З. С. А. Часть 3

       
5

Над палубой, когда мы с Витькой вынырнули из надстройки, гремела музыка. Ренат Ибрагимов самозабвенно пел: "Под железный звон кольчуги...", напомнив мне о братане моем - то была его любимая песня. Он однажды под нее на Новый год на верстаке чечетку отчебучил. Едва с работы не загремел.
- А что за праздник выдался? - спросил Витька, жмурясь от яркого солнца.
- Так ведь к экватору подгребаем. Вон уже трон для меня сколотили и бочка стоит.
- А почему для тебя? Это ж Нептуну креслице подкатили.
- Так меня вчера Мальгогер самолично в Нептуны произвел .
- Капитан, что ли?
- Ну, а кто еще?
- А почему вы его так зовете? Почему Мальгогер? Это вроде шкив с вертлюгом?
- Ну да. И с помощью этих шкивов наш Мальгогер намерен революционно реформировать всю систему швартовки судов в море. Ты думаешь, зачем он нас, курсантов, каждый вечер к себе тягает?
- И зачем?
- Так вот объясняет эту свою идею и хочет, чтобы мы, светлые головы, ему в этом помогли. Как к вечеру до кондиции наберется, так и вызывает.
- И здоров же он пить, - крякнул будто после опрокинутой чарки Витек. -Такой, пардон, шплинт, и во что только льется? Я думаю, он у казнокрада уже весь пятый трюм осушил.
- Там только пиво осталось. "Сенатор". Пиво он не пьет. Пока. Еще там сухого вина два бочонка было. Один, этот вот, я вчера же помогал сюда выкатывать. К переходу.
- Погуляем, значит. - Витька уселся на деревянный диван-складник, стоящий у релингов.
- Погуляем, - согласился я, усаживаясь рядом. - Если боцман не заарканит.
- Вот чертов дракон! Сидел бы себе в форпике да кнопы с мусингами вязал. Уж больно ловко они у него получаются. Кстати, а почему тебя в боцманах не оставили? Ты ведь, когда в Риге на ремонте стояли, за боцмана же был.
- Так потому и был, что Женя Рыжий в отпусках гулял. А я, между прочим, только по весне за него боцманскую аттестацию сдавал. Мне его как клиента Карлуха Риммель подкатил, с нашей роты паренек.
- Так, я-чай, не задаром?
- Нет, в "Глории" мы в тот же вечер аттестацию обмыли. Даже с невестами.
- Хороши хоть невесты-то были?
- А я уж и не помню. Помню только, что эстонки, две сестры. Возле Кадриорга обитают.
- Блондинки?
- Обе.
- Тина и Айна?
- Так ты их знаешь?
- А кто их не знает? Так что мы с тобой, выходит, молочные братья.
- Это, выходит, вы с Рыжим братья - он их обеих пользовал, а я тогда больше по пол-литровой части нажимал. И ведь какой анекдот случился.
- Какой?
- Кто-то из соседей, видно, в ментовку настучал. Вроде, мы там и не шумели, но кто-то доглядел и звякнул. Я за столом с бутылкой сам-друг сижу, одна девица, старшая, кажется, в койке уже спит, умиротворенная, а на диване Женя пыхтит, как паровоз. И тут вдруг родная милиция является. Без спросу. А ну, кричат, собирайтесь, голубчики! Мне-то чего собираться, я как лист перед травой. Только, прошу, в мореходку не сообщайте - мне до диплома дотянуть надо. Они - к боцману. А тот: "Мужики, погодите, дайте кончить!"
- Дали?
- По пендалю нам обоим. А с девками разбираться остались.
- Ясное дело. Наверное, разобрались.
Витька погладил свою челку и спросил вдруг: - Слушай, а чего к тебе Гмирянский цепляется? Он, между прочим, зловредный скарабей. Как бы не напакостил чего.
  - Человек, у которого нет врагов, воистину беден, - ответил я.
- Это кто тебе такое сказал?
- Это, по-моему, умный мужик, хоть и американец. Джош Биллингс его звали. Он еще советовал жить по доходам, даже если для этого нужно залезать в долги.
- Хрень какая-то. По-моему, ты читаешь лишка.
- Здесь, между прочим, приличная библиотека. Только вот чего надо, никак не найду.
- А чего тебе надо?
- Мне бы хороший англо-русский словарь. Никак контрольную, статью одну не переведу. Божественную. Про волков.
- Это еще чего?
- Это мой отец так говаривал, когда что-то непонятное встречал.
- А чего тебе непонятно? Давай, я подскажу.
- У меня в курсовом задании по английскому статья такая - "Человек и война". Вернее, это речуга такая, с которой наш митрополит Никодим где-то то ли во Флоренции, то ли в Риме выступал. Митрополит Ленинграда и Ладоги.
- И какой чудила тебе такое задание выдал? Ты вроде не в семинарии обучаешься.
- Я и сам не возьму в толк, с какой это радости мне. Ну, "Старик и море" Хемингуэя перевести куда ни шло. Хотя, наверное, в библиотеках наверняка в русском переводе уже сеть. Передрать - и всего делов. А тут какая-то церковно-славянская хрень. Тут и по-русски-то не знаешь, как толковать, а по-английски вообще суши весла. Подсуропила мне Людмила Григорьевна.
- Это кто такая?
- Да англичанка наша.
- А ты на нее телегу накатай. В партком. Чего, мол, она такое непотребство задает?
- Не могу. Она тетка хорошая. Только в бога верует - это точно. Она у нас единственная из преподавателей не член партии. Но... Она ведь всю войну в Архангельске с иностранными конвоями работала, а потом в Нюрнберге на процессе переводчицей была.
- И не член партии?! Хотя про бога... Наверное, ее можно понять. А я вот, когда в армии служил, одну книжку прочитал. "Это было под Ровно". Про разведчика Кузнецова.
- А еще?
 - И все. И больше чтой-то не хочется. Ну, куда мы сейчас пойдем? На хутор, в картишки перекинемся или рыбку половим? Вон, кто-то там, на корме суетится.
- Ты как знаешь, а я пойду на экватор посмотрю.
- Это как? Где?
- Это запросто. Только ты - секрет - никому.
- Дуру гонишь? Какой экватор? Тебе его что, нарисовали?
- Я тебе без балды. Правда, я это по ночам обычно проделываю, после вахты. Идешь на полуют. Садишься на кормовой шпиль, ножки подобрав и закрыв глаза. Шпиль врубаешь на полный ход и тут тебе и экватор с параллелями и меридианы от нулевого и все полюса как на ладони.
- Миражи, что ли?
- Никаких миражей. А ты сейчас, кстати, ничего не замечаешь?
- Экватор?
- Нет, не экватор. Когда нас помпа на учебу повел, солнышко где было, не помнишь?
- Так по правому борту, вернее, в правую скулу светило.
- А теперь?
- А теперь почти в левый борт.
- И какой вывод?
- Никакой. По выводам ты у нас мастак.
- А вывод такой, что мы, похоже, на обратный курс повернули. И не видать нам с тобой экватора, как своих ушей, и бочонок сухого опять в пятый трюм смайнают. И чтой-то, по-моему, винт не молотит. Уж мы не в дрейф ли упали?
- Пошли тогда на корму, акул ловить.
- Ты иди, а я через пару минут. Только к себе заскочу, водички хлебну.

