Неделю назад

 Джек пристально уставился в распахнувшуюся перед ним змеиную пасть, на обострённых клыках собирались мелкие капли яда, за ними он заметил нечто напоминающее диван. Сперва ему показалось, что это лишь свёрнутый язык, но, когда он сумел рассмотреть, что на нём сидит человек, маленький такой, кроха в синих шортах и белой майке, сидит себе, не тужит. Тогда-то он и понял, что происходит нечто не ладное.

  Протерев свободной рукой глаза, он пытается рассмотреть получше, по-прежнему не веря увиденному, но мужчина на диване никуда и не думал исчезать, устроившись вразвалку он будто бы отрывает куски от мебели, на которой сидит, и они у него в руках превращаются в подобие бутербродов, откусывает эти куски и наслаждаясь вкусом, он принимает позу полулёжа. В это время лицо Джека облачается в маску бесконечной озадаченности, а челюсть отвисает так, что змея чуть не хватает его за оттопыренную губу.

-Какого чёрта?

 Мужчина с дивана услышав его реплику вдруг широко улыбнулся и показывая большой палец помахал бутербродом.
  Пытаясь вырваться и всё же укусить кисть, которая удерживает её ближе к изголовью, змея старается охватить собой запястье, бьётся и шипит. Рука, тем временем, всё крепче сжимая пальцы подносит распахнутую пасть к кусочку древесной коры, плавно опускает его под клыки и змея хищно хватает наживку, а человек, сжимавший опасную рептилию раскручивается на триста шестьдесят градусов выкидывая её куда подальше.

 Он сидит среди высокой травы, переводит дыхание и изучает свою руку на предмет укуса. Убедившись в том, что всё в порядке, аккуратно встаёт и осматривается: его окружает высокая рожь, вокруг скрипят и жужжат насекомые, он пытается нашарить в памяти хотя бы обрывок момента, который объяснил бы ему как он и где оказался. Ведь ещё мгновение назад был среди каменных стен города, в естественном темпе движущегося куда-то вперёд, со всех сторон моргали яркие цвета светофоров, а машины жужжали, будто огромные майские жуки, летящие к закату, так же стремительно проносясь мимо и оглушая внезапным звуком мотора. Теперь же его окружает лёгкие звуки кузнечиков, стрекочущих на маленьких скрипках, и пчёл, перемещающихся с одного цветка на другой. Над головой открывается чистое небо и солнце, висящее в зените, горизонт тает в лёгкой дымке, нависающей над бескрайним полем, цвета лета.

  Пошарив в памяти около двух минут, он нарыл лишь в какую сторону улетела змея и следуя логике двинулся в противоположную, аккуратно раздвигая плотные заросли ржи, брёл под палящим солнцем и бескрайне голубым небом. Ни облачка, ни здания, ничего. А ведь ещё пару минут (или часов) назад он ехал в такси, ведь только что, казалось бы, его здесь не было и всё было нормально, но вот солнце беспощадно жжёт его кожу, голова кружится от переизбытка кислорода, обилие цветов режет глаза, ноги ноют от несвойственных городскому жителю прыжков через различные канавки и камни, а рожь тянется бесконечной дланью, будто бы второе небо, нет конца ей и края.

 Прорываясь сквозь заросли, он ускоряет шаг вместе с тем, как в его груди учащается сердцебиение, звуки насекомых вокруг усиливаются, будто бы за ним по пятам летит стая саранчи и шелестящий звук крыльев, попеременное жужжание, стрекотание маленьких скрипок, теперь всё больше походящее на звуки разрывающегося металла, вынуждают оглядываться с каждым шагом всё чаще. Страх, будто питон затягивает ему петлю на шее, невыносимое чувство ужаса скользит от шеи по позвоночнику и капли холодного пота шипят, спускаясь по горячему лбу.
 
Ещё мгновение и заросли начали становиться менее густыми, ещё секунда и он ускорился, почувствовав, что пространство вокруг расширяется, бежал постоянно оглядываясь, стараясь рассмотреть, что же за ним гонится, при этом совсем не смотря под ноги. Ещё пару секунд и споткнувшись о крупный камень он попеременно взрыл подбородком и ладонями мягкий грунт. Сердце бешено колотится в груди, он кубарем катится куда-то вниз, склон становится всё более крутым, угол увеличивается с геометрической прогрессией его движения. Ещё чуть-чуть- и падение превращается в полёт, угол достиг девяноста градусов, и он срывается с огромного водопада, где вместо воды щебень и глина, парит в воздухе над темнеющей, с каждым мгновением всё сильнее, пустотой.

  Падение в бездну. Вокруг него виднеется лишь пыль, а обернувшись он замечает чёрный поток камней и грязи, летящий за ним. Немой крик ужаса вырывается из воспалённого горла, всё его тело будто пронизывают тысячи игл, трахея забивается потоками пыли, он начинает задыхаться, в затылке отдаёт холодом, перед глазами пролетает вся его жизнь: детство, семья, друзья, первая машина, учёба, дом, какие-то обрывки обеда, ужина, свечей и алого рассвета. Картины пролетают у него перед глазами настолько стремительно, что время кажется чем-то неумолимым и невесомым, оно тормозит, больше не движется, оставляя его наедине со своими воспоминаниями.

  Пересмотреть и досмотреть их до конца, пытаясь запомнить каждый момент, унести их с собой по ту сторону. События мелькают перед глазами, проходя полный круг и вот он бежит сквозь заросли ржи, вот падает и летит вниз. В его голове ютится лишь один вопрос, удерживающий в нём желание остаться и разобраться: где я? Ведь ещё мгновение назад я ехал в машине, насекомых не видел, не нюхал цветы, асфальт и неоновый свет окружал мой покой, ведь совсем недавно был я собой, не чувствовал страха, а лишь уверенности пыл, срывал в ларьке, а не средь полей цветы, а теперь будто бы весь мир не тот, и ты вовсе, не ты.
 
Ещё чуть-чуть и время оттаивает, а Джек, закрывая глаза, продолжает падение, чувствуя, как приближается твёрдая почва: его конец. Долгожданное чувство удара приходит как нечто неожиданно лёгкое, будто намереваясь поднять тяжёлое ведро напряг мышцы, взялся за ручку и внезапное удивление пронзило тело, как осознание, что в ведре пусто. Джек где-то в невесомости, где нечем дышать, но не так как раньше, а по-настоящему, делает попытку втянуть пустоту и покалывание в носу отрезвляет его. Желание жизни подрывает на ноги и через пару секунд он уже стоит по пояс в воде, дышит полной грудью, пытаясь понять, как очутился в фонтане.

 Вокруг всё кажется неестественно привычном, будто случайно провалился в свой уютный дом, где звуки галдящих машин и чьи-то крики ласкают барабанные перепонки. Люди собираются вокруг, кто-то подаёт руку, кто-то придерживает за плечо чуть-чуть на расстоянии, чтобы не промочить своё пальто об его насквозь вымокшие вещи. Ошарашенный, бледный как мертвец, человек в ужасе шарахается от всех, разбрызгивая вокруг тысячи капель, оставляя комичные мокрые следы на тротуарной плитке, осматривается: вокруг привычные улицы, машины, рядом «дымит» мусорный контейнер, в который кто-то небрежно кинул тлеющую сигарету.
 
 «Всё нормально, ты в безопасности»,- говорит ему мозг. Его глаза бешено перескакивают с лиц окружающих на проезжающие мимо машины, номера домов, какие-то случайные надписи на стенах и нашарив спасительную скамейку он машинально бредёт к ней. Какой-то рослый мужчина поддерживает его за плечо, помогает присесть и удаляется, убедившись в том, что с ним всё в порядке. А Джек сидит недоумевая, в памяти начинает проясняться: он вышел из такси и пошёл в сторону фонтана, где его должен был встретить один человек. А дальше- ничего. Ничего- это змея, что подкралась к нему из фонтана. Единственное что он помнит- это как змея прыгнула на него из воды, а он, схватив её под шейку и упал в заросли ржи. Абсурд, дамы и господа.

 Крупный кадр: на скамейке сидит человек в костюме, весь промокший и вымотанный. Камера медленно обходит его, пока не захватывает профиль лица, чётко выделяющийся в свете фар и неоновых вывесок, что медленно гаснут с надвигающимся рассветом, проспект города перспективой закручивается на фоне профиля мужчины в мокром костюме. Его эмоции изображают бесконечную злобу и усталость, на лице он носит лёгкую щетину, а каштановые, длинной до ключиц, волосы собирает в хвост позади. Снимая свой промокший пиджак и ложа его рядом, он достаёт свой сотовый телефон и набирает пару номеров. Подняв свои зелёные глаза к небу, затянутому со всех сторон огромными небоскрёбами и чёрными сетями проводов, он с терпением монаха восточной школы, слушает гудки в трубке и дождавшись ответа разражается ругательствами.

 -…Что значит не тот день? Я же знаю, что сегодня пятое число, вчера был мой день рождения, я не мог перепутать, это просто невозможно, слышишь меня? Невозможно! В смысле «перебрал позавчера»? Давай без этой волокиты, я точно знаю, что прав, а он облажался. Скажи пусть обзаведётся календарём, это ему нужно было в первую очередь, а не мне! Слышишь? Мне это не нужно и никогда не было, а посмешище кто по итогу? Как я отсюда теперь уеду? Даже таксист насквозь мокрого не пустит!

  После непродолжительных разговоров на повышенных тонах, он откидывается на спинку скамейки и прикрывая лицо ладонями, массирует вески, пытаясь успокоиться. На миг ему кажется, что он слышит, как где-то за спиной стрекочет кузнечик, но приободрив себя лёгким ударом ладони по лицу, приходит в себя и смотрит на часы. Восемь тридцать утра, шестое августа. «Хм, нечто неладное. Быть такого не может» - подумал он. И вспомнив о том, что сидит на всеобщем обозрении решил-таки пройтись куда-нибудь, где ему будет проще осознать произошедшее.

 Надевая мокрый пиджак, Джек чувствует весь холод скопившейся в нём влаги, лёгкая дрожь пробегает по телу. Пялясь куда-то вперёд он осознаёт, как смертельно от всего устал… да, от жизни, расписанной по минутам, встреч, звонков, бесконечного пересчёта денег, спешки и ругани, подлости и наглости- всех составляющих жизни этого успешного человека. Его насыщенно яркие, словно весенняя зелень, глаза сверлят пространство, пустой взгляд улавливает черты города: пару оттенков серого, жёлтый, красный и зелёный цвета светофора, простейшие формы, линии дорожных знаков, буквы на указателях и прочие атрибуты, необходимые для выживания. Его взгляд прикован к удаляющемуся в перспективу проспекту, он пытается представить на его месте нечто ещё, но выходит фактически тоже самое, только в другое время суток или пору года, его сетчатка ограничена границами этого безгранично огромного города.

  Джек занял этот небольшой кусочек с фонтаном, зеленью и скамейками, такой вот островок по среди бегущей реки, на котором приютился человек, что спускает ноги в воду, не опасаясь, что его зацепит и утянет за собой крупных хищник или проплывающее мимо дерево. Между стрелками часов слишком тесно для настоящей жизни, где ты безгранично счастлив по-настоящему, не имея ничего не за душой, но способный к радости и удивлению, без лишней фальши и мотивации, сидеть вот так насквозь мокрым на скамейке и смотреть куда-то, быть расслабленным и никуда не спешить.

 «Мало того, что время потерял с этим парнем, так ещё и промок насквозь, будто может быть хуже, ох, давай жизнь, давай! Ударь меня ещё раз. Я готов», - думает он про себя. Выжитый как лимон, нервный, желание откинуться на спинку скамейки и вздремнуть поглощает его разум, но реальность мощным ударом ладони возвращает его в строй, этот винтик- часть механизма и будет им, пока не износится до замены на новый. Джек вновь бьёт себя по лицу, пытаясь привести разум в норму и выжимает будто тряпку свои вымокшие, собранные в хвост позади, волосы, смело вскакивает со скамейки и движется вдоль улицы.

 Один из крупнейших проспектов города выглядит мистическим в предрассветное время суток, когда фонари и неоновые вывески ещё горят в некоторых местах, но на улице уже достаточно светло. Казалось бы, раннее утро, но улица уже кишит людьми, этот муравейник работает без выходных, все куда-то спешат, серые костюмы и яркие куртки, макияж, сумки, портфели, велосипедисты, машины, скутеры. Если смотреть сверху, то всё это напоминает поток разноцветной краски, что разливается по лабиринту, стены которого так напоминают здания, с десятками миниатюрных окон и дверей, этакий макет жизни, её подобие, имитация и спектакль, что повторяется каждый день за днём, месяц за месяцем из года в год.

 Одежда Джека в этой палитре составляет серый оттенок и теряясь среди большинства, он осматривается, по-прежнему пытаясь отойти от пережитого наваждения: вокруг движутся сотни людей, все с зонтами, но дождя нет. Он задирает голову вверх и тут же опускает, плюя на ладонь, пытается вымыть пыль, попавшую на роговицу.

 -Что, чёрт возьми, происходит?

 С неба падают мелкие частицы песка, будто кто-то цедит его огромным ситом на небе, а зонты людей покрываются цветом коррозии. «Действительно ржавчина, вкус металла»,- подумал он про себя, облизывая палец и стараясь прикрыть голову папкой с документами, он пробивается к ближайшему закрытому пространству, наблюдая за тем, как его промокший костюм, теперь окрашивается в какой-то грязно- бордовый цвет. Но едва он нашёл подходящую арку, как вдруг на асфальт попадали первые капли, а люди сходу начали складывать зонты, будто это какая-то сцена, словно всё так и должно быть.

 Некоторые выламывали спицы, выгибая зонты в обратную сторону и собирая воду в эти «чашки» разливали на близь стоящих людей, а те, в свою очередь, улыбались и благодарили, снимая шляпу. Стоя под укрытием, облачённый в мокрый костюм, цвета ржавого металла, Джек недоумевал, но решив подыграть и, надеясь на то, что этот чудо-дождь хотя бы немного отмоет его костюм, вышел из укрытия. «Всё равно насквозь мокрый, хуже не будет», - подумал он про себя и подойдя к ближайшему человек с «чашей» стал рядом, надеясь, что тот выльет на него немного, он даже тронул его за плечо, будто бы подыгрывая, говоря всем своим видом: «Ну давай, я в теме, облей меня, я не против». Но тот лишь с недоумением отпрянул в сторону и периодически оглядываясь, побрёл по своим делам.

