Шахерезада Часть IV Глава XII

      - Почему ты все же не сказал, - грустно спросила Айжан, - ты должен был сказать мне, я бы нашла способ приехать и, хотя бы попрощаться с ним
      - Это было как у отца, быстро, два дня и его не стало…, - ответил Кайрат,- Ты же не приезжала раньше...
      - Я больше не вернусь, я сбежала, я больше не могу, ты же не выгонишь меня? Ты же не заставишь меня к нему вернуться, - всхлипнув, спросила она его
      - Нет, не выгоню, ты останешься здесь…
      - Он приедет и заберет меня, я больше не вынесу этого, - вдруг захлебнулась она в рыданиях, - он убийца… убийца!
      - В смысле убийца? - спросил он ее напрягшись
      - Я не все рассказала тебе, он бил меня и не только... у меня несколько переломов ребер, выбит зуб и другой вывихнут, но ты не знаешь… Я была ведь беременна, но он был снова пьян… я говорила, но он не слышал и бил меня пока не случился выкидыш… Я снова беременна, поэтому я решилась на побег, я хочу родить своего малыша, прошу защити меня… не отдавай меня ему... - с мольбой в голосе произнесла она
      - Не волнуйся он не появится здесь, а если появится, то я знаю, что делать… Ты не должна больше переживать, живи спокойно, у меня теперь достаточно денег чтобы помогать тебе…
      - А где ты их взял? – успокаиваясь спросила Айжан
      - Я теперь работаю на красный крест, разъезжаю по всему миру
      - Но как ты туда попал?
      - По стечению обстоятельств, может быть когда-нибудь я расскажу тебе, но не сейчас
      - Ты стал таким взрослым, будто не я, а ты мой старший брат
      - Все меняется, и я изменился
      Он не стал рассказывать своей сестре, что ее муж звонил и угрожал ему:
      - Она вернется я сказал! Ты не знаешь кто мои родители и, кто мои друзья!
      - Она не вернется к тебе никогда, оставь ее в покое. Она пришла домой и я ее принял. Она больше не принадлежит тебе.
      - Ты мне что ли будешь указывать, заморыш?!
      - Если приедешь, я убью тебя, - не поднимая голоса сказал Кайрат
      - Ты кому это сказал, сука? Кем ты себя возомнил? А?
      - Я говорю тебе оставь мою сестру в покое, в противном случае ты пожалеешь…
      - Я записал разговор, тварь, так что ты еще попляшешь у меня!
      - Не приезжай! Я не тот, кого ты помнишь, а потому в обиду сестру не дам, ты понял? – уставшим голосом продолжил он
      - Ну я тебе еще покажу… - сказав последние слова бросил трубку муж Айжан.
      Он посмотрел на сестру, а потом перевел взгляд на стол.
      - Ты что-то приготовила?
      - Да, вот лепешки напекла, садись давай, кушай
      - Замечательно, а это что? – указав на тарелку, обернутую газетой спросил он
      - Тете Маше вот оставила, завернула чтобы не остыли, ее дома нет, попозже к ней схожу, - хочу заодно уговорить ее сходить со мной на кладбище.
      Он снова бросил взгляд на обернутую тарелку и на глаза ему попался заголовок статьи: «Убит в собственной квартире при не ясных обстоятельствах». Он пробежался глазами по видимой части статьи и вспомнив как он обошелся с ним и его братом равнодушно подумал: «ни одно свершенное зло не должно оставаться безнаказанным».

***
      Он очнулся. Голова трещала будто от удара и при попытке привстать и опереться на руки его повело. Он приоткрыл глаза, но вдруг понял, что накрыт тканью. Он одернул ее и вид окружающего пространства полностью привел его в бодрствующее состояние. Были сумерки или наоборот рассвет он не понял. Куда он не бросал взгляд его окружали пески. Рядом он обнаружил две пятилитровые бутылки и небольшой полиэтиленовый мешок, в котором были перемешаны сухой рис сухофрукты и орехи.
      «Что за херня, это мне, наверное, снится»: подумалось ему. Он протер глаза, но пейзаж не изменился. Он действительно находился в пустыне. Он встал. Первое, что пришло ему в голову позвонить. Он прощупал свои карманы, но ни телефона, ни ключей от машины, ни документов, ни часов на руке не обнаружил. Однако в правом кармане брюк он нащупал что-то, что там быть не должно. Из кармана он вытащил записку и развернул ее. В ней он прочитал: «Здесь нет твоих всемогущих родителей и друзей-мажоров. Здесь есть только ты и Аллах и Ему решать жить тебе и стать человеком или сдохнуть как собаке. Береги воду.»
