Как я пытался быть деревом, актером и... Глава 13

Тэги: гомосексуальные отношения, слэш, ориджинал, актер, художник, США, Нью-Йорк, романтика, юмор, флафф, повседневность, NC-17, подробная эротика.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Когда Даррин, вернувшись, увидел, как Луи, развалившись на диване, читает его дневник, все те слова, которые он крутил в голове, чтобы не забыть, обратились в прах. Ну, а из праха уже восстала обсценная лексика.

— Какого хера, — только и смог выжать он, захлопывая за собой дверь.

Луи вздрогнул от громкого звука, но застанным врасплох себя не чувствовал.
Поболтав ступней в воздухе, он свесил голову с подлокотника и посмотрел на Даррина снизу вверх.

— Какого хера, — повторил тот, — ты берешь чужое?
— Ты бросил его на видное место, — пожал плечами Луи, без боя отдавая блокнот. Видимо, уже успел прочитать все, что там было.

Даррин внутри себя заметался, как тигр в клетке.
Мимо разом пробежали все те подробности его жизни, которые он не рисковал озвучивать, но с любовью записывал на страницы тетради в жесткой обложке.
О, господи.
Ведь, если это читал Луи, то он уже точно знал о его… ну, разных мыслях и чувствах. И о том, что он, Даррин, делает по вечерам. И о том, что он думал, что Луи делает по вечерам.

— Под подушкой — это не видное место!
— Ну, а я увидел.

Даррин негодовал. И волновался. И был немного в ужасе.
Спрятав блокнот под куртку, словно котенка, которого нужно было отогреть, он понадеялся, что как только тот исчезнет с глаз, сосед забудет о его содержании.

— Ты… — Даррин смог остановиться только после третьего круга по комнате, — читал?

Луи закинул руки за голову и пожал плечами.

— Читал, — пожал плечами он. — И это чтиво не самое приятное, чтоб ты знал.
— Да пошел ты, — огрызнулся Даррин. — Ты меня попрекать за мысли будешь?
— Ага. — Луи решительно не понравилось, что Даррин исчез с его глаз, скрывшись в своей комнате.

Споулз забросил блокнот под матрац, сверкая на него горящим взглядом, словно тот был виноват, что все это время вытягивал из него секреты, а потом вдруг взял и рассказал их постороннему.

— Как же я тебя ненавидел на первых страницах, — сказал Луи за дверью.

Даррин не запер ее на замок, но тот, будто наконец осознав, что такое личное пространство, не пересекал эту грань.

— Да ты что, — буркнул он.
— Да. — Голос Луи звучал тише, словно он отошел от двери. А потом снова стал громким. — Это я-то напыщенный франт, который рисует говнину?
— Вообще-то я всегда это тебе вслух говорил, — негромко пробормотал Даррин и сел на край постели.
— Мало ли, что ты говоришь. Я не знал, что ты так думаешь.

За окном было холодно; шел снег. Это остановило Споулза от того, чтобы прямо сейчас из него выброситься. Все же он предпочел бы покончить с собой в тепле.

— Самовлюбленный идиот, который в силу своей эгоистичности не осознает, насколько плохо его творчество?
— Ты там что, цитатами заучивал? — недовольно спросил Даррин.

Недовольство частично было вызвано тем, что почему-то все перевернулось. Ведь это он, Даррин, должен был быть возмущен тем, что вторглись на страницы его личной жизни. Он никогда не позволял себе заходить в комнату Луи и брать что-то у него.
Разве что только компьютер. Но на это у него было разрешение и пароль. Ну и творожки. Но они были слишком вкусными. И он всегда покупал их потом. Да и творожки — это не дневник!

Так вот. Возмущен должен был быть он, а почему-то самым недовольным звучал человек за дверью, которого описали не так, как его душеньке бы хотелось. Наверное, ничьей душеньке бы не захотелось, чтобы его описали так, как мог Даррин.

— Неудачник, что не может задержаться ни на одной работе то ли потому, что сам не любит работать и ждет момента, когда за его срань будут платить деньги просто так, то ли потому, что никто из коллег не в силах выдерживать его самодовольство.

Даррин закопался в подушку и попытался перекрыть себе доступ кислорода.

— Я не думал, что у тебя такая хорошая память, — выдавил он после неудачной попытки суицида.

Луи помолчал, а потом вздохнул.

