Екатеринбуржский цирюльник. Глава пятнадцатая

                ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
Первый раз со дня ухода Есении Оршавину, вдруг, захотелось прийти домой и увидеть там ее. Эта поездка в Екатеринбург перевернула все в его сознании. Он словно стал видеть свою жизнь со стороны.
Чем не устраивала его Есения? Молодая, хорошенькая девушка, она хоть и далека от тех красавиц, что улыбаются с обложки глянцевых журналов, но она лучше их. Лучше, потому что, она настоящая. Настоящая во всем: в своей природной красоте, не исчезающей даже вечером вместе со снятым макияжем; настоящая в своем поведении, пусть наивном и не всегда сдержанном; настоящая в своих помыслах, которые не скрывает. Даже запах ее волос и тела без излишеств дорого парфюма был настоящим. Максим помнит этот запах. Первым желанием, охватившим его после возвращения, было уткнуться  лицом в ее разбросанные по подушке волосы и насладиться таким родным, таким своим запахом, а потом прижать к себе ее хрупкое тело, прижать и не отпускать.
Но тогда, тогда он заглушил в себе это желание, надеялся, что этот порыв пройдет. «Сейчас не до сантиментов»,- сказал себе мужчина. Наверное, он был прав. Сначала нужно разобраться с тем, что касается его лично, его работы, его родителей, а уж потом пытаться вернуть девушку, от которой еще совсем недавно хотелось избавиться.
Лежа в своей постели, Оршавин опять не мог заснуть. Не помогали даже родные стены. Мысли о Есении сменялись мыслями об отце, матери и Богданове. Арсений Вячеславович потратил годы, что бы собрать воедино и упорядочить не только ценные для науки материалы, но и целую жизнь людей, без существования которых, не было бы этих электронных носителей, а самое главное, не было бы его, Максима. Завтра он узнает гораздо больше  о каждом, чьи образцы волос он получил.  Как же ему хотелось, что б уже, наконец-то, наступило это «завтра».  И оно наступило.
Оршавин приехал в Центр рано утром, чем немало удивил свое руководство.
- Ты же брал отпуск. Что, планы поменялись?- спросил заместитель генерального директора, Габерланд. – Что сказать шефу? Ты здесь, или нет?
- Михаил Яковлевич, если можно, то меня, как бы нет. Отпуск продолжается, а я так, зашел кое-что уточнить.
- Не проблема. Отпуск так отпуск.
Максим вышел раньше Габерланда и прошел к себе в кабинет. Быстренько скинув одежду, он поспешил в лабораторию. Его коллектив только-только начал собираться. Раньше положенных девяти часов утра никто к работе не приступал. Почти в полном составе сотрудники сидели в комнате отдыха и пили чай. Оршавин зашел, поздоровался, предупредил, что будет работать на «Декодере» и удалился.
Закрывшись в аппаратной, мужчина достал принесенные с собой образцы и по очереди загрузил их в «Декодер». Отсканировав всю информацию, он перенес ее на свой портативный винчестер. Сунув его в карман, Максим уничтожил все следы работы на «Декодере». Задерживаться в Центре он не собирался и уже через двадцать минут ехал к себе домой.
Не так то просто оказалось решиться просмотреть полученные материалы, свидетелей чьей-то жизни. У Оршавина участилось сердцебиение и стали подрагивать пальцы рук. Он выкурил пару сигарет и только после этого кликнул мышкой. Наугад мужчина открыл первый попавшийся файл.
Перед глазами проходила жизнь того мужчины, которого он посетил перед возвращением в Москву. Максим проскакивал с одного периода этой жизни на другой. Первый просмотр, даже в беглом режиме, шокировал его фактами, о которых Стефания или умолчала, или ничего не знала.  История Кныша, услышанная, от нее не совсем, но совпадала с тем, что сейчас было на мониторе. Вадима Викторовича Кныша на самом деле звали Збруев Игорь Алексеевич. Трагическая история жизни этого человека так затронула Оршавина, что он остановил просмотр. После небольшой передышки мужчина не стал возвращаться к ней, а перешел к следующему файлу. 
