Потерявшиеся в спирали

 Молодая девушка неспешно прогуливается по вечерним улицам после работы, она проходит мимо остановки, где стоит две дюжины людей, на секунду колеблется подождать ли транспорта, но заметив, что окружающие начинают обращать на неё внимание, мигом опускает глаза вниз и ускоряясь покидает статичное пространство. Её туфли щёлкают по осенним лужам, так же, как и спустя пару месяцев сапоги будут шуршать по глубоким сугробам, чуть-чуть дальше и вот уже легкие кеды топчут свежую травку, промокая насквозь от грибного дождя.

 Шаг за шагом, капля за каплей всё мелькает и движется куда-то, девушка скользит сквозь водный завес и случайных прохожих, как тот парень, что шёл навстречу и вдруг врезавшись в неё, сбил с ног, бегло и невнятно извинился, а после исчез из поля зрения. Этот молодой человек спешил на важную встречу, прикрываясь зонтом от ветра, стремительно обстреливающим его каплями, и совершенно не следя за дорогой он со всего размаха вмазался своим плечом девушке в грудь, будто бы боец на ринге, секунда-две и он исчезает, будто ничего не было. Бесконечное движение, шаг за шагом сквозь пространство, капля за каплей стекает время, тени от яркого солнца коварно крадутся по тропинкам, растягиваются по земле, прячутся за углы зданий и чернеют к закату, набирая силу и поглощая город.

 Молодая девушка неспешно гуляет по весенним улицам, её джинсы промокли от незапланированного падения в лужу, но она не теряет настрой и движется дальше, её не смущают осуждающие вздохи и охи, взгляды и переглядывания престарелых людей, рассевшихся на скамейке у подъезда. Ей наплевать, потому что у неё хороший день и она несёт его в себе, в этот момент ничто не способно её расстроить, она парит словно ангел под звуками арфы, идя вперёд и не слыша окружающего, не обращая внимание на неутолимо спешащее время. Прыжком запрыгивая в попутный транспорт, она искрит всем своим видом, руки крепко сжимают оранжевый поручень, а глаза светятся жизнью и счастьем.

 Какой-то престарелый мужчина обратил на неё внимание, как и некий молодой парень, что уже пару минут посматривает в её сторону, оценивающим взглядом, перетекая от промокших джинсов до сверкающих, в тёплых лучах солнца, зрачках. Он не может оторвать глаз от чуть-чуть притянутых в улыбке губ, веснушек под глазами и блестящими в солнечных лучах волосах, на миг ему кажется, что она заметила его, и, да, действительно, так и есть. Она мельком глянула в его сторону, как-бы скользя по потоку окружающих людей, он отвёл взгляд, боясь смутить её, но не совладав с собой вновь поднял подбородок и аккуратно посмотрел в эти карие глаза, их взгляды встретились и её губы раскрылись, обнажая какую-то смущённую улыбку, чистейше искреннюю, которую ни с чем не спутаешь, лишь слепой не заметил бы в этом мимолётном движении чувств. В это время престарелый мужчина по-прежнему продолжает пялится, его взгляд раскатывал наблюдаемое с позиция опытного человека, который (считая себя таковым), разбирается в сортах женщин.
Самодовольно поглаживая усы, откидывается на сиденье, он разглядывает сверкающие волосы цвета осени, которые вовсе и не интересуют его, ему просто нравится смотреть. В его взгляде нет восхищения, нет чувств, удивления чему-то, этот взгляд лишь отголосок желания, что задавило с годами все идеалы, что видятся нам во снах и фантазиях. Он замечает улыбку на её лице и словно составляя сеть между ней и молодым парнем, что робко помахивает ей рукой, стоя в другом конце автобуса, понимает, что к чему, и отворачивается к окну. А девушка по-прежнему улыбается, всё ещё подверженная своему хорошему настроению, она так и не заметит этого усатого мужчину, который сидит прямо напротив неё, так близко, что вдохни она чуть-чуть больше воздуха, почувствовала бы стойкий запах пота от его сносившегося свитера.

