Береги душу свою! 10 глава

«Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает пославшего Меня».    Иоанн 13, 20


 Снег на дороге плотный, слежавшийся и по нему тянут санки две девочки. Старшей Ирине – четырнадцать, Тане недавно пошел седьмой год. Силы ее на исходе, ноги чуть держат: «Ирочка, давай передохнем, у меня ноги заплетаются». «Нельзя Танечка, если остановимся, пропадем».
Ольга воду несет с колодца. По выработавшейся за последнее время привычке бросила взгляд на дорогу; присмотрелась: «Дети идут!». Ведра на снег спустила и побежала навстречу. Запыхалась: «Вы откуда идете и куда направляетесь?», - сама непроизвольно отстраняет Танечку, занимает место в упряжке, а ее за руку берет. «Ну, пошли, я вас уж давно поджидаю». «Как же вы знали, что мы придем?», - удивляется Танечка. Ольга смеется: «Сорока на хвосте принесла». Пока шли до ее дома, Ирочка рассказала: «Мы в июне 1941 года с мамой в гости к бабушке ехали, фашисты поезд разбомбили, мама наша погибла. Добрались до бабушки и жили с ней, а недавно она умерла от тифа и сестра наша тоже болеет», - Ирочка указала на груду тряпья, лежащего на санках. Ольга остановила движение, подошла поближе к санкам, а из вороха одежды на нее два огромных черных глаза смотрят и такая в них несусветная боль, да печаль отражается. Ольга плотней платок на ее лбу подвернула, заторопилась к дому. «У нее тиф, не боитесь нас к себе впустить?» «Ничего я уже не боюсь на этом свете, отбоялась свое».
Настю на руках в дом внесла. На свою кровать уложила прямо в пальто, только валенки сняла.  Одеялом ватным сверху укутала: «Пусть согреется. Вы, пальто на крючки повести, руки с золой помойте, а я сейчас воду да дрова занесу в дом и вами займусь».
Усадила Ольга девочек за стол, чай липовый подала, да похлебку из жита с сушеной черемшой и снытью. «Я сейчас березовых дров подброшу в печь, золу соберу и искупаю вас». «Как давно заболела Настя?" «Недели еще нет. Бабушка умерла, и она слегла, ни чего вообще не ела, только воду пила», - ответила Ира и заплакала, к ней Танечка присоединилась. «Не надо плакать, она поправится. Запомните, вы не должны приближаться к ней, брать ее посуду, вещи. Ухаживать за ней буду только я. Договорились?» Кровать с Настей перетянули за занавеску, в ту дамскую комнату, появление которой так насмешило Ивана в первый вечер их семейной жизни. Ольга поочередно выкупала девочек. Предварительно осмотрела их головы, опасаясь, вшей, зная, что они могут быть переносчиками тифа. Облегченно вздохнула, обнаружив их отсутствие, но волосы обстричь девочек уговорила. Для Насти заварила чай из подорожника и ноготков. Из сундука достала ночную рубашку. Салатовую в белую ромашку, которую приберегала для встречи с Иваном. Одела ее Насте, предварительно протерла тело горячей водой с чередой, подстригла волосы так коротко как ножницы взяли. Девочку знобило, руки и ноги были ледяные. Ольга знала, что так бывает перед жаром, скоро температура поднимется до очень высоких цифр: «Но сейчас напою ее отваром из трав». Настя пить не хочет, Ольга уговаривает ее и начинает вливать жидкость в рот ложкой, делая значительные перерывы между глотками.