 «Странно, действительно странно»,- подумал про себя Джек, раздосадовано пожав плечами, прикрыл голову папкой с документами и пошёл вдоль проспекта, больше не обращая внимания на окружающие его события. Дождь то усиливался, поглощая всё вокруг шумом капель, то стихал, исчезая вовсе, менялся лишь размер капель, но всё промокало равномерно, словно кто-то включил огромный душ для города: давление потока одно, но насадки разные, они меняются, вращаясь вокруг оси солнца.

 Улицы одна за другой сменяет друг друга, человек в костюме и его чёрные лакированные туфли уверенно шагают сквозь город. Фронтальный кадр, сперва общий, статичный, а спустя четыре секунды крупный, наводим фокус на туфли и движемся вместе с ними, располагаясь на пути их движения. Они разрезают толпу людей, перешагивают канализационные люки, обвивают выкинутые кем-то мимо урны, жевательные резинки и сверкая на ярком солнце, что разорвало небеса следом за странным дождём, движутся словно экспресс по рельсам. Джек бредёт, засунув руки в карман, папка с документами неуверенно торчит из-под мышки, он пялится на свою обувь и подсчитывает в уме налоги за прошедший квартал, сбивается со счёта и начинает заново. Периодически останавливаясь, чтобы переждать красный свет светофора он озадаченно посматривает на свои часы, «Шестое число, утро, да не может быть такого»,- бормочет он про себя. Останавливает первого встречного, производящего впечатление более-менее адекватного человека, спрашивает дату и время, стараясь не обращать внимание на его реакцию, благодарит и удаляется прочь.

 -Да быть того не может, я выезжал в полдень пятого, должен был быть к двум часам. Где я сутки был? В фонтане валялся что ли?

 В голове мечутся мысли, одна сменяет другую, он останавливает ещё пару-тройку людей и убедившись в том, что всё верно, констатирует свою ошибку. «Да быть такого не может, - твердит ему мозг,- Где я, чёрт возьми, был?»
 Покопавшись в папке с документами, он находит блокнот с расписанием различных встреч и в ужасе понимает, что опаздывает на одну из них. Забыв про то, что его костюм насквозь промок и отдаёт цветом ржавчины, он заскакивает в ближайшее такси.

 -Езжайте скорее, я очень сильно опаздываю. За испорченные сиденья я вам доплачу, не беспокойтесь!

 -Вы о чём? А адрес можно?

 Оглядев себя, Джек понимает, что его костюм в идеальном состоянии, ни единого пятна, ни ржавого оттенка, ни складки, ничего. Машинально зачитав адрес из блокнота, он пристегивает ремень и немного отодвигает сиденье назад, чтобы вытянуть уставшие, после прыжков по ржаному полю, ноги. За окном пролетают бесконечное количество лиц, бетонные конструкции тянутся к небу, тысячи стёкол отражают восходящее солнце, улицы, по которым стекают остатки утреннего дождя, светятся оранжевым цветом. Город просыпается от сна, возобновляет свой привычный темп, разрезая пространство потоками эмоций, что бьются о стены небоскрёбов, стараясь добраться до вершины, выше и выше, к небу, к солнцу, звёздам и бесконечному космосу.

  Машина движется всё набирая скорость, Джек молча пялится в окно, постукивая пальцем по приборной панели, посматривает на часы, пересчитывает суммы налогов за прошедший квартал, прикидывает сколько будет за новый. Ценные облигации, во что бы вложиться в будущем месяце? Что пойдёт в гору, а что упадёт и станет ничем? В голове лишь цифры-цифры-цифры, шифр двоичного кода прописывается в его зрачках, он ходячая счётная машинка, программа, всего лишь винтик в механизме. Восемь тридцать, успеть к десяти, город огромен, непредсказуем: тебя может задержать какая-нибудь незначительная авария на главном проспекте, сбитый пешеход или поломка везущего тебя такси, непредвиденные обстоятельства или судьба. Передать бумаги, провести встречу до одиннадцати, успеть к двенадцати на ланч с Оливией, вытянуть из неё нужные данные, к двум доделать отчёты, телефон не умолкает, сообщения за сообщениями гудят вибрацией в кармане, сигнал звонка и пальцы машинально принимают вызов: «Да, слушаю, да-да, конечно, сделаю, разумеется. Какие сроки? По оплате как обычно, высылайте сумму, жду подтверждения и сразу приступаю, да, всё верно, успею, счастливо», и повесив трубку продолжает расчёт: «Пришлёт деньги не раньше, чем через час, я его знаю, как-раз разберусь с утренней встречей и по пути на ланч займусь, нужно всего лишь дёрнуть за пару рычагов и всё само собой заработает. Набирая вслепую номер из блокнота, он достаёт зелёную купюру из внутреннего кармана и передаёт его водителю, тот озадаченный тем, что она выглядит какой-то вымокшей требует нормальную, на что Джек лишь достаёт ровно такую же, удваивая ставку. Ещё пару секунд и он уже благополучно хлопает дверью и спешит по делам, ведя переговоры по сотовому телефону.

 -Есть заказ, через час будут деньги, так что жди подтверждения и сразу принимайся за дело, у нас срок до пятницы, не успеешь- не получишь ничего и работать больше не будем, правила ты знаешь, да, конечно, естественно, тридцать мне, семьдесят тебе, всё по-старому. Жди сигнала, бай. –высоко подняв голову к небу и выровняв плечи он поправляет галстук и про себя радуется: «Ага, конечно, тридцать на семьдесят, ничего подобного…. Пф, пятьдесят на пятьдесят, дурачок».

   Лакированные туфли ловко перескакивают через лужи, усталость в ногах сменилась лёгким задором в голове, запах денег действует на людей в дорогих костюмах самым воодушевляющим образом. Их манит возможность то там, то сям, быть на волне, купаться в этом море, где звуки волн заменяет шелест купюр, а морская пена пахнет дорогой солью для ванн.

 Засмотревшись на проходящую мимо девушку в красном платье, волосы которой развеваются по лёгкому ветру, этакую картинку, вырезанную из фильма про кролика Роджера, неестественно яркую на фоне серого города, он врезался в стоящий у обочины диван. Ещё чуть-чуть и он упал бы на мужчину, что расселся на нём. Джек аккуратно оттряхнул брюки и пялясь на до боли знакомую личность в синих шортах и белой майке, побрёл дальше. Обернувшись он заметил, что тот его тоже, будто, узнал и махая ему в след надкусанным бутербродом разражается широкой улыбкой.
 -Парень из змеиной пасти, действительно, как я его раньше не признал! Ох, утро не из лучших, срочно нужна спасительная доза кофеина. – говорит он себе под нос, усмехаясь абсурдности ситуации.

 Отсчитав из пропитанного ржавой пылью и влагой бумажника пару купюр, он протягивает их лавочнику и на ходу закрывая крышкой белый стаканчик кофе, с изящно выведенным логотипом и «предсказанием» на дне стакана, выбегает на широкую аллею, маневрируя между людьми. Ещё пару минут и он уже проскальзывает в лифт одного из бесчисленных бизнес-центров. Удерживая подмышкой папку, он поправляет свободной рукой галстук, но на миг ощутив, что ткань на нём немного не такая, какой должна быть, аккуратно наклоняет голову. На его шее вместе галстука висит змея. Стараясь не делать резких движений, подсчитывая в какую сумму ему обойдётся испорченный, разлитым кофе, костюм, и, возможно, брюки окружающих его людей, он принимает решение спокойно стоять и делать вид, будто ничего не происходит.
  Дела превыше всего, а лишние движения, неприятности не должны возникать даже в теории, и он ждёт, стоит и ждёт, пока лифт отсчитывает этаж за этажом. Лёгкий гул едущего вокруг пространства перебивает джазовые мотивы, что звучат из колонок, Джек спокойно наблюдает, как змея «разнюхивает» языком его руку, обвивая её и затягивается узлом вокруг предплечья. Стараясь поступать логично, он перекладывает стаканчик в свободную от змеи руку и выходит на необходимом ему этаже под звонкий сигнал колокольчика.

  Начищенные туфли бесшумно рассекают по ковролину в поисках ближайшей уборной. Правая рука подносит кофе к губам, крупный глоток, обожжённый язык и полупустой стаканчик улетает в мусорный контейнер. Джек с размаха влетает в дверь мужского туалета и заперев дверь ближайшей кабинки, хватая неестественно спокойную змею под шейку, опускает её в унитаз, закрыв крышкой садится сверху, упираясь в неё обеими руками. Нечто не походящее по массе на змею, ломится снизу. Джек ощущает себя Бобром из фильма «Ловец снов», где некое инопланетные существа пытались захватить землю, заражая своими личинками человеческий организм. Сходство ситуации становится настолько комичным, что он начинает смеяться.

 -Подумать только, сижу на унитазе, пытаясь не выпустить свой галстук наружу.
 После пары нажатий на спуск воды, толчки снизу прекращаются и аккуратно встав, он пулей выскакивает из туалета, но через секунду возвращается, чтобы мельком взглянуть на себя в зеркало.

 -А так даже лучше. – отмечает он, подчёркивая взглядом отсутствие галстука и ускользает по многокилометровым коридорам.

 Десять метров прямо до развилки, чуть-чуть по радиусу заходить на право, чтобы случайно не сбить того, кто может выскочить из-за угла, теперь по прямой мимо семи кабинетов, потом зайти в следующий по счёту на лево, взять бутылку воды с журнального столика и вдохнув побольше воздуха зайти в пункт назначения. Рука смело берётся за металлическую ручку, покрашенную дешёвой краской в бронзу, фронтальный кадр со спины: Джек открывает дверь, а за ней тот же туалет, в котором он оставил свой галстук. Крупный кадр на лицо: Джек, с досадой и злобой захлопывает дверь, смотрит на часы, секундная стрелка в них нарезает круги, будто набирая скорость. «Уже опаздываю, чёрт возьми», - подумал он, вновь распахивая дверь, кадр со спины: в туалете раздражающе моргает лампа, а из открытой кабинки выглядывает огромная змеиная пасть, внутри которой сидит огромный кузнечик. Долли зум растягивает пространство вокруг и Джек, мрачный, рассерженный ещё сильнее хлопает дверью прямо перед тем, как змея совершает бросок в его сторону, последнее что видно в кадре- это дверь скрывшую змею в момент броска и как человек убегает из кабинета.

 Джек несётся по коридорам, отсчитывая двери и примерно прикидывая метраж, возвращаясь туда, где в последний момент он видел уборную. Папка становится неестественно тяжёлой, связки начинают ныть, а согнутая в локте рука тянется к полу. Расстояние между кабинетами кажется чем-то бесконечным, Джек бежит по туннелю, который, кажется, уже никогда не закончится, спешит к заветной развилке наблюдая, как минутная стрелка тянется к назначенному ему времени встречи, играя с ним в догонялки. Позади начинают гаснуть лампы, звуки стрекочущих крыльев саранчи вновь набирают силу, а коридор начинает закручиваться спиралью, он поднимается куда-то высоко, постоянно поворачивая на право, ища заветный поворот налево. Пару огромных кузнечиков сели на его плечо и стряхивая их свободной от тяжёлой папки рукой, Джек наблюдает как они в полёте рассыпаются в пыль. Свет теперь начинает гаснуть уже спереди, и следуя ошибкам прошлого, он бежит не оглядываясь, стараясь внимательно смотреть под ноги, чтобы никуда не провалиться.

  Движение не остановить. Если ты споткнёшься, то обязательно провалишься, если будешь бежать, то обязательно добежишь, если стоять, а стоять не получится, коль движения не остановить, ведь пол из-под тебя начнёт ускользать, а саранча начнёт срывать с тебя кожу, выедая веки, а следом глаза, природа- вещь беспощадная.  Бежать и кричать, сквозь мгновение оглядываться, бежать и страдать, от времени страшного, что тянется жадно, обвивая тебя. Бежать и кричать, сквозь дни и стекло, за собой наблюдать, как вновь утопаешь, по графику не успеваешь, секундную стрелку седлать и мчаться вперёд, туда, где луна, где вода и поле ржаное, подальше от камня, бетона, от ламп, фонарей, что прячут тебя от жизни твоей. Бежать и кричать, Джек, послушай себя, ты можешь молчать, но непременно нужно ступнями перебирать, отбросить подошвы и зорко нестись, от мира до неба, от света до тьмы. Всё будет, терпи и беги, всё будет, коль волю свою не утратил ты.

 Джек несётся изо всех сил, пальцы правой руки медленно разжимаются, мышцы предплечья не выдерживаю тяжести содержимого папки и пытаются сохранить её при себе, он засовывает этот чёрный прямоугольник подмышку и касаясь стены левой рукой, пытается отыскать угол заветного поворота. Рука проскальзывает по двери долгожданного седьмого кабинета, вот-вот, уже совсем скоро, где-то здесь будет долгожданная пустота, в которую нужно провалиться. Секунда, две, три, грохот крыльев заполняет всё пространство, уши Джека заложены, а голова раскалывается от давления, но из-за прилива адреналина, он всё это не ощущает. Туннель, закручивающийся спиралью, меняет угол наклона, теперь он стремительно спускается вниз, из-за чего мышцы бёдер онемевают, а ноги начинают заплетаться от внезапной перемены нагрузки. Лампы за спиной гаснут одновременно с теми, что впереди, и вот он уже бежит в полной темноте, его внутренние часы отстукивают секунду за секундой, холодный пот сочится мелкими каплями, стекая по изгибам носа, но вот рука нащупывает пустоту и схватившись за угол он ныряет в неё, будто на спасительный островок. Ещё секунду и ужасный шум за спиной проносится, будто поезд в туннеле метро, мимо островка электро-щитовой, как в фильмах про подземных жителей.

