Дорога в родные края. продолжение Анна Петровна

22
Мар 2015

 

   Дом, в котором было два входа, пятикомнатный дом, из которых — две кухни, добротный дом был, как говорится, «на три хозяина», точнее на три хозяйки. Так уж получилось, что их хозяева не смогли вернуться, все трое полегли на полях той войны.

   «Как они жили!?»,- спросите вы. Да вот так и жили. ЗА СЕБЯ И ЗА ТОГО ПАРНЯ. В августе-сентябре добывали где-то глину, сами месили её голыми пятками, чтобы подлатать на зиму размытые летними дождями углы дома, и как только подсохнет глина, сами красили её меловым раствором.

   Сами карабкались (пока были силы) по ветхой приставной деревянной лестнице, чтобы починить прохудившуюся крышу. Но обо всем по порядку.

   Анна Петровна, я долго думал стоит ли писать её фамилию — ведь тогда придется писать и две остальные. Долго думал и решил:»Это и их ПОБЕДА, и может быть кто-то проходя 9 мая мимо их могилок на Богучарском кладбище, положит и им хоть один цветочек».

   Анна Петровна Литвинова. Она работала в исполкоме, стройная, подтянутая, элегантная, утром уходила на работу, вечером возвращалась всегда в одно и то же время. Она редко ходила в кино, ни разу я не встречал её в городском парке. Она была немного старше моей матери, и вспоминается, что мать часто заглядывала к ней ( у неё был отдельный вход в дом) и подолгу, до темноты, до бескрайних ночных звезд богучарского неба, засиживалась у неё. И почти всегда оттуда доносились грустные девичьи, женские песни.

   Мать возвращалась с красными, припухшими от слез глазами, и в эти минуты я опасался даже задать ей какой-нибудь вопрос, даже не осмеливался спросить поесть у своей матери с ангельскими крылышками, однажды испытал, огреб по полной программе, хватило на всю оставшуюся жизнь, до сих пор помню ту выволочку, которую мне устроила моя маман.

https://my.mail.ru/mail/darin51/video/_myvideo/172.html


   Анна Петровна Литвинова совсем юной девочкой вышла замуж в 1939-ом году, и почти сразу он ушел на Финскую. Больше она его не видела, и детей у них не случилось. Мне было лет пять, не больше, помню забежал в гости к своей этой бабули, а на ступеньках её крылечка сидит тетя Аня. Я попытался проскочить мимо неё в дом, но она схватила меня и начала ласкать и тискать, прижимать к себе, говорить какие-то особенно ласковые и нежные слова.

   «Отпусти, отпусти!»,- орал я, пытаясь вырваться от непонятной и очень страшной (как мне тогда казалось) тетки.

   Она не выпускала меня и тогда разъяренный я плюнул. Да-да, я плюнул в это маячившее передо мной трясущиеся лицо.

   ПРОСТИ МЕНЯ, ПРОСТИ Анна Петровна, ПРОСТИ дорогая тетя Аня. Я тогда ничего не понимал, не ведал.

   У неё постоянно тряслась голова, трэммер — говорят медики, а когда хоть немного нервничала, она начинала заикаться и голова «ходила ходуном», рискуя свалиться с плеч.Больше она никогда не улыбалась мне, всегда холодно здоровалась и редко разговаривала со мной.

   Лет через десять после того случая я как-то выразился в грубой мальчишечкой форме по поводу этой её трясучки. Мол её место в больнице за высоким забором, а не среди нормальных людей. Бабка растапливала печку. От моих слов она вскочила, и увесистый полешек в её руке затрясся, готовый кинутся в мою голову, невзирая на то, что я её любимый внук.

   «Перестань молоть языком, дурак!»,- крикнула она.


    «Перестань молоть языком!»,- повторяла она только одну фразу и вся её полная фигура содрогалась от охватившего её гнева.


    Немного успокоившись, она швырнула полешек в угол рядом с печкой и рассказала.


    «А ты знаешь, что у неё на глазах немцы расстреляли родителей, младших братьев, всех. А её толпа спрятала, не пустила, не выдала. Вот с тех пор и трясется у неё голова.

     Понял!?»,- строго спросила, обычно ласковая бабушка. Я ответил, что понял.


     И только сейчас я могу утверждать, что до меня доходит пусть не вся, пусть хоть частично, та трагедия что случилась в жизни у Анны Петровны, у тети Ани.
 
     Вот так и остался трепетать на ветру одинокий листочек, так и не дав миру ни одного нового побега.


     Говорят — война не закончится до тех пор пока не похоронен последний солдат. Может быть так оно и есть. Но хочется верить, что новая не начнется, пока люди помнят предыдущую.