Иру с Танечкой спать уложила на печь и сама рядом пристроилась. Спала чутко, на каждый вздох больной подхватывалась. Целую неделю от кровати ее не отходила, готовку и уборку Ире перепоручила. Настя жалобно стонала, сильнейшая головная боль не отпускала ее. Ольга боялась, чтобы не ушла она в беспамятство, как когда – то Казик, поила и поила ее отварами трав. Когда в доме было жарко, оставляла ее под простыней, а под утро, когда дом выхолаживало, накрывала ватным одеялом и повязывала голову платком.Опасалась, чтоб к тифу простуда не присоединилась. За неделю сама так дошла, что порой с ног валилась. Наконец-то жар и боль уходить стали, но по мере падения температуры увеличилась потливость. Теперь Ольга то и дело меняла ночнушку на платье, стирала в воде с отстоявшейся золой вместо мыла, сушила у печки и снова меняла. Протирала худенькое ее тельце отваром череды. В начале третий недели сыпь появилась на груди и животе, который совсем провалился, и это обстоятельство радовало Ольгу. «Главное, чтобы не вздулся. Были бы кости, мясо нарастет», - говорила она, утешая сестер. Тиф отступил, ушла тоска – печаль из глаз Насти, и засветились они благодарным огоньком радости жизни. Она много спала, а в перерывах между сном Ольга кормила ее кулешом из муки, которую добывала путем растирания зерна двумя камнями. Руки ее были от этого в водяных мозолях, которые лопались и образовывали раны, но это и перетерпеть можно. Наконец наступил день, когда села Настя за стол вместе со своими сестрами.
Ольга постучала в окно Дарьи: «Даша, мы тиф победили. Нет ли у тебя одеяла с подушкой для Насти моей? Может, и платье, какое Анечкино дашь. Я все вещи ее спалила. Да, сообщи по поселку эту весть. Скажи, что я снова заказы принимаю».

Попросили сестры Ольгу сшить кукол для спектаклей, которые готовили к Новому году. Из этажерки сделали сцену, приладили занавес. Анечка присоединилась к ним. Во время репетиции много смеялись, дурачились. «Одним словом – дети. Долго печалиться не умеют», - думала Ольга, а сама нет-нет и смахнет незаметно накатившуюся слезу, представив вдруг своего Казика среди них.

Зиму пережили, странники вести принесли, что гонит наша армия немцев на запад.   Девочки шепчутся между собой, секретничают: «Ну, что вы тайное от меня удумали? Говорите уж». «Решили мы, тетя Оля, разыскать наших бойцов, пока они не ушли далеко. Мы не говорили вам, наш отец командир Красной армии, служил в штабе. Надо, чтобы нам помогли найти его. Дорога еще чуток подсохнет, и мы уйдем от вас». «Наверное, вы правильно решили». Смотрит Ольга на старшую девочку: «Ирочка, ты за это время так выросла. Платье тебе подлиннее бы надо и обуви нет, в лаптях не идти же». Ольга туфли ее передала Насте, Настины отдала Танечке, а лапти, те, которые когда-то отец подарил ей, приспособила Ирине. Но как в лаптях девочку отправлять?! Уж которую ночь Ольга не спит, думает: «Что если и мне с ними податься в путь дорожку. Что держит меня здесь? Могилка Казика?! Иван? Если живой будет, найдет; Дарья передаст, что я к родителям подалась. Ну, как я их одних отпущу, дети совсем. А как плохие люди встретятся…» И одним утром объявила: «Я с вами пойду». Девочки обрадовались, Танечка в ладоши захлопала: «Ой, как хорошо вы придумали, а то, как нам без вас?». Ольга к Дарье за советом пошла: «К кому в поселке обратиться можно? Нужна мне ткань на платье и туфли для Ирины». Дарья поразмыслила: «Ну, разве что Степаниха. Она до войны в магазине покупки впрок делала, а так больше и не к кому. Но, она тебе ничего не даст даром, чем ты с ней расплачиваться будешь?» Ольга, не заходя домой направилась к Вере Степановне, просьбу свою изложила. «Что ты Ольга, с печки свалилась?! Какая материя на платье, да и туфли еще, откуда у меня такое богатство?!» «Так я же за них рассчитаюсь». Степаниха помолчала: «А чем, рассчитаешься? Это же после войны такой товар ходовой будет! Ты же понимаешь?» «Машинку свою я вам отдам. На нее еще больше спрос будет». «Ладно, дам два куска ситца и туфли. Размер-то какой?» «На себя примерю, у нас нога одинаковая. Только машинку принесу после, как платья сошью. Вы меня знаете, не обману». «Знаю. Договорились».