  Джек оглядывается на проносящееся за поворотом чёрное месиво и движется дальше, лампы в коридоре периодически моргают, словно угрожая: «Ещё чуть-чуть подожди и всё погаснет, дружок, ты не волнуйся, убежать не получится»,- слышит он в голове зловещий голос предостережения и ускоряет шаг. Непривычную тишину вокруг перебивает лишь гудение люминесцентных ламп под потолком. Впереди из лёгкой дымки, некого тумана, на встречу ему идёт человек. Обычный офисный планктон, в белой рубашке, заправленной в брюки, полукруглые очки в чёрной оправе, нахмуренный лоб, лысеющая макушка, он уставился в бумаги и что-то бормочет себе под нос. Джек проносится мимо, стараясь не зацепить его плечом, папка с документами медленно, но верно начинает вываливаться из подмышки, и он поддерживает её левой рукой, но внезапно чуть не врезается в этого же мужчину, который, будто на повторе, вновь проносится рядом, так же глупо уставившись в свои бумаги.  Стараясь не поддаваться интересу, он бежит не оглядываясь, пока через пару секунд не встречает его снова, этот молодой человек неизменно выходит из дымки и бормоча что-то себе под нос, переворачивая сшитые скрепкой листы. Джек пробегает мимо, чуть-чуть замедляет шаг и оглянувшись через плечо, улавливает, что на одном из листов крупными буквами поперёк написано: НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ. Его кидает в холодный пот, дыхание перехватывает, но ноги безостановочно работают, унося его куда-то вперёд.

  Лампы над головой издевательски моргают, насилуя нервную систему, а коридор начинает меняться. Стены, что привычно в перспективе сужаются, теперь начинают повторять тоже самое в осязаемом пространстве. Все эти обстоятельства вынуждают его сделать пометку в своём воображаемом блокноте о походе к психоаналитику: «Как можно скорее, придётся что-то вычёркивать, чёрт, как же всё это осточертело, где тут выход?»,- думал он про себя, подсчитывая время, пытаясь вспомнить, что его ждёт на ближайшие два дня. На мгновение он отрывает руку от папки, чтобы посмотреть на время, а секундная стрелка предательски бежит со скоростью ветра, отстукивая такт скорости его движения, будто они часть одного механизма. Стены коридора сужаются в такт геометрической прогрессии его движения, мужчина в белой рубашке с листами, неизменно появляющийся каждые пару секунд, в испуге прижимается к стене, когда Джек со всего размаха пихает его плечом, бумаги, которые тот держал, разлетелись в разные стороны, да так, что Джек чуть не поскользнулся на одной из них. Протискиваясь в стремительно сужающуюся щель между стенами, он чуть ли не ногами протолкнул в сравнительно не тесную часть коридора этого мужчинку и отправился дальше. Ещё пару секунд и он движется боком, пытаясь разглядеть впереди заветную нишу с дверью.

 «Чёрт возьми, хоть бы открывалась внутрь, скорее-скорее»,- твердил он себе, настигнув её. Распахнув заветную дверь, Джек вошёл в тот же туалет, в котором был ранее и поддавшись истерике закричал. Изрыгая пламя, он собрал в себе остатки сил и подняв папку с документами, кинул её в зеркало. Прекрасный звон разбивающегося стекла наполнил комнату, а десятки, может и сотни, осколков битого стекла разлились сиянием звёзд на чёрной плитке. Пол был усеян немыслимыми созвездиями, а та самая папка из матового пластика, лежит чёрной дырой среди этой маленький вселенной. Такое прекрасное чудо, явившееся среди атрибутов повседневной рутины: предметов гигиены и внезапно оказавшихся рядом с мылом и салфетками, степлеров, дыроколов и оранжевых карандашей, такое чудо, маленький космос на полу в туалете. Стыки между плиткой забиты сверкающими звёздами, Джек смотрит на всё это недоумевая, его сердце замирает, а звук секундной стрелки отсчитывает время в привычном темпе, с каждым щелчком становясь всё громче. Кусочки стекла на полу начинаются собираться в буквы, складываясь, будто по чьей-то прихоти, ещё чуть-чуть и слово «будущее», выложенное английский FUTURE, сияет по среди кучи мусора. Джек наклоняется, чтобы поднять свою, теперь уже привычно лёгкую папку и взяв небольшой осколок зеркала, зажимает его в свой кулак и кладёт в карман, после неспешно поворачивается и с размаха раскрывает дверь уборной, его тело без лишней мысли ступает в яркий бесформенный свет.

 -Оооу, а мы уж заждались. Вас, как известно, принято ждать чуть-чуть пораньше…

 -Да, но ни в коем случае не забывайте с кем мы имеем дело, уверен, этот молодой человек подшутил над нашим всезнайством, правильно полагая, что мы ожидаем очевидного. Ловко, хочу заметить, ловко, ровно десять минут, и вы на месте. Опаздываете со вкусом, мой друг!

 Мужчина в круглых очках, лёгкими усиками, перетекающими в бороду, качается на крутящемся стуле, поигрывая оранжевым карандашом в руках, смотрит на Джека, стоящего в дверном проёме, переводит взгляд на своего собеседника, что сидит напротив, наклоняет голову влево и улыбаясь протягивает руку мужчине в смокинге, что в спешке перекладывает из правой в левую руку свою чёрную папку.

 -Вы совершенно правы, решил внести немного бунта в нашу расписанную по минутам жизнь. - с лёгкой усмешкой ответил Джек, всё ещё надеясь, что с его внешним видом всё в порядке, он выжидает паузу, ожидая понимающих улыбок и услышав где-то в конце длинного стола снисходительное: «Что ж, задумка удалась, браво!», выдыхает и движется на встречу судьбе.

 Жмёт уставшими пальцами по очереди обе протянутые руки, шуточно извиняется, обходит весь стол, повторяет эти действия ещё с шестью людьми, наклоняется к одному из них поближе, чтобы глянуть в отражение лакированной поверхности стола, проверить всё ли нормально с его лицом. На столько на сколько это возможно, отражение отвечает ему, что всё идеально.

  С восставшей из пепла уверенностью он занимает своё место во главе овального стола и доставая из папки документы начинает свою работу. Его мозг всё ещё переполнен впечатлениями, руки дрожат от шока, по спине стекает холодный пот, а невыносимое желание обернуться выламывает шею. Сознание не может прийти в себя, но привычка сильнее любых ощущений, и он машинально начинает свой отчёт, рассказывая, показывая, предлагая, критикуя и бесконечно обосновывая. Вступая в спор мужчинами, с не менее тяжёлыми, а то и более, бумажниками, чем у него, что сидя за своими вращающимися по оси стульями, изображают умный вид, почёсывают подбородок или откинувшись на одно плечо к спинке стула, задают не приятные для любого финансиста вопросы, а после пытаются «включать заднюю», получая достойный ответ и не менее компрометирующий вопрос. Слова текут потоком, жизнь кипит, время бежит незаметно, но не бесконечно.

 Тик-так и вот уже всем пора бежать по делам, всё что нужно сказали, что не нужно опустили, всё решили, на всё забили, все довольны и смело шагая по коридору к лифту смеются, пожимая друг-другу руки, обсуждают намечающийся ланч, после чего рассеиваются: кто по этажам, кто по разным развилкам между бесконечными коридорами и кабинетами. И вот Джек вновь выпрыгивает на улицу, стараясь не оглядываться, даже не осматриваться, чтобы не увидеть чего-то не естественного. Страшное чувство паранойи захватывает его разум, сердце в груди бешено колотится, ему страшно находится на открытом пространстве, в любую минуту он может провалиться куда-нибудь в небытие или снова оказаться по среди ржаного поля, вновь убегать от странного дождя или пытаться найти выход из лабиринта кабинетов. Не выдержав давления, он с разбегу отталкивает какую-то девушку от открытой двери такси и разражаясь ругательствами захлопывает её за собой.

 -Давайте, ходу,- заметив осуждающий взгляд шофёра, он небрежно кидает ему зелёную купюру с круглой цифрой на ней и удерживая ручки двери, в которую ломится та молодая девушка, замечает, что она оставила на сиденье сумку.

 -Давай же, ходу, трогай! – кричит он, выбрасывая сумку через приоткрытое окно, стремительно набирающей скорость машины такси. На миг он замечает, как девушка ловит эту сумку на бегу и споткнувшись падает, предположительно разбив колени и сломав ногти на той руке, что раньше настигла землю. – Посмешище, посмотри только на это, ну ты глянь, а? – говорит тот водителю и достав блокнот из внутреннего кармана, зачитывает адрес.

 Уставшие глаза водителя лишь утвердительно моргают в зеркале заднего вида и включая поворотник он становится в крайнюю левую полосу, идёт на разворот. Джек сидит на заднем сиденье такси, закрывает веки и делает глубокий вдох, старается прийти к внутреннему равновесию, за окном слышны сирены полицейских автомобилей, они проносятся мимо с оглушительным грохотом, будто пули, маневрируя в плотном потоке машин.

  Покрасневшие от недостатка сна белки глаз то и дело мельком поглядывают на пассажира, сидящего позади, в них чувствуется вся пустота жизни, осознание действительности и бесконечная усталости от неё. Грубые, замазанные в машинном масле кисти лёгкими движениями крутят руль, правая рука то и дело хватается за коробку передач, в то время как, пальцы левой, усеянные кучей мелких порезов, щёлкают поворотные сигналы. Волосы на его голове седые как лунный свет, кожа на лице разрезана тысячью морщин, а бездонные синяки под глазами заканчивают этот портрет.

  Широкий кадр от черты лобового стекла: фокус плавно перетекает с человека, сидящего на заднем сиденье, на лицо водителя, блеск в роговице попадает в золотое сечение, а ускользающий позади город закручивается спиральным боке, будто рождественские гирлянды. Сколько всего видели эти глаза, сколько чувствовали эти руки, сколько хорошего и плохого прошло сквозь его жизнь. За этим молчанием может скрываться надежда на скорый конец рабочего дня или долгожданный выход на пенсию, мечты о новой страничке в жизни или маленьких радостях, которыми он сохраняет в себе ту самую, настоящую жизнь. Уставший взгляд, смотрящий куда-то вдаль, бесконечные пассажиры, то и дело сменяющие друг друга, обрывки фраз, разговоров, грубость, пренебрежительные взгляды и вежливость, глаза что перебегают от зеркал бокового и заднего вида, до каких-то видов пролетающего мимо города, тех, что так приелись, но и без них жизнь кажется не той. Ведь это и есть жизнь, то, чем мы занимаемся всё время, практически каждый день с утра до вечера, работа, что нам нравится или не нравится, то кредо, что сводит нас с ума, забирая драгоценное время. Эта та самая великая история, страничка в книге, где в оглавлении значится твоё имя. Наша жизнь, что спрятана за этим томным взглядом, ведь если всмотреться, то сквозь зрачки можно увидеть картины детей, что балуются с игрушками - это его мысли о доме, о своём маленьком уголке счастья, а может быть это просто блики и отражение приборной панели, может быть там виднеется свежая пицца на столе или бутылка спиртного.

 Так и не скажешь, что именно хранится за этим усталыми глазами, смотрящими на тебя сквозь зеркало заднего вида, не поймёшь какие мысли и эмоции кроются в обрывках фраз, которыми они обделяют собеседника. Тонкая, с прямоугольным окошком, перегородка отделяет его от полной противоположности: ухоженный мужчина, не знавший тяжелой жизни, полной лишений, изнурительных будней, когда теряешься в поисках работы, и наконец устроившись падаешь каждый вечер на старый матрас без сил, уставший и лишённый чувств. Этот мужчина на заднем сиденье такси не задумывается о том где его кошелёк, сколько там осталось банкнот, ведь он знает, что достаточно. Заботливый отец устроил его на место, дал ему победу ещё до сигнала «старт», осталось лишь сорвать это яблоко и откусить, наслаждаясь вкусом. Ему никогда не понять того, кто сидит в метре от него, ему это не нужно и никогда не было. Отстукивая в такт своей внутренней музыке, он смотрит на пролетающий мимо город, без лишних мыслей о прожитом, о том, что ждёт впереди. Его это не волнует, он смотрит на всё сегодняшним днём, ведь знает, ведь уверен в своём достатке, что не упустит эту золотую птицу, которую уже много лет держит в клетке за металлическими прутьями. Подливает ей свежей воды, подсыпает корма, заботится о ней, зная, что когда настанет срок и она издаст свой последний вздох, то он незамедлительно посадит туда другую.

  «Сколько ещё эти золотых жил валяется у всех на виду, это всё равно что найти деньги, они все слепы и невежественны, не видят, сверкающих самородков у себя под носом, но только не я! Ох, только не я!»,- крутит он мысли, теша своего внутреннего бога, почёсывая указательным пальцем весок и скромно улыбаясь, представляя, как толкает короткую, но чувственную речь на вручении какой-нибудь престижной награды. Мысли о собственном превосходстве на некоторое время выбили из состояния шока, самолюбование лечит его, как пилюля успокоительного для буйного, как укол по вене для наркомана, что бьётся в ломке часами, которые тянутся днями, неделями и годами. Достав из кармана осколок разбитого зеркала, он любуется на себя, рассматривая свои зелёные глаза и нависающие над ними брови. Он чуть-чуть отклоняет зеркало вправо и видит, что в нём отражается чей-то страшный, напрочь лишённый век, глаз, будто кто-то сидит прямо позади него… моментально вскрикнув и обернувшись, он просит водители «прибавить газу», кидая ему ещё одну зелёную купюру.

 Выскочив из такси чуть ли не на ходу он пулей побежал к входу в ресторан. Поднимаясь по небольшой лестнице, споткнулся о последнюю ступенькою и упал на нечто колючее. Сперва он в ужасе предположил, что снова оказался среди зарослей ржи, ведь следом услышал странное жужжание, так напоминающее гул пчелиного роя. С усилием открыв глаза он понял, что это сотовый телефон, лежащий во внутреннем кармане пиджака. Портье, что любезно помог ему встать с ворсистого ковра, заботливо отряхнул костюм от лёгкой пыли и с великодушным уважением, за которое ему и платят деньги, открыл дверь перед этим дёрганый мужчиной, что с недоумением пялится в сотовый телефон. Делая вид, что не замечает услужливого приглашения, Джек принимает запоздалый звонок от заказчика. Работник мексиканской внешности же, по-прежнему стоит у двери, улыбается и выжидает, когда этот мужчина перестанет расхаживать туда-сюда перед открытой дверь с телефоном в руке, и всё же войдёт внутрь.

 -Да, конечно, деньги пришли, всё в норме, значит вы…… ага, понял вас, да, высылайте на почту. Приступаю к работе, до связи. – с этими словами он чуть ли не прыжком ворвался внутрь, набирает очередной номер на телефоне, в его голове ютится лишь: «Хорошо иметь бизнес на стороне, в любой момент можешь всё бросить и остаться на этом островке, не крупного, но и не малого пассивного заработка».
 Пальцы щелкают по сенсорному экрану, непродолжительные гудки из динамика, начищенные туфли рассекают по мягкому ковру и присев за излюбленный столик, который владельцы ресторана всегда придерживают для него по утрам, Джек начинает свой короткий, но условно важный разговор. Его не смущает, что Оливия, с которой у него назначен ланч, ещё не пришла, «ведь девушкам свойственного немного опаздывать»,- думает он, слушая гудок за гудком, попивая воду из стакана, которую ему моментально поднёс официант.

