Лимб

Вовка стоит в дверях и остекленевшими глазами смотрит сквозь меня. На сером уставшем лице не читается ни единой мысли. На нём, как обычно, старое полупальто с засаленным воротником, чёрные узкие джинсы, грузные высокие ботинки, на которых он принес в дом уличную слякоть. Не помню, чтобы видел его в другой одежде, таким Вовка был всегда — немного заторможенным и нелепым, но в целом нейтральным персонажем истории, повествующей о моей жизни.

В углу у двери замечаю пакет из «Ленты». Капли воды скользят по белому полиэтилену, сливаются в ручейки. Я не слышал, как он вошёл, потому что задремал. Вовка по-прежнему меня не замечает, думает о своём, а может, просто «подвис». Он приходит два раза в неделю, по вторникам и воскресеньям, проверить, все ли со мной в порядке, приносит провизию и кое-что ещё. Вовка — мой друг из Сан-Франциско.

Брезгливо чиркаю по экрану смартфона указательным пальцем, будто стряхиваю прилипшую гадость. Из колонок стереосистемы охрипший голос начинает надрываться под перегруженные электрогитары и грохот тарелок. Вовка моргает, тупо смотрит на меня. Призывает к осмотрительности. Говорит, что в следующий раз меня точно обнесут и тогда нечем будет расплачиваться. Игнорирую это замечание, прислушиваюсь к звукам из смежной комнаты — закутка три на три метра. Оттуда обычно доносится храп отца. Тихо. Значит, ушёл за водкой, пока я спал.

Свешиваю ноги с дивана, хочу встать. Алюминиевые жестянки мнутся с омерзительным треском. Шуршат пакеты с логотипами известных супермаркетов. Мой диван — судёнышко, дрейфующее в океане мусора. Без паруса, без вёсел, без опознавательных знаков.

Сейчас три часа дня. Серое небо давит на совесть. Земля накрыта шапками грязного мокрого снега. Унылые «хрущёвки» с почерневшими от сырости деревянными балконами уходят в бесконечности за горизонт. Лимб населён жителями, на чьих лицах неизменно выражение свирепости и бессмысленной жестокости. Они носят неприметную одежду темных оттенков так, что цвета деталей сливаются и становятся неразличимыми, бессмысленно шатаются по улицам, сталкиваются друг с другом, бранятся, дерутся. Вовка такой же, отец, конечно, тоже… Мы все вместе застряли здесь, потому стараемся уживаться.

Друг из Сан-Франциско присаживается на табуретку у двери. Он никуда не торопится. Ждёт, когда рассчитаюсь с ним, таращится по сторонам, задает странные вопросы. Хочется врезать ему, чтобы убедиться, что он настоящий.

Пребываю в томительном ожидании абсолютного одиночества. Желаю, чтобы Вовка ушёл до прихода отца. Я погружусь в глухой вакуум пустоты, избавлюсь от скорлупы тяжёлых размышлений, смирюсь с тотальным уродством форм и содержания предметов. В горле пересохло. Шарю рукой по полу в поисках бутылки с минералкой. Вода теплая, отвратительная на вкус. Ощущение, будто пью чьи-то слюни. Хочу рассчитаться с приятелем и отпустить его.

Все деньги мы держим в комнате отца, на полке, между мягкими корешками истрёпанных книжонок про спецназ. Хрупкая желтая бумага страниц, — раритет из прошлой жизни, где всё было совсем иначе и будто не с нами. В сознании возникают образы и тут же исчезают, так и нераспознанные. Встаю с дивана, с трудом сохраняю равновесие. Босыми стопами собираю уличный песок с паркета. В комнате отца темно и разит потом. На полу ком, свернутый из одеял. Можно подумать, что под ними, укрывшись с головой, спит человек. Присматриваюсь, но не улавливаю ни движения, ни звука. Не придаю этому значения. Как слепец, ощупью изучаю полку. Тяну конверт. Вовка убирает две хрустящие бумажки в карман. У нас нет ритуала приветствия и прощания. Я киваю, Вовка кивает в ответ, уходит. «До вторника, значит», — сообщаю пустой комнате и запираю дверь. Подбираю пакет с продуктами. Вермишель быстрого приготовления, супы в пакетиках, двухлитровая бутылка газировки, тюбик зубной пасты, две упаковки самых дешёвых пельменей для отца. Его всё еще нет.

Где-то читал однажды, что перелёт до Сан-Франциско занимает около одиннадцати часов. Мне же требуется не более получаса. Вот он я — великий путешественник, шагаю вдоль океана по аккуратной дорожке. Волны набрасываются на берег, оставляя на песке разноцветные камушки. Солнце печёт всё сильнее, так что я вынужден повернуть кепку козырьком вперед. Мимо проносятся велосипедисты и бегуны, все, как один, приветливо улыбаются и машут мне. Думаю, однажды присоединюсь к кому-то из них…

А сейчас насвистываю популярную мелодию. Мне хорошо. В отличие от вас у меня всё просто отлично…