 Ольга пришла домой и сразу же за шитье принялась.  Туфли приказала Ирине разнашивать: «Новая обувь всегда мозоли натирает, ходи в них, не снимая. Путь – то у нас не близкий будет».
Рано утром Ольга дверь на замок заперла, в окно к Дарье постучала: «Мы, уходим. Ключ вот возьми, что понравится в доме, забирай себе. Я сюда на житье уж не вернусь, разве что на могилку сына крест привезу». Дарья на крыльцо выбежала, бросилась обниматься, заплакала: «Прощай, Ольга! Спасибо тебе за все. Чтоб мы без тебя делали, умерли бы с голоду!»
Девочки, каждая с котомкой за плечами и с посохом, поджидали ее у дороги. «Ну, с Богом», - произнесла Ольга и пошла быстрым шагом, на дом свой даже не оглянулась. Ориентировались на  отдаленные звуки боя. Шли долго. Вошли в лощину, пули над ней летели с двух сторон, во встречном направлении, только слышалось над головой, фить, фить... «Наверное, по нейтральной полосе идем», - успела подумать Ольга и провалилась в небытие.

 Когда она пришла в себя, солнце уже клонилось к закату: «Что со мной? Где я?» Постепенно память вернулась к ней. Она ощупала свое лицо, руки, ноги, все на месте; села, хотелось пить, но ее сумочки с водой и зерном нигде не было. Ольга догадалась: «Девочки решили, что меня убило, и забрали ее». Поднялась, отряхнула землю с платья, поправила волосы и пошла вверх по лощине, которая вывела ее на дорогу, идущую к населенному пункту. На подходе к нему, Ольга увидела двух солдат и лошадь, они возились с подпругой. «Наши, наши, - радостно забилось сердце, ей хотелось подбежать к ним, обнять, сказать, - как долго мы ждали вас, и вот вы здесь». Солдаты удивленно посмотрели на нее. Ольга поняла, что выглядит она странно, да еще эта улыбка на лице, толи от радости, толи после контузии. Она ускорила шаг и вскоре оказалась на широкой улице, по сторонам которой находились сгоревшие и разрушенные дома. Продвигаясь вперед, увидела два неповрежденных дома, на одном из них развивался красный флаг: «Наверное, это штаб». Свернула на стежку, ведущую к нему, прошла немного и остановилась. «А, что я скажу? Мне негде остановиться на ночь, я хочу пить и есть. Да такими, как я, полна сейчас вся Россия, - и она медленно побрела от штаба дальше по улице, - пройду до конца улицу, а там подумаю, что мне делать».

 «Тетя Оля, - к ней бежали ее девочки, - вот ваша сумочка, мы думали, вас убило. Идемте с нами, командир сказал позвать вас». Вошла в штаб, поздоровалась. Офицер, по-видимому, начальник данного гарнизона, обратился к ней со словами: «Спасибо вам, что дочек командира Красной армии приютили. Мне девочки все рассказали. Оставайтесь с ними, поужинаете, переночуете, а завтра решим, что с вами дальше делать».
Они сидели за самодельным, сколоченным из досок столом и ели солдатскую кашу. В это время к ним подошел невысокий офицер, приветливо улыбаясь, спросил: « Может, хотите еще чего, вкусненького?» Ольга подумала: «Как все хорошо складывается, какие добрые люди, свои. Понимают, как тяжело нам было выживать, ожидая освобождения от немцев». «Я бы поела селедки. Помните, до войны бочковую селедку продавали? Если есть такая возможность?» «А мы бы съели шоколадки», - сказала Танечка. «Будет вам и селедка, и шоколад. Одну минуточку». Такое даже во сне не могло присниться, она ела селедку, обсасывая каждую косточку и выжимая зубами из хребтины соленый жирок. Девочки запивали чаем шоколад. Это был настоящий праздник. Ира со знанием дела сказала: «Это интендант. Он всем продовольствием в этой воинской части распоряжается. К нам такой товарищ продукты домой привозил до войны». Когда Ольга, заворачивала в бумагу остатки их пиршества, готовясь выбросить в железный ящик для мусора, внимательный интендант подошел к ним снова, поинтересовался, вкусная ли была селедка. Ольга оторвалась от уборки, хотела еще раз поблагодарить его за проявленное к ним внимание и, взглянув в его глаза, оторопела: «Ахти, да это кот, любитель до чужой сметаны. А я, глупая, обрадовалась. Какой добрый, какой внимательный! Ну, погоди же ты у меня!»
«Ира, мне сегодня ночью твоя помощь понадобится. Ты уже девочка большая, должна понять, что мы ошиблись в этом интенданте. Ни какой он не добрый, а просто кот», - и она нашептала ей в ушко, что нужно будет делать, когда она, Ольга толкнет ее в бок.