 -Почему я должен так долго ждать твоего ответа, скажешь мне?

 Пару секунд выдерживается непродолжительное молчание, после чего слышен ответ:
 -В каком смысле?

 -Что «в каком смысле?», я ведь сказал тебе, жди сигнала, ты что там? Память потерял?

 -Слушай, ну если ты про тот заказ, что был два дня назад. Так я уже давно забыл про него, ну в смысле, ты мне сказал…

-Подожди-подожди, что значит два дня назад? Я тебе сегодня утром звонил и предупреждал, что есть дело, жду оплаты и приступаем.

-Ну да, так и было, но не сегодня утром, а два дня назад.

 Джек в недоумении поперхнулся водой и посмотрев на свои часы в ужасе начал рыться в блокноте. Часовая стрелка стоит на отметке шести часов, двадцати пяти минут, а число в прямоугольном окошке значится, как девятое, он оглядывается и наблюдая сквозь витрину, как на улице загораются фонари, понимает, что произошло.

 -Два дня назад, чёрт побери, что вообще происходит? Это розыгрыш какой-то? Вы что мне в воду подсыпаете, а? Иди сюда, обмудок чёртов, если это всё ты…- и не выдержав гнева с размаха швыряет стаканом в того официанта, которому посчастливилось его обслуживать.

 -Скажи мне, что всё это какая-то большая шутка, что парни решили просто разыграть меня. У вас это получилось, смешно тебе? А?

 На той стороне провода тихо, его собеседник замолк, пытаясь как-то сформулировать свою речь. Джек начинает чувствовать, что теряет самообладание, когда видит, как издалека к нему приближается администратор ресторана, с очень озадаченным выражением лица.

 -Послушай, Джек, я не в курсе что там у тебя происходит, хочу лишь…

 -Ладно- ладно, я понял, ты не причём. Послушай, по-моему, кто-то меня очень серьёзно разыгрывает, ты понимаешь? Ай, чёрт, конечно же нет, ты и понятия не имеешь с кем я работаю.

 -Эм, я вообще понятия не имею о чём ты говоришь, если честно и знать не хочу…

 -Секунду, сейчас отвечу,- отвлекается на подошедшего к нему администратора он искренне (на сколько это возможно) извиняется и просит ещё один стаканчик воды с соседнего столика, отпив и подождав пару секунд он возобновляет разговор,- за заказ берёшься или как?

 -Слушай, честно, не знаю, я ждал весь день, но ты так и не позвонил. Задание я читал, оно до сих пор лежит на почте, так что? Он всё-таки перечислил деньги? Мне приступать?

 -Меня интересует только ответ ДА или НЕТ, ты берёшься за заказ?

 -Сроки те же?

 -Те же, я доплачу за спешку.

 -Да.

 Не выжидая и секунды, Джек повесил трубку и всматриваясь в висящие на стене часы, он сверяет время со своими наручными. Девятое число, вечер, всё верно, мир вокруг опять наполняется абсурдом. «Медленно, но верно, я начинаю к этому привыкать, безумие какое-то»,- думает он про себя. За стеклянными витринами проносятся потоки машин, свет неоновых вывесок очерчивает границы зданий, а ведь ещё мгновение назад был полдень, ещё совсем недавно солнце висело над горизонтом, а вот его уже и след простыл. Мысли мечутся в голове, глаза слезятся от частиц ржавой пыли, что занесло с улицы внезапным потоком ветра.

 -Закройте дверь, пожалуйста, дует. – кричит кто-то, в паре столиков от Джека, а тот лишь протирает раздражённые глаза салфеткой.

 Голос в телефоне, что-то бормочет, но тот не может разобрать слов. «Но ведь я положил трубку, что за?», и с опаской поднося трубку к уху, он слушает какой-то монолог на неизвестном ему языке, вешает трубку, но неизвестный номер снова набирает ему и приняв вызов, он слышит ту же не ясную, похожую на шёпот, речь. Избавиться от преследователя удаётся только, перезагрузив телефон, но теперь шёпот издаётся откуда-то изнутри, будто кто-то поселился в его голове, какой-то маленький чёрт шепчет ему свои странные сказки.

  В голове всё мешается, каша из разорванного графика пытается устояться и как-то улечься в одно единое целое. Игнорируя звуки, вытекающие откуда-то из недр сознания, он достаёт свой блокнот   и начинает искать сегодняшнюю дату, машинально набирает один важный номер и с приходом гудков ожидания голоса в голове смолкают. Пока абонент на том конце размышляет снять ли трубку, Джек стремительно идёт в сторону уборной, зайдя в подозрительно знакомый туалет с чёрной плиткой и разбитым зеркалом, он кидает папку с документами на выступ умывальника и разражается извинениями. Его голос звучит будто звон ангельской арфы, а глаза наливаются невинностью щенка, лёгкие нотки в голосе не вяжущиеся с образом этого упрямого эгоиста, что привык разбрасываться всем и вся на право и на лево, он разговаривает с девушкой, с которой должен был встретиться в этом ресторане два дня назад. Та же, не веря своим ушам, поражённая такой наглостью, оскорблённая и обиженная, отказывает ему в повторной встрече, а следом высказывает ему всё, что о нём думает, думала и могла подумать в будущем, обрывая его извинения на полуслове она вешает трубку.

 С размаха бросив телефон в второе, ещё целое, зеркало, Джек копается в списке своих планов на девятое число, переворачивая четыре листа, на которых числятся уже пропущенные встречи и планы на канувшие в небытие два дня, он в ужасе осознаёт, что попал в серьёзные неприятности. Телефон на полу начинает вибрировать, динамик хрипит, внезапно в уборную входит какой-то полный мужчина, проходя мимо Джека замечает: «У вас телефон звонит, молодой человек»,- и скрывается в одной из кабинок.

 Вся проблема в том, что за эти пропавшие два дня он упустил не одну очень важную встречу, которые должны были решить его дальнейшую судьбу, как финансиста. Это один из тех моментов, где ты либо приходишь и у тебя шансы 50/50, либо не приходишь и теряешь всё. И теперь, возможно, Джек потерял всё. Встречи уже невозможно перенести, ведь ему нужна была Оливия, точнее то, что она знает о этих «подпольных» игроках, с которыми он затеял встать в один ряд, теперь этот шанс упущен и всё медленно скатывается в пропасть.

 Всё кажется идеальным пока оно работает как часы, но даже самые точные и долговечные механизмы имеют свойство забиваться грязью или ломаться вовсе. Металл устаёт и шестерёнки расползаются, теряя форму. Перед его глазами мелькают картины вероятного будущего, он видит, как счёт в банке и кредитную карту блокируют, а его выбрасывают из пентхауса, за неимением возможности оплаты аренды.

  Джек пялится на минутную стрелку, которая бежит со скоростью секундной, ничего не понимает, но знает, что нужно делать: бежать, бежать и не оглядываться. Внезапно тишину прерывает звонкий голос того мужчины из кабинки, он напевает: «Всего неделю назад, всего лишь неделю назад, я был жизни рад, и жизнь мне мила, и деньги всегда, и деньги всегда, что шуршат в кошельке, но это было тогда, просто оглянись назад, в прошлое, туда, неделю назад, ровно неделю назад…». Остатки зеркала, что, каким-то чудом по-прежнему висят на стене начинают запотевать, а буквы этой песни вырисовываются на ней, словно субтитры бегущей строкой на музыкальных каналах. Лампа сверху вновь начинает издевательски моргать, а пол чуть-чуть менять свой наклон.

  В разуме Джека проясняется, он наконец понимает, что к чему и с уверенностью льва в четыре шага подходит к закрытой кабинке. Дверь заперта изнутри, почему он и выламывает её резким ударом ноги и всего лишь секунду наблюдая за озадаченными выражением лица мужчины с газетой в руке, набрасывается на него. Лакированные туфли бьют его в грудь, отскакивая от плотных слоёв жира, кулаками он месит его в уши, попеременно расталкивая по сторонам руки, которые пытаются защищаться. Газета, которую он читал, теперь смята и частично закрывает его лицо, пока Джек со всей дури месит этого толстяка в нос, да так, что кровь чёрными разводами проступает через бумагу, ещё пару секунд лицо превращается в маску из папье-маше, на котором виднеются буквы титульных страниц газеты. Секундная стрелка возвращается в привычный темпе, лампа перестаёт моргать, а Джек, спокойно отмывает свои руки от крови, поднимает вибрирующий телефон с пола и выходит в зал ресторана, удовлетворённо наблюдая за движением минутной стрелки, которая теперь медленно и не заметно движется, разрезая пространство, в этот миг он впервые за последнее время ощущает себя спокойным.

 Лакированные туфли движутся по красному ковру, оставляя за собой слабые следы от стекающей с них крови. Джек подходит к стойке и просит администратора, а спустя пятнадцать секунд он уже удаляется с ним в относительно безлюдную часть ресторана, приобняв того за плечо, нашёптывает в ухо и пялясь куда-то в пустоту перед собой.

 -Послушай, мы не знакомы лично, но я прихожу сюда практически каждое утро уже больше двух лет.

 -Да, мне это изве..

 -Тсс, погоди, не перебивай,- его пальцы чуть-чуть сжимают дельтовидную мышцу собеседника,- Ты работаешь здесь сколько? Около полугода? Это похвально, наверное, из низов поднялся, разносил поди обеды таким как я, пару лет лизал задницы начальству, да, я всё понимаю. Не подумай, не в коем случае не в обиду, у тебя есть свой кабинет или что-то подобное, где мы можем поговорить без лишних глаз и ушей?

 -Нет, в целом нет…

 -А хочешь, чтобы был?

 -Конечно, а кто не хочет?

 Резко повернув голову, Джек уставился на него своим пустым и властным взглядом, а после повёл этого молодого человека в сторону входа.

 -Послушай, я имею не малые связи в бизнесе этого большого города и в скором времени меня ждёт серьёзный подъём, весомые перемены в жизни, ну ты ведь понимаешь? И, думаю, что совсем скоро у меня отпадёт надобность ходить в рестораны подобные этому, всегда нужно поднимать планку- это естественно, как снег зимой, как солнце летом, понимаешь? Может быть я никогда больше сюда не приду после этого дня, но своих друзей я не забываю, и кто знает? Наверняка в каком-нибудь престижном местечке откроется вакансия менеджера по управлению персоналом и может быть я позвоню именно тебе,- протягивает ему свою визитки, - чиркни на ней свой номерок, и мы договоримся.

 -Сэр, это невероятно щедро с вашей стороны, но что я могу для вас сделать? Только скажите и я…

 -Посмотри наверх, эта камеру захватывает входную дверь, мне необходимо посмотреть записи с неё, самому, без тебя.

 -Послушайте, но ведь…

 -Знаю, что это против правил и в целом не очень законно, да, тебе может за это влететь, но велика ли цена? Работа в этом жалком местечке, где из тебя тянуть все соки? Это ли твоя мечта?

 -Но…

 Пустые зелёные глаза Джека смотрят в упор на бегающие из угла в угол зрачки этого молодого парня в круглых очках. Он не знает куда деться, мечется между сомнениями и здравым смыслом.

 -Так, хватит, надоело. Меня интересует только ответ: ДА или НЕТ. Даю тебе всего пару секунд и ухожу.

 Администратор переводит взгляд на секундную стрелку наручных часов, которые Джек специально развернул так, чтобы они оба видели неумолимое течение времени и сделав глубокий вдох отвечает: Да. Ещё мгновение и он проводит его через служебный вход, увлекает за собой сотрудников охраны, под предлогом какого-то важного дела и запускает совершенно незнакомого ему человека, прошептав на ухо пароль, к компьютеру, ожидая снаружи.

 Джек машинально отматывает запись на два дня назад и словно в рекурсии собственного сознания, наблюдает как падает, споткнувшись о последнюю ступеньку.  Боль в ушибленных коленях по-прежнему даёт о себе знать, ведь это было, кажется, только что, буквально десять минут назад, а никак не сорок восемь часов с копейками. Вот он встаёт, пялится в телефон, поднимает трубку и расхаживает перед дверью, после стоит пару секунд у входа и задрав нос заходит внутрь. Джек переключается на камеру внутри вестибюля, он наблюдает себя, стоящего в дверях и пялящегося в блокнот с графиком. Простояв у входа около минуты, он поворачивается и выбегает на улицу. Вновь переключаясь между камерами, он наблюдает уже как его пятки сверкают в сторону ближайшего такси и сев в жёлтую машину, он скрывается из виду.

 -Что за чёрт? Куда я уехал? Точно мне что-то в пищу подмешали, наверняка эти умники за овальным столом мне воду отравили… Больные сволочи, я им устрою, думают, что выведут меня из игры. Нет уж.

 За дверями послышалась какая-то суматоха, видимо молодому администратору уже прилетело за его оплошность. Распахнув с размаху дверь, Джек выскочил в обеденный зал и разрезая пространство двинулся к выходу. Благополучно выйдя на улицу, он первым делом выкидывает визитку с записанным на ней номером молодого человека в мусорный контейнер и ловит ближайшее такси. Найдя в блокноте номер одного знакомого врача, он созванивается с ним, уточняет адрес, параллельно записывая его в блокнот, заскакивает в такси, дублируя его водителю, начинает обзванивать своих самых приближённый коллег и друзей.

 Номер за номером он приветствует, спрашивает «как дела» и уточняет:
 -Послушай, мы с тобой вчера или позавчера не созванивались? Может быть виделись? У меня тут такой бардак творится, кажется я в днях немного потерялся. Да, нет? Не виделись? А, так ты мне звонил… нет, не видел пропущенного, прости, понятия не имею как так вышло. Ладно, спасибо, свяжемся чуть позже, очень занят, бай.