Как и в предыдущем, он сначала бегло просмотрел определенные периоды жизни молодой женщины, которая, как он понял, была супругой Савина, а значит, его матерью. Максим не сразу разобрался, какое отношение она имеет к Кнышу. Ему пришлось вновь вернуться к первому файлу. Так прыгая с одного документа на другой, он узнал о романе Орловой Анны Алексеевны со Збруевым. «Надо же, у них даже отчество одинаковое»,- думал он, восстанавливая в голове историю их любви. Просмотр третьего файла добил Оршавина окончательно. Знакомство с жизнью собственного отца шокировало. В голове все смешалось. «Слишком много информации, и чтоб в ней разобраться, нужно еще и еще раз все внимательно изучить, прежде чем обвинять кого-то»,- сказал себе мужчина. 
Целую неделю он почти не выходил из дома. Максим отключил телефоны и с утра до вечера просиживал у компьютера. К концу седьмого дня он сказал себе: «Хватит»! Теперь он знал все, все о своих родителях, все о своем происхождении. Первоначальный шок перешел в ступор.
Как принять и понять то, что его отец ради своих экспериментов готов был жертвовать людьми, впоследствии, не задумываясь, списывать их, как отработанный материал? Как суметь понять его отношение к матери? Доктор Савин использовал молодую наивную женщину, Орлову Анну, женился на ней и сделал из нее подопытную крысу. Его не остановила даже беременность жены. Напротив, это, по его мнению, делало эксперимент более ценным. Как и чем это можно объяснить? Как это можно понять и принять? Какое он имел право распоряжаться жизнями других людей, прикрываясь значимостью своей работы во благо всего человечества. « Я сын этого монстра. Как с этим жить»?- думал Оршавин, лежа в ванной.
Он забрался туда, чтоб хоть чуть-чуть расслабить свой организм, свое тело, которое перестало его слушаться. Отвратительная душевная боль подчинила его себе, растекаясь по клеточкам. Как избавиться от нее и от тех бесконечных мыслей об одном и том же. Забыть - не получится,- понять – невозможно, остается принять и простить. Но как? Это не получится вот так вот, сразу. Нужно время. Говорят, оно лечит. Нет, с этим Максим, пожалуй, не согласен. Оно не лечит, оно отдаляет от событий, дает возможность по-другому оценить ситуацию. Оно позволяет душевной боли безжалостно и медленно давить на тебя, давить на твое больное место, превращая его в бесчувственную мозоль. Со временем ты просто перестаешь ощущать эту боль, становишься сильнее ее. И  все, что случилось с тобой когда-то, уже не трагедия, уже не крах.
Говорят еще, что нельзя держать все в себе, нужно обязательно с кем-нибудь поговорить. « С кем? С кем я могу поговорить»?- думал Оршавин.
- Есения,- сказал он вслух.- Конечно, Есения,- повторил мужчина.
Он вылез из воды, наспех промокнул себя полотенцем и пошел за мобильником. Подключив его, Максим набрал ее номер, мысленно умоляя, взять трубку.
- Алло,- раздался знакомый голос.
Ничего приятней и роднее для него сегодня не было.
- Сенечка, здравствуй,- произнес Оршавин, не пытаясь скрыть своего волнения.
- Здравствуй, Максим.
- Как ты?
- Нормально.
- Сеня, приезжай ко мне. Мне так нужно много тебе сказать. Приезжай, пожалуйста.
Есения молчала.
- Сеня, ты слышишь меня? Ну прости, прости, что я так поступил, прости.
- Я приеду,- перебила его девушка.
- Правда? Ты приедешь! – Оршавин обрадовался. А может, лучше я сам за тобой приеду?
- Нет. Я сама доберусь, у меня будет время подумать.
- О чем?
- Обо всем. О том, что может не стоит…
Максим перебил ее.
- Сеня, не выдумывай! Не спеши с выводами!
- Да ладно, успокойся, сказала, приеду, значит, приеду.
- Я жду, я жду тебя,- повторял мужчина.
Но, Есения уже отключила телефон.
«Она приедет. Она меня простит, я сделаю для этого все»,- думал Оршавин, пытаясь разобрать тот бардак, что навел за время своего недельного заточения в этих стенах. Он успел пропылесосить, побриться, и, даже, выпил две чашки кофе, прежде чем  в дверь позвонили.  Это была Есения, Максим не сомневался и поспешил ее впустить.