Ночь. На печи спят Ольга и девочки, на полу вповалку десятка два солдат. Ольга проснулась от того, что кто-то дергал ее за ногу. Не сразу сообразив спросонья, что это пришел «кот» получить расчет за селедку, она испугалась. Потом растолкала Ирину: «Ира, кот пришел». «Брысь, брысь, котяра. Что ты бродишь по ночам, спать людям не даешь». И до тех пор прогоняла она «кота», пока тот не удалился восвояси, не солоно хлебавши, испугавшись большого шума. Ольга довольная этим обстоятельством облегченно вздохнула, повернулась на бок и уснула, но она недооценила настойчивость «кота». Он появился снова под самое утро, когда сон бывает особенно крепок. Проснулась Ольга только тогда, когда почувствовала, что ее тянут с печи за обе ноги, она схватилась одной рукой за Ирину, а другой за Настю и поехала к краю печи вмести с ними. Девочки открыли глаза одновременно, прозвучала команда: «Кот». И они в один голос закричали: «Брысь, брысь, кот!» Хватка ослабла, Ольга высвободившейся ногой ударила «кота в самую морду». Он не удержал равновесие и грохнулся на пол вместе с лавкой. От грохота проснулась Танечка, которая, конечно, не была посвящена в тонкости заговора против «кота». Услышав слово кот, она громким, немного хриплым спросонья голосом спросила: «А какой кот приходил? Баюн или кот в сапогах?» Ольга, чуть сдерживаясь от смеха произнесла: «Кот в сапогах». "В сапогах, вот я сейчас ему задам», - Танечка метнулась к краю печки, Ольга чудом поймала ее за ногу. И в это самое время раздался оглушительный смех, двадцать луженых солдатских глоток хохотали так, что казалось, дом не выдержит и рухнет: «Кот в сапогах», - произносил кто-то из солдат, и было уже умолкнувший смех, возобновлялся с новой силой. Ольга и девочки присоединились к общему веселью. В безмолвной утренней тишине этот смех отдавался эхом и казался нереальным в условиях начавшейся артподготовки.

Утром, где бы Ольга ни шла, она слышала вслед одобрительно звучащие голоса: «Кот в сапогах». Пожилой солдат, сидя на пне, ремонтировал свою гимнастерку, обратился к ней, проходившей мимо : «Что, молодух, побеспокоил тебя кот ночью? Но ты не сердись на него, прости. Война, от дома отбился давно». Ольга ничего не ответила, лишь улыбнулась.

После завтрака ее и девочек пригласили в штаб. Командир сообщил им, что отец девочек нашелся и, что к обеду за ними прилетит самолет.  Потом обратился к ней: «Я сделаю вам заманчивое предложение. Обсудим его позже, когда девочек проводим. А теперь отдыхайте». Они уже направились к двери, как вдруг услышали: «Говорят, вам ночью кот спать не давал?» Ольга подумала: «Лучше бы он не спрашивал об этом». Но было уже поздно, глаза Танечки неимоверно увеличились в размере, рот открылся и через мгновение послышался ее взволнованный голос. Она рассказывала про кота, которого все гоняли целую ночь и даже били в морду, и не было с ним сладу и только, когда она, Танечка взялась за дело, кот постыдно бежал. Свой рассказ она сопровождала неимоверной жестикуляцией. Первой не выдержала Ирина, она начала смеяться, к ней присоединись остальные. Раззадоренная таким оборотом дела Танечка продолжила еще с большим рвением свой рассказ и довела всех до слез. Командир, вытирая глаза произнес: «Ох, спасибо вам, повеселили. Давно я так не смеялся».