                6

- Обними меня покрепче, - прошептала она в истоме и тут же втянула мои губы в свой рот. И нос ее, как ни странно, не мешал при этом.
Я обнял.
- Еще сильнее, - попросила она, тугою грудью лишая меня дыхания.
У меня хрустнуло в правом плече, и весь мой организм закаменел от напряжения, а она все шептала: "Еще, еще..."
"Кажется, я в трюме так не надрывался, - подумал я с легким содроганием. - А что же дальше?"
Внизу, под нами сквозь палубную решетку светились ярко-желтым судовые дизеля и механизмы. Поверх одного из них копошился кто-то в синей робе. Оттуда, снизу поднималось насыщенное маслами тепло, от которого по спине моей, в шорты струился ручьями пот. "А каково-то ей в ее юбке?" - посочувствовал я уже на грани потери сознательности.
На мое счастье дверь в трубу распахнулась, и в солнечном ореоле в проеме возникла фигура любимого помполита.
- И что мы тут делаем, голубчики? - ехидно вопросил спаситель.
Пред моим внутренним взором предстала его зловредная личность. Из-за яркого света деталей ее различить я не мог.
Нинуха оттолкнулась от меня и, низко склонив голову, пошла навстречу Гмирянскому. Тот посторонился, пропустил ее.
- А мы тут коврики развешиваем, - сказал я бодро и, наверное, придурковато, потянув за краешек висящего на релингах коврика. Одного из пяти, развешенных утром уборщицей.
- Уже высохли? - порадовался Дмитрий Иванович.
- Моментально, - ответил я. - Вот что значит, труба-дело. - А про себя прикинул: "А если бы мы уже штанишки спустили?"
- По-моему, ваше дело, товарищ Пухов, действительно труба, - сказал Гмирянский. -  Вы часика через два зайдите ко мне - разговор будет.
- Зайду, - покорно склонил я головку. - Ровно через два. - И пошел мимо помпы на корму, но на третьем шаге повернулся и спросил: - Вопрос можно, Дмитрий Иваныч?
- Какой? - задержался тот.
- По военно-морской подготовке.
- Давай. Что у тебя?
- Вот скажите мне, почему гениальному Огюсту Родену не зазорно было признаться в том, что нет для него натуры более притягательной, будоражащей, чем обнаженное женское тело? А нам, не Роденам, даже "Плейбой" посмотреть - это святотатство какое-то. А уж буфетчицу обнять... Вы меня, чай, списать хотите?
- Вы это где, про Роденов взяли?
- Да в журнале. "Советская культура" называется. В нашей библиотеке есть.
- Вам сколько лет, товарищ Пухов?
- Двадцать один годик исполнился. А при чем?..
- Уж больно грамотный,  как я посмотрю.
- Так ведь учат. Разному. Я, значит, пойду. А через два часа...
- Ладно. Считай, что разговор состоялся...