Глава первая

      "Глава первая, в которой к нам вторгается странный мир".

      Итан

      Чёртов воздух дерёт глотку. Уставшие мышцы уже начинают ныть, а я продолжаю бежать среди этих уже опротивевших низких зданий. Откуда, интересно, у городской полиции столько новых бойцов? Сворачиваю в переулок. Передвижение, казавшееся хаотичным, должно избавить от погони. Тень впускает меня в свои объятия, позволяя скрыться. Топот тяжёлых сапог за спиной. И свобода.

      Один из грязных люков в темноте. Восстанавливая дыхание при лёгком беге, слышу звонкий удар. Невольно группируюсь.

      Чей-то стон. Перехватить оружие и крадучись направиться в сторону шума. Звук донёсся из заброшенного технического помещения, управлявшего добрых двадцать лет назад поездами, передвигавшимися в своё время со скоростью около шестисот километров в час. Кого ж туда занесло? Достав фонарик, я направляюсь к источнику звука. Дверь под ногой тихо скрипит, и пуля чуть было не вылетает из родного дула в незнакомца. Тот картинно вздрагивает и катится пару метров по лестнице. В следующий раз нужно будет досчитать до десяти. Раны, кое-где окаймляющиеся синевой в бледном луче, выглядят довольно отталкивающе. Даже жутко.

      — Убери свет! — произносит он так жалобно.

      А я в ступоре. Как он тут оказался? Фонарик погасает. Спустя минуту вытягиваю его из каморки, обхватывая за плечи. Он лёгкий и обессиленный.

      — Я Итан. Идти можешь? — осторожно спрашиваю я.

      В ответ тот рассеяно смотрит и чуть не падает вновь.

      — Ясно. Прыгай на спину.

      Слушается. Ловлю его ноги. Чувствую, как держится за плечи костлявыми руками. Лишь бы их рефлекторно не скинуть… Создаётся впечатление, что рубашка его черная, а за спиной знаменитая коса. Бр-р-р. Мурашки по коже. Стараюсь тем не менее передвигаться плавно, чтобы не навредить ещё сильнее.

      — Как тебя звать хоть, попаданец?

      — Тапио.

      Если бы я не услышал звуки… Нет, это вряд ли. Если бы я пробежал мимо той двери ненамного раньше, что было бы с этим человеком? Что вообще произошло? Я почти чувствую, как он осматривается по сторонам, пытаясь найти взглядом потолок или стены.

      Холодно и пахнет сыростью. Впереди изредка мелькают жирные крысы, противно попискивающие и принюхивающиеся. На станции становится больше света: он льётся полосками сквозь решётку наверху. С разбега забираюсь на низкую, поросшую мхом платформу. Опустив на неё спутника, открываю люк. Прислушиваюсь и ловлю взгляд Тапио. Испуганный. Что ж делать-то с ним? Торопливо спускаюсь по вертикальным ступенькам. Потом неуверенно протягиваю руки вверх. Ещё немного движения. И я дома. С гостем. Первым гостем в моей отшельничьей берлоге.

      В принципе, мою обитель можно назвать обжитой. Хотя для кого-то и захламлённой. Здесь помещаются спальный мешок, куча прибитых к стене деревянных коробок, служаших хранилищем для всякого рода вещей, и продолговатый ящик, вполне удобный стол-верстак. Свет льется из настенной светодиодной лампы на батарейке. Проходя через светло-коричневое стекло раздобытой уже не помню где бутыли, он обретает приятный оранжеватый оттенок, словно тысячелетия шёл из недр Солнца. Так вот.

      Кое-как усаживаю его на спальный мешок. Нужно бы найти аптечку. Правый нижний ящик. Гость с сожалением смотрит на испачканный пол и койку. Потом торопливый взгляд скользит и по мне. Большие синие глазищи… Так, не смотреть в ответ.

      Как я и ожидал, под белой больничной рубахой на шнурках скрывалось не больше пятидесяти килограмм израненного тела. Ссадины, на тонких ногах грязь, бледность просто запредельная.

      — Давай по порядку, — предлагаю, на пару с Тапио протирая перекисью водорода очередную ранку.

      — Хорошо… Я очнулся в темноте. Отбился от каких-то жуков. Увидел свет и пошёл по лестнице, а потом дверь ты открыл.

      Глубокий голос. Низкие тона придают спокойствие, но сбивчивый ритм выдает волнение. Хмурится вдруг при очередном движении руки.

      — У меня, по ходу, вывих или перелом.

      — Ясно.

      Молча закрепляю кисть на нашедшейся тут же палке. Когда я вынесу всё это барахло?

      — Помнишь, что было до пробуждения?

      С промедлением качает головой и одевает рубаху обратно.

      — Ладно. Тебе нужно показаться врачу. Поешь.