********************
Как запросто большинство людей говорят о любви. Оршавин ни разу в своей жизни не произносил слово «люблю». Он избегал его всегда, словно боялся, что сказав «люблю», он станет уязвимым, боялся, что не услышит в ответ того же.
Его никто не учил любить, его никто не любил. Не было рядом родителей, которые  любили бы его и друг друга, не было их родительской заботы, не было материнской ласки. Были лишь казенные стены и ощущение, что ты не такой, не такой, как те дети, что живут в семье. Ты не такой и должен ценить заботу государства о тебе. В стенах пансионата его, как будто, застраховали от любви, как от несчастного случая. Став взрослым, Максим не раз увлекался женщинами. Но, бежал, бежал от захватывающих его чувств. Он годами вырабатывал иммунитет от них.
А вот сегодня, сегодня он понял, что любит Есению, что уже не сможет без нее существовать. Какие еще могут быть сомнения, какие страхи? Он готов принять ее такую, какая она есть, со всеми недостатками, не пытаясь их исправить, не пытаясь лепить из нее что-то близкое к идеалу. Какой идеал? Кому он нужен? Он любит и принимает в ней все. А самое главное, он не боится говорить о своей любви. Он словно только что проснулся и почувствовал себя по-настоящему счастливым и по-настоящему живым.
Есения уже давно спала, а Оршавин лежал рядом и смотрел на нее. А как же колотилось его сердце, когда он открывал ей дверь. Как дрожали его руки, когда он помогал ей снять пальто.  Не почувствовать этого было не возможно. Однако первые минуты встречи девушка вела себя очень сдержанно.
- Если б, ты, знала, как я рад тебя видеть! Если б, ты, знала, как я соскучился по тебе!
- И я рада, рада тому, что ты соскучился,- достаточно холодно ответила она.
- Проходи, что мы тут стоим,- не обращая внимания на эту холодность, мужчина взял Есению за руку и провел в гостиную.
- Выпьешь что-нибудь?- спросил он, усаживая ее на диван.
- А что есть?
- Все. Даже твое любимое «Campo al More».
- А давай!
Максим уже направился за вином и бокалами, но девушка остановила его.
- Поцелуй меня,- неожиданно попросила она.
Оршавин приподнял Есению и притянул ее к себе. Он осторожно коснулся губами ее губ. Поцелуй томный, нежный и продолжительный закончился тем, что мужчина, взяв девушку на руки, перенес ее в спальную. Одно мгновение, и их одежда оказалась на полу. Кончиками пальцев Максим едва касался обнаженного тела Есении и чувствовал, как оно трепещет от каждого такого прикосновения. Он чувствовал, как все ее существо жаждет близости. Не в силах сдерживать нахлынувшую страсть, Оршавин овладел ею. Они любили друг друга до тех пор, пока не почувствовали, что растворяются в волне полного блаженства.
- Я люблю тебя,- прошептал Максим, когда, наконец-то, наступило успокоение.- Я люблю тебя,- повторял он.
- И я тебя люблю… Если б ты знал, как сильно я тебя люблю,- отвечала Есения.
Она заснула первой, тихонько бормоча что-то себе под нос. Мужчина не разбирал ее слов, но он точно знал, что это были слова любви, которые он так хотел слышать, которые так когда-то боялся говорить.
Все переживания, что изводили Оршавина несколько часов тому назад, исчезли. Пусть на время, но они отошли на второй план. Он не хотел ни о чем думать. Он не мог сейчас ни о чем думать, потому что, рядом лежал самый близкий, самый родной для него человек.
Максим крепко спал и не слышал, как утром проснулась Есения. Приняв душ, она приготовила завтрак и вошла в спальную с дымящимся на подносе кофе. Поставив поднос на тумбочку, девушка юркнула под одеяло. Оршавин проснулся от ее поцелуев.
- Доброе утро,- сказал он, открыв глаза.
- Доброе утро. Пора вставать, любимый. Ты, что, разве не идешь на работу?
- Нет. У меня отпуск. Осталось несколько дней, и я хочу провести их с тобой.
До завтрака, что приготовила девушка, дело дошло только через час. Влюбленные с аппетитом опустошили поднос, не замечая, что все давно остыло.
