Посреди океана. Глава 69

Всякое разумное существо, каким бы замечательным оно ни было, в глубине души не уверено в своих достоинствах.
И поэтому каждый человек нуждается в том, чтобы ему постоянно показывали, как приятен его собственный образ. Разумеется, не прибегая при этом к лести. Просто ему надо постоянно давать понять, что он нравится. Не важно чем. В каждом имеется что-то такое, чем он может быть привлекательным.
Человек живёт и существует постольку, поскольку отражается в других людях.
А чтобы другие согласились быть его отражением и окружением, им нужно угождать.
Другими словами, показывать им свой образ в благоприятном, выгодном свете. При всём при том угождение это должно быть ненавязчивым и естественным. Для чего  желательна привычная, доброжелательная обстановка.
Приветливо сказанное слово, к месту красноречивое молчание, либо мягкое возражение.
И забота. Так создаётся приятное впечатление, сглаживающее все шероховатости действительности.
А это своего рода искусство. Когда одним своим присутствием одушевляешь и оживляешь  всё вокруг. Естественность и непосредственность придаёт жизненных сил. Для этого надо выключить сосредоточенность на себе, перенося её на других, чтобы тактично не мешать окружающим выражать свою индивидуальность.
Проявляя же с благоприятной стороны себя, благодаря кому-то, человек неосознанно начинает тянуться к нему. К тому, кто помогает раскрыться с лучшей, привлекательной стороны. Общество человека, помогающего выглядеть притягательным, помогающего нравиться, становится насущной необходимостью.
При этом у каждого на уме может быть совершенно своё и совершенно разное.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

- Коряга свататься удумал! - удивился Вова Большой. - Инга, не слушай его, он же пьяница горький. Не успеет прийти на берег, как сразу всё пропивает. У него за душой, кроме этой самой души, ничего нет.

- Ну, перестань, - смущённо осадил его лебёдчик. -  У меня ещё есть печенка, почки, селезенка...

- Ну ты и богач! - восхитился Руслан.

- У меня нет времени на старомодные манеры, - продолжил приободренный Коряга. -
Ещё пару взмахов вёслами - и на абордаж!
Он подмигнул своим товарищам, которые с любопытством наблюдали за развитием
событий.

- Но-но! Я тебе вёсла-то пообломаю, если приблизишься к моей невесте! - прикрикнул
на него со своего места Румын.

Я с неподдельный интересом взглянула на очередного жениха, однако ничего умного
не нашла для ответа, а глупости пороть охоты не было.

- А я думал, что ты - человек интеллигентный, будешь сидеть и культурно помалкивать.
Думал, при тебе говорить можно сколько угодно и что угодно, - укоризненно произнёс лебедчик, обращаясь к тралмастеру, и затем уже пояснил конкретно для меня: - Его  можно понять. Он тоже имеет право на счастье. Хотя он и некрасивый.

- Тонкий всегда страдает от толстого, - пожаловался мне тонкий Румын на своего упитанного соперника.

- Инга, я бы советовал тебе иногда посматривать на этого рыжего мужчину. Причём, посматривать игриво, - великодушно попросил за своего приятеля Коряга.

- Он совсем от рук отбился, - пожаловался мне на лебедчика тралмастер. Но тут же
с оптимизмом заверил всех: - Зато от ног отбиться не сможет!

- Инга, не обращай внимания на этого рыжего. Я передумал. Не посматривай на него игриво. Он с тех пор, как в тебя влюбился, совсем идиотом стал. Вон, видишь, на
тебя смотрит и чай льёт мимо рта. Обжигается,  всё равно глаз от тебя не отводит. Видишь? - Он сочувственно вздохнул. - Совсем идиотом стал. Скоро голова затрясётся. - Затем, поразмыслив, добавил: - То, что ты, Румын, влюбился, это нормально. Но
повода для взаимности я не вижу. Правда, Инга, зачем тебе нужен такой идиот?

Тут я не выдержала и решила вступиться за униженного и оскорблённого.

- Во-первых, если он в меня влюбился, то он уже не идиот. У человека хватило для  этого и вкуса,и ума. А во-вторых, любой идиот, влюблённый в меня, лучше, чем   какой-нибудь умник, влюблённый в другую дуру.

- А я тебе всё-таки усиленно рекомендую себя, - не сдавался Коряга. - Мы с тобой  будем просто поразительной парой.

- Что, такие красивые? - ревниво поинтересовался Руслан.

- Нет, такие паразиты, - опередил всех с ответом Шурик Косолапый, вставая из-за
стола.