До прибытия самолета была еще уйма времени и, Ольга предложила девочкам навести порядок в доме, где на грязном полу спят их освободители – солдаты. Она попросила у дежурного ведро и тряпку, и они немедленно принялись за дело. Танечка и Настя намывали окна и лавку, а Ольга с Ириной мыли пол, натирая его из всех сил гольнем. Скоро эта единственная  в доме комната стала чистой и светлой. Ольга прошлась мокрой тряпкой по крыльцу, отжала ее и положила у входа. Выливая грязную воду, она увидела ящик с остатками угля, выбрала самый маленький кусочек, вошла в дом и очень быстро нарисовала петуха на выбеленной печке. Казалось, что он только что взлетел на жердочку, и еще не успев опереться на вторую ногу, запел, боясь пропустить отведенное природой время для возглашения начала дня. «Ой, тетя Оля, как он самозабвенно поет, того и гляди свалится», - сказала Танечка восхищенно глядя на рисунок.  Ира спросила: «Вы умеете рисовать?» Ольга улыбнулась: «Это первый рисунок. Наверное, радость моя наружу вырвалась».
 Они сели на бревна ждать, когда дежурный сообщит о прибытии самолета. Вдруг Ольга приметила такую картину. Пожилой солдат, который недавно разговаривал с ней, поднимаясь на крыльцо, увидев мокрую тряпку у входа, остановился, а потом снял пилотку, вытер ноги и вошел в дом. За ним потянулись и другие. Удивительно было то, что многие из них поступали также, снимали пилотки. Ольга подумала: «Прямо как перед церковью». Сердце ее почувствовало внутреннее состояние этих людей: «Как же они соскучились по мирной жизни, по дому, по своей семье».

Самолет прилетел, пришло время прощаться с девочками. На душе Ольги была и радость за них, и тревога, а они уже были в другой, отдельной от нее жизни.

 «Ну что же, теперь займемся вами. Городок возвращается к мирной жизни. Люди начали письма писать. Мы восстановили почту, вот начальника подыскиваем. Ему отведена комната с кроватью, столом, шкафом; положен оклад, паек и помощник. Пойдете?» Ольга, опустив голову, потупив взгляд, молчала. «Ну, что вы раздумываете, это очень хорошее предложение», - недовольно спросил командир. Ольга посмотрела на него своими умными голубыми глазами и произнесла: «Да, это замечательное предложение, но принять я его не могу. И как мне не стыдно признаваться в этом, я должна сказать вам, что я не грамотная. В семье после меня было еще четверо, мал, мала меньше. Вот мать и приняла решение, поднимать их моими руками. Детства, считай, я не знала. Когда мои сверстники сидели за партой и играли в свои игры, я пеленала, кормила, купала, вытирала носы своим братьям и сестрам. В результате, они росли, учились, шли своей дорогой, а я всегда при них была. Когда выросли и поступили в учебные заведения, я работала, чтобы поддерживать их, бралась за любую работу. Так и осталась необразованной деревенской девкой». «Ну, зачем вы так? Не расстраивайтесь, есть и еще один вариант»,- он подозвал дежурного и что-то тихо сказал ему.

"Теперь скажите мне данные вашего мужа, фамилию, имя, отчество, место, год рождения, и откуда он призывался на фронт. Я постараюсь приложить все свои усилия, чтобы его отыскать. Вас же устрою домработницей к одному очень приличному человеку. До войны он был директором школы, а в войну политруком в партизанском отряде. Жена его погибла, вот он и попросил меня найти ему помощницу по дому». «Как же я буду жить в доме одинокого мужчины?» «Не беспокойтесь, это очень порядочный человек, он не посмеет вас обидеть, я ручаюсь. Да и другого выхода у вас нет, отыскать вашего мужа не просто будет, возможно и месяц пройдет». «Хорошо, раз вы за него ручаетесь, я согласна». И тут взгляд Ольги остановился на стоящей в углу швейной машинке, точно такой, как была у нее, Зингер. Офицер проследил за ее взглядом и сказал: «Она поломана. Мой заместитель нашел ее где–то и притащил сюда». «Можно я посмотрю ее, до войны я работала швеей?» Ольга достала из своей сумочки отвертку, масленку и кусочек материала, на котором она обычно проверяла строчку. Провозившись, не более пятнадцати минут с наладкой машины, она произнесла:«Ну, вот и все. Машинка вполне исправна. Позвольте мне, товарищ командир, подогнать гимнастёрку вам по фигуре».