- Чем мы займемся?- спросила Есения.
- Для начала, я в душ,- ответил Оршавин и поднялся с кровати.
Пока он находился в ванной, девушка прошлась по квартире. У нее не было цели, обнаружить следы пребывания какой-либо женщины. Она просто хотела снова почувствовать эти стены родными.
- Максим, а кто эти люди, что у тебя на фотографиях?- спросила Есения, когда тот вышел из ванной.
Только сейчас Оршавин вспомнил, что сделал для себя фотографии родителей и Кныша. Они так и лежали на его столе, рядом с компьютером. Мужчина еще не решил еще, что он с ними будет делать – поместит ли их в альбом, или просто уберет.
«Ну вот, и настало время, рассказать ей все»,- подумал он. Странно, но, Максим почувствовал, что в душе уже нет того нежелания принять историю своего происхождения, признать тех людей, что увидела Есения на фото, за своих родителей. Подумав об этом, он даже не заметил, что слово «родители» отнес и к Савину, и к матери, и к Кнышу.
- Это хороший вопрос, Есения, и очень своевременный. Я расскажу тебе все о себе, и ты сделаешь тоже. Мы должны знать друг о друге все, раз уж мы решили пожениться,- произнес мужчина в ответ.
- Что? Мы собираемся пожениться? – удивилась Есения.
- А, разве, нет?
- Оршавин, это ты сейчас что, мне предложение делаешь, что ли?
- Да. Я делаю тебе предложение. Есения, я прошу тебя стать моей женой!- Максим подошел вплотную и поцеловал девушку.
- Я согласна,- ответила та.
- Ну, тогда, мы это дело сегодня отметим в ресторане. А пока, давай, познакомим друг друга со своими близкими, заочно я имею ввиду. Начнем с тебя. Расскажи мне про своих родителей. Что за конфликт возник между вами, которому я должен быть благодарен. Ты только представь, если бы вы не поругались тогда, я бы не познакомился с тобой.
- Хорошо. Только давай приляжем, а то я думаю, разговор будет долгим,- сказала Есения.- Или присядем, хотя бы,- продолжила она. – Пошли.
Оршавин сходил за фотографиями и вместе с девушкой устроился на кровати, положив фото на тумбочку.
- Все, я готов тебя выслушать,- сказал он.
Есения рассказала о своей семье. Она единственная дочь своих родителей. Благодаря успешному бизнесу отца - Даниила Аристарховича Андреева, их семья жила в полном благополучии. Мать, Вероника Николаевна, никогда не работала. Она занималась воспитанием дочери. С самого детства Вероника Николаевна давила на Есению своей материнской волей, выдавая ее за материнскую любовь и заботу. Они не стали подругами, как это бывает во многих семьях. Мать считала, что дочь должна жить ее умом и принимать все ее «мудрые» советы. Даниил Аристархович не вмешивался в их отношения. Он вообще не видел ничего, кроме своего бизнеса.
Конфликт произошел из-за отказа Есении выйти замуж за выбранного Вероникой Николаевной достойного жениха. В тот день произошел большой скандал, в результате которого, девушка ушла из дома. Она и сейчас не вернулась туда, правда, помирилась с отцом. Тот помог ей снять квартиру и устроил на приличную работу  в одном из филиалов своей фирмы. С Вероникой Николаевной Есения так до сих пор и не общается.
- Вот такие вот у меня тайны,- закончила девушка свой рассказ. – Вообще-то, если честно, я поражаюсь тебе, Макс. А почему ты раньше не интересовался этим?
- Потому что был полный дурак, и не хотел на тебе жениться.
- Хорошо, дурачок ты мой, теперь твоя очередь.
История Оршавина поразила девушку, и это при том, что были опущены подробности, касаемые его работы и того, каким способом он узнал о судьбе своих родителей. Максим намеренно скрыл эти детали, понимая, что знать о них Есения ничего не должна. Это вчера хотелось кричать о том, что он не хочет признавать своего отца, не хочет быть его сыном, не хочет знать ничего, а хочет забыть, стереть из памяти все, что касалось Савина. Не было его никогда в жизни Оршавина, не было и все! Сегодня же мужчина спокойно говорил о Геннадии Дмитриевиче и запросто называл его отцом. Тот протест, что не давал покоя его душе уже поутих.