 Некоторые люди только в такие моменты начинают видеть суть вещей: что ты стар, не привлекаешь внимание, что теряешь хватку, как это принято говорить. Худшее не в том, что ты стареешь или становясь, казалось бы, менее привлекательным, а в том, во что ты из себя представляешь. Люди с горящими глазами, светящимися искренностью, всегда привлекательны, а широкая улыбка лишь укореняется с годами на лице, в виде морщин в уголках рта и по краям глазных разрезов, когда лицо напоминает высохшее русло реки или морду шарпея, весь в складках, так стар и всё же доволен, улыбчив, добр. Быть счастливым- величайшее искусство, которое доступно либо дуракам, что не видят дальше собственного носа, либо тем мудрецам, что всегда найдут сокровище в океане смердящих помоев и, что не мало важно, смогут отполировать его до зеркальной чистоты, преобразив кусок металла в золотой кубок, отражающий свет, что преображает окружающий мусор в нечто иное.
 Усатый мужчина отвернулся к окну, растворяясь в собственных воспоминаниях, о тех временах, когда всё было по-иному, он движется туда, где был молод, он вспоминает такие же случаи, когда он заводил знакомства с дамами, просто обмениваясь взглядами, да, было такое. «Да, было и может ещё быть!», - отмечает он про себя, теша собственное самомнение. Не мудрено, что он и не замечает, как парень с девушкой уже стоят рядом и ведут какой-то простецкий разговор между собой, по совпадению выходят на одной и той же остановке и куда-то идут, они смеются и с интересом посматривают друг-другу в глаза, а усатый мужчина безучастно пялится в окно, откинувшись на сиденье автобуса, что уносит его в неумолимую бездну времени.

 За окном мелькают деревья, фонарные столбы, пешеходные дорожки, люди, мельтешащие по ним, бродячие псы и бесконечно тянущиеся каменной стеной панельные дома. Потоки людей хаотично движутся на встречу друг-другу, прохожие перемешиваются в бессистемное месиво, которое заполняет крупные улицы и подобно струйкам воды растекается по более мелким, выходя к дорожкам, тропинкам, ведущим в дома, магазины, переулки, подземные переходы. Бесконечный поток однородной массы, каждая часть которого индивид, уникальная личность.
 Усатый мужчина выходит из транспорта на конечной станции, достаёт пачку сигарет, подкуривает и мельком глянув на небо, затянутое паутиной проводов, не спеша бредёт в сторону дома, смешиваясь с потоками серой массы. В этот момент он выделяется из толпы лишь светящимся угольком на конце сигареты и дымом, который тянется за ним шлейфом по воздуху. Мужчина бросает недокуренную сигарету на влажную траву и пнув плечом какого-то нерасторопного студента ускользает по диагонали в сторону своего логова, ступая по исхоженным тысячи раз тропинкам, по которым годы спустя он будет рассекать уже опираясь на палочку, такой старый, усатый и неповоротливый, но неизменно с сигаретой в зубах.
 Годы идут, а события повторяются, будто кто-то зажал кнопку реплея на магнитофоне и кассета, перематывая плёнку с одной бобины на другую вновь и вновь крутит по кругу эту заезженную мелодию жизни.

 Молодая девушка неспешно прогуливается по весенний улицам, проскальзывая игривой походкой мимо ивы, под ветвями которой пристроилась взрослая женщина, что забыла захватить с собой, в этот непогожий день, зонт. Девушка скользит мимо и не замечая прохожего, случайно врезается в него, тот же удар плечом, то же стремительное падение, но тут внезапный незнакомец подхватывает её на пути к земле и ставит на ноги, их взгляды встречаются и его, как нельзя кстати раскрытый зонт, прячет их от, стремительно несущего тысячи мелких капель, грибного дождя. Слово за слово, извинение за извинением, капля за каплей, частичка за частичкой, поступок за поступком, и они уже идут в одном направлении, забыв, что шли в противоположных.

