Хвеся и Анатка

Хвесю невозможно показать публике. Потому что она ведет себя, как не взрослый человек, а сама при этом ого-го, при годах. Она может ляпнуть разновсякую глупость,рассмеяться невпопад, может запроситься на выход в то время, когда никто еще туда не устремлялся.

Например, приличное учреждение. Собрались граждане. Обсуждают что-то, пьют аперитивы... Да нет, тут даже описывать нечего! Хвесю там просто невозможно представить! С ее лишним весом,в ее разлапом платье? С ее шепотом в левое ухо: а вон то, кто? Кто? Надо же, а так по-болвански выглядит... А эта, эта? Миленькая такая! Как, официантка? Чистая герцогиня.
И так далее.
А родственники? Как они воспримут Хвесенцию? Они же будут смеяться! Ну, скажут,  ты и нашел! Искал, искал, и такой клад откопал! Где ты эту чумчидру выискал?

На самом официальном мероприятии, во время торжественного сообщения в народ, она может прижаться к тебе, и выдохнуть: «только ты». И прочее. Нашла момент! Зато ночью отправится ночевать на диван, и ничего ты с ней не сделаешь.

Вот Анатка – человек! Анатка взрослая. По-взрослому жизнерадостная,по взрослому печальная. Анатку можно показать, где угодно, кому угодно. Она всегда будет вести себя соответственно моменту.
У Анатки, между прочим, куча кружевных дополнений к телу.
Он один раз заглянул в ее шкаф для белья (для платьев и верхней одежды другие шкафы) – и его качнуло от запаха духов, и чего-то специфически женского, настоянного на многолетнем взращивании в себе дамы.
Там этих кружевных чашечек – колонны! А рядом стопки не менее кружевных треугольников - стопки, стопищи.

Утром Анатка в утреннем, вечером в вечернем. Каждый день что-то новое. И все на ней, как на манекене – влитое. А взгляд какой цепкий! Выцепит из ряда магазинов именно тот, в который нужно войти. А из вороха, который там навален – именно ту одежку, которая сделает ее красавицей. Анатка – всегда красавица. Всегда куколь взбит на голове, всегда чашечки торчат, ну, и прочее.

А Хвеся? Да хватит уже про эту Хвесю, даже стыдно.

Он лежит лицом в стенку. Анатка давно уже спит. Она вообще быстро засыпает. У нее внутри очень отрегулированный механизм. Анатка знает все не только про кружевные чашечки, но и про расписания поездов и самолетов, названия всех столиц, отелей и злачных мест мира,который для нее - любимая сцена, и она на ней в главной роли. Аплодируйте!
Даже родственники сказали про Анатку – да! Вот это да! Самое то!

Он лежит лицом в стенку, у него болит живот. Не комильфо. Про такое Анатке не скажешь. У нее живот никогда не болит. Ах, да, она и врачей всех знает. К кому, куда, о чем спросить, как заплатить.

Живот болит, а пуще болит орган, у которого нет названия. Тот, что ноет в середине каждого человека, но своего местоположения не имеет.
Орган ноет, живот болит. Так жалко себя! Он закусывает уголок подушки, глаза наполняются слезами. Хоть бы Анатка не увидела. Все, что отдает неприличием, в ее присутствии не представимо. Он же не Хвеся, чтобы вести себя не по-взрослому.

Из-под ресниц выбиваются слезы. Остановитесь! Он счастлив, он вовсе не хочет этих соленостей, подушка уже мокрая, какой стыд! Но остановиться невозможно.
 
Хвеся... – где-то внутри родилось это мерзкое слово, и звучит, звучит. Хоть бы удержать его в себе, хоть бы не вырвалось!
Хвеся, дурра, уйди...

И слышит где-то в глубине, в том месте организма, которого не существует:
я здесь, Гунька, не плачь!