Она сразу, при первой их встрече обратила внимание на то, что гимнастерка была не по нему. Он был не высокий и худощавый: «По-видимому, трудно подбирать нужный размер обмундирования?», - подумала она тогда, и сейчас решила исправить такое положение дел. Мне нужны будут ножницы или бритва, а также я сниму с вас мерку. Немного времени, и гимнастерка будет сидеть на вас тютелька в тютельку». Командир, было, поколебался, но потом согласился. Ольга веревочкой, которая всегда была в ее сумке, обмерила его, распорола гимнастерку, перекроила и прострочила на машинке. К возвращению вестового она уже заканчивала обметку швов вручную, перекусила последнюю нитку: «Готово, товарищ командир, одевайте». Перед ней стоял стройный, поджарый и очень красивый, еще совсем не старый человек: «Вот, как одежда может изменить внешность. Недаром говорят всё-таки, что по одежке встречают». Командир посмотрел на себя в настенное зеркало и остался доволен: «Ну, что же, машинка нашла своего хозяина. Забирайте, она вам больше пригодится. Сейчас дежурный проводит вас, а как только придет известие о вашем муже, я незамедлительно сообщу». Ольга отказываться от подарка не стала, поблагодарила от всей души.

Дом ее работодателя имел только одну комнату, но довольно большую. В ней кроме кровати стоял шкаф, столы - круглый, обеденный, который располагался посреди комнаты и письменный, у окна. Еще, в углу стоял сундук, а на нем висел замок внушительных размеров. Хозяин, с виду мужчина лет пятидесяти, встал из-за стола, внимательно осмотрел ее и произнес: «Ну, что так и будем стоять на пороге, проходите. Будьте как дома. Давайте знакомиться. Меня зовут Дмитрий Михайлович, а вас как?» «Оля». Так произошло их первое знакомство. Вскоре она и правда почувствовала себя хозяйкой. Дмитрий Михайлович, позавтракав, уходил в школу, которую спешно готовили к началу учебного года; приходил на обед часа в три дня, а потом пропадал до самого позднего вечера. Ольга была весь день предоставлена сама себе. Первым делом она навела чистоту: побелила печь, намыла окна, полы, посуду. В продуктах нужды не было, по-видимому, Дмитрию Михайловичу полагался паек. Поэтому она могла разнообразить приготовляемые ей блюда. Нередко приносил он и свежее мясо. Однажды Ольга посетовала, что нет у них мясорубки, а то она бы и котлеты, и пельмени готовила. На следующий день у нее была мясорубка. Больше всего любил Дмитрий Михайлович зеленые борщи, которые Ольга готовила из растений, которые собирала на заросших травой соседских огородах: щавель, сныть, крапиву. А лук зеленый, она выращивала сама; вскопала две грядки, посадила проросшие луковицы и общипывала их по мере надобности. Спустя недели полторы работодатель ее пожаловался: «Оля, смотри, как ты меня раскормила. Брюки не сходятся. Как мне в школу ходить?» Ольга приладив к брюкам петельку из черных ниток, чтобы  можно было их застегнуть, произнесла: «Была бы у вас ткань, я бы вам сшила и костюмы, и рубашки, и рабочую одежду. А то, в чем вы на занятия  ходить будете?!» Он пристально посмотрел ей в глаза, как будто оценивал, затем достал ключ из-за зеркала, висевшего на стене, подошел к сундуку и открыл его. Ольга глазам своим не поверила: «Ахти, какое богатство. Да, я вас теперь с иголочки одену. Будете ходить в школу как самый настоящий директор». «Завхоз партизанского отряда до войны работал заведующим местного склада. Когда немцы стали наступать, он, что успел, закопал. Конечно, многое пропало, сгнило. Вот эти отрезы – это остатки от больших рулонов ткани. Он со мной и поделился, а остальное готовит к продаже в магазине, но я думаю, скорее всего, мы некоторое время будем отовариваться по карточкам. На, вот, держи ключ, хозяйничай. Будешь моей ключницей».