  Женщина в возрасте, прикрывающая свою накрученную причёску папкой с документами от сильных порывов ветра, нехотя стала свидетелем этой сцены, из-за чего в её сердце нечто треснуло, пространство просело под неумолимым чувством ностальгии. Её веснушки на щеках и яркие волосы, что с годами не утратили своей энергии, горели в лучах весеннего солнца так же, как и тогда, много лет назад, когда она разгуливала под дождём, в тот день, когда её сбил мужчина, так поспешно скрывшийся. Её сердце затянуло тоской, это какое-то особенное чувство, сравнимое по мистике лишь с чувством дежавю, мысль за мыслью, частички мозаики начали собираться в тот день и взгляд того молодого человека, что с таким восторгом смотрел на неё, что так льстило и подкупало, искренность, по-детски наивная слабость, перед которой ни один мягкосердечный не устоит. Тот самый молодой человек, что с годами стал превращаться в нечто, напоминавшее престарелого усатого мужчину, ехавшего по своим делам и похабно пялившегося на молодую девушку, ни капли, не скрывая своего «интереса», сидя с расставленные ногами, почёсывая усы, властно приподнимая подбородок и обнажая передние зубы, сыпал глазами от икроножных мышц, ягодиц до бюста и волос, мечтая в тот момент, вцепиться в них, как гиена в падаль, без капли нежности или даже эмоций, а лишь действуя, как человек «опытный», быть хищником. Слепым и тупым, не видящим, что среди этого мира людей, что отличаются от животных в первую очередь умением чувствовать и сопереживать, испытывать эмоции и строить, основываясь на этих вещах, а не на инстинктах, свою и жизнь. Хищники эмоционально кастрированы, значит они и не являются полноценными людьми вовсе. Чем меньше развит твой мозг, тем больше ты подвержен своим инстинктам, тем меньше ты являешься человеком.
 Мечты, надежды, ожидания… стоя под плакучей ивой женщина будто бы перелистывает эти определения, как страницы своей жизни, она пытается вернуться в те моменты, в тот день, когда её настроение было бесконечно светлым и никто не мог ей в этом помешать. И вдруг ветер начинает стихать и желание прикрыть лицо и причёску папкой мигом исчезает, на секунду наступает тишина и… вдруг ветер подхватывает тёплый поток, тишина тает, тёплые волны окутывают лицо загрустившей женщины, а накрученные волосы мягко колышутся под его порывами, в сердце рождается вдохновение. Осознание приходит так же мгновенно, как пуля вылетает из дула огнестрельного оружия: звук доходит позже, чем факт того, что кто-то застрелен. Всё становится каким-то прозрачным, мышцы её тела расслабляются, и она шагает из-под ивы на встречу весенним лучам, её туфли шаркают по мокрому асфальту, а ветер стихает с каждым её движением, будто уступая дорогу, подавая знак о правильно принятом решении.

 Та же самая улица, та же самая остановка, то же состояние, что и много лет назад, будто фотография ожила и ты внутри, единственный, кто движется. Закручиваясь по спирали, она ступает на новый виток, повторяя пройденные этапы, привычными движениями, будто ничто не изменилось и всё в точности так же, как и тогда. Новый виток, новый круг, но радиус тот же, неизменные триста шестьдесят. Проходя мимо остановки, она на секунду мешкает не подождать ли ей транспорта, но заметив, что начинает привлекать внимание прохожих своей беззаботной прогулкой под дождём, своими промокшими и «испорченными» от дождя волосами, щёлкающими туфлями и уверенно покачивающимися бёдрами, она мгновенно поднимает глаза к небу и ускоряет темп, чтобы исчезнуть из этой статичной картинки. Вдохновение разливается по её венам, будто молодость снова пришла к ней, будто она забыла переобуться в милые душе кеды, в которых так удобно перепрыгивать через лужи, в которых так приятно чувствовать мягкость травы сквозь тонкую резиновую подошву и не бояться, что каблук попадёт в решётку канализационного люка и сломается, оставшись там. Она может прямо сейчас всё бросить, пойти домой, найти пару подходящего размера у дочери, обуться, натянуть джинсы и отправиться рассекать по улицам, забыв про всё на свете, жить собственной жизнью, дышат и жить, несмотря ни на что.