      - Ну тварь! – выберусь, попадешься ты мне, молить о смерти будешь вместе с этой сучкой!, - но в этот момент поднялся ветер, а вместе с ним и пески. Он зажмурился и закрыл лицо руками. Когда ветер стих, он вдруг начал кричать о помощи, но понял, что помощи не будет. Им овладел гнев. Он крутился волчком вокруг себя выкрикивая проклятия и ударяя правым кулаком в левую ладонь, но в какой-то момент его силы иссякли, и он осел, а из его глаз полились слезы ярости. Солнце начало подниматься, а вместе с ним увеличиваться температура. Надо было что-то делать, куда-то идти, но мысли путались.
      Он привык что все всегда делали за него. Он никогда нигде не работал, потому что отец пополнял его карточку и без его участия. Он прожигал свою жизнь в барах казино и ресторанах. Трахал проституток. Гонял на своей машине играя в шашечки с друзьями. Несколько раз он сбивал людей, но отец улаживал это и откупал его деньгами. Когда это произошло в последний раз отец в приказном тоне велел ему жениться и начать заниматься делами вместе с ним. Так была закончена его разгульная жизнь. Он женился на Айжан.
      Он вспомнил как познакомился с ней. Она жила в умирающем городе Аральске. Он встретил ее случайно на базаре, куда они заехали по дороге, путешествуя на своих джипах с друзьями.  И тогда ему показалось что он влюбился. Это была чистокровная казашка маленького роста, круглолицая и настоящая красавица. Ни одна баба не могла с ней сравниться красотой, и он захотел, чтобы она принадлежала только ему. Она долго не отвечала на его ухаживания, и он поддался азарту завоевать ее. А потом они поженились, и он увез ее в Астану.
      После месяца совместной жизни, она вдруг перестала интересовать его. Она была такая же пустоголовая кукла, как и все телки с которыми он встречался, и она стала его раздражать тем что она постоянно была дома словно бельмо на глазу, да еще и требовала от него объяснений где он пропадает и с кем. Через полгода, как-то вернувшись под утро с пьянки, он впервые ударил в ответ на ее вопросы и слезы. Тогда он вдруг почувствовал какое-то удовлетворение не знакомое ему до сих пор, а потом снова и снова это чувство, которое стало для него как наркотик, и он начал ее бить постоянно. И чем больше она страдала, тем лучше он ощущал себя.
      Он не знал куда идти, но нужно было выбрать хоть какой-то ориентир и вспомнив, что Солнце всходит на Востоке, ориентируясь на свою тень пошел на Запад, зная, что если будет идти по прямой, то обязательно куда-нибудь да выйдет. Он взял бутылки с водой мешок с провизией и повязав ткань наподобие чалмы двинулся в путь.
      Он не знал сколько он шел, но тень стала короче. Все это время им движил гнев. Он представлял каким пыткам и избиению подвергнет этого подонка и свою жену, а представляя испытывал удовлетворение и ненадолго успокаивался, но потом в нем снова просыпалась ярость и снова он придумывал план мести. «Ты не знаешь кто я такой! Ты не знаешь, что я могу с тобой сделать! И мне ничего за это не будет! Мой отец вытащит меня, но прежде я вас порежу на ремни, распну на гвоздях, вылью вам на рожи кипящее масло! Вы будете корчиться в муках, а я буду смотреть и хохотать! Суки! Вы еще попляшете у меня, узнаете с кем вы связались! Нищета голодраная! Я Вам покажу! А эту сучку, да мне даже денег не надо давать! Буду смотреть как ее трахает толпа пока не сдохнет! Вы еще узнаете кто я такой! Вы еще узнаете с кем вы связались! Я урою вас, живьем закопаю в этой же пустыне! Вы еще узнаете меня!»
       Он шел и его мозг кипел. Не только от его мыслей, но и от жары. Дышать становилось все труднее. Он не заметил, как обгорели его руки от локтя, которые не были защищены от Солнца рубашкой, и они начали саднить. С лица тек пот наполнив его рот солоноватым вкусом. Он остановился. К этому моменту полбутылки он уже выпил и психуя он опрокинул на себя ее остаток, почувствовав облегчение. Он, сняв ткань с головы, сел на нее. Ноги были потными и ботинки превратились в дерьмо. «Ты мне ответишь еще за это! Да на мне одежда стоит дороже, чем обе ваши жизни! Твари! Землю будете жрать и молить о пощаде!» Он съел горсть орехов и сухофруктов и снова встал, чтобы идти.