С этого дня у Ольги и минуты свободной не было. Первым делом она сшила занавески на окна и отгородила занавеской себе пространство, с которого лазила спать на печку. Получилась ее личная комнатка, куда она поторопилась поставить свою машинку. Как только она заканчивала с приготовлением еды и уборку, садилась сразу за нее и работала, не разгибая спины. Итогом были: два мужских костюма, несколько рубашек,  три смены нижнего белья, рабочий костюм. Дмитрий Михайлович только успевал примерять обновки. Во время этих примерок заметила она на пояснице у него шерстяную ткань, догадалась: «Поясница болит. Простудился, наверное, когда партизанил». Утром отправилась на погорелища искать старый, обожжённый кирпич, и этим же вечером, разогрев его на плите, выгоняла простуду директору, прикладывая кирпич к пояснице. Дней пять шло лечение, и боль отступила. Ольга положила кирпич под печку: «Если вдруг болезнь вернется, делайте то же самое». Дмитрий Михайлович не знал, как выразить ей свою признательность: «Оля, что бы я без тебя делал. Прошу тебя, возьми любую ткань и сшей себе одежду». Надо сказать, предложение это прозвучало как раз вовремя, платье ее износилось на столько, что казалось еще немного времени, и оно вовсе расползется по швам.

Она сшила себе два платья из ситца и бостоновый темно-синий костюм, несколько фартуков, чтобы сберечь свои платья во время приготовления пищи. Из обрезков ткани она плела коврики, которые расстелила у кровати Дмитрия Михайловича, у себя перед печкой, у входа в дом и внутри его, на крыльце, на табуретках. Так, что от этого  многоцветия их комната казалась поляной.

Дмитрию Михайловичу нравилось возвращаться в свой, теперь такой уютный дом. Он начал приходить с работы раньше, так появилось у них время для разговоров. И немного погодя, они знали друг о друге почти, что все. Он почувствовал, как переживает Оля тот факт, что она неграмотная и предложил ей учиться писать и читать. Она с восторгом согласилась. И на вопрос Дмитрия Михайловича: «С чего начнем?» Она ответила: «Научите меня расписываться. Я хотела бы суметь красиво расписаться, когда нужно будет это сделать». В результате через несколько дней она могла оставить свой автограф, так называл подпись ее учитель, в таком исполнении, что никто бы и не догадался о ее неграмотности.
Каждый вечер она старательно выводила печатные буквы на бумаге, складывая их в слоги. Он смотрел на ее склоненную голову, и какое-то незнакомое ему чувство сдавливало грудь, вызывая прилив нежности к ней. И однажды он произнес: «Оля, выходи за меня замуж». Она прекратила писать, пристально поглядела на него и спросила: «Вы хотите сделать меня сожительницей? Разве вы еще не поняли меня?!»
«Оля, как ты могла так подумать. Мы распишемся сразу же, не сомневайся. Ты только согласись, я уже не представляю своей жизни без тебя». Ольга каким-то чужим холодным голосом произнесла: «Вы хотите, чтобы я, не вдова, не разведенка, вступила еще раз в законный брак! Этого делать нельзя, разве вы не понимаете? Вы хотите, чтобы я предала своего мужа? Он воюет за нашу Родину, может быть ранен, а я тут свадьбу справлять буду!? Такого вы обо мне мнения?!» Дмитрию Михайловичу вдруг стало неимоверно стыдно за свое предложение и, он тихо произнес: «Прости меня, Оля! Забудь всё, что я тебе сказал».
Ольга помолчала: «Хорошо, я забуду. Дмитрий Михайлович, идет такая большая война. Сколько людей погибло! В мужчинах будет недостаток. А вы умный, не старый, с руками, с ногами! Да за вас каждая пойдет, побежит. В школу придут учительницы, разного возраста, образованные, ровня вам и, вы встретите свою женщину, сделаете ее женой. Верьте мне, так и будет».
Все потекло по-прежнему, как будто этого разговора и не было.

