Посреди океана. Глава 71

Благодаря незавершенному юношеском роману Лермонтова "Вадим", общение Инги с гостем как-то наладилось. Болтали о книгах, о том, о сём...
Взрослые тоже там, в комнате, не скучали, оживлённо беседуя за накрытым столом.
Потом гостям захотелось послушать, как хозяйские дочки играют на пианино.
Сёстры, конечно, завыделывались, изо всех сил отказываясь, так как демонстрировать особо нечего было.
Тогда за инструмент сел папа Вадима. Сыграл пару вальсов. Потом последовали романсы.
А мама Вадима под аккомпанемент мужа пела. Очень даже неплохо пела. Голос у неё был негромкий, но мягкий, бархатный. Впрочем, и муж её музицировал очень даже прилично.

И вообще, родители Вадима поражали воображение. Оба молодые, красивые, современные.
Он высокий, смуглый, черноглазый. Оба сына очень на него были похожи. Она стройная, белокожая блондинка с большими серыми глазами. Оба подтянутые, модные.
Рядом с ними родители Инги выглядели пожилыми, невзрачными, старомодными.
Для Ингиного папы, наверное, было довольно болезненным обстоятельством, что оба гостя имели высшее образование. Хотя вида он не показывал, но вряд ли его самолюбие не заныло от мысли, что вот, мол, новый подчиненный образованностью превосходит начальника, не сподобившегося закончить ВУЗ.

Семейство из Комсомольска-на-Амуре казалось прибывшим из нереальной жизни, далёкой  от их провинциального болота, из будоражащего воображение современного кинофильма,  где все герои идеально красивые, одетые с иголочки, интеллигентно-остроумные, живущие талантливо, без бытовухи и пошлости; далёкий мир, о котором можно было только мечтать. По крайней мере, в здешнем окружении, среди знакомых и соседей, подобных людей не было.

Так случилось, что в начале учебного года Вадим пришёл в класс, где училась Инга.
Учился он средне, на тройки-четверки. Ничем себя не проявлял. Ничем не был примечателен. Как и все.
Инга с ним общалась не больше, чем с остальными одноклассниками. Другими словами,   они практически не общались. Ну так, об учёбе, об уроках, что-нибудь ответить-спросить.
Тем более, что сердце её уже было занято М. И хотя об этом никто не знал, но места  там для других уже не было.
Ну а Вадим? Да что, Вадим... Он жил своей незаметной жизнью новичка. Она жила своей жизнью, больше внутренней, чем внешней. Общались постольку-поскольку. Всё-таки они были знакомы вне школы. Хотя в гости ни их родители, ни они сами больше не ходили. Но Инга считала, что они если уж не друзья, то приятели, какие-никакие.
Относящиеся друг к другу неплохо, доброжелательно. Так полагала она до поры до времени.
До одного случая.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

- Ну так что же всё-таки ты посоветуешь голодному человеку?
Не желая отступать от затронутого им вопроса, Вова Большой приблизился к камбузному окошку.

- Знаете, что я вам скажу? - с важным видом поинтересовался Валерка и тут же продолжил: - Мне батя в детстве любил повторять: "Если дать голодному человеку рыбу, он будет сыт один день. А если научить его ловить рыбу, он будет сыт всю жизнь".

- А если пойти в тралфлот...- хотел продолжить его мысль Руслан, но Вова Большой, садясь на своё место, перебил его:

- Ты лучше попей чайку, сынок, пока он горяченький.

- Пей вода, ешь вода. Вода сильный, пароход толкает, - вставил своё слово Шурик Косолапый, одаривая всех своей щедрой улыбкой.

- Люблю попить чайку в приятном обществе, - вздохнул Коряга, глядя на меня
преданными глазами. - Я целый день думал о тебе, Инга.

- Да? А ты, оказывается, бездельник! - заметил ему Румын.

- Я хотел ответственно заявить о рыбаках из тралфлота, но мне не дали, - пожаловался  мне Руслан.