       Когда тень стала совсем короткой он испугался, что собьется с пути и решил переждать, когда тень сзади него станет отчетливой. Он замотался в ткань и лег на песок. Как ни странно, но ткань защищала его от палящего Солнца. Да было жарко, но было терпимо. Ноги гудели и начали саднить будто он прошелся по раскалённой сковородке. Болели руки. Он закрыл глаза. Ему вспомнилась мать. Маленькая полная женщина с пухлыми руками и морщинистым лицом. Когда он был маленьким она всегда встречала его и кладя руки ему на щеки целовала в нос. Он улыбнулся этому воспоминанию и уснул.
        Сколько было времени, когда он проснулся он не знал, но тень стала длиннее и он, собрав свои пожитки снова пошел. Пока он спал обгорела часть лица и она нещадно щипала. Губы потрескались, а язык перестал слушаться его. Он больше не выкрикивал проклятий, поняв, что сухой соленый воздух иссушивает его рот. Он шел и размышлял где бы он сейчас был, если бы не поддался гневу и не поехал бы за Айжан. Наверное, сидел бы в казино. В казино ему не везло. Он каждый раз оставлял там много денег и проигрывая, снова ставил ставки, но снова проигрывал. Отец, когда узнал о колоссальной сумме проигрыша накричал на него. Он говорил: «Нет более азартного игрока, чем проигравший!» «Я столько работаю, чтобы обеспечить тебя и твое будущее, а ты просто смываешь эти деньги в туалет, пожалей мать!» Но ему было чем тогда крыть. Отец не жалел его мать и только создавал видимость уважения к ней. И он выплюнул ему тогда в лицо, что видел его и все знает. Отец, тогда выслушав его, молча сунул ему деньги. Так он начал шантажировать отца.
        Ему было четырнадцать, когда он, прогуливаясь по центру Астаны со своим другом увидел своего отца, впервые... Он выходил из машины возле парадного входа известной гостиницы и обнимал молодую кобылицу за задницу, которой был сам по плечо. Он был ему противен. Но самое ужасное было, что его друг тоже увидел это, но он не стал над ним смеяться и никому об этом не рассказал. Он был его лучшим другом и единственным другом за всю его жизнь пока он не высмеял его нищету перед своими друзьями. Ему стало стыдно в этот момент. В тот день его друг пришел за ним в казино, чтобы забрать его, а он его высмеял. С того дня они больше не общались, хотя он и знал, что Сабит женился и у него было уже трое детей. Сам он работал вроде менеджером по продаже кондиционеров и, в общем, перестал его интересовать.
         У него было много друзей. Они вместе щарахались по кабакам, снимали телок, бухали и покуривали травку. Он вспомнил их всех и вдруг на него накатила тошнота. Почему-то их гогочущие пьяные рожи ему стали противны. Он будто увидел вереницу их смеющихся ртов, не лиц, не глаз, а именно ртов и что-то сжалось в нем от омерзения.
         Тело все ломило. Он покрылся весь вонючим потом, а его белоснежная сорочка и брюки стали желтыми. Он не мог больше идти и он сел, снова накрывшись тканью с головой. Он жалел сейчас, что так безалаберно распорядился бутылкой воды и открутив горлышко второй бутылки сделал ровно два глотка и аккуратно закрутил ее. «Зачем этот хрен положил ему рис?» Он этого не понимал и вдруг у него закралась мысль, что «эта паскуда» оставила ему воды и еды, чтобы просто помучить его, а на самом деле у него где-то вшит датчик и Кайрат знает его местоположение. Эта мысль воодушевила его, и он тщательно начал осматривать свою одежду, ткань и даже снял трусы проверяя каждый миллиметр, но тщетно, никаких датчиков он не нашел. После того как в нем остыла новая волна ярости он начал вспоминать, но на память почему-то приходил только Сабит.