      Делюсь запасной флягой и кидаю свёрток. Надо бы его обуть. Старые широкие кроссовки будут выглядеть забавно на этом худющем человеке. Ну да ладно. Кропотливо завязывает шнурки, упрямо пытаясь справиться с мелкой моторикой рук. Молчу. Думаю о том, что делать. Отведу его к Кате, побудет рядом какое-то время, а дальше что? Представлять этого паренька на улицах города не хочу. Хрупкий. Слабый. Да его можно одним ударом наземь положить!

      — Крысиное? — спрашивает, пережевывая твёрдое лакомство.

      — Да.

      Какое же ещё может быть? Жду, пока справится с едой, и, хоть и не хочу этого, он из-за моего взгляда торопится.

      — Вперёд. Ты рассказывал о жуках. Это, скорее всего, упыри. Большие такие, плотоядные и опасные в своей неожиданности. Скоро подберутся сюда.

      Тут же выбираемся из убежища.

      — Идти сам сможешь?

      — Смогу, — тихо говорит он.

      Неуклюже переступает с ноги на ногу. Уверенно устремляясь в темноту, из которой доносится мелкий стук, уже только представляю, как он диковато передвигается. Странно для себя задумываюсь. Отстреливаю черных, с фиолетовым блеском в этом скудном освещении существ. Как давно я не встречал новых людей? Полгода? Даже не помню. Собираюсь окликнуть спутника, но он и так старается не отставать. Ещё пара выстрелов. Снова почти ничего не видно, и приходится идти наугад, но я-то привык. Звонкие шаги отдаются эхом. Стучат капли каких-то вод. Слышу тяжёлое дыхание.

      И вот показывается свет. Убедившись, что всё ещё различаю шуршание кроссовок позади, иду к лестнице. Помогаю забраться и не могу не заметить реакцию.

      Холодное дуновение ветра всколыхнуло светлые пряди волос, а мужчина уставился в небо, палитру любопытного, но спокойного в своём бессмертии художника. Я и сам часто смотрю на него, забывая об отсутствии защиты на заброшенной широкой дороге. Светло-жёлтый переходит в нежно-персиковый, а далее и в красный. У горизонта с другой стороны звёзды, слабыми огоньками смотрящие на Землю. Послание их мерцает. Печальное тусклое Солнце замерло в градусах двадцати от горизонта. Его лучи обнимают дома и столбы. Вот уже двадцать лет этот свет льётся на заброшенный город. Большой и молчаливый.

      — Пойдем.

      Смотрю по сторонам. Потом снова на Тапио. Замечаю появившуюся крупную дрожь. Жертвую свою куртку. Вокруг ни души. Только ветер воет между домами. Асфальт под ногами напоминает о времени. Когда-то инновационное покрытие потрескалось, а местами обвалилось, показывая чернеющую глубину подземных ходов. Тени от домов прячут меня, но рвано движущегося мужчину рядом с ярко-белым огрызком рубахи, выглядывающим из-под куртки, скрыть сложно. Местами видны заросли растительности на домах.

      Сворачиваю в знакомый переулок и, подойдя к железной двери, стучу. Изо рта выходит тусклый пар. И тут же рассеивается миражом. Из открывшейся со скрипом двери доносится знакомый голос:

      — Входи.

      Уютная комнатка, в которой царит необычайно лёгкий запах соломы. Вот уж редкость, не правда ли? Всегда любил этот «домашний» запах. Сразу чувствуешь, что тут безопасно. Высокий человек крепкого телосложения. Немного угрюм на вид. Короткая армейская стрижка и лёгкая щетина. Да, это Рой. Отвечаю на вопрошающий взгляд:

      — Тапио. Случайно подобрал его в тоннеле неподалёку от меня. Ничего не помнит.

      Мужчина представляется. Пройдя в комнату, говорю:

      — Нам нужен полный комплекс витаминов. Желательно в повышенной дозе. Всё равно — таблетками или суспензией.

      — Окей. Недавно перехватил немного…

      — Здорово, за сколько отдашь?

      Тапио сдержанно осматривает помещение.

      — Шестьдесят патронов за упаковку. Там комплекс дней на десять, если с избытком принимать, — информирует мужчина, доставая из коробки в углу продукт.

      Заглядываю в серые глаза:

      — Подгони гильз парочку, и по рукам.

      Рой колеблется с секунду, но в конце концов принимает предложение. В этот момент в дверь стучат, и секунд через десять в комнате появляется довольно молодая женщина с растрёпанными темными волосами и растерянной улыбкой.

      — Кать, чего так долго? Просил же вернуться через два часа, — недовольно упрекает мужчина.

      — Прости, пришлось обходить пару новых патрулей, — виновато говорит она, ослабляя рукой неопределённого цвета шарф на шее.

      Тапио замер, увидев Катю. Я тоже часто удивляюсь этому маленькому урагану. Её фигурка, кажется, являет собой ярчайший пример подвижности и живости. Всегда улыбается, но совсем не громкая. Заметив новое лицо, девушка дарит одну из фирменных улыбочек своего арсенала и с доброй усмешкой говорит:

      — Привет. Не смотри на меня так. Я занята.