Следом за ним из-за стола потянулись и остальные добытчики.

Румын подошёл к развалившемуся на диванчике Коряге и, беря его за воротник, с вкрадчивой ласковостью произнёс:

- Интересно, ты ещё долго тут выпендриваться собрался?

- А может, я решил здесь корни пустить? - недовольно заартачился тот.

- Инга, подай мне чайник, я полью этот кактус, а то засохнет тут во цвете лет.

- Сам ты кактус! - оскорбился лебедчик.

- Ах, извини, дорогой! Я маленько ошибся. Надо было сказать: полью эту корягу,
чтобы она зацвела, как тот кактус, раз в триста лет.

- А кстати, Саш, почему тебя Корягой прозвали? - решила я, воспользовавшись подходящим моментом, выяснить давно интересовавший меня вопрос.

- А чёрт их знает! Прозвать прозвали, а объяснить забыли, - ответил он, в то время
как Румын дружелюбно выволакивал его за шкирку из салона.

Последними, как всегда, завтракали за столом машины.
Я уже убрала со столов добычи и рыбообработки, когда пришли Юрка-сварщик, Анзор
и слесарь Соколов.
Тут вдруг и "камбуз" выполз попить чайку. Оставалось только удивляться, как это они снизошли до того, чтобы решиться завтракать в обществе столь ненавистного им Анзора.
Пашка, камбузник и пекарь чинно уселись напротив "святой" троицы из рембригады.
Кроме вышеупомянутых, за столом сидели электрики Эдик и Дима.

Разговор у них зашёл о том, что сегодня или завтра должны забрать на "Перламутре"  почту для "Лазурита".
Потом кто-то из присутствующих вспомнил, что когда в прошлый раз с почтой ходили
на "Полоцк", видели там собаку. Эдик припомнил, что когда он работал в подменке
на каком-то пароходе, у них тоже была собака, и для неё даже талоны выписывали.

- А зачем нам собаки? - саркастически спросил Анзор и желчно заметил: - У нас
люди хуже собак!

- У нас один старпом всех собак и кошек заменит! - ещё более желчно произнёс
слесарь Соколов.

- Это не повсеместное явление, а отдельный случай! - тряхнув своей лошадиной
причёской, с весельем в глазах и нарочито строгим видом, высказался Дима-электрик. - Это так обычно на собраниях партийных говорят: есть отдельный случай. Отдельные
мужья изменяют отдельным жёнам. Отдельные работники пьянствуют на отдельных
местах. И отдельные люди на отдельных траулерах хуже отдельных собак и отдельных кошек.

- Остаётся только удивляться, как из таких отдельных идиотов, как мы, получается
такой замечательный и мудрый советский народ! - с шутливым пафосом заметил
Юрка-сварщик.

- Что вы такое говорите? - изумился Эдик-электрик, принципиально отказываясь
понимать услышанное. И толстенные стекла его квадратных очков осуждающе блеснули.

- А всё это происходит из-за чего? А всё это происходит из-за того, что у нас такое количество матерей на душу населения, - попробовал объяснить коллеге Дима. - Как
начнёт какой-нибудь отдельный товарищ перечислять, сколько у него матерей, так
считать замучаешься: мать, мать и мать за каждым словом. Перебор, короче.

- Вам не нравится, как мы говорим? Мы плохо говорим? - с сожалением
поинтересовался  у обоих электриков Юрка-сварщик.  - А думаем мы ещё хуже!

- Мы - люди циничные. И никогда этого не скрывали, - с присущими ему презрением
и злостью заявил всему столу слесарь Соколов.

- Только не надо с ними спорить, - с надменным видом посоветовал пекарь Эдику, который было уже открыл рот, чтобы ещё что-то высказать. - А то этому базару
конца не будет.

- Не обращай внимания. Ремонтники любят лапшу на уши вешать, - встрял со своим замечанием для электрика Паша. - Стряхни вон со своих ушей. Глянь, макароны
Экакие висят!

- Что значит, профессионал своего дела, - восхитился Юрка-сварщик. - Ну о чём ещё может говорить повар? О макаронах, о лапше... О чём же ещё?

Завтрак закончился. Я убрала со столов, а "лапшевники" всё никак не убирались
из салона. И я, не желая слушать дальше их трепотню, а также не желая терять
понапрасну время, пошла убирать коридор, с которым до завтрака разобраться не
успела.

По дороге к месту уборки я столкнулась со старпомом. Поздоровавшись, хотела было поскорее прошмыгнуть мимо, но он остановил меня, задав довольно странный вопрос.