        Они были с ним с самого детского сада. Жили в одном доме. Сабит был ниже его и был худеньким, но он был преданным товарищем. Он вспомнил как в четвертом классе подрался с пацанами и Сабит, не владея никакими навыками борьбы бросился ему на помощь. Ему рассекли губу и поставили фингал. После драки он прихрамывал несколько дней, и такая храбрость друга потрясла его. Вдруг к нему подкралось неведомое ему до сих пор чувство зависти. Он завидовал Сабиту, его такой простой жизни, где все было на месте и в свое время. Где все было правильно. А у него, что было у него? Да у него даже не было своих денег, все деньги зарабатывал его отец. Он так и не смог понять то, чему он его обучал, да и не особо он проявлял к этому интерес. Ходил в офис, просиживал штаны, потрахивал секретаршу и все… А, ведь у него тоже могло бы быть все правильно. И он встряхнул головой отбрасывая от себя воспоминания. «Сучка урою, дай только дойти!»
        Он встал и снова пошел. Но идти было тяжело. Тело все ломило. Голова кружилась. Но он должен был идти пока была тень. Ночью тени не будет и он собьется. Надо идти. Он волочил ноги еле-еле переставляя их. Бутылка воды и пакет будто весили тонну, но бросать нельзя. На ресницы скатилась капля пота и вдруг он заплакал. Заплакал от того, что никакие деньги, никакие друзья, ни даже отец не могут вытащить его отсюда. У него больше не было сил и ему вдруг стало безразлично все. Он отхлебнул пару глотков уже горячей воды и замотался в ткань. Через какое-то время его свалил сон.
        Он проснулся, когда уже Солнце уходило за горизонт. Он снова отпил воды и пожевал горсть орехов с сухофруктами. Ему попался сухой рис, но он не стал его выколупывать и проглотил вместе со всем остальным. Как же он хотел есть, нет, не есть. Он хотел жрать. Он сожрал бы сейчас целого барана и не погнушался бы копытами. И с этими мыслями он просто не выбирая ничего взял горсть из пакета и жадно засунул себе в рот. Он жевал медленно чтобы растянуть это удовольствие. А проглотив он взял еще одну большую горсть и когда проглотил и ее, то почувствовал некоторое насыщение. Затем он собрал свои монатки и снова пошел. Идти было гораздо легче и его воодушевило это несмотря на то, что ноги его не слушались. Однако, долго идти не пришлось. Солнце быстро зашло за горизонт. Делать было нечего и он, завернувшись в ткань, лег. Спать не хотелось, несмотря на то, что он был полностью изнурен. Голод давал о себе знать, но он уже съел больше половины и понимал, что на сегодня достаточно и выудив парочку мятой кураги, завязал пакет чтобы не поддастся искушению.
        Он вспоминал шашлыки, люля-кебаб, плов, лепешки Айжан. Как же она вкусно готовила, но он ни разу не сказал ей об этом. Она была его женой, а потому должна была хорошо готовить, а зачем она ему была бы нужна. Это ее долг перед мужем хорошо готовить, ублажать его и делать все что он скажет. Ему вдруг вспомнился чумазый мальчишка. Они его встретили возле ресторана, из которого вышли с друзьями, рыгая от удовольствия. Мальчишка просил милостыню на еду. Они здорово развлеклись тогда. Они подвели его к палатке, где продавалась всякая всячина и сказали, что, если он съест десять штук "марсов" они ему дадут сто баксов. Дурилка, согласился. Первые батончики пацан жрал с удовольствием, а вот на шестой парень побледнел. К седьмому он давился им, а когда он уже ел восьмой ему приходилось жрать его с собственной рвотой, которую ему приходилось ловить руками. Он не смог, а потому сто баксов не получил. Он рыдал и блевал. Как же это было смешно. Жрал собственную рвоту. Даже сейчас вспомнив об этом он хотел заржать, но из его гортани вырвался только хрип. А потом, он вдруг увидел это со стороны. И ему стало дурно.
        Перед его взглядом пронеслись многие истории, подобные этой. Все лица, над которыми он издевался и теперь они все вдруг вспомнились ему. Он вспомнил всех своих друзей присутствовавших при этом и опять увидел только их рты. Это было так странно. Гогочущие рты, уродливые рты, будто они принадлежали не людям, а бесам, окружившим его. Он вдруг сжался в позу эмбриона и его затрясло. Затрясло от жалости к униженным и от жалости к себе. Ему стало страшно как никогда в жизни. Эти рты приближались к нему со всех сторон. Вот сейчас они сожрут его, он кричал от ужаса, но его никто не слышал. А потом он проснулся.
