Последний день возвращения

Последний день возвращения


                Моему папе Шитикову М. К.

Возвращение Мишани тянулось долгие месяцы. Такие долгие, что похожи они были уже не на месяцы, а на нескончаемые годы. Но вот сегодня...
Последние километры мальчишка преодолевал с трудом. Ноги проваливались в снежное месиво разбитой дороги. Снег засыпался в тяжелые залденелые ботинки и медленно таял в них. А может уже и не таял. Ног своих  Мишаня  не чувствовал. Они стали какими то чужими. Но еще шли.
Последний поворот, а за ним и дом. Шаг, еще шаг, еще. Зимние дни коротки. Ночь на синих крыльях плавно опускалась на леса и деревушку . Но окошки родного дома светились. Сердце мальчика  сжалось. И так остро захотелось со стороны заглянуть в мирную жизнь, что желание это пересилило стужу. Мишаня перекинул через изгородь ногу, усевшись  верхом. Вспомнилось, как в далекие, канувшие в лету времена, маленький Миша воображал себя лихим всадником, сидя на этой самой изгороди и размахивая прутиком. Крылатый конь уносил его за облака, а трава под изгородью была далеким и сказочным лесом, оставшимся где то далеко внизу.
Но сейчас сил хватило лишь на то, что бы перекинуть через " коня" ногу. Задетые белые шапки снега тихо упали с изгороди.
Через глубокий сугроб мальчик с трудом пробрался к окошку и заглянул в него.
Отблески огня, вырывавшиеся из открытой дверки печурки танцевали на полу. Подпрыгивая и подмигивая кому то.
МалOй братишка возился на половике, стараясь что то соорудить из чурочек и плашек. А мама сидела за прялкой. Колесо вертелось и нить, легко выскальзывая из под пальцев, наматывалась на шпульку. Колесо вертелось и вертелось, нить скользила и скользила. Стало так уютно и хорошо,что Мишаня опустился на завалинку. Приятное тепло волнами разлилось по телу, согревая. Холодный снег изчезал, падая уже куда то за наклонившийся горизонт . И перед взором мальчика стали мелькать фрагменты его коротенькой жизни.



Еще дома.

Мальчишка бежал домой, размазывая по пыльным щекам слезы.
Только что, у комендатуры, полицай больно выдернул его из общей очереди и влепив подзатыльник заорал: "Ты куда щенок шелудивый лезешь? Германии нужна рабочая сила. А ты заразишь еще всех по дороге ". И, сузив глаза, зло прошипел: "Пошел вон отсюда". Пaлка в руке полицая взлетела в воздух. Мишаня отскочил и упал. Закрыв голову руками он ждал удара. Но полицай, пнув его ногой, пошел дальше. Пошел вдоль очереди односельчан, угоняемых в Германию.
Уже дома, Мишаня,захлебываясь от слез и обиды, рассказывал маме и о полученном подзатыльнике, и о "шелудивом щенке", и о презрительном пинке сапогом.
Мама бессильно опустилась на стул и, обняв сына, вдруг сказала: "Глупая ты моя кровиночка. Этот человек спас тебя от угона на работы".
Так и просидели они до ночи, не зажигая огня. Мама и Мишаня. Сидели в полной тишине . И каждый думал о своем.

*Второго угона
в Германию избежать не удалось.После того как Мишу забрали,ему исполнилось 12 лет.

Германия.

Ветер резко бросал колючий снег в лицо Мишане. Но там, у забора, стояла огромная, как казалось мальчику , машина, крытая брезентом. Машина по эту сторону колючей проволоки концлагеря была редкостью. Парнишка издали рассматривал ее. Но вокруг не было никакого движения. Только ветер и снег. И любопытство взяло верх. Под прикрытием сумерек, Мишаня стал тихо приближаться к машине. И где то на полпути он вдруг остро почувствовал запах хлеба. Хлеба, вкуса которого уже и не помнил. Запах втекал через жадно раскрытые ноздри, кружил голову . А еще этот запах сдавливал спазмами тощий живот.И забыв обо всем,мальчик подбежал к машине и вцепился тонкими руками в борт кузова, стараясь дотянуться до огромных буханок. Но промерзлые доски  вдруг предательски заскрипели. Дверь кабины стала открываться. Мишаня с ужасом смотрел не нее. Но разжать руки,вцепившиеся мертвой хваткой в борт машины он тоже был не в силах. Спрыгнувший на землю шофер подбежал к закрывшему глаза пареньку, достал буханку и сунув ее мальчишке в руки, сухо бросил- Быстро уходи.