 Голос в трубке обрывается и пальцы вновь набирают номер за номером, а язык дублирует фразы, как заводной он повторяет это из раза в раз, вдыхая всей грудью и чуть ли не на одном дыхании повторяя свои вопросы, минимально слушает ответ, прерывает на полуслове и вешает трубку, не найдя нужной информации. Обшарив всех знакомых, он откидывается на чёрствые сиденья и замечая, что улицы за окном теперь уже покрыты снегом, а метель закручивает на асфальте причудливую ряб, как если бы кто-то коснулся ровной длани в маленьком озере, Джек смотрит на это, моргает пару раз и перестаёт удивляться.

 «Отличный август, к чёрту, хуже уже не будет, зима так зима, дождь так дождь, главное не погибнуть»,- думает он, на пару секунд прикрывая глаза, спасаясь от странных дел, творящихся за окном. Заметив, что они приближаются к месту назначения, он достаёт свой бумажник и с некоторым удивлением понимает, что купюр там стало намного меньше, чем обычно. В голове проскакивают воспоминания, кадры, как он разбрасывает деньги таксистам, лавочникам, официантам, цифры в голове мелькают, внутренний калькулятор движет глаза от таблички перед глазами «оплата только наличными», до иллюминатора, перетекая по пролетающей мимо улице, в поисках банкомата, а в голове семенит мысль: «Только бы карту ещё не заблокировали», и проезжая мимо небольшой развилки он видит, как с периферийной дороги нечто жёлтое, так страшно напоминающее такси, приближается в его сторону. Ещё секунда и сильный удар в тридцать сантиметрах от боковой двери, где сидит Джек разворачивает их машину на триста шестьдесят градусов, а нарушитель, свистя шинами по асфальту, вжимает педаль газа в пол и скрывается вдоль проспекта, маневрируя между препятствиями, оставляя за собой плотный шлейф белого дыма.

 Джек разложился на заднем сиденье, тысячи осколков стекла усеяли его, он чувствует сильную боль в левом боку. Аккуратно пошарив рукой, он вынимает обломок зеркала, который лежал у него в кармане и откидывает его в сторону. Из разбитого окна дует холодный зимний ветер, а снежинки, больше напоминающие острые осколки, врезаются в его воспалённое от кучи мелких порезов лицо. Он пытается привстать, справляясь с колющей болью в боку, тянущей ключице и головокружением, в то время как его медленно, но верно начинает заваливать снегом, будто кто-то направил снежную пушку в его окно. Ветер режет глаза, а руки онемевают от резкой перемены температуры. Заполняя пространство паром от своего теплого дыхания, Джек пытается осмотреться, разглядеть что творится снаружи, но лобовое стекло, как и все остальные (целые) замёрзло, покрывшись причудливыми узорами, а водитель не подаёт признаков жизни, повиснув на ремне безопасности. Вспомнив о худеющем на глазах бумажнике, он пользуется состоянием таксиста и навалившись всем весом на приоткрытую, помятую ударом, дверь, через которую его уже по пояс завалило снегом, вываливается на проезжую часть. Вместо мягкого падения в холодный снег, он ощущает, как его щека касается твёрдого асфальта и десятки мелких камней впиваются в кожу. Погода мгновенно изменяется и вот на улицах снова лето, будто он провалился в какой-то портал между измерениями, настолько стремительно была эта перемена. Меньше секунды, мгновение, всего лишь миг и температура в норме, а мир вокруг по-прежнему, привычно серый.

 Меньше секунды, всего лишь четверть дюйма, верёвочка толщиной с волос, отделяет нас от безумия. Сидя в такси оказаться в сугробе, упавши в фонтан провалиться в поля, со змеем сражаться, головоломки решать, несясь по кабинетам, кричать и бежать. Сорваться с катушек, забить вдруг на всё, разбить свои планы, прыгнуть с вершины, метать и крушить ещё и ещё. И падать как птенчик, без крыльев лететь, поджечь свою жизнь и вместе с нею гореть.

 Руки чешутся от мелких частиц стекла, что впились в ладони, с головы капает кровь, волосы, собранные в хвост, мирно лежат на спине, а с них до пояса тянется кровавый след и мелкие подтёки, что стремятся добраться до брюк и ботинок, но расходятся на талии, будто положительно заряженный металла в её составе отталкивается отрицательным полем, что так веет от асфальта, усеянного мелкими кусочками космоса. С трудом поднявшись на ноги, он наблюдает как осколки вновь собираются перед ним в уже ностальгически знакомое FUTURE и медленно передвигаясь, он бредёт к обочине, аккуратно обходя стороной это предвещающие послание. Половина его лица усеяна мелкими царапинами, правый рукав костюма безнадёжно порван, предплечье кровоточит, подмышкой он неизменно держит чёрную папку, а левая рука прижимает к сердцу блокнот с расписанием и телефон. Прохожие со всей округи подбегают к нему, помогают, поддерживая за плечо, чуть-чуть на расстоянии, стараясь не касаться, чтобы не испачкаться чужой кровью. Он бредёт, опираясь на чьё-то плечо, оставляя позади себя кровавые следы на тротуарной плитке.

 Усевшись на удобную скамейку и слушая вопросы от какого-то рослого мужчины, что помог ему добраться до этого спасительного островка, Джек чувствует бесконечную рекурсию событий. Перед его глазами мелькает фонтан и люди, тянущиеся к нему со всех сторон, помогающие выбраться и не упасть на скользких гранитных бортах. Он осматривается вокруг, но вместе воды видит лишь капли крови, что причудливыми картинами тянутся за ним по асфальту. Вокруг всё медленно начинает преображаться, где-то в клумбах на глазах прорастает полынь, а следом ромашки и клевер, огромные (размером с собаку) шмели пролетают по небу, оставляя за собой лёгкий дымок, как от печки-буржуйки. Джек понимает, что к чему и начинает кричать, умолять прохожих отвести его к врачу, тыча в свой блокнот, пытается нашарить трясущимися руками номер, находит и заляпав кровью указывает на адрес, пока какая-то девушка с дредами соображает, что он находится практически в пятидесяти метрах от пункта назначения. Джек не выдержав разражается оскорблениями:

 -Ты что не видишь? Эй? Да я прямо тут, меньше минуты до больницы, ты слепая? АЛО?

 Все понимающе качают головой, ни на миг не осуждать его поведение, девушка с дредами уточняет: «У вас есть страховка?», получив машинальное «Да», убегает и спустя пару минут три санитара усаживают его в инвалидное кресло и везут к лифту. Проносясь сквозь заросли ржи, Джек поднимает свои зелёные глаза к небу, затянутому плотной паутиной проводов, со всех сторон виднеются удаляющиеся силуэты небоскрёбов, они сужаются в перспективе, ограничивая рамкой угол обзора до узкого окошка. Он откидывает голову назад и смотрит на проносящиеся мимо облака и голубую бездну пока она не сменяется лампами в больничных коридорах. Всё меркнет, ещё пару мгновений и он чувствует, как его куда-то тащат, раздевают, холодная жидкость разливается по его предплечью, лёгкое покалывание, оголённый рукав и тонкая игла пронзает вену. Доза спасительного лекарства прохладой разливается по телу, он пытается разглядеть лица стоящих над ним людей, но глаза предательски разъезжаются в разные стороны, и он теряет сознание.

 Пустота, бездна. Джек падает куда-то, возвращаясь к истокам, вновь чувствуя ушибы от ударов на шее и в ладонях, взрывающих мягкую землю с кучей острых камней. Желудок подворачивает, как это бывало в детстве, когда сильно раскачиваешься на качелях, или как это бывает, когда срываешься с водопада, убегая от оползня, сравнимого по масштабу лишь с лавиной, огромного потока камней и грязи. Идёшь такой по улице, посматриваешь на часы, схватываешься с змеёй, бежишь по полю и срываешься в бездну. Джек несётся в небытие, будто в обратной перемотке поднимаясь вверх по отвесному склону, возвращаясь к началу истории, вновь щурясь от яркого солнца, пытается найти край в бесконечном поле цвета лета, чувствует, как кожа медленно остывает, а капли пота поднимаются вверх, возвращаясь в поры на голове. Он пятится назад, переключаясь с бега на шаг и в один момент останавливается, наблюдая как мир вокруг изменяется, а он нет. Он остаётся в некой защитной зоне, где ничего не происходит, а мир вокруг меняется, утекает, исчезает. Колоски ржи высыхают и не выдерживая собственного веса ломаются, склоняя свои початки к земле, начинает идти дождь, а следом ливень, сперва разливающийся лёгкими ручейками и постепенно превращаясь в маленькое наводнение, заполняя пространство вокруг, смывая весь мусор с этого огромного поля, постепенно напоминая бесконечную реку, утекающую куда-то за горизонт. Ещё пару мгновений и пространство вокруг уже походит на море, с бушующими волнами, смыкающимися между собой, вырастая в огромные гребни, разбиваясь о встречные потоки, навеянные сильным ветром. Вслед за ураганными порывами наплывают тёмно-синие тучи, молнии разрезают воздух, подстреливая птиц, что так неудачно оказались среди этого буйства природы.

 Уровень воды начинает увеличиваться, достигая подбородка, Джек задирает голову вверх, чтобы вдохнуть чуть-чуть воздуха, его ноги прикованы ко дну, он в бетонных башмаках, начищенных до блеска, лакированных бетонных башмаках. Ещё мгновение и границы смыкаются, погружая лицо под воду, а его длинные волосы разбухают как хвост у испугавшегося кота, они словно водоросли мечутся туда-сюда, повинуясь хаотичному движению потока. Глаза подняты к небу, он пытается рассмотреть, что же происходит снаружи, но видит лишь как, на доли секунды подсвечиваемая вспышками молний, вода вырисовывает причудливые перетекания на поверхности. Картина маслом: водные потоки сияют на свету, и с каждой вспышкой лучи света под водой становятся осязаемыми, как это бывает во время лёгкого дождя, когда сквозь бреши в облаках лучи света тянутся сетям по воздуху, рассеиваясь сквозь тысячи мелких капель.

 Джек всего лишь доли секунд наблюдает эти вспышки молний, что подсвечивают длинными сетями ил, поднятый волнами со дна, местами ему кажется, когда света становится больше, что он видит, как лучи разбиваются на радугу, растягивающуюся прекрасным спектром по морскому дну, охватывая собой парящие, всё ещё держащиеся за корни, остатки ржаных колосьев. Лёгкие начинают побаливать от недостатка воздуха, в голове что-то щёлкает, черепушка будто даёт трещину, медленно, но верно, раскалываясь на части. Он погружается всё глубже и глубже, точнее, воды над ни становится всё больше и больше, а он медленно исчезает под её толщей, рискуя быть раздавленным. Медлить нельзя, ещё чуть-чуть и спастись уже не получится. Тщетно пытаясь вырваться из ботинок, он опускается к ним и ловко развязывая шнурки освобождает опухшие ступни. Тут же пространство вокруг подхватывает и тянет его вверх, будто он шарик, наполненный гелием и на секунду пытаясь посмотреть на дно, он наблюдает маленького мальчика, что держит верёвочку и указательным пальцем тычет в его сторону. Проследив связь, Джек понимает, что эта верёвочка тянется к нему: он шарик с гелием. Конец верёвочки завязан на шее и когда мальчик лёгкими движениями подёргивает её, Джека мечет так, что его шейные позвонки начинают жить своей жизнью, рискуя вырваться и проститься с телом, прихватив за собой голову. Благо руки ребёнка, которые видимо завязали эту петлю, оказались не так проворны, Джек в два счёта развязал узел и плавно улетел на свободу.

  Совсем забыв о том, что ему нужно глотнуть воздуха, он пытается найти границу, хотя бы смутные очертания водной глади, вспышки молний, хоть что-нибудь. Но вокруг лишь пустота, пустота и темнота, он тонет в бездне, течение несёт его куда-то теперь уже вверх ногами. Скорость увеличивается с геометрической прогрессией его движения, ещё чуть-чуть и он понимает, что воздух ему больше не нужен, он обнаруживает у себя на груди баллоны, шланги которых так заботливо кем-то вставлены ему под рёбра. Рассматривая это причудливо устройство, он понимает, что это вовсе не баллоны с воздухом, в два маленьких огнетушителя, и повинуясь воле интереса, противоречащему инстинкту самосохранения, что твердит ему: «Ищи выход, убирайся, спасайся», он одновременно выжимает рычаги. Вдруг из его указательного пальца выстреливает радуга, скрывающаяся позади, внизу, оттуда, откуда он поднимается или куда летит вниз, тут уже и нельзя сказать наверняка. Нажимая вновь и вновь на рычажки огнетушителей, он чувствует вибрацию, разливающуюся по всему телу, пузырчатая дрожь от удовольствия, от радуги, что пронизывает сознание и выходя из пальцев, описывая позади него сказочный след. Пространство вокруг начинает преображаться, мир становится угловатым, вновь обретая форму. Ещё мгновение и он летит над городом, над родным его душе и телу городу, в котором он скитается столько лет, не в поисках чего-то, не в целях чего-то, а просто существуя, действуя по схеме, проверенной годами, людьми, что были до него и будут после. Бегает, решает, устраняет, перенимает, действуя винтиком в механизме, взаимодействуя с огромной машиной, где нет центрального компьютера, где нет выхода для энергии, этот механизм и есть тот самый вечный двигатель, что генерирует движение, которое ни к чему не применимо, кроме самого себя, чистая механика, самозаводящиеся часы, которые со временем станут, если их не чистить, но пока рука, на которую они надеты, движется, потрясывая винтики, пока есть нужна этим винтика вращаться, они будут. Будут и никуда от этого не денутся.

 Джек летит над лабиринтом между десятков домов и развилок, это становится похоже на линейное падение, он не управляет движением своего полёта, а осматриваясь по сторонам наблюдает у себя крылья, нет привычных (человеческих) конечностей, есть лишь эти перья, торчащие словно лезвия. Взмахнув мощными чёрными крыльями, он снова набирает высоту, ещё пару мгновений и его мозг улавливает физику тела, делая небольшие манёвры в разные стороны он осваивается и летит дальше, с каждой секундой ощущая себя всё лучшее и лучше, замечая клюв между глаз и невероятно мощное зрение. О это зоркое око орла, он с такой точностью наблюдает всё внизу, замечая движение каждой мелочи: от брошенного по ветру чека, до нитей, торчащих из поношенного пальто у старика. Но вдруг он замечает какого-то знакомого мужчину, что, выбегая из такси, размахивая своей чёрной папкой, случайно ударив ею прохожего по лицу, толкается локтями, небрежно распихивает обтекающую его толпу и вырвавшись на открытое пространство заскакивает на ходу в ещё одну машину. Джек разворачивается и начинает нарезать круги над перекрёстком, где завязалась драка между этим мужчинкой, таксистом и третьим пассажиром, которому не посчастливилось оказаться на заднем сиденье.