Однажды днем, когда Ольга закончила готовить обед, в дверь постучали. В дом вошел знакомый ей солдат, тот, который провожал ее к Дмитрию Михайловичу месяц назад. «Вас вызывает командир, с вещами». Ольга попыталась разузнать, что известно солдату по ее делу, но тот ничего не мог ответить. Сумка ее всегда была наготове, но она не могла уйти из этого, гостеприимного для нее дома, не попрощавшись. «Я сейчас накормлю вас домашним борщом с пирожками, а сама напишу хозяину пару слов». И она принялась писать печатными буквами с ошибками, диктуя себе по слогам: «Мой муж жив. Я ухожу. Борщ в печке. Спасибо вам. Оля». Затем она витиевато расписалась. Вымыв тарелку, она взяла со стола несколько пирожков, завернув их в бумагу, положила в сумку.  Потом, неожиданно для себя, взяла уголек из ящика у печки и нарисовала на одной из ее сторон петуха. Он уверенно стоял на крепких ногах, выражая удовлетворение от только что выполненного долга, исполнения серенады новому дню. Затем передала солдату машинку, упакованную в сшитый ей брезентовый чехол с ручкой, заперла дверь на замок, ключ положила в условленное место, и они тронулись в путь.

Командир встал из-за стола: «Ну, вас не узнать!» Она и правда изменилась, очень похорошела за счет того, что вошла в свой естественный вес. И к тому же на ней был одет новый костюм, новые туфли, берет. Все это раздобыл для нее Дмитрий Михайлович. Она вопросительно, с надеждой всмотрелась в глаза командира, пытаясь по ним определить основное, что волновало ее. И он произнес: «Муж вас нашелся в Польше, в госпитале. Он жив, но тяжело ранен. У него множественное полостное ранение. Поэтому лечиться ему еще долго придется. Вы собирались возвращаться на родину, в Смоленскую область? Я приготовил вам пропуск, если вы, конечно не передумали». «Спасибо вам. Я не передумала. Буду просить вас сообщить ему, где искать меня, когда выпишется из госпиталя». «Непременно сообщу. Вот пропуск, распишитесь. Ах, да я забыл…», - он задумался.  Ольга протянула руку к журналу и красиво расписалась. «Вы же говорили, что неграмотная!» Она рассмеялась: «Вы забыли, что я целый месяц жила в доме учителя». Он передал ей пропуск. Из стола достал буханку хлеба и две банки мясных консервов, лукаво улыбаясь, произнес: «Это все, что смог выпросить я у интенданта». Ольга весело рассмеялась: «Спасибо, хоть это дал». К штабу подошел грузовик. Командир что-то сказал солдату, и тот, взяв ее швейную машинку, вышел. «Давайте прощаться, - офицер протянул ей руку для рукопожатия, - спасибо вам, спасибо вам за то, что вы есть, такая настоящая, правильная. Я рад нашему знакомству». Ольга улыбнулась: «А, уж как я рада!»

Она ехала до станции в кабине, а потом солдат определил ее в вагон, посадка в который шла только по пропускам. Поэтому доехала она до Рославля с комфортом. Наступал вечер, добираться в свою деревню она не рискнула, время послевоенное, а это двенадцать километров. «Пойду-ка я переночую у бывшей своей хозяйки, у Семеновны, а может, и с Мотей повидаюсь». Она обошла маленькую железнодорожную станцию, чудом сохранившуюся во время всех военных перипетий, и направилась к центральному базару, точнее к тому месту, где он был до войны. Затем прошла до перекрестка четырех шоссейных дорог: Варшавской, Брянской, Московской и Смоленской и начала подниматься к Спасо-Преображенскому мужскому монастырю. И показалось ей, что в одной из его церквей идет служба.

Проходя по этому городу, она, конечно, не знала, что Рославль имел когда-то название Ростиславль, так как был основан князем Ростиславом Мстиславичем приблизительно в 1137 году. Неоднократно подвергался он Литовскому нашествию, нашествию удельных князей, татар и только к 1522 году смог, наконец-то, отойти под покровительство Московских князей. Но в 1610 году город был захвачен поляками и подчинился королю Польши. Много раз переходил он из рук в руки, но начиная с 1654 года, правил им русский царь Алексей Михайлович, а свое название – Рославль, он получил только в 1755 году.

Вот и центр города! Удивительно, но двухэтажные купеческие дома уцелели, только виднеются на них кое-где выбоины. Поворот и она увидит дом Семеновны. Дом, в котором прожила Ольга не один год до своего замужества.

11 глава  http://www.proza.ru/2018/01/25/1848