Глава одиннадцатая

   Вечером мы долго говорили с Антоном, обо всем, что прошло и что еще
предстоит пройти. Рад его приезду и одновременно страшно как-то за Антона.
  - Знаю про вас с Полинкой. Ходишь к ней в гости на стаканчик чая.
  - Между нами ничего нет, Антон. Полина мой друг.
  - И между нами тоже, кстати. И не будет, она сказала мне так. Да я и не
расстраиваюсь. Разные мы с ней, не сойдемся. Лучше одному быть, легче выжить
в этом чертовом мирке.-Антон смотрит в окно, на огни фонарей, покачивающихся
на ветру.- Скажу тебе секрет один. Ты ведь вроде брата мне, все заботишься,
хоть я и не просил. Отцу не говори, начнет нотации читать. Завтра народ хочет
устроить маленькую революцию. Устали все от бардака, который творится в городе.
Хозяева не выплатили ни копейки семьям погибших, город умирает, как в кольце,
душат нас потихоньку. Сам все понимаешь, малой. Народ дохнет и не может уехать
отсюда-денег нет, жилья нет. Что делать? Молиться, как вы с отцом делаете.
Не помогает Бог, устал вытаскивать нас из ямы.
  - Не говори так, Антон, ты знаешь, что не прав.
  - Да кто прав сегодня? Нет правых, есть только один выход-бороться с
гадами, бить их теми же методами, что они на нас применяют.
  - Это как же?
  - Завтра все произойдет. Народ хочет прийти к администрации, потребовать
компенсации, чтобы уехать, купить жилье. Хоть в Сусумане. А если не пойдут
на встречу, война начнется.
  - Нельзя решать вопросы насилием. Ничего не получится. Мы вместе можем
написать в краевую администрацию, я могу поехать и просить помочь людям.
Но развязывать кровопролитие-грех. Никогда не иди на это, Антон.
  Он внимательно смотрит на меня, головой качает:
  - Дурак ты, Сашка,святой дурак! Нет и не будет другой правды, кроме
собственного крепкого кулака. Надо стукнуть по столу, показать, кто в
Кадыкчане хозяин. Спасать город идем, Сашка! Это правый бой, как ты не
понимаешь?!

   Полина прибежала в церковь утром, запыхалась.
  - Идемте скорее, там народ возле шахты собрался, требуют расселить город.
денег хотят. Отец Михаил, вам надо успокоить людей. Как бы беды не случилось!
  Мы закрываем церковь, отправляемся на лобное место.
  - Ты знал об этом?-только и спросил Михаил.
  - Да, Антон вчера рассказал.
  - А почему не сказал мне?
  - Обещал молчать.
  - Мартынов, дурак ты что ли?
  - Похоже так, Михаил Васильевич.
Михаил промолчал, только прибавил шаг.
 
  Людей много пришло, я слышу гудение голосов, матерные выкрики в адрес
администрации, но за дверью здания все тихо. Никто не хочет спорить с
разъяренной толпой. Они теперь, как река без берегов, разольются, затопят все
вокруг. Себя затопят.
  Замечаю Антона в толпе, в первых рядах стоит. Он вернулся, чтобы вступится
за город. Но опять я хочу доказать его неправоту, вернее вбить в голову другой
ход мысли. А что, если я поступаю глупо, не он? Почему-то стало ясно вдруг-
я просто диакон, пытающийся образумить этих забытых призраков Кадыкчана.
Так и не переборол свою гордыню, значит не имею права говорить людям, как
жить и поступать по совести и вере.
  - Мы дохнем, как мухи, а вы ждете, когда последний человек помрет. Много
нахапали с аварии? Дайте нам хлеба и жилье, гады!-кто-то из толпы кидает
первый камень в окно. Стекла со звоном сыпятся на землю.
В дверях появляется начальник шахты Гордеев. Я вижу, милицейская машина
подъезжает с дороги.
  - Что ж вы творите, нелюди?!-кричит Гордеев.-Нет денег, мы тоже с вами
торчим здесь и ждем милости от администрации. Где я вам возьму новое жилье?
  - Да ты на себя посмотри, Гордеев! Ты голодным и холодным не выглядишь! И
квартирка имеется в Сусумане. А нам-то что прикажешь делать? Подыхать
остается.-кричит Антон.
  - Ты, Мухин, молчи! Тунеядец, ни дня не работал. Что выступаешь теперь?
  - А я за всех говорю. Правда, народ?-он поворачивается к нам,ища повода
всколыхнуть эту реку.
  - Да, правду говорит он!-кричат многие.

