шипп.
      – Да. А что? – переспросил Лайон.
      – Ещё один звонок – ещё одна половина оклада, – невозмутимо произнёс дежурный.
      – Похоже, у нас на станции появился тариф на минуту разговора по каналу гипер-генерированной связи, – усмехнулся Лайон. – Одна минута – пол-ставки инженера-электронщика.
      – Только для тебя, – усмехнувшись в ответ, согласился Шипп.
      – Ладно, – с лёгким рыком, процедил Лайон.
      Две минуты ожидания тянулись безобразно долго. Но за это время никто не проронил ни слова. Шипп пялился в иллюминатор, Лайон пристально глядел на экран передатчика, а Глорги на Лайона.
      – Набирай, прошли две минуты, – неожиданно сказал Шипп.
      Лайон проделал те же манипуляции, что и в прошлый раз. Снова пошли гудки вызова.
      На экране появилось лицо старика.
      – Ну, как? – сразу же спросил Лайон.
      – Думаю, мы смогли договориться, – неспешно произнёс отец.
      Глорги с облегчением, громко и протяжно выдохнул.
      – Каковы условия? – решил уточнить сын.
      – Очень простые условия. Мы обменяемся. Я отдаю ему взамен Тан-Ольи две малых звезды – Каплар и Пуэца. И предложил ему произвести синхронное расщепление. Я убедил мистера Балоголо, что картина будет не менее фееричной. Тем более, что в структуре Каплара присутствуют маракартовые соединения салония 55-го. Он даст небывалые оттенки образовавшейся туманности. А уж в паре эти две звезды будут способны выдать такую форму, которая напомнит раскрытый лотос с щупольцеобразными лепестками. Будет очень красиво.
      – И он согласился? – опять спросил Лайон.
      – Несомненно. Моё предложение его очень заинтересовало.
      – Спасибо, отец. Ты очень мне помог. Помог Глорги и его отцу.
      – Не нужно благодарить, – улыбаясь ответил старик. – Просто пообещай мне, что приедешь меня повидать.
      – Когда приехать?
      – Когда сможешь.
      – Хорошо, отец. Сейчас же возьму отпуск за свой счёт и рвану к тебе. Договорились?
      – Это удобно?
      – Вполне, – мотнул гривой Лайон.
      – Хорошо. Жду тебя, сынок. Отвага и честь!
      – Отвага и честь! – откликнулся на слова отца Лайон.
      Экран передатчика погас.
      Лайон повернулся к Глорги.
      – Похоже, что всё устроилось лучшим образом. И Тан-Олья, и твой отец не погибнут. Ты доволен, Глорги?
      Лайон заметил, как в уголке глаза его друга заблестела маленькая росинка, медленно превращаясь в скупую слезу.
      Глорги подошёл к Лайону, встал на цыпочки, дотянулся до шеи и обнял крепко-крепко.
      – Спасибо.
      – Пожалуйста, дружище. Предлагаю отправиться к своим старикам. Попроведуем, и через недельку обратно на станцию. Согласен?
      Глорги отцепился от шеи Лайона, отступил на шаг и, проводя обратной стороной ладошки по переносице, произнёс:
      – Конечно, согласен. Мой лучший друг! И, думаю, не только за последние пять лет, но и на следующие, и следующие…
      Друзья направились в свои каюты собирать вещи.
      – Ты не говорил раньше, что у тебя такой важный отец, –  семеня лапками, произнёс Глорги.
      – Так ведь и ты тоже, –  широко шагая, с усмешкой ответил Лайон.
      А им вслед доносился чуть писклявый голос Шиппа:
      – И не забудь про ставку, Лайон! Я тебе напомню, не сомневайся!