Я не могу больше помнить

Я не могу больше помнить. Я поняла, что достигла предела в этот понедельник, и разноголосый хор в моей голове перебивает меня и давит на сознание, превращает меня в пюре. Я слышу их былые мнения, отношение ко мне и складываюсь, как платье без вешалки, в мятый комок. Один неверный шаг в сторону, одна неконтролируемая мысль влево – и не избежать сравнений, частичек «бы», физической усталости вкупе с моральной подавленностью.

Сколько неудач подряд может вынести человеческое, обыкновенное, самое заурядное сердце? Сколько раз мы способны подняться с колен, отряхнуться и рвануть снова на стартовый рубеж? Ну два, от силы. Если больше, то это не человек, наверное, а эдакий позитивчик с безумной улыбкой и купленной на тренингах/ коучингах /вебинарах уверенностью в себе и в своем светлом завтра.
Нет, я не хожу опухшая от слёз, и моя слабина надежно и укромно прикрыта сильным характером, и я не планировала ускорять свою печальную кончину с помощью народных средств, нет. И более того, я не смахиваю на городскую сумасшедшую в вязаном пончо с кульком хлеба для голубей и шкатулкой воспоминаний. Но я испытываю на себе порывы степного суховея, который все попытки взрастить что-то новое, гасит на корню.

Я устала помнить, сколько раз выглядела глупо и недостойно, выставляла себя кретинкой. Я устала выуживать невзначай из бездонной памяти все их ехидные фразы, грязные соблазны, волосатые руки, холёные морды, «люблю», сказанное с придыханием с привкусом вчерашних чужих сисек и водки. То там, то тут всё это выныривает на поверхность, и я впускаю в свою жизнь сомнения в себе. Я устала нести с собой память о разного рода разводилове, когда я думала, что я муза, а на деле была «хвостик от арбуза».

Хвалёная мудрость подсаживается рядом, обнимает за плечи, гладит и говорит, что я не стала бы такой, если бы не всё это. Мол, это часть сценария, так задумано, крепись и не дури. Значит, предательства и мудаки, свалившиеся на голову – тоже часть сценария? Зачем было давать подонкам главные роли? А меня выкатывать на сцену в виде декорации кому-то показалось замечательной идеей. Да уж.
Да, я большая девочка. И теперь уже имидж – всё, жажда – ничто, теперь моя репутация – моё сокровище, и никто не будет даже догадываться о том, что я имела неосторожность рыдать когда-то взахлёб, волочиться за кем-то, терзаться, - никто не обязан чувствовать дискомфорт и неловкость рядом со мной только потому, что меня давеча переклинило.

Но молчать и крепиться – не значит не думать.
Части пазла под названием «жизнь», необходимые жизненные этапы, бесценный опыт, - расхожие, приевшиеся афоризмы, иначе не назовешь. Всё это понятно, я сама могу навалить на уши вот такими же фразеологизмами, но куда бы мне засунуть все те страницы, которые были пролистаны в поисках картинок, ярких и незабываемых?
Как мне развидеть его татуировки и не чувствовать пустоту в тех руках, которые без них? Как мне вылепить из тех, кто был в туманном «после» надрывно прекрасную тактику жизни, полную страсти и показушных влюбленностей, чтобы он не думал, что я тут гасну?
Знаешь, я предпочла бы подождать сколько нужно, даже лет пять/семь/десять, которые в юности идут по двойному тарифу, лишь бы не кружить вот так вокруг да около одного единственного эпизода длиною года в три.
Знаешь, я пыталась потом сыграть мелодию, единожды услышанную, на каждом встречном музыкальном инструменте.
Знаешь, мне была дана чистота и совесть, и стыд, и мечтательность, и трогательность, и детская впечатлительность, а я всё это обменяла на что? На его любовь-нелюбовь, которой красная цена гнилой грецкий орешек. Знаете, горький такой?
Я просто не могу больше помнить, как рисовала на полу три ночи подряд тебе картину к дню рождения, как пекла первый в жизни пирог на твоей кухне, как узнавала себя.
Почему так получается, что невинность потерять второй раз гораздо сложнее? А ведь так и получается, я не могу никого. Не могу. Но и хранить тебя и жалких твоих двойников тоже.
И я могла бы накатать поэму, сочащуюся ненавистью, злословием о всех, кто не смог и о нем, который не захотел. Но мне нужно не это. Я не хочу касаться ни тебя, ни их никак, ни мысленно, ни рукой, ни злым словом, ни даже мстительной усмешкой. Мне нужно отпущение всего этого. Я не могу больше. Я хочу только отстегнуть эту страховку-обманку и свалиться туда, где не будет их голосов, лиц, тел. Пожалуйста.
Я не могу больше помнить.

Карина Соловьёва/Доронина