- Какое чувство ответственности, сынок! - восхитился Вова Большой. - Ты становишься мужчиной, малыш.

- Я с себя всё это снимаю! - заявил малыш.

- Что ты снимаешь? - оживился отвлекшийся было, занявшись изготовлением бутерброда с маслом, Коряга.

- Ну, эту ответственность.

- Да? Ну тогда, давайте поборемся за это, - предложил лебедчик, разобравшись с бутербродом.

- За что? - не понял никто, но переспросили только трое.

- Ну, за это, - многозначительно пояснил он. - Ещё в песне поётся: "И как один умрём  в борьбе за ЭТО.

- Сумасшедшая бригада какая-то, - пожаловался мне Румын. И приглядевшись ко мне внимательно, спросил: - А ты что, такая невесёлая? А ну, улыбнись! - потребовал он.-
От улыбки станет всем светлей. А то здесь темно как-то.

Я улыбнулась. Но, думаю, улыбка получилась кислой.

- Улыбку надо отрепетировать, - оценил Коряга.

- Она на этого обиделась, - направляясь к выходу, сообщил им Сеня Кучерявый и показал на Диму, который тоже уже поел и вставал из-за стола.

- Для того, чтобы обижаться на человека, я должна его хотя бы мало-мальски уважать, -
успела я ответить, прежде чем зловредный электрик покинул салон.
Однако тот сделал вид, что ничего не слышал.

- В его худую голову только худая мысль и могла забрести, - заметил Коряга,
сочувственно поглядев на меня и проводив неприязненным взглядом Диму.

- Не надо плакать, Инга. Всё пройдёт. А может, уже и прошло, - обратился ко мне с успокоением тралмастер.

А Руслан посоветовал:
- Бери пример с прачки. Толста, сыта и рада жизни.

А Вова Большой бодрым голосом Сухова из "Белого солнца пустыни" добавил:

- Вы, гражданочки, забудьте к чертям своё проклятое прошлое! Вы будете свободно трудиться. И у каждой из вас будет свой отдельный супруг.

- Теперь ты, Инга, наверное, понимаешь, что такое море? - спросил Руслан. - Здесь,  если нападают, то все на одного. А если отвечают, то каждый за себя.

- Да уж, - вздохнула я, не зная, отрицать это или соглашаться.

- А я считаю, что все мы вышли из моря, - задумчиво произнёс Румын. - Даже кровь у нас солёная, как морская вода.

В этот момент объявили по спикеру, что на шлюпке, которую собираются отправить на
"Перламутр", не хватает трёх человек.

- Инга, беги скорее к старпому, может, разрешит тебе сходить, - сказал Руслан.

- И правда, - подхватил Коряга. - В рейсе побывать и ни разу на катере по океанским волнам не прокатиться! Это просто непростительно.

Я сначала встрепенулась было, но потом вспомнила, что ещё полдник не закончился, салон не убран. И только рукой махнула.

- Нет, даже и думать нечего. Старпом сказал, что никогда не разрешит.

- Ну и ладно, не переживай! - успокоил тралмастер. - Как говорится, не откладывай на завтра то, что можно вообще не делать.

Я обречённо вздохнула. Неужели и правда, мне так никогда и не придётся прокатиться на шлюпке по океану? Это несправедливо. Почему всем можно, а нам с Анютой нельзя?
Чем мы хуже остальных матросов?
Нет, я, конечно, не собираюсь примириться с таким положением вещей. Ну, сегодня, ладно. Сегодня старпом меня ни за что не отпустит. Салон не убран, и всё такое...
Но когда-нибудь ему не к чему будет придраться. И он вынужден будет отпустить меня вместе с другими на шлюпке. Я уверена, что придёт мой час!