- Вот, посмотри. Эти фотографии я раздобыл у бывшего сотрудника лаборатории моего отца. Здесь мои родители еще совсем молоды. Наверное, нашего возраста.
Есения взяла в руки фото и очень внимательно стала их рассматривать.
- А ты на него очень похож. Так похож, надо же. Есть, конечно, что-то и от матери, но отцовского, все же, больше.
- Да уж, ты скажешь, тоже. Ничего общего я не вижу.
- Да ты посмотри,- девушка протянула ему фото Кныша.
- Ну ты даешь, это совсем не мой отец. Мой – вон тот,- указал Оршавин на Савина.
- Ты уверен? Посмотри внимательнее, подойди к зеркалу.
Мужчина словно онемел. Он только сейчас увидел поразительное сходство между собой и Кнышем. В голове сразу же всплыли слова той женщины, что сейчас ухаживает за ним. Почему-то, только сейчас, вспомнив о романе матери с этим мужчиной, о той печальной истории их любви, он допустил себе мысль, от которой по спине пробежали мурашки. «Какой же я идиот! Конечно, конечно, Кныш, он же Збруев, вполне мог быть моим настоящим отцом. Как же я мог это упустить? Какой же я идиот»,- думал сейчас Оршавин.
- Макс, что с тобой?- услышал он и очнулся от своих шокирующих мыслей.
- Ничего. Вот думаю, а может, ты права?
- В чем?
- Во всем.
- Да объясни ты толком. Ничего не понимаю, кто из них твой отец?
- Теперь я и сам не знаю.
- Как это?
- А вот так.
- Разве тебе этот Арсений Вячеславович не сказал этого?
- Да лично он сам мне, собственно, ничего и не говорил. Я же общался с его дочерью, это она мне все рассказала. А он находился в больнице, в тяжелейшем состоянии,- пытался объяснить все мужчина, смешивая правду и ложь.
Почти весь день они обсуждали эту тему.
- Вот бы сделать генетическую экспертизу,- сказала Есения уже перед сном.- Жаль, что у тебя нет материалов для этого.
- Я что-нибудь придумаю,- произнес Максим. – Обязательно придумаю,- повторил он.- А сейчас, давай спать. Хватит об этом на сегодня.
- Давай,- девушка прижалась к Оршавину и обняла его.
Дождавшись, когда эти объятия ослабнут, Максим осторожно освободился от них. Он не пытался заснуть, а, уставившись в потолок, думал, думал и думал.
Потратив неделю на изучение видеоматериалов, мужчина сознательно пропускал интимные подробности личной жизни своей матери, Савина и Кныша. Он не мог позволить себе смотреть на то, чем они занимались наедине друг с другом. Это были его родители, и все, что происходило между ними, это сугубо личное. И никто не имеет права делать из этого кино. Никто, даже он. Максим и сейчас, как бы ему не хотелось вернуться к просмотру, не собирался вторгаться на эту запретную зону.
После долгих раздумий, мужчина поднялся с постели и на цыпочках вышел из спальной. Закрыв дверь, он прошел в свой кабинет. Включив компьютер, Оршавин, не задумываясь, уничтожил все, что хранилось в его памяти. Все, абсолютно все, что касалось его близких. Этого никто не должен видеть, решил он. 
«Сенька права, нужно сделать генетическую экспертизу. Она покажет, кто мой настоящий отец. А все остальное мне ни к чему»,- думал Максим. Очистив электронный мозг своего компьютера, он, как будто, сам освободился от тяжкого груза. Мужчина вернулся к Есении и очень скоро заснул.
На следующий день Оршавин, прихватив с собой папку Богданова со всем ее содержимым, поехал в Центр. Но, прежде, он совершил прогулку за город. Свернув с трассы, Максим проехал в сторону леса. Выбрав подходящее место, он вышел из машины. Мужчина не спеша открыл крышку бензобака и опустил туда найденную в бардачке большую салфетку для чистки стекол. Когда салфетка пропиталась бензином, осторожно, стараясь, что б его капли не попали на одежду, он всунул ее внутрь папки. Отойдя от машины к деревьям, Оршавин выбрал подходящее место и разгреб ногой мокрую листву. Положив папку на землю, Максим щелкнул зажигалкой. Салфетка вспыхнула, как факел. Дождавшись, когда папка сгорит и ее содержимое превратится в оплавленные искореженные останки, мужчина растоптал их ногами, и вдобавок, распинал по сторонам. 