Кто знает,может быть именно эта буханка и помогла тогда выжить Мишане?


Польша.

Почерневший и как бы опаленный войною дом одиноко стоял на окраине леса. Из за дома выглядывали старые корявые  яблони.
Мишаня достал из кармана обитавший там камень и постучал им в запертую дверь дома. За дверью послышались тяжелые шаркающие шаги и на пороге вырос высокий старик. Свысока глянув на мальчика, он вопросительно поднял брови. Мишаня попросился переночевать. Попросился на русском. Но затем, испугавшись, что старик не поймет, повторил свою просьбу и на немецком.  Старик молча указал рукою внутрь дома. Мальчик вошел. На лавке,что тянулась вдоль всей стены, сидела девочка Мишаниных лет и грустно смотрела в окно. То ли на то,как яблони качают своими узловатыми ветвями,на которых еще кое где сохранились редкие яблоки,то ли сквозь ветви на что то далекое и недосягаемое.
Старик так же молча протянул гостю несколько картошин, сваренных вместе с кожурою. И когда Мишаня их проглотил, хозяин впервые открыл рот: "Отдыхай малец. Завтра будет новый день."  Мишаня мешком свалился на лавку. Не успела его голова коснуться подушки,как мальчик  уже спал. Проспал он почти сутки.
На другой день старик спросил паренька: "А куда ты идешь,малЕц?" "Домой"-просто ответил Мишаня."К маме"
Немногословный дед вдруг заговорил."Не ходи дружок"-произнес он,смахнув слезу. "Зима на носу. Да и не дойдешь ты. Или замерзнешь, или от голода умрешь. Оставайся с нами. Детей моих забрала война. В доме живем только мы с внучкой. Оставайся. Когда вырастете я оженю вас. И хутор вам оставлю. И сад с яблонями. И корову."
"Не могу"- тихо произнес Мишаня. "Меня мама ждет".
На следующий день мальчишка уже снова был в дороге. В кармане рядом с камнем устроились несколько картошин и небольшой кусок хлеба.
Мишаня возвращался домой.

Почти дома.

Когда поезд подходил к перрону , то шумный вокзальный люд с узлами штурмовал его. А Мишаня всегда выжидал момент, когда поезд отдав гудок и дергаясь всеми вагонами, неторопливо начинал свой ход, постепенно набирая скорость. Тогда мальчик бежал по насыпи и запрыгивал на подножку какого нибудь вагона, вцепившись в поручни. И так ехал он по направлению к дому.
Проводники гоняли безбилетников с подножек и буферов, страшно ругаясь при этом. Люди ехали кто куда. Но Мишаня же ехал домой. К маме. И должен был доехать, должен был доехать
         Должен был доехать
               Доехать….
                Доехать....

стучало в висках.


И тут мальчик вдруг понял, что замерзает. Замерзает на завалинке, под окошком дома, до которого он так долго шел. Он знал, что если  сейчас уснет, то никогда уже больше не проснется. Но ведь он же дошел. И обидно стало- до слез.
Именно эта яростная обида и заставила Мишаню встать, перевалиться через изгородь и, преодолев последние метры и шаги, ввалиться в дом.
Очнулся он от басистого рева братишки. Тот ревел, глядя  на свалившегося на пол незнакомца и на рухнувшую в обморок маму. Улыбаясь, Мишаня понял, что жизнь еще не кончилась. Что ждало впереди-неизвестно. Самое главное было то, что это будущее существовало.

После возвращения еще долго лечились и заживали обмороженные ноги, оставшиеся без ногтей и без кожи. Но ведь дело было совсем не в этом.

Папа.

Когда папа рассказывал мне о своем возвращении, он всегда плакал.
И я не могла понять- были ли это горькие слезы об утраченном детстве или слезы радости возвращения.
А может быть  и то и другое?