 Её шаг увеличивается, лёгкая улыбка не спадает с лица, веснушки теряются между мелкими морщинками в уголках глаз, волосы горят в свете весеннего солнца, а глаза… глаза сверкают, как и прежде, если где-то можно и увидеть жизнь, так это сквозь эту призму, единственное окошко в душу человека. Ещё чуть-чуть и она сбросит с себя туфли, побежит босиком, смеясь и приплясывая в такт внутренней музыке и на припеве отбросит папку с документами в сторону мусорных контейнеров. Но вдруг раздаётся сигнал сотового телефона, рука машинально спускается в сумочку: ответ, вопрос, ответ, неловкое молчание и очередная попытка спрятаться от дождя. Приютившись под ближайшей остановкой она с волнением смотрит на часы и понимает, что опаздывает, стараясь рассмотреть в экран телефона своё отражение, чтобы оценить на сколько сильно испорчена её причёска и макияж, она чувствует приторное чувство под языком, будто съела какой-то гнилой фрукт, будто попробовала, распробовала, на вкус жизнь, ту самую, из ресторанного меню, которое выбрала много лет тому назад, не предполагая, что повара мудаки и твари, выдающие помои за многообещающие деликатесы.

 Бежать на встречу, успеть в срок, укладывать волосы и подводить веки чёрным карандашом на против заляпанного зеркала в женском туалете, оправдываться, стыдиться и чувствовать себя отвратительно. А вечером, дома, готовить пищу, выслушивать бесконечные пререкания уже давно не молодого человека, того самого, со смущённым взглядом, что скромно махает ручкой в автобусе, выражая взаимность, он поднимает глаза и смутившись улыбается, но не здесь, а где- то там, далеко в прошлом. Это воспоминания, что теплятся в её сердце, прячутся в уголках мозга, куда отправляются несбывшиеся мечты. Выслушав ежедневные претензии на бытовую тему, пытаться поднять себе настроение дозой воспитания: ругаться с дочерью, что промочила ноги под дождём, испачкала белую толстовку, что стоила им таких денег, совершенно забывая о том, откуда ноги растут. Совершенно не видя собственного лицемерия, не помня, не живя, как живёт ребёнок простыми радостями, а лишь смотря в кошелёк или на то, что считается статным. Нельзя желать лучшего, не понимая, что есть худшее, не видя грани, которая отделяет существование от жизни.
 Расстроенная дочь сидит на коленках в ванной, пытаясь отстирать испорченную белую байку, слёзы стекают по её лицу, не выдержав осуждающего взгляда матери она с грохотом захлопнула дверь перед её носом. В горле печёт горечь и обида, голова раскалывается от прилива крови, кожа на лице раздражается от солёной печали, что стекает с щёк на подбородок, падая каплями на белую ткань толстовки. Ноги и шея затекли, пальцы проскальзывают, когда она пытается выжать вручную набухшую от воды ткань, кожа на руках воспалённая от порошка горит пламенем и обиду сменяет злость, а за злостью приходит усталость. Выйдя из ванны наблюдает родителей в слабоосвещённой кухне, мать, стоящую у раковины и отца, упёршегося в телевизор. Старается как можно более незаметно проскочить в комнату, запереть дверь и скорее лечь спать, постараться сбежать от настоящего, бояться будущего, бояться стать такой, как родители, клясться себе не быть такой и мучиться от боли, отдаваемой в воспалённых от порошка ладонях.

 Давно уже не молодой человек сидит на стуле, почёсывая засаленную бороду, безучастно наблюдает, как его спутница по жизни драит сковородки и вместо того, чтобы помочь ей, он отдыхает от того, что с гордостью называет «зарабатывать деньги», пялится в экран на молодых девушек и шарит в своей голове воспоминания о том, что когда-то и «моя была такой». Прилипнув к своему царскому стулу, он пялится в монитор до момента, пока мозг не получает достаточную дозу деградации, которая, фактически, вынуждает впасть в сон.