      В этих словах на международном языке чувствуется лёгкий акцент. Никогда не спрашивал, откуда она, но это, несомненно, прекрасное место. Она чмокнула в щёку невозмутимого Роя, забирающего с её плеч объемный рюкзак. Новый знакомый, стушевавшись, опускает голову и качает ею с улыбкой:

      — И не претендовал. Я Тапио.

      — А откуда?

      Катя, как всегда, довольно разговорчива. Пока я думаю над своим решением, честно признаётся:

      — Не помню.

      — Он, наверное, теперь со мной, — произношу, как должно выглядеть, задумчиво.

      — О, понятно. — Хитрая улыбочка. — М-да. В этом мирке нельзя оставаться одному. Как вижу, нужна помощь?

      — Да, — отвечает мужчина, — вывих или перелом.

      Женщина мягким жестом манит нас за собой вглубь жилища. Пациента провели к небольшому аппарату для рентгена прямо за шкафом. Снимок появляется через пять минут. Я всё это время думал, как изменится моя жизнь с появлением нового… друга. Никогда не считал себя общительным. Но не могу же я пустить всё на самотёк. Мужчина опускается на кровать. Внимательно осмотрев фотографию, девушка подходит к нему.

      — Только вывих. Будем вправлять.

      Хрупкая на вид, но жилистая рука прикоснулась к ослабевшей ладони, обхватывая. Люблю человеческие эмоции. Вот, например, эта встреча взглядов как поиск доверия.

      — Вдохни глубоко, на счёт три…

      — То есть два? — нервно усмехается мужчина.

      — Раз.

      Наверное, лучше бы он вскрикнул, а не подавился воздухом.

      — Порядок?

      — Да уж, док, — выдыхает он.

      Катя осматривает раны, состояние кожи и перечисляет:

      — Авитаминоз, возможное истощение и атрофия мышц.

      — Исправим.

      — Всё, в принципе.

      Всё-таки я соскучился по ней. Тапио скомкано благодарит девушку, а я улыбаюсь:

      — За мной должок. Бывайте.

      Игнорирую то, что Рой опять скрылся в библиотеке и легонько подталкиваю уже не пациента к выходу. На улице выдавливаю в ладонь мужчине две таблетки и, заметив смущение, комментирую:

      — Нет охоты потом твои переломы бинтовать. Отработаешь. — И неважно, как это прозвучало.

      На обратном пути, я замечаю, что Тапио рассматривает заброшенные дома, небо и меня. Я же пытаюсь абстрагироваться от этого внимания и думаю привычные думы. Что делать дальше. Спустя несколько минут попыток представить, как Тапио будет жить со мной или, наоборот, уйдёт в «мир», я отбрасываю это дело.

      Небо. Противоречивое чувство всё-таки. Ни капли оно не изменилось. И нынешней природе плевать, что ты устал или только что проснулся. Она не приглушит свой свет и не сделает его ярче. Звёзды всё также молчат и печально смотрят на город, редких тварей, свободную сейчас растительность и шныряющих туда-сюда людей.

      Когда мы минуем наконец расстояние до люка, тоннель и добрались до убежища, я замечаю, что Тапио устал. Он садится на спальный мешок и закрывает глаза. Я включаю рядом ту же лампу, вынимаю из набедренной сумки банку витаминов, патроны, пистолет, гильзы и ещё что-то. Кидаю всё это на деревянную поверхность. Тапио открывает глаза и, понаблюдав с минуту за моими действиями, спрашивает:

      — Зачем ты помогаешь мне?

      — Я иногда нуждаюсь в выражении какой-то доброты. Видимо, сейчас самое время.

      Лицо моё, как я надеюсь, при этих словах не изменяется. Только шмыгнул носом раз.

      Спустя какое-то время выдаю ещё один «сухпаёк» мужчине. Молча ест и нехотя выпивает частями почти всю жидкость, а потом ложится и шевелит в воздухе рукой. Я говорил, что люди забавные?

      Пока я делал патроны, он всё пытался уснуть. Мне и сейчас достаточно одного взгляда в сторону, чтобы заметить, что свет ему мешает: в очередной раз мужчина перевернулся на другой бок. И я, невольно вздохнув, выключаю лампу и достаю из верхней коробки второй спальный мешок. Темнота слегка рассеивается зеленоватыми люминесцентными панелями. Когда-то я не мог уснуть в темноте. Всю свою жизнь, сначала в бункере, а потом и в Организации, я засыпал при свете хотя бы одной лампы.

      Я смотрю на заснувшего метрах в четырёх от меня мужчину в едва ощутимом свете, а в голове мотается стайка привычно усталых для «ночи» мыслей. Поизучав со своего угла незащищённую бледную шею с ушибом и тонкие запястья, отворачиваюсь и закрываю глаза. Мёртвая тишь сумела наконец окунуть моё сознание в дрёму.