 Молодой человек с до боли знакомым профилем лица размахивает кулаками на право и на лево, пытаясь отбиться от разгневанного водителя и рук пассажира, что пытается угомонить их. Камера приближается, зумируя орлиный глаз на ситуации так, что мужчина с папкой оказывается в золотом сечении, попрыгивает туда-сюда, возвращаясь в заветную точку. В этот момент Джек понимает, что ситуация окончательно выходит из-под контроля, ведь он понял, что наблюдает не за кем-то, а за самим собой. Он нарезает круги в воздухе и смотрит на своё тело, то самое, что не умеет драться, что никогда не было в стычках, на себя, сошедшего с ума Джека, что мощным ударом начищенного до блеска ботинка выводит из игры третьего-лишнего и делая обманный манёвр прописывает водителю боковой удар в челюсть. Ещё мгновение и обезумевший Джек, перепрыгивает через потерявшего сознание таксиста и заметив орла, показывает ему средний палец. Секунды ускользают, часы отстукивают на его руке, а жёлтая машина такси летит по проспекту, нарушая все мыслимые и не мыслимые правила дорожного движения. Зрячий глаз орла, тем временем, летит за ним по пятам, движимый не человеческим, скорее орлиным, интересом за собственным телом, что где-то потерялось уже, в сумме на три дня. Картина его жизни становится более ясной, но частицы мозаики не могут слиться в одно целое, эти жизни, ситуации, лежат на разных коврах, в разных частях мира, а Джек, сжимающий потеющими ладонями руль, уносится, прямо-таки чувствуя в затылке «дыхание» преследователей. Шелест роя насекомых в его ушах становится невыносимым и вот он пролетает на красный свет, врезается в другое такси чуть-чуть дальше заднего пассажирского сиденья, разворачивая её на триста шестьдесят градусов и оказавшись целым и невредимым, выжимает педаль газа, скрывается, оставляя за собой плотный шлейф белого дыма.

 Проспект города проносится вокруг, руки мёртвой хваткой сжимают руль, а гул насекомых в голове, с течением того, как он всё дальше уезжает из черты города, становится тише. Ещё чуть-чуть и огромные небоскрёбы вокруг начинают редеть, а после исчезают вовсе. Из-под капота струится белый пар, сложенный гармошкой капот, немного скрывает обзор справа, но Джека это не волнует, он уезжает дальше и дальше, уносясь за пределы бетонных джунглей, исчезая из жизни, выкидывает свой блокнот в разбитое окно и ударом кулака оживляет радио. Потоки холодного воздуха ласкают его кожу, теребя волосы и освежая сознание, лёгкая улыбка сияет в уголках рта, а по радио звучит до боли знакомая песня.

 -Наверное какой-то новых хит, или что-то в этом роде. – говорит он себе, прибавляя на тумблере громкости.

 Пальцы отстукивают в такт по приборной панели, а солнце, всего пару минут назад, висевшее в зените вдруг внезапно оказывается у линии горизонта, окрашивая мир в закатные цвета, жёлтая машина такси несётся сквозь пригороды, виды за окнами сменяются один за другим, а в мониторах звучит: «Всего неделю назад, всего лишь неделю назад, я был жизни рад, и жизнь мне мила, и деньги всегда, и деньги всегда…», Джек щёлкает на кнопки, зажигая фары, прибавляя громкости и запевая в полный голос уносится в сгущающуюся тьму ночи, в то время как орёл нарезает круги над местом аварии, наблюдая за израненным Джеком, что вываливается из машины и хромая добирается до обочины. Его усаживают в инвалидное кресло и везут в больницу. Орлиные крылья пикируют, спускаясь следом и в момент, когда лапы впиваются в плечи преследуемого, Джек чувствует покалывание в сердце, голова начинает трещать, будто он снова оказался под водой, осматривает свои руки, ища на их месте перья, пытается разглядеть окружающих, но в ужасе цепляется за подлокотники. Повсюду его двойники, клоны, сплошные Джеки в костюмах, с телефонами и чёрными папками, идентичные, как капли утренней росы. Кто-то с улыбкой пялится в журнал, кто-то ругается по телефону, размахивая руками в разные стороны и цепляя стоящих рядом в резкой форме извиняется, на что получается аналогичной манеры «ничего, бывает» и презрительные взгляды. Джек, сидящий в кресле понимает, что свихнулся окончательно, что отныне ситуация контролирует его, а не наоборот, и в попытке глотнуть воздуха, он пытается встать с уезжающего из-под него кресла, но чьи-то руки крепко удерживают за плечи и мир вокруг начинает темнеть, будто виньетка по краям кадра сужается, пока не окаймляет всё видимое рамкой, очерчивая мир в острые края овала.

 Спустя вечность в небытие, он открывает глаза и наблюдает над собой белый потолок, аккуратно приподнимается, чтобы осмотреться вокруг, но почувствовав резкую боль в животе падает на мягкий матрас. Он в небольшой уютной палате, предположительно выше десятого этажа. «В окно смыться не получится, где тут дверь?»,- машинально подумал он, осматривая тело на предмет чего-то инородного. Трогая руками забинтованную голову и ту часть лица, которая пришлась под удар вышибленного стекла, он аккуратно спускает руку к животу и нажимая на повязку, ощущает сильную боль от не затянувшихся швов. Пытаясь снизить напряжение в больном месте, он приподнимается на локтях и вместе с неприятной колющей болью в правом предплечье, он обнаруживает катетер, присоединённый к капельнице. В один миг он выдёргивает его и придерживая краем одеяла стреляющую кровью артерию, с неимоверным усилием принимает позу сидя. Глаза мечутся по комнате в поисках одежды, но найдя лишь телефон, часы, бумажник и блокнот, заботливо положенные кем-то на полотенце, он спрыгивает с кровати, прогибаясь от резкого удара боли в косой мышце живота и ползёт в их сторону. Дрожащие руки пытаются нашарить нужный ему номер, заряд батареи предательски моргает, угрожая отключиться и в этот момент дверь палаты медленно открывается, занося в до этого тихую и спокойную палату, кучу хаотичных звуков. По счастью это оказался знакомый ему врач, к которому, он, в целом, и ехал.

 -Что ты делаешь? Тебе же нельзя вставать, что с рукой?

 Вспомнив о том, что должен был придерживать артерию, он наблюдает за каплями крови, оставляемыми им на полу.

 -Послушай, я рад тебя видеть, старик, но сейчас такая ситуация, что ни в коем случае нельзя медлить, где моя одежда?

 -Она, эм, а зачем она тебе? Может мне позвонить кому-нибудь, отцу, например.

 -Не нужно, сам справлюсь, послушай, срочно принеси мне её, чёрт побери, батарея сдохла. И зарядное для телефона, срочно! Послушай, всё вопросы обсудим позже, я тебе обещаю.

 Мужчина в белом халате смотрит на Джека, что стоит в полусогнутой позе, размахивающего рукой, сыплющего мелкими каплями на стену.

 -У тебя, если не заметил, швы на животе и голова не в порядке. Ты полутра суток валялся без сознания, мы думали, что ещё чуть-чуть и это кома. Не знаю в какие неприятности ты вляпался, но это не шутки.

 -Какие ещё неприятности? Слушай, просто принеси мне одежду, и я тебе всё объясню, по-моему, меня кто-то решил очень круто подставить...

 -Да уж, это точно, твой отец звонил мне, сказал тебя какие-то люди искали в квартире. Ты здесь не прописан официально, так что сиди и никуда не дёргайся.

 -В смысле искали? Какие ещё люди, пф… так, ладно, принеси мне зарядное для телефона и мою одежду, послушай, не перебивай! Не перебивай, мне плевать в каком она состоянии, просто принеси её, будь другом. Никуда не денусь, даю слово.

 -Да было бы слово, подожди пару минут.

 «Самая унылая часть моей жизни за прошедшие пару дней, просто сижу в палате, где ничего не происходит, никуда не нужно, хотя дел по горло, жду врача, чтобы объяснить ему историю с отравленной водой/едой»,- думал он про себя, перелистывая страницы ежедневника, вычёркивая страницу за страницей, пропущенные моменты жизни, переломные и не очень. Джек был так увлечён предположениями о своей нынешней судьбе, что заметил санитарку, с глазами цвета неба, только в тот момент, когда она закрывала за собой дверь. Она тихо прокралась в комнату, положила вещи на край больничной кушетки и спокойно удалилась, последнее, что видит Джек- это как два блестящих глаза скрываются в стремительно сужающейся щели дверного проёма. Раздосадованный и неповоротливый, он защёлкивает часы на запястье левой руки, натягивает безнадёжно потёртые и грязные брюки, с трудом надевает пиджак, всё время скрючиваясь от тянущихся швов на боку.

  Вкратце выслушав безумную историю Джека о пропавших 4-6 днях его жизни, врач в белом халате задумчиво почёсывал подбородок и наблюдая за тем, как он сгорбившись расхаживает по палате, видимо, надеясь постепенно растянуть кожу, чтобы выровняться и при этом не порвать швы. Не выдержав наблюдения за этим противоестественным восстановлением, он таки усадил Джека на кушетку и подойдя к окну принялся объяснять.

 -Нужно потерпеть около недели, с каждым днём острота боли будет спадать. Это так не работает, ты только раздерёшь рану, туда попадёт инфекция и это может закончится куда хуже, чем простой разрыв.

 -Замечательно, но у меня нет недели, мне срочно нужно какое-то лекарство, ты понимаешь?

-Мы делали тебе анализы, чтобы знать можно ли давать антибиотики, мололи в каком ты состоянии к нам попал, пьяный, или под кайфом.

-И?

-Всё нормально, ты чист, Джек. Ничего инородного мы не обнаружили, ни яда, ни галлюциногенов, алкоголя, ничего.

 -Да быть такого не может! Я же тебе объяснил всё, у меня дни натурально вылетали в трубу, провалы в памяти, галлюцинации, какие-то невообразимые видения, ощущения, всё будто наяву, это не шутки, не с проста же.

 -Может тебе к психиатру лучше обратиться?

 -Я что на больного похож? Психом меня считаешь?

  Мужчина в халате наблюдает, как Джек, одетый в грязный, изорванный костюм, покрытый потемневшими каплями крови, вскакивает с кровати и сгорбившись от боли сильнее прежнего, начинает размахивает руками, ругаться и обвинять своих коллег в заговоре, переходя на врача, мол и он с ними за одно. На его голове красуется повязка, руки изранены и залиты йодом, этакий портрет городского сумасшедшего, он сдерживается от замечаний по внешнему виду и спокойно продолжает:

 -Послушай, я не утверждаю ничего такого, просто бывают же срывы, жизнь штука тяжёлая, люди не железные, понимаешь?
 -Может быть и понимаю, но всё равно отказываюсь в это верить, я не сумасшедший!

-Да никто и не доказывает обратного, может лучше скажешь, зачем тебе эти лохмотья? Я про костюм, он же в ужасном состоянии.

-Так нужно, просто так нужно.

-Только не говори, что ты решил скрываться от преследователей таким образом?

 -Каких ещё такие преследователей? – с опаской спрашивает Джек, вспоминая о глазе, который увидел в кусочке зеркала, дважды замеченного мужчину на диване и всё последующее, что вытекло на поверхность его сознания.

 -А, точно, я же тебе не рассказал… Да в целом я и сам ничего об этом не знаю, только то, что тебя разыскивают какие-то люди, они были в твоей квартире и на работе, допытывались у некоторых, с кем ты общаешься, где бываешь, в общем-то что-то мутное, тебе лучше позвонить отцу или горничной.

 -А что она? Знает их?

-Нет, не совсем, как я понял она застала их за взломом твоей двери, а после позвонила отцу и хорошо, что не в полицию, следом эта цепочка дошла и до меня. Ты только вчера числился у нас как попавший в реанимацию, но сегодня мы тебя экстренно перевели в другую больницу, по бумагам, да в целом не мы, а я. Можешь считать, что я обеспечил тебе безопасность, так что будь добр, никуда не уходи отсюда, пока ситуация не уладится.

 -Да? А почему тогда у моей двери не стоит два охранника при огнестрельном? Да и я никуда и не собирался, а что? Похоже?

 -Ага, иначе зачем бы тебе нужна одежда, туфли, бумажник, что ты минуту назад перебирал, считая деньги и уже надёжно спрятал во внутреннем кармане. – мужчина в халате смотрит на него исподлобья, руки напряжённо скрещены на груди, он стоит, облокотившись на входную дверь,- За каждый час твоего нахождения в этой больнице мне капают деньги на карту, так что я тебя раньше времени отсюда не выпущу.

 Заметив ноту гнева в глазах Джека, он спохватился, поняв, что ляпнул лишнего. Пытаясь выровнять ситуацию, он достал из кармана листок, быстро записал на нём что-то и с лёгкой улыбкой передал ему в руки.

 -Послушай, как выкарабкаешься из этой передряги, позвони ей. Она очень опытный психоаналитик, на неё можно положиться, к слову она сама по себе ничего, собеседник приятный, если ты понимаешь о чём я… – натянутая врачебная улыбка и трусливые глаза направлены в его сторону, а рука хлопает по плечу, Джек вне себя от ярости, он помрачнел уже настолько, что за его спиной, кажется, сейчас начнут сгущаться тучи и молнии разрежут пространство надвое: черту, когда врач уходит из палаты сам или его, уносят с разбитым в кровь лицом санитары.

 Но тот оказывается проворнее и смывается куда подальше раньше, чем его оплачиваемое время не станет чем-то не столь приятным, как просто занятая кем-то палата. Попросив сидящую около двери медсестру, что так удачно обронила стопку своих бумаг рядом именно с этой палатой, проследить пару минут за тем, чтобы никто не входил и не выходил наружу из заветной комнаты, он двинулся в сторону лифта. Спохватившись о том, что проблему можно было не усугублять, а просто запереть его изнутри на ключ изначально, мужчина в халате запрыгивает в щель закрывающегося лифта и поправляя свой бейдж, жмёт руку знакомому хирургу, что так услужливо придержал для него кнопку «Стоп».