 Он спит как усталый старый пёс, что пыхтит и пускает слюну, а проснувшись утром, подравнивает бороду, чистит зубы и, машинально, целуя свою единственную и неповторимую в щёку, ускользает по своим делам. Расхаживая весь день по торговому центру с телефоном в руке и кучей бумажек, он много нервничает, посматривает на свои туфли, которые с утра были начищены, но, вот, снова в пыли. Чёрные джинсы в облипку, свитер, который должен скрывать его округлый живот, но лишь подчёркивающий его орнаментом, а поверх куртка песочного цвета. Он расхаживает с бумагами от одного кабинета в другой, собирает подписи, кричит на молодых специалистов, совещается с кем-то по телефону и отбрасывает волны негатива на молодых ребят, что решили потусоваться под лестницей. По сути ничего особенного, просто обосновались там, разложив бутылки с газировкой и рюкзаки, они рассказывали друг-другу истории, играли в какие-то игры, кто-то учился общаться с девушками, подростки… что с них взять? Но мужчина с запыленными туфлями и засаленной бородой из раза в раз проходит мимо и кричит на них, запугивая охраной или штрафами, нельзя им быть тут, нельзя. «Всё не так с ними, раньше дети другие были, мы были другими» И крутит в воспоминаниях какие-то жалкие обрывки, приправленные надуманным идеализмом, которого не было и не могло быть. Он закуривает сигарету, отвечает на звонок, вешает трубку, отвечает на другой, звонит жене, выслушивает её жалобы сквозь уши, говорит стандартные слова поддержки и ложит трубку, ссылаясь на обилие работы, а после открывает бутылку с крепкой выпивкой и представляя себя статным и серьёзным, как в лучших традициях фильмов про бизнес-акул, он рассуждает о разнице поколений, покачивая дорогую выпивку в четверть литровой кружке, предназначенной для чая и кофе.
 В это время прогнанные, в очередной раз, подростки переместились из-под лестницы на паркинг, где толстый мужик с скрипучим голосом не смог бы их достать. Тройка парней, пару девушек, не равный баланс пола по количеству людей в компании, из-за чего трое парней сидят и беседуют между собой, в то время, как остальные двое намереваются совершать свои первые поцелуи. Троица с лёгким чувством зависти покидает их, отправляясь гулять вдоль выстроенных рядов машин, один из них складывает в уме числа на номерах машин, другой просто молча футболит попадающиеся по пути мелкие камешки, а третий всё не может успокоиться и энергично жестикулируя руками ругается на толстого, докучающего уже не в первым раз, человека с бородой. Его крики уходят в пустоту, ребята рядом согласны с ним, но один настолько погружён в мир чисел, что может ответить лишь в духе «да, козёл старый», а из третьего и вовсе слова не выдавить, видимо, он бы и сам высказался, но, правда, не об этом, а о чём-то своём. Огонь в сердце пылает молодым бунтом, тем самым, с которым он клянётся не вырасти в такого же ублюдка, который будет попрекать кого-то прошлым, что «раньше было лучше», что всё новое лишь анти-прогресс, что всё лишь жалкая пародия прошлых лет. Ныть и выть, как старик, что застрял в каком-то времени, когда ему было удобнее всего жить. Он клялся себе не тащить за собой этот груз воспоминаний, клялся рассыпать их ровной дорожкой позади, чтобы видеть весь градиент и знать откуда ноги растут, чувствовать связь с новым поколением, чувствовать, что актуально, что нормально, что живо и дарит жизнь.

 Годы шли, он по спирали закручивался сквозь время, поднимаясь ярус за ярусом, сбривая всё новые волосинки на лице, изучая всё новые изменения в собственной взгляде, наполняя свой рюкзачок с желаниями и воспоминаниями, кучей мелочи, что, двигаясь по дороге жизни,  рассыпал за собой градиентом, стараясь быть на волне, не терять вкуса и оставаться тем самым парнем, в рваных джинсах, что цеплял на куртку нашивки и булавки, что красил волосы, а после сбривал их, с каждым разом совершая всё более бессмысленные поступки: взрослея.

 Годы шли, месяц за месяцем, частица за частицей, капля за каплей поднимаясь на новые и новые уровни по спиральной лестнице, он менялся, взрослел. Вот он выучился, нашёл работу, связался с девушкой, женился и обзавёлся повседневными заботами. Одно за другим, второе за третьим и времени на бесконечный, казалось бы, рюкзачок впечатлений за спиной, не хватало. Этот парень всё тащит его за спиной, чувствуя силу прошлого, тех идей, которыми он руководствовался, которыми жил и продолжает жить. Он тащит его сквозь время, разрываясь между тем, что должен сделать и чего бы никогда не сделал, в такие моменты в его спине что-то покалывает, будто позвоночник не выдерживает нагрузки, но он продолжает нести, продолжает идти, рассыпая содержимое градиентом, стараясь не потерять путь к истокам, оттуда, откуда всё пришло.

