Тонкий ход

Кино в деревне любили и дети и взрослые. Раз в неделю, а иногда и два, приезжал из Красного яра киномеханик дядя Саша.Он привозил с собой железные коробки, в  которых хранились бобины с киноплёнкой. К киномеханику мы относились с трепетом и уважением. Был он для нас каким то инопланетянином, особенно когда включал киноаппарат.

 При случае, старались помочь поддержать что нибудь, когда он перематывал плёнку перед сеансом или клеил её ацетоном. Вырезанные кусочки мы получали в награду, разглядывали мелкие изображения в кадрах и хвастались друг перед другом целлулоидным отрезком.

Завклубом на обратной стороне ненужного плаката акварелью писала название кинокартины, украшала афишу рисунками, по её разумению подходящими к названию и внизу ставила время начала сеанса.

Обычно это было восемь часов вечера. Вешали объявление о кино на стену магазина, самого посещаемого места в деревне. Жители нашей стороны, которым не надо было идти в магазин, узнавали от тех, кто шёл оттуда о названии.
К людям, живущим на окраинах оно иногда доходило совершенно другим. Дочь Вали Гопарь, прочитав афишу, всем говорила что фильм называется - "Тонкий ход". Она слегка картавила и искажала речь. До начала сеанса все гадали, что за такое интересное кино они посмотрят. Каково же было удивление зрителей, узнавших что будут смотреть "Дон Кихот".

Однако, ценность и значение от названия не изменялись. Особенно для нас, страстных любителей искусства и приключений. Отдельные киносборники для детей были редки, поэтому всякими неправдами и способами мы прорывались на взрослые просмотры. Баба Тоня всегда старалась мне помочь в этом. Она, при покупке билета у киномеханика, долго копошилась с мелочью, рылась в карманах, растопырив полы своей плюшевой жакетки пошире, давая возможность мне прятаться у неё за спиной и при удобном случае проскочить в зал.       

При удачном исходе дела, я, и такие же удачливые два - три пацана, прятались под передними лавками возле сцены. Взрослые с интересом наблюдали за нашими действиями, но не выдавали нас. Стукачество у жителей было не в почёте.

Сеанс начинался с киножурнала о достижениях на бескрайних полях и великих стройках, о партийных съездах и космосе. Нам было не до побед в стране.
Нашей задачей было не попасть на глаза завклубу и киномеханику. После показа кинохроники, включался тусклый свет в зале, а в кинобудке малая бобина с плёнкой менялась на большую. Зоркий взгляд работника культуры ещё раз осматривал зал на присутствие стриженых мальчишечьих голов. И начиналась киношная жизнь, красивая и завлекательная...

Мы вылезали из под скамеек, садились на свободные места и впивались глазами в экран. Главное, было не потерять бдительность и вовремя упасть под спасительную лавку.
Особенно, когда сеанс прерывался по технической причине - плёнка плавилась, а на экране изображение корчилось в ужасных коричневых муках.

Ловчее всех удавалось пробираться в зал Кокарю. Трое его старших братьев спинами заслоняли вход при покупке билетов, а он проскальзывал в этот момент. Кокарь был эмоциональным парнем и мы часто страдали из за него. В зависимости от сюжета фильма, он начинал махать руками, громко хихикать, особенно при поцелуях на экране. И на этом наше счастье заканчивалось...

Включалось освещение, кино останавливали, нас вытаскивали из под скамеек и с позором выдворяли на улицу. После бурного обсуждения и ругательств в адрес несдержанного Кокаря, мы шли к запасной двери и через неё слушали звук от фильма. Вскоре наши уши, носы, ноги замерзали и переставали воспринимать все прелести радостной киношной жизни. Даже горячие поцелуи с экрана, которые мы по очереди наблюдали сквозь щелку запасной двери, нас уже не волновали, да и Кокарю было не до хихиканья. Мы, для порядка, наносили ему по пендалю и расходились по домам.               

 Кино,с сюжетами о взрослых поцелуях, или о странном чудаке Дон Кихоте досматривалось нами уже в тёплой постели и в глубоком сне. У каждого из нас было своё продолжение и окончание фильма и зависело от степени сытости перед сном, от прочитанных сказок и детских фантазий того времени...