  Михаил вдруг начинает продираться вперед, расчищая себе проход руками.
Поднимается на крыльцо к Гордееву. Я тоже пытаюсь попасть туда, но люди
смыкаются плотными рядами, их с боков поджимают приехавшие машины из участка.
Я оказываюсь внутри, между разгоряченных тел. Чувствую запах пота, кто-то
больно толкает меня локтем в бок.
  - Люди, одумайтесь! Какой смысл драть глотки? Надо решать вопрос на уровне
администрации края. Как Гордеев сможет нам помочь? Давайте вместе писать,
просить. Они не оставят нас умирать.
  - О, поп решил заговорить! Ты нам предлагаешь просить Бога о помощи. Чего-то
твой Бог не помог, когда авария случилась, когда мои дети стали болеть 
от холода и голода, когда не привезли дрова и опустели полки в магазинах.
Жрать хочется всем! И жить тоже! Где твой хваленый Бог?
  - Бог в сердце должен быть первично.-тихо проговорил Михаил.- А вы вырвали
его из своих сердец, топчите грязными сапогами, треплете его имя на углах, а
потом вопрошаете, где же он? Он думает о вас ежесекундно, спасите себя
сначала, а потом придет и от Бога спасение.
  Я вижу Антона, он бледный стоит в толпе, не отрываясь, смотрит на отца.
Он поворачивается, чтобы уйти, толкает стоящих рядом, но его останавливают
руки. Хватают, насильно держат на месте.
  - Пустите, гады! Отец, шел бы ты домой! 
  Видел я, как из толпы вынырнул Шарыга, тот самый парень в рабочей куртке с
надписью Шахта № 10, тот, что затеял драку. Он молча подходит к Михаилу и без
слов бьет его в голову камнем, зажатым в кулаке. В тишине слышно, как
падает Михаил на ступени под ноги Гордееву. Река не шевелится, они все
замирают в немом испуге, сжимаются еще сильнее, чтобы защитить себя самих.
  - Батя!-Антон вырывается из тисков, бросается к Михаилу. Поднимает его голову,
на руке остается кровь. Темной лужицей растекается по ступеням. Гордеев
брезгливо отступает на шаг назад, лишь бы не запачкать ботинки.
Еще пара рывков, и я оказываюсь рядом с Шарыгой, хватаю за руку, чтобы не
дать нанести удар Антону. Он безумен, глазами шарит по мне, по молчащей
толпе. Даже не пытается сбежать.
  - Сука, ты убил моего отца!-Антон поднимается на ноги, качаясь, как пьяный.
Мне кажется, он рухнет в обморок, перепачканный кровью Михаила, но нет. Антон
идет к нам. Люди расступаются, создавая коридор. На его концах он и я с Шарыгой,
которого я все еще пытаюсь удержать.
  - Антон, не делай этого!
  - Отойди, Сашка!
Я отошел, может не стоило, но я шагнул в сторону по какому-то внутреннему
зову. Голос в ушах шептал, не разобрать слов. Я знаю, что не могу мешать
Антону. Пусть я больше не священник, стану таким же забытым призраком.
Антон, нет сил останавливать тебя! Смотрю только на тело Михаила, слезы
жгут лицо. На резком ветру высыхают, щиплют кожу.

Продолжение-http://www.proza.ru/2017/12/30/189