- Все! – сказал он вслух.- Все! Не было никакого Богданова, не было никакого Савина, не было никакого проекта под названием «Екатеринбуржский цирюльник».
Оршавин вернулся в машину. Он завел двигатель и поехал в город. В кармане его пиджака лежал полиэтиленовый пакетик с волосом своего отца. А в том, что Збруев его отец, теперь Максим был почти уверен. Осталось подтвердить это экспертизой, для чего он и ехал в Центр.
Вечером этого же дня Оршавин вместе с Есенией пошел в ресторан.
- Я же сделал тебе предложение, и помню, что обещал торжественно отметить твое согласие,- сказал он ей, вернувшись из Центра.
Этот вечер стал счастливым завершением не только этого дня, но и тех недель, что перевернули всю жизнь Максима. Его так и подмывало, сказать Есении, что есть еще один повод для радости. Но, он оставил эту новость на потом, потому что, не знал, что будет делать дальше с этой новостью. А сегодня их день, только их. И ни о чем другом думать просто не хотелось. Он любим, он любит, он счастлив, что еще надо.

    ЭПИЛОГ.
Самолет приземлился в Кольцово. Максим покинул  здание аэропорта. Надо бы сесть в такси и ехать в гостиницу, но он не спешил. Мужчина вышел на улицу и отошел в сторону от суетливо снующих пассажиров. Достав пачку сигарет, он закурил.
«Когда это началось»?- думал Оршавин. Он имел в виду головную боль, которая наступала внезапно. Мужчина до сих пор не придавал этим приступам значения, считая их последствиями нервного стресса. Он знал, что боль пройдет сама, нужно только потерпеть. Сейчас выкуривая вторую сигарету, Максим ждал, что вот-вот наступит облегчение, и он сможет взять такси.
Прошел почти месяц с его первого посещения Екатеринбурга. Кто мог знать, что за это короткое время перевернется вся его жизнь. Казалось бы, все передумано, все решено. Осталось сделать всего лишь один шаг. И Оршавин его уже почти сделал. Он прилетел в этот уральский город  к своему отцу. Два дня назад мужчина решил, что заберет его к себе.
Почему же сейчас, когда очередной приступ прошел, появились сомнения? Куда делась та решительность? Почему, он так обрадовался, что не сказал Есении о том, что она оказалась права? Почему, сейчас он хвалил себя за то, что требуя от нее откровения, сам о себе он рассказал ровно столько, сколько посчитал нужным? Почему?  Максим не задавал себе этих вопросов. Сейчас он благодарил себя за то, что оставил себе шанс для отступления.
- И я этим шансом воспользуюсь,- произнес вслух мужчина
Он выбросил окурок в урну и вернулся в здание аэропорта. Максим просидит там до ближайшего рейса в Москву. В его голове уже не было мыслей об отце. А вернувшись в столицу, мужчина забудет не только цель своей поездки в Екатеринбург, но и саму поездку.
Он никогда не узнает, что после встречи со своим другом Крушининым, он будет находиться под пристальным наблюдением. Их встреча не просто так проходила в его загородном доме. Тогда Оршавин был озадачен поисками Богданова. Он не заметил, что Ден почти не пил. Да и сам Максим отключился не столько от количества принятого спиртного, сколько от снотворного, добавленного в его стакан. В ту ночь Крушинин вживил ему имплант, усовершенствованную модель разработок лаборатории Савина.
- Другого выхода нет, Макс. Еще до рождения ты стал участником эксперимента. И не моя в этом вина. А любой эксперимент требует завершения. Такова жизнь, прости,- произнес он вслух, укрывая Оршавина пледом.
Время, отведенное для приживания импланта, прошло, и он активировался сам. В этот момент Максим садился в самолет. Он летел к своему отцу. Что абсолютно не беспокоило тех, на кого работал Крушинин. С этого момента Максим стал для них испытуемым материалом, участником нового проекта с новыми задачами, но с прежним названием – «Екатеринбуржский цирюльник».