- Скажите, а вам не страшно работать на судне?

- В каком смысле? - не очень-то поняла я.

- Ну, а в каком смысле страшно? - задал он очередной странный вопрос.

- Вообще-то, ни в каком, - попробовала я прояснить эту туманную ситуацию.

- Двери не ломают? - он попытался выразиться конкретнее.

- Нет, - ответила я, лихорадочно соображая, что бы это всё значило. - А что,
должны ломать?

- Нет, - успокоил меня старпом, - не должны. - И тут же опять озадачил: - А то я
вот ходил, отгонял.

Я не стала выяснять, где он ходил, кого отгонял. И поспешила удрать в свой "любимый" коридор. А потом жалела, что не выяснила. Потому что голову себе чуть не сломала, разгадывая сокрытый в том загадочном разговоре смысл.
Но так и закончила уборку, ничего приличного не придумав в объяснение старпомовскому "ребусу-кроксворду". Короче, плюнула я на эти раздумья и переключилась на другие.

Когда, убрав коридор, я вернулась в салон, там, слава Богу, никого уже не было. И я принялась за мытье салонной палубы.
Домыла до двери камбуза и увидела, что она распахнута. Я сразу вспомнила про  вчерашний " сквозняк", и с удовольствием её захлопнула. Тем более, что на камбузе сегодня была просто удушающая жара. Впрочем, как и вчера, и позавчера.
Но Пашка не пожелал терпеть закрытие салонной двери и пожелал терпеть "сквозняк".
Он с такой силой и с таким вызовом распахнул родимую снова, что я спорить больше
не стала. Этим баранам с воротами не угодишь: то они желают на них пялиться, то наоборот.

Вернувшись в каюту, оставшееся до обеда время употребила на писанину в тетрадку.
Анюта легла досыпать то, что не успела доспать утром. Я несколько раз порывалась поддаться её заразительному дурному примеру,но, собрав всю силу воли в кулак левой руки, а в правой, сжимая шариковую ручку, продолжила своё неблагодарное и неблагородное занятие - записывание всяких глупостей, произнесённых и произошедших
на "Лазурите".

Обедать первыми заявились те, кто завтракали последними. А именно, "святая" троица
из рембригады. Впереди, весело насвистывая, шёл Юрка. За ним, напевая что-то себе
под  нос, победной грузинской походкой вышагивал Анзор. И последним, скорчив привычную недовольно-презрительную гримасу, флегматично выбрасывал перед собой длинные ноги слесарь Соколов.

Оказавшись за столом, они поочерёдно, каждый на свой манер, пошарили половником
в кастрюле со щами и, оставшись недовольными, потребовали подать второе.
Ни слова не говоря, я притаранила им три порции овощного рагу, так называлось в
меню это капустно-картофельное блюдо, щедро сдобренное томатным соусом.

- Эй, хохол, ты, никак офонарел?! - очень громко, так, чтобы было слышно на
камбузе, предположил слесарь Соколов. - На первое щи, на второе - щи!

Надо признать, что рагу овощное действительно было несколько жидковато. Во всех смыслах жидковато.

- Я не хохол, я сибиряк! - с достоинством отозвался с камбуза шеф.

- Какая разница? Украинец любит сало точно так же, как и сибиряк, - резонно
заметил Анзор.

Не обращая внимания на эти межнациональные разборки, Юрка трагическим голосом,
в котором угадывались нотки скрытой угрозы, завопил:

- Нет, Паша, ты наверно только тогда хорошо накормишь меня, когда по приходу в
кабак поведешь! Помяни моё слово! Или меня не моя мама родила!

- Всех троих поведешь в кабак! - решил примазаться к понравившейся идее слесарь. -  Пока не откормишь нас за весь рейс, живым из кабака не выйдешь.

- Весь "Лазурит" поведешь! - Анзор был щедр и привык мыслить масштабно. - Хотя...-
Он тут же засомневался в осуществимости этой грандиозной затеи. - Пашку в кабак на аркане не затащишь. Он все деньги на сберкнижку кладёт. Жениться собирается.

- А я смотрю, что он всё на Ингу так ревниво поглядывает, - охотно развил заданную тему Юрка-сварщик, заговорщицки мне подмигивая.

- А что, Инга, не теряйся! Мужик, что надо. Сам готовит, - примерился к роли свата  мой однофамилец. - Что некрасивый, не страшно. Зато спокойна будешь: такого не  отобьют.

- А если кто и отобьет, сам не рад будет, - добавил Анзор.