         Солнце уже поднялось. Все тело ныло. Губы покрылись коркой. Язык еле ворочался и будто занял весь рот, отчего ему стало трудно дышать. Но нужно было идти. Он сейчас жалел, что плохо учился в школе и ее окончание было полностью заслугой его родителей. Из института его выперли. А от Армии откосил отец.
         Если бы он учился. То смог бы ориентироваться по звездам и идти ночью, когда прохладно и Солнце не печёт, но он ничего не помнил из астрономии, а потому оставался только один путь. Днем. На Запад. Он немного поел, но не потому что не хотел есть, а потому что боялся подавиться из-за языка. Язык стал какой-то странной проблемой. Когда он выпил воды ощущение шероховатости во рту пропало. Он встал и пошел. Однако, если вчера он шел более-менее бодрым шагом, то сейчас каждый шаг давался с трудом. Ступни болели. Ноги от пота покрылись мозолями. Тело болело. Кожа болела. Каждый шаг ему давался с пыткой, но потом как-то приноровившись он пошел быстрее. Мозг же предательски изводил его самыми уродливыми воспоминаниями.
        Он был пьян, а она кричала, она так кричала и так раздражала своими воплями. У него гудела голова, а она со своим криком. Он был ее мужем, а она собака при нем. Она должна была знать свое место. Почему она так кричала? Она кричала громче, чем обычно, она знала, что не должна была кричать, чтобы никто не услышал, а она кричала. Она взбесила его этим еще больше. Он смутно помнил следующий день. Его голова раскалывалась.
       Она сидела на полу кухни забившись в угол, пытаясь спрятаться от него занавеской. Бледная, трясущаяся и такая жалкая.  Как он мог жениться на таком жалком создании? «Дура!» Увидев его, она поджала ноги под себя и платьем что-то стирала на полу. Что она вытирала на полу? Пол должен был быть чистым, в его доме должно быть всегда чисто, а она разлила кетчуп. Он помнил, как уходя равнодушно бросил ей, чтобы она немедленно все убрала. Она не встала его провожать, она его жена и должна была проводить хотя бы до двери, но она так и не встала, подтирая под себя платьем кетчуп. Почему там оказался кетчуп? Она же знает, что у него на кетчуп аллергия? И вдруг у него сперло дыхание от осознания того, что на самом деле произошло. Он остановился и рухнул на подкосившихся ногах. Это был ребенок! Его ребенок! Как же это?! Он убил своего ребенка! Не может быть! Что она кричала? Нет-нет-нет! Это невозможно, это был кетчуп! Конечно кетчуп! «Боже!»: хотел он заорать в полный голос, но из его рта вышел только свистящих хрип. На него нашло отупение. Руки тряслись. Ему надо было что-то делать, но он никак не мог понять, что происходит и где он. Мысли путались, а потом он вспомнил.
        Он снова достал записку, которую смял в мячик, но не выбросил, а сохранил как доказательство вины деверя. Он разгладил листок, но вдруг буквы на глазах исчезли, оставив только запись «…Здесь есть только ты и Аллах…», будто эти слова были прописали дважды, но и они, задержавшись немного дольше, исчезли. Почему-то он не выбросил бумажку, а аккуратно сложил ее и сунул снова в карман. «Аллах… Есть ли Он вообще?». В этом мире нет никаких Богов, есть только деньги, которые решают судьбы людей. Доллар – вот бог людей, за него кто угодно сделает что угодно, главное вопрос цены. Но предательский голос в его голове вдруг сказал: "Даже если у тебя были бы сейчас полные карманы баксов, что или кого ты собрался здесь купить? На кону стоит твоя собственная жизнь!" И он бы заплакал в этот момент, но Солнце иссушило даже его слезы.

Посвящаю эту главу Исмаилу. Ты прошел Свой путь очищения в Пустыне. Ты теперь знаешь цену дружбе, любви, доброты и порядочности. Ты знаешь и о том, что Аллах не забыл о тебе и протягивал руку помощи всякий раз когда ты хотел свести счеты со всем. Он Всемогущий. Он знает. Никогда не забывай о том, что приобрел, стуча в закрытые двери. Ты будешь снова очень богат, но теперь у тебя есть намного больше, чем до путешествия в Бездну, у тебя есть чистая Душа. Помни об этом. Будь счастлив.

Следующая глава...
http://www.proza.ru/2017/12/30/1961