После полдника к нам в гости припожаловал Анзор.
Это первый его визит после того злополучного дня рождения.
Пришёл якобы за картами, которые приносил однажды Анюте, когда той вздумалось как-то пасьянсы раскладывать. Конечно, карты были только предлогом.
Поначалу он как бы стеснялся и всё старался поворачиваться к нам в профиль, чтобы не слишком фонарём своим на нас светить. Но потом ничего, освоился.
Вручил нам по две большущие шоколадные конфеты и, усевшись на диван, очень быстро разговорился.
Начал с того, что коротко коснулся истории появления синевы на его лице. В нескольких словах рассказал, как ни с того, ни с сего на него налетел Молдова.
В подробности он не вдавался. Сказал лишь, что сперва готов был убить этого придурка,  да ребята отговорили, посоветовали быть умнее. Хорошо ещё, что их сразу растащили в разные стороны, а то неизвестно, чем бы всё закончилось.

- Я в драке бешеным делаюсь. Как говорится, и до греха недалеко. А мне сейчас визу открыли. Ещё не хватало, чтобы из-за какой-то ерунды всё снова полетело к чертям!

Потом наш гость поделился своими ощущениями в первые дни после моего дня рождения.

- Чувствую, напряжение какой-то вокруг меня. Все перешептываются, переговариваются, а как только подойду, сразу замолкают. Меня зло такой на них всех разбирал. Ну, я их обзывать не хочу. Но идиотами, конечно, назову. - Он помолчал, словно заново
переживал всё. Затем продолжил: - А вы ещё тоже дали! Взяли и на следующий день проспали. Смотрю, пятнадцать, двадцать минут, а вас нет. В салоне уже народу собралось! Сидят и говорят:"Всю ночь газовали, а теперь отсыпаются." Буфетчица пришла, хлеб режет. - Он изобразил её и пропищал тоненьким голосочком: - "Анзор, сходи
девочек разбуди". - Затем он изобразил себя недоумевающего: - " А чего это я? Один я здесь, что ли? И вообще, я к ним боюсь идти, они там закрываются. А я парень стеснительный". А буфетчица:"Хи-хи-хи! Что-то не очень заметно!" - И уже конкретно
для нас пояснил: - Конечно, кое-какой уверенность в себе я приобрёл с жизненным опытом. Но вообще, я стеснительный. - И затем снова переключился на непосредственное повествование. - А там ещё доктор, этот коновал чёртов сидел. Развалился на диване,
как кот на печке, и говорит: "В кино не ходят, ото всех закрываются. Что они там делают? Как из пещеры какой их выпустили. Людей никогда не видели, шугаются всех."

Анюта презрительно фыркнула.

- Отсутствие информации порождает панику, - усмехнулась я.

Затем Анзор перешёл к изложению того, как он разбирался с "камбузом" по поводу сплетен. Якобы каждому в отдельности пообещал голову разбить, если они будут языком молоть.

- И пекарю я сказал: "Ты что трепешься про меня?" А он:"Я не треплюсь. О чём ты?" Глазками лупает непонимающими. "Трепешься, будто я куда-то ходил. И вообще, всякую ерунду! Ты смотри мне, а не то душу вытряхну!" Я знаю, почему он так выступает. - Анзор посмотрел на меня так, словно намеревался сообщить тайну. - Он всё к тебе, Инга, хотел подъехать. Говорил мне как-то, ещё до этого всего, жаловался, что никак не получается. Но теперь обозлился на меня. Даже музыку к нам слушать больше не приходит.
А раньше приходил. Его задело, что с ними, с поварами, вы полчаса посидели, а со
мной аж до четырёх. Хотя я, конечно, ничего никому не говорил, - тут же спохватился он. - Наоборот, всё время старался делать вид, что меня у вас вообще не было. Я чуть  не умер, когда пекарь рассказывал Толяну, будто вы с ними газовали весь вечер и даже  на ночь остаться хотели. Но он сам вас отговорил. Сказал:"Девочки, не надо здесь.
Идите к себе. Лучше мы к вам в каюту придём".

- Не может быть, чтобы он такое сказал? - не поверила Анюта.