 Годы шли, появились дети, новые проблемы, новые мечты, идеалы и возможности. Всё прожитое и созданное казалось тем деревом, выросшем из ростков, что он когда-то давно посадил, тех корней, что он взращивал в своём бесконечном рюкзачке впечатлений и воспоминаний, но когда в один момент они начали прорастать сквозь ткань и тянуться к земле он не заметил, что это, вовсе не дерево, а корни то, вовсе не корни. То были щупальца с кучей присосок, что обвили его, нежно лаская и нашёптывая на ухо, что всё по-прежнему, что ничего не изменилось, что никто не меняется, а сами затягивали конечности сильнее и сильнее, пока он не перестал ощущать собственное тело, пока существо из-за спины не спустилось к земле, медленно врываясь в грунт и утаскивая туда свою жертву.

 Переключая в машине старые песни, те самые, под которые в своей молодости он бороздил просторы самопознания, рассказывая истории и стараясь учить жить тех, кто ему дорог, своих детей, он с каждым днём всё больше понимал, что новое поколение уже не то и что даже родной сын не понимает его. Что подростки выбирают не те места для тусовок, что музыка у них и на музыку то вовсе не похожа, что это анти-прогресс, что всё лучшее осталось позади, что жизнь заворачивает куда-то не туда, ведь даже собственные дети будто чужды. Он ноет, подобно старому деду, что забыл принять таблетки от действительности и она так остро режет его сетчатку. И, однажды, он обнаружит себя сидя на сиденье автобуса, пялящегося на молодых девушек, которые не будут обращать на него никакого внимания, а лысина и безвкусные бакенбарды, отпущенные в честь стиля старой школы, будут сверкать на нём, как символ прошлого, который чужд всем, кроме него. В мыслях же будет удиться лишь одна мысль: а раньше было время, вот раньше то было! Будто он человек, который потерял свою дорожку, ведущую к истокам, а ведь так клялся, присягал на ней, не забывать куда и откуда идёшь.
 Новый виток спирали поднимает или спускает тебя вниз, с первого взгляда и не поймёшь, ведь на её уровне не действует гравитация, на её уровне есть лишь цикл, что подчиняет себе всё и вся.

 Новый виток спирали, и вот его сын подрастает, впервые закуривает сигарету и целует девушку, оказываясь на месте тех двух парней, что не пошли гулять по паркингу и не забивали себе мозги излишней бунтарской вкусовщиной подросткового возраста. Вот этот парень подрос, возмужал, носит солнцезащитные очки в тёмных помещениях, прокалывает ухо и смело ступает по улицам, стараясь попадать в такт музыке, что играет в его наушниках. Вот он заступается за молодую девушку, к которой в автобусе пристал старый пьяный мужик, от которого страшно несёт потом, а в глазах отчётливо читается безумие. Он отбивает нападение неприятеля, знакомится с девушкой и провожает её до дома. В свете вечерних фонарей её карие глаза с рыжим оттенком светятся подобно Марсу в предрассветный час: так незаметно, таинственно и вместе с тем прекрасно. Она обещает ему перезвонить, а он провожать её каждый вечер после работы. Обе стороны сдерживают обещание и события вновь несутся сквозь время, переплетаясь между собой подобно паучьей сети. Капли дождя несутся под порывами ветра по закольцованному туннелю жизни, влетая в бесконечный поворот, двигаясь по новым и новым радиусам, не имея возможность сойти с этого горящего поезда. 

 Молодые люди держатся за руки, прогуливаясь под весенний лёгким дождём, зонт в руке парня прикрывает прекрасные, горящие огнём, волосы девушки, а она смело ступает по лужам, не боясь промочить свои новенькие кеды. Её веснушки так искусно рассыпаны, от глаз, щёк до пальцев на руках, а его голубые, цвета неба, глаза с бесконечной добротой посматривают в блестящие, горящие огнём и жизнью зрачки.