 В то время как белых халат развивается по воздуху от его быстрых движений, через вестибюль заходит четверо высоких мужчин. Все одеты строго, лица серьёзные, плечи широкие, рост от 1,8 метра. Экран разделяется на две части: синхронно с тем, как пальцы врача снимают с крючка связку ключей, палец одного из мужчин нажимает на кнопку вызова лифта. Крупная четвёрка с лёгкой шуткой, аля: «Дамы вперёд», пропускают старушку и пару медсестёр перед собой, улыбка и лёгкий смешок одного из них, заигрывающие взгляды молодых девушек и они заходят следом, заполняя своими крупными фигурами всё оставшееся пространства лифта.

  Суть ситуации в том, что тот мужчина, которого Джек избил пару дней назад в туалете ресторана, оказался видным лицом, директором того самого заведения, сети заведений. Он не единожды пожалел о своей мысли: «Лень идти в служебный, пойду в обычный туалет», когда охал и ахал, пока медики протирали его раны спиртом, клали швы на бровь и всё это плотно бинтовали поверх. Он много раз жалел, что потерял сознание от мощного удара в висок, когда узнал, что тот наглец ещё минут десять расхаживал по его ресторану, а после влез в служебное помещение. Большой босс сидел в кабинете, рассматривая свою разбитую физиономию, сжимал хлопковое полотенце и руку верной жены, что сразу же приехала поддержать его, узнав о случившемся. Избитый, опозоренный, злой, но не потерявший рассудка и чувства гордости, он поэтапно объяснял, что нужно сделать с этим «финансистом-неудачником», когда они его найдут, с пометкой: «Без меня не начинайте, иначе я с вами сделаю всё тоже самое, самолично!». Лёгкая усмешка на губах головорезов, кивок и спустя пару минут они уже едут сквозь город, разминая кулаки, проверяя наличие пластиковых хомутов, хлороформа, платка и делая пару звонков уточняют адрес, по которому проживает их «задание».

  Врач в белом халате с нетерпение нажимает на кнопку вызова и наблюдая перед собой забитую под завязку какими-то четырьмя гориллами кабину лифта, чертыхается и бежит к лестнице. Еле успевая за движением лифта, он врывается на этаж чуть-чуть раньше, чем те четверо, что, якобы уловив связь между происходящим и теперь движутся ровно за ничего не подозревающим доктором.

 Тремя минутами ранее Джек аккуратно приоткрыл дверь и беспрепятственно выбравшись из палаты побрёл по параллельному коридору в сторону лифта, чтобы случайно не попасться на глаза доку, который мог в любой момент объявиться. По счастливому стечению обстоятельств медсестра, что должна была следить за дверью, беспечно разговаривала по телефону и не заметила его пропажи. Схватив у какого-то уснувшего на скамейке деда кепку, палочку и куртку фиолетового цвета, Джек побрёл к лифту и наблюдая на безопасном расстоянии за тем, как его «лечащий» врач несётся по коридору, а за ним следом плетутся четыре шкафа, что, кивают друг другу и шарят руками за пазухой, Джек нажимает кнопку первого этажа и пока двери лифта захлопываются, он наблюдает сцену: фантастическая четвёрка заваливается в палату приобняв врача за плечи, который (судя по наблюдаемой реакции), абсолютно ничего не понимает. «Знакомое чувство, небось совсем не ожидал такого, прямо-таки как я, держись, друг»,- подумал про себя Джек, слушая звуки везущего его к свободе лифта.

 Скрежет металла и звуки шелестящих крыльев вновь начали проскакивать в его пространство, раздражая барабанную перепонку, вертикальные линии накренились на пару градусов, но далее этого дело не пошло. Джек спокойно вышел, опираясь на палочку, словно старик, прошагал через главный вход и двинулся вдоль проспекта. Мимо него пробегают какие-то люди, из маленьких клумб у дороги вновь прорастает полынь и папоротник, рой насекомых мчится где-то позади, но Джека это почему-то не волнует, он просто игнорирует происходящее, пока земля под ногами не изменила наклон, пока он может идти по ровной местности, ему нет дела до всего этого. Этот мужчина, что медленно бредёт по улице, опираясь на палочку и исподлобья посматривая по сторонам, с интересом разглядывая огромных насекомых, что мечутся между колосьями ржи пробивающихся сквозь трещины в асфальте, а в голове лишь: «Если я не могу взять верх над ситуацией, то пусть ситуация управляет мной». Он абстрагируется и крутит перед глазами сон, который видел пока лежал без сознания на больничной койке: падение, стремительно поднимающийся уровень воды, он ускользает и летит в неизвестные дали, подобно орлу, кадры сменяют друг друга и вот он наблюдает двойника, что врезался в его такси и выдавив педаль скрылся из виду, а после пустота… но нет, следом он улавливает какие-то кусочки, что были после, но после чего? Он видит себя как-бы со стороны, беспечно улыбающегося, сидящего за рулём разбитой машины, в том же изорванной костюме, с той же повязкой на лице, и в его глазах теплится влага, что мерцает бликами в свете закатных лучей. Он будто смотрит в зеркало, но не узнаёт себя, будто там кто-то другой, нос тот же, волосы, глаза, губы, улыбка, всё совпадает, но это кто-то другой, какая-то черта выдаёт подделку.

 Вдруг земля из-под ног начинает медленно ускользать стремительно меняя наклон и споткнувшись о небольшой сосновый пенёк, торчащий из канализационного люка, Джек падает и не может встать. Он валяется на чём-то мягком, запах свежести впивается в его ноздри, он медленно открывает глаза и наблюдает стоящую рядом с ним машину. Литые диски отсвечивают яркими бликами, по центру виднеется нечто напоминающее гайку, которая медленно вращается против часовой стрелки, будто кто-то её выкручивает. Наслаждаясь мягкой подстилкой из мха, что скрашивает боль от не заживших ран, Джек наблюдает, как эта гайка вываливается, а из образовавшегося отверстия выползает какой-то миниатюрный мальчик в красной цилиндре и помахивая ручкой поджигает нечто напоминающее моток динамитных шашек, с артистичной улыбкой бросает её внутрь колеса и поспешно убегает, ныряя в мягкий мох. Джек продолжает лежать, наблюдать и ждать, пока фитиль догорит, разнося колесо на части, а в голове мелькает лишь: «Если я не могу контролировать ситуацию, то пусть она контролирует меня».

 Перевернувшись на спину, он осознает насколько устал от всего: от графика, дел, расчётов, интриг и игр в удачу, манипуляций, обмана и бесконечного, неумолимо спешащего времени, которого всегда не хватает. Он вспоминает об отце, о том, как он расстелил перед ним дорожку, открыл все двери в жизнь: «Ты можешь добиться всего чего хочешь, только скажи и мы сделаем из тебя звезду, хочешь быть актёром, музыкантом, бизнесменом? Выбирай и просто будь, я об этом позабочусь»,- голос звучит среди мраморных колонн в храме воспоминаний, где пол уложен огромными гранитными плитами, а звуки расходятся тройным эхом, ударяясь об стены, растворяясь среди колыбельных на ночь, сказок и песен из его плей-листа. Где-то там, маленький мальчик кричит отцу: «Я хочу быть богатым, хочу быть как ты!», и время закручивает его в свою беспощадную спираль, переламывая все косточки, размягчая его до жидкого состояния, заливая в форму, придавая нужный вид, оно крутит его сквозь связи, дружбу, слёзы, гнев, от школы до колледжа, от первого трёхколёсного велосипеда до новенькой машины А-класса, от звуков будильника до утренних ласк верной спутницы, что обнимает за плечи и шепчет на уши свои женские секреты.

  Время протекает перед его глазами, Джек лежит в каком-то переулке и смотрит в небо, представляя на месте стремительно проплывающих облаков звёзды, видя, как падает одинокий метеорит, как кометы сталкиваются между собой, преображаясь в туманности, как звёзды взрываются, уничтожая всё на своём пути. Он опускает веки и видит под ними крышу своего храма воспоминаний, гранитный пол в нём холодный и грубый, а верхние своды так высоки, что он не может разобрать какие ордера и капители теплятся под ней. Джек лежит и думает, стараясь переварить приливающую к горлу горечь и слезы, что рвутся вслед за ней, он устал от этой жизни, где нужно держать марку, быть кем-то, повышать планку, бесконечно смотря на часы… и где-то там слышно, как плачет маленький мальчик, что заблудился среди колонн и статуй, ордеров и кубков, музея его тщеславной жизни. Этот малыш держит себя за плечи, медленно перебирая ножками по скользкому гранитному полу, просит сладкую конфету и мультфильмы по телевизору, хнычет и зовёт отца, а стены вокруг гудят эхом, и он разбирает в этом жужжании чей-то голос, вновь и вновь повторяющий вопрос: «Это ли твоя мечта? Та самая заветная мечта быть богатым, быть как отец?»

  Своды над ним темнеют, угрожающе подрагивая, а Джек просто лежит и ждёт, пока очередная волна захватит его и унесёт куда подальше, где воды плещутся и ветер рвёт деревья с корнем, секунды капают и динамит брошенный в колесо взрывается, сотрясая этот величественный храм. Он смотрит на крышу и видит, как мощная трещина разрезает каменное полотно, а осколки разлетаются в разные стороны. Своды рушатся, непосильно тяжёлые куски камня падают вниз, проходя сквозь тело Джека, будто он призрак, голограмма, проектируемая частицами светом, всего лишь дымка в своём же внутреннем мире, разрушенная детская мечта.

  Спустя пару мгновений, когда облака пыли начинают оседать, Джек наблюдает над собой бескрайнее небо, наполненное звёздами, млечный путь светит так ярко, как никогда ранее в его жизни, ему кажется, будто он в первые увидел звёзды. Он пытается нашарить нужные описи воспоминаний среди обломков монументов и памятников, натыкаясь на дорические и композитные ордеры, он перебирает обломки, пачкаясь в разбитым до порошкового состояния гипсе, пергаменты и трактаты, книги, что рассыпают пылью прямо в руках, ищет моменты, когда же он в последний раз видел их, звёзды.

  «Когда же, где... возможно в детстве, нет, уже не найти, всё утеряно, разрушено, а может ничего и не было. Может быть никогда и не было»,- думает он про себя, развалившись среди обломков собственной жизни, наблюдает как галактика медленно плывёт по небосводу, как падает одинокая звезда и переливается разными цветами полярная. Он закрывает глаза, вдыхает и спустя пару секунд открывает, вновь оказываясь на улицах городах, в том же переулке, лежа на мешках с мусором, утопая в них, словно в водяном матрасе. Он спокойно осматривается и наблюдая лишь ночную улицу и не более, разочарованно вздыхает и вновь обращается к небу. «Звёзды, не такие яркие, не такие насыщенные, но они, те же звёзды...»,- думает он про себя, понимая, что свихнулся окончательно. И не меняя позы пялится в эту даль, наблюдая за жалкими четырьмя блёстками, которым удалось пробиться сквозь огни ночного города, что подсвечивают небо, подобно огромного прожектору. Минут-две-три, его желудок ноет от голода, а голова начинает кружится от обезвоживания, глаза предательски разъезжаются в разные стороны и Джек засыпает.

 Он погружается в подсознание, чувствует будто его кто-то куда-то тащит, как шелест листвы и ветер ласкает распущенные волосы, а следом поспевает звук бьющихся о прибой волн, его дыхание перехватывает, он держит глаза закрытыми и впервые за всё время Джек действительно счастлив, что вновь сходит с ума, что его кто-то и что-то куда-то уносит… но вдруг, вместо прилива ледяного дождя и волн он ощущает чьи-то руки, что шарят по его телу, пальцы с шелушащимися от экземы кожей и мерзкое дыхание. Он открывает глаза и наблюдает некого бездомного, что, видимо, решил его ограбить. Тот же, заметив его бодрствование, мигом врезал ему с ноги по животу, вынул телефон с бумажником из внутреннего кармана и пустила на утёк. Тянущее чувство от не зажившей раны вызвали ужасный приступ боли и крик, что всполошил всю округу и корчась от накатившей на него волны он навзничь упал лицом на грязный асфальт и пролежал так без сознания достаточно долго, чтобы звёздное небо успело выцвести, уступая место предрассветным сумеркам.

 Алые лучи солнца окрашивают улицы в мягкие цвета, разливаясь огнём по стекающей к водостокам влаге. Масло, капающее из-под двигателей старых машин, разливается радугой по небольшим лужицам, превращая серый бордюрный камень в пристанище радужного озера, берег у лежащего в штиле моря. Если чуть-чуть присмотреться, то можно увидеть мутное отражение ослабшего мужчины, с семидневной щетиной (больше уже напоминающей короткую бороду), что стоит и пялится на это диво дивное, пока лучи солнца не настигают эту лужицу, просвечивая её насквозь, обнажая камешки и размокшие чеки, окурки сигарет и пробки от пива, покоящиеся на дне этого маленького озера.

 Джек стоит, выпрямившись практически полностью, продолжительный сон хорошо поспособствовал восстановлению швов и за исключением дикого голода, он заявляет самому себе, что теперь он чувствует себя: «Куда лучше, чем раньше». И медленно шагая по улице, что с каждые десять минут становится всё более людной, он наблюдает за этими потоками мужчин, женщин, каких-то стариков в шортах и с наушниками в ушах, что прогуливаются с утра, занимаясь зарядкой, поддерживая жизнь внутри стареющего, с каждым днём всё сильнее увядающего тела. Вся эта разноцветная масса движется, качается, обвевая бредущего Джека, что, немного прихрамывая, смотрит как люди волнами покачиваются вокруг него, напоминая колоски в поле, что теплятся под порывами ветра. Вот цвет светофора переключается и поток в одной стороне уменьшается, перетекая на другую, кто-то бежит, спеша по делам, кто-то ругается в телефон или роняет копейку, что катится маленький колёсиком, подпрыгивая на неровностях и исчезает в щели канализационной решётки.

 Мужчина в потрёпанном, грязном костюме цвета ржавчины, с кучей разводов от свежих помоев, сидит на мягком диване, что так кстати оказался рядом с обочиной этой крупной улицы. Подобрав кем-то недопитый кофе, Джек откидывается на спинку трещащей под ним мебели и смотрит на небо. Желудок гудит и съёживается от еле тёплой жидкости, что льётся в него, ноет и гудит, требуя нормальной пищи, а Джек, игнорирует эти позывы и наслаждаясь бодрящим напитком наблюдает, как облака медленно плывут, перетекая, меняя форму, а небоскрёбы окружают их словно вольер, ограда в зоопарке. «Этот муравейник работает без расписания»,- думает он про себя, допивая остатки, осушая стаканчик, но вдруг слышит звон падающих в стаканчик монет и лёгкую вибрацию в пальцах, а следом чей-то голос. Он протирает заспанные глаза, чтобы получше рассмотреть молодого парня, что пялится на него с странной растянутой улыбкой.