- Ты мне не веришь? - обиделся Анзор. - Честное слово! Я не имею привычки врать. И хотел бы соврать, да не могу, не получается. Думаю сказать одно, а говорю правду. - Он вытаращил для убедительности глаза на Анюту, мол, на -читай, что там написано. Вернее, выпучился только один глаз, а второй толком не сумел раскрыться, так как был несколько заплывши. - В первый раз я встречаю таких сплетников! Девятый рейс делаю, но такого ещё не было. И главное, в лицо никто ничего не говорит. Все за спиной шушукаются.

Потом как-то незаметно наш гость переключился на воспоминания о других рейсах.
Сначала он рассказывал, как на "Сапфире" встречался и с прачкой, и с уборщицей. В результате чего, дошло до того, что в один прекрасный день они обе объединились и бегали по кораблю, искали коварного искусителя. Однако ребята успели его предупредить.
И он спрятался от разъярённых женщин в ящике под матрасом. Влип, можно сказать, в  дно. На счастье, дамы его не обнаружили. А когда их злость поулеглась, он с каждой в отдельности провёл воспитательную беседу, всё разобъяснил и уладил конфликт.

- И зачем ты так хочешь нравиться всем женщинам? - усмехнулась Анюта.

- Ну, если я всем нравлюсь, то это не значит, что я хочу, - скромно потупившись, сказал Анзор.

А затем ненавязчиво перешёл к другой истории, где он выступал уже в более благородной роли. И поведал о романтической любви официантки и моториста в одном рейсе, на
"Изумруде".
Однажды случилось так, что Коряга взял да и закрыл влюблённых в каюте. А парню, счастливому избраннику, нужно было на вахту идти.
Тогда Анзор, узнав обо всём этом, подал с верхней палубы заточённому в официантской каюте мотористу верёвку, с помощью которой тот сумел выкарабкаться наверх.

- Как же он в иллюминатор умудрился пролезть? - усомнилась Анюта.

- Да он худенький был. Пролез.

- А если бы он за борт упал? - испуганно предположила я.

- То же самое и я у Коряги спросил, - нахмурился Анзор.

- Это наш Коряга их закрыл? - уточнила я.

- Наш, наш. Лебёдчик, - подтвердил рассказчик.

- Надо же, какой он подлец, оказывается! - изумилась я.

- Ну и гад же он! - не сдержала своего возмущения Анюта.

- Что поделаешь, зависть и не на такое толкает, - философски изрёк наш гость. - Как говорится, что для одного счастье, для других - большая несправедливость.

- И всё же от Коряги я такого не ожидала, - разочарованно произнесла я.

- Люди не могут быть как шахматы, белыми или чёрными. Не надо обвинять его во всех грехах, - великодушно заметил наш собеседник.

- И тот парень ему потом ничего не сказал? - поинтересовалась Анюта.

- Сказал. - Анзор вздохнул и показал на свой фонарь подглазный. - Коряга примерно такой же ходил после того разговора.

- А он что, ничего не ответил? - продолжала любопытничать Анюта.

- Ответил. - Анзор недоуменно пожал плечами. - Этого Корягу никогда не поймёшь. То ли он дурака валяет, то ли ещё что... - Он нахмурился, словно припоминая что-то. -
Подожди-ка, как это. Я слово в слово запомнил. У меня память хорошая, всё хранит.
Он сказал:"Я не могу потворствовать прелюбодеянию!" Вот так завернул. Это он умеет.
У него тоже башка всякой ерундой забита, потому что он читает много. Всё подряд читает.
Всю библиотеку, наверное, за рейс перечитывает. И когда только успевает. Но только книжки эти Коряге на пользу не идут. Всё равно обалдуй обалдуем остаётся. Ни на грамм ума не прибавляет ему чтение это. И ещё он тогда так сказал:"Жизнь складывается из добра и зла. И если даже победит добро, то жизнь остановится".

На какое-то мгновение в каюте воцарилась тишина. Все задумались о своём.