 -Оу, послушай, а можно тебя сфотографировать?

 -В смысле? Зачем?

 -Не знаю, ты выглядишь таким… потрёпанным жизнью, словно с войны только что вернулся.

 -Какой ещё войны… парень, отстать от меня,- покачав стаканчиком он почувствовал, как парочка монет трутся друг о друга, воспоминает об украденном бумажнике и чувство голода отрезвляет его,- Послушай, а может у тебя ещё мелочишки найдётся? Я могу тебе рассказать такую историю, после которой война тебе покажется сущим пустяком, ты только найди ещё пару тройку копеек, ладно?

 -Интригуешь, дядя, можем поступить иначе: ты рассказывай, а я решу сколько сам докинуть сюда… может быть лишний бакс или ещё копейку… Но смотри, если история будет скучной, то отберу всё, что дал до этого.

 -Правда заберёшь?

 -Не знаю, у меня ещё есть время подумать, не так ли?

 Зелёные глаза Джека уставились на этого парня, что стоит перед ним и властно упираясь локтем на выставленное вперёд колено, пялится прямо ему в глаза. Его напряжённая улыбка и азарт раздражают Джека, но ноющий желудок перебивает эти предостережения и с мыслью: «Ещё один безумец, небось репортёр или сценарист какой»,  начинает рассказывать ему историю о финансисте, что скрывает от бандитов, параллельно пытаясь не провалиться в пространство между мирами, начинает рассказывать как впервые упал в фонтан, после про сны в больнице, вспоминает о закручивающихся по спирали коридорах и окончательно запутывает своего слушателя, по итогу сам не очень понимая, где было начало, а где конец.

 -Вот так оно и получилось, теперь я тут, без денег, связи и возможности вернуться домой… Отец не обрадуется если узнает, что я спустил в трубу двадцать пять процентов его бизнеса, что тот так наивно доверил их мне. К нему, я думаю, пока не стоит идти… да и не получится, он в другой стране. Вот такая ситуация, я беглец, мужчина с повязкой на лице и швами на животе, пострадавший, видимо, сошедший с ума финансист-неудачник.

 -ОХОХО, в смысле? Ты всё это время про себя рассказывал? И как давно бомжуешь?

 -Да вот,- оттягивая рукав, Джек пялится на часы, где в маленьком прямоугольном окошке числится тринадцатое число,- Ровно неделю назад, я выезжал в полдень пятого, должен был прибыть на место встречи к двум, но что-то пошло не так…

 -Неделю? Оха, парень, до последнего момента я думал, что эта история хотя бы частично не выдумка… послушай, это потрясающе, такая фантазия!

 -Да это не выдумка.

 -Послушай, ты сам сочинял? Прямо сейчас на ходу? Или ранее?

 -Да я ничего не сочинял, это всё было, всё было на самом деле!

 -Да-да, я понимаю, верю, ведь всего лишь за неделю крупные финансисты оказываются среди бездомных на улице и сидя на диване рассказывают истории первому встречному. Я тебе верю, почему бы и нет? Я всё это только к тому, что у тебя явно есть возможность чуть-чуть подзаработать, если ты понимаешь о чём я? Так что хватит, не валяй ты дурака, было не было…

 -Что хватит то? Ты дурной что ли? Это всё было, всего лишь неделю назад, было это, был я счастлив и деньги всегда и день…- И прикусив язык понял, что начинает повторять слова из песни, что напевал тот мужчина в туалете, он прикусывает язык ещё сильнее, чувствуя, как кровь просачивается в горло, а желудок довольно ноет, требуя добавки.

 -Не-не, ты не подумай, я же не против, мне интересно, просто будь чуть-чуть серьёзнее. Сам посуди, если ты скрываешься, то зачем рассказывать этому первому встречному, где гарантии, что я не один из тех, кто охотится за тобой?

 Молодой человек, что до этого стоял в полусогнутой позе, как-бы склоняясь к бездомному в истрёпанном костюме, теперь начал шарить за пазухой и Джек в ужасе подумал лишь о том, что пистолет, который он сейчас достанет пришьёт его на месте. Не успев попрощаться с собственными воспоминаниями, он поднимает руки, пытаясь закрыться, что никоем образом не спасло бы, но внезапно этот молодой парень протягивает ему визитку засовывая её в ладонь, которой тот собирался спастись от пули.

 -Просто позвони мне как-нибудь, можешь с автомата, можешь по адресу прийти. Мне понравилась твоя история, можно из неё что-нибудь сделать, - и вынимая из кармана пятидесятидолларовую купюру, он кладёт её поверх визитки,- Не волнуйся, с оплатой не обижу, чао!

 Он лёгкой походкой удаляется вдоль, по проспекту, а Джек сидит и недоумевая пялится в зелёную бумажку, покачивает стаканчиком, лаская барабанные перепонки звуком перекатывающихся монеток и со словами: «Всё-таки сценарист», вытягивается и намереваясь аккуратно прилечь, наблюдает как мир вокруг вновь начинает преображаться……… вдруг он слышит рядом голос: «Ты привыкнешь, это нормально». Джек наблюдает рядом с собой того самого мужчину в белой майке и синих шортах, что сидел во рту у змеи, тот самый, что неизменно пожёвывает бутерброд и отрывая кусочек протягивает его Джеку, кивая и разражаясь доброй улыбкой.

 -Послушай, сегодня погожий день, дождя не обещают, почему бы тебе не отдохнуть? Посиди, расслабься, вечером я покажу тебе где можно достать немного съестного, ну если не терпится, то можешь пойти со мной и сейчас.

 Мужчина рядом кивает, поглядывая на фиолетовую куртку, которую Джек украл у какого-то старика в больнице и получив одобряющий взгляд своего нового друга надевает её на себя.

 -Да, утро сегодня чуть-чуть прохладное, влажность высокая, через часик-другой будет душновато. Ну так что? До вечера или сейчас мне компанию составишь?

 «Что за дичь вообще происходит? Что ему от меня нужно, кто он? За кого он меня принимает, безумие, просто безумие…», - думает про себя Джек, с опаской оглядывая его неестественно доброжелательную улыбку. – «…Эх, да в целом и не такое уж страшное, если сравнить со всем, что я видел до этого».

 -Нет, спасибо, пожалуй, я пока тут посижу.

 -Ну, как говорится, за спрос не бьют, бывай! Увидимся вечером.

 Напоследок он достаёт ещё по бутерброду из карманов фиолетовой куртки, что пришлась ему как нельзя в пору, и протянув один из них Джеку, побрёл вдоль улицы, перепрыгивая через канализационные люки, посматривает в разные стороны, переходя дорогу в неположенных местах. Этот мужчинка бредёт куда-то, выделяясь среди кучи серых костюмов своим ярко-фиолетовым цветом, мечется то в право, то в лево, маневрирует зигзагом по потоку и в один момент скрывает за поворотом, а Джек лишь сидит и ждёт, наслаждаясь этим зрелищем и вкусом мягкого хлеба с зеленью и ветчиной. Он закрывает глаза и вслушивается в звуки большого города и сквозь голоса и гудение улавливает какие-то обрывки мелодий, наигрываемые на акустической гитаре. Где-то на другой стороне улицы играет уличный музыкант, какой-то молодой парень с потёртой временем гитарой и ломанным вокалом, что отыгрывает проигрыш за проигрышем, подвывает что-то нечленораздельное и мечет глазами на прохожих, так и прося у них немного мелочи. Вокруг него летают какие-то птицы, которых он упор не замечает, наворачивают круги поднимаясь всё выше и выше, увеличиваясь в размере, ещё пару мгновений и они уже парят в небе, подобно огромным самолётам, планируя между зданиями, смешивают потоки воздуха, вызывая небольшие воронки торнадо, закручивающие листки с нотами и помятые доллары из чехла этого парня. Воронка, состоящая из пыли, листьев, бумажек и денежных купюр раскручивается по тротуару и ловко спрыгнув с бордюра движется через дорогу в сторону Джека. Ещё секунда и жёлтая машина такси проходят сквозь него, лишая этот столб «устойчивой» формы и всю эту макулатура сносит в сторону мужчины на диване. А он по-прежнему сидит и отстранённо наблюдает за происходящим, вокруг него разбросаны купюры номиналом в один-пять-десять долларов, где-то даже двадцатка виднеется, но Джека это почему-то не волнует. Он доедает бутерброд и вытерев об двадцатку руки, откидываясь на спинку, принимая позу полулёжа.

 Вытянув босые ноги, он ощущает лёгкий холодок в ступнях и мельком глянув на них, понимает, что опустил ноги в мелкий ручеёк, поток бегущей по краю дороги. С удовлетворённой улыбкой он погружает ступни в воду полностью и заложил руки за голову наблюдает, как мир вокруг начинает преображаться. Дорога перед ним начинает наполняться водой, будто кто-то открыл клапан канала, пустив в желоб лёгкий поток, что с каждой секундой так и норовит выйти за свои границы. Ещё чуть-чуть и водная гладь перешагивает тротуарный камень, погружая диван на четверть в свою власть. Ещё немного и Джек начинает наблюдать, как улицы вокруг куда-то уплывают, молодой человек с гитарой будто проезжает мимо него, не перебирая ногами, ничего не делая, он просто воет своим любительским голоском под четыре аккорда и плывёт вместе со всей остальной улицей. Красный потёртый жизнью диван выносит на проезжую часть, и он плывёт на ряду с машинами и школьными автобусами, маневрируя в потоке, а в то время как капитан этого судна спокойно лежит, подпирая одной рукой голову, а другую опуская вниз, лаская пальцы стремительным водным потоком, что ежесекундно меняет температуру от ледяных плюс двух градусов, до удовлетворительных тридцати.

 Вокруг мелькают огни светофоров, какие-то дикие звери, что плещутся рядом, запрыгивая на капот стоящих в пробке машин, а диван неумолимо сносит потоком, он сужается, протискиваясь в узкие щели между машинами и фонарными столбами, ежесекундно меняя свои размеры и пропорции. Тучи над городом начинают сгущаться и спустя пару минут яркие молнии освещают пространство вокруг, а проливной дождь льёт участками, промачивая только пешеходные дорожки, оставляя вокруг себя пространство неприкосновенным и сухим.

 Бунтующий гром и молния следом, а после шелестящий звук волны за бортом, вокруг проплывает бесконечного времени лето, а ты летишь, бежишь, следом, сгущая мысли свои: «Оставь на потом, всё будет потом». Бежишь сквозь туманы, поля иль листву, сужаешься в петли, ища заветную дверь или в пещере дыру. Пройдя сквозь порталы, сквозь трещины в жизни, сквозь график, падение вниз навсегда, спуститься до центра земли и отчизны, пробить его дальше и выйти сюда, на новую землю, сквозь утренний свет, внимая тому, что слышал в утробе: Здесь на земле, среди нас, жизни нет, есть время, ведущее к мягкому гробу.

 Раскачивая на своём маленьком корабле, что выплыл на крупные проспекты и теперь теплится на многополосной дороге, Джек поддаётся удовлетворённому желудку и вытягивается в полный рост, решая немного вздремнуть. Закрыв глаза, он вновь исчезает из привычного ему мира, стараясь понять, учась ориентироваться среди зелёных джунглей, что прорастают на его глазах, затягивая вьюнками парадные, а следом и двери стареньких домов. Небо, привычно усеянное проводами теперь скрыто лианами и верхушками баобабов. Стрекотание насекомых, крики чаек, шелест волн и гудящий тёплый ветер в ушах, он движется куда-то, исчезая из привычного ему мира, вступая в новую жизнь, будто младенец, делает первые шаги, оступается и стараясь не упасть, цепляется за край двери. Время закручивает его и вот он смело дёргает дверные ручки, лазая по всем чуланам, изучая неведомые растения, причудливых ящериц, что прячутся среди початков кукурузы, растущих в вентиляционных камерах. Вот он снова подросток, ползущий по узкой пещере в поисках сокровищ, минута-две-три, фантазия разгоняется и вот он открывает сундук, набитый невообразимого размера камнями, чистыми рубинами, алмазами розового оттенка, золотыми самородками, размером с кулак. Ещё секунду и пол под ним проваливается, а он открывает глаза и к своему удивлению обнаруживает себя сидящем в полупустом автобусе, который мчит его в неизвестном направлении. Солнце за окном нависает над горизонтом и длинные тени тянутся от окон на пустые сиденья, отражаясь бликами от блестящий поручней.

 Джек сидит, прислонившись головой к тёплому стеклу, за окном мелькают пригороды и смутные очертания леса на линии горизонта. Он смотрит пару минут на бегущие по кругу стрелки, после достаёт из внутреннего кармана ежедневник и пошарив по страницам выбрасывает его в приоткрытую форточку, следом туда отправляет и наручные часы. Вытягивая свои ступни на соседнее сиденье и снимая пришедший в совершенно негодный вид пиджак, подкладывает его за спину. Профиль его лица светится в лучах уходящего дня, зрачки его зелёных глаз сужаются, принимая рыжеватый, закатный оттенок. Джек смотрит на проплывающие мимо виды и улыбается, отстукивает пальцем в такт своей внутренней музыке и напевает незатейливую мелодию. В его глазах теплится влага, не то от внезапно накатившей зевоты, не то от яркого солнца. Две сверкающие капли стекают по изгибам лица и проваливаются в ямочки на щеках этого счастливого человека, который широко улыбается, поигрывая на свету кусочком блестящего металла, найденным на полу рядом. Солнце скрывается за горизонтом, уступая место темнеющему небу, на котором ежесекундно загораются звёзды, минуты утекают, превращаясь в часы, время-время-время, оно больше не волнует его. Он забылся, потеряв значение этого слова и ощущая лёгкий голод в желудке, откидывается на спинку, наблюдая за тем, как автобус уносит его в ночь и звёзды вокруг ежесекундно сменяются друг друга, этот космический корабль летит сквозь бесконечное ничто, его киль разрезает морскую пучину, а палубу заливает брызгами волн. Джек закрывает глаза и движется дальше, плывя по течению и не думая ни о чём, кроме ещё одного бутерброда.