— Я сфоткал страницу на смартфон, чтобы потом попрекать тебя.
— Перестань.
— Я могу зайти?
— Зачем? Добить меня?
— Возможно. Не знаю. Так можно?
— Нет.

Луи вздохнул еще громче, а потом, судя по звукам, привалился спиной к двери и сел на пол.
Даррин тихо ждал, что же он еще процитирует, но тот молчал.

Ну вот. Все кончилось.
Молодец, Даррин.
Была в этом и хорошая сторона. Он все испортил заранее. Не нужно было теперь приходить заново к осмыслению чувств, придавать чему-то смысл, на что-то надеяться. Делать какие-то там шаги.

— Луи? — осторожно спросил он через некоторое время, надеясь, что тот уже свалил.
— Да.

Не свалил. Теперь надо было что-то сказать.

— Луи, это было давно. Я писал давно. — Даррин почувствовал, что лицо все равно горит. — Теперь я так не думаю. Ну. Не совсем так.
— Тебе повезло, что ты проставляешь даты, — парировал тот. — Я видел, что это было давно. Знаешь, но ведь в конце тоже что-то… такое.

О, нет. Только не в конце.

— Перестань, — простонал Даррин. — У меня и без того ощущение, что все мое нижнее белье было предоставлено широкой публике.
— У тебя симпатичное нижнее белье. Особенно то с уточками.

Даррин спрятал лицо в ладони.

— Все еще не могу зайти? — снова спросил Луи.
— Нет, — упрямо повторил он.
— О таком не очень удобно говорить через дверь.

Даррину казалось, если он посмотрит в лицо Луи, то воспламенится, как птица феникс, но потом вряд ли возродится из пепла.

— Я потерялся, — прошептал Луи едва слышно. — Под конец.

Даррин мог бы сыграть лучшее страдание в своей жизни в этот момент.

— Ты… — сосед кашлянул, — ты придаешь какое-то значение тому, что мы иногда трахаемся? Это для тебя не просто секс?
— Нет, — поспешно ответил Даррин. — В смысле, не придаю. Да.

Ну вот. Отлично. Мост подожжен.
Осталось убедить себя.

— Ты ужасный актер, — констатировал Луи за дверью, — и не умеешь врать.
— Отвали, — буркнул Даррин и подобрал ноги, целиком залезая на постель.
— Я думал, это все потому что… просто так.

Ему хотелось стать как можно меньше и в идеале вообще исчезнуть. Шансов было мало, но он всячески старался, свернувшись в три погибели и поджав пальцы ног.

— Ты еще не спишь? — спросил Луи.

Даррин дернулся от звучания его голоса. Он наивно полагал, что тот уже успел куда-нибудь сдернуть. Он и не думал, что тот сможет так долго сидеть, не издавая ни звука.

— Нет.
— Мы можем не говорить об этом, если не хочешь, — пошел тот на мировую.
— Не хочу.

Конечно, выбросить полученную информацию из головы Луи не получится, но… хоть что-то. Надо заставить себя посмотреть ему в глаза. Потом. Как-нибудь.

— Сделаем вид, что ничего не было?
— Ага.
— Тогда выходи.
— Не буду.

Луи завозился под дверью.

— Я ухожу. Если тебе нечего сказать, то и мне тоже.

Даррин посмотрел в потолок.
Какой теперь во всем этом был смысл.
Даррин постоял с минуту перед дверью, держа руку над ручкой. Он все еще подозревал, что стоит ему открыть дверь, как он встретится взглядом с Луи, который подпирает ее с другой стороны.
Луи не было.

…

Старательно и непоколебимо Даррин избегал встреч с соседом по квартире два дня. Выходило неплохо. Он взял на себя больше работы, да и до самой ночи торчал на репетициях рождественской постановки Диккенса. Возвращаясь домой, Споулз не чувствовал в себе сил продолжать думать о том, что произошло. Не чувствовал сил, чтобы начать жалеть себя. Сил, чтобы что-то менять.
И в итоге так устал.

Безумно неприятным фактом было и то, что Луи обзавелся графическим планшетом, заранее подарив его себе на Рождество, и теперь вообще не выбирался из квартиры во внерабочее время. Раньше хотя бы можно было надеяться, что он шастает в парке, делая, так сказать, наброски.

— Не убегай, — произнес Луи достаточно громко, когда Даррин пытался проскользнуть в свою комнату.

Несколько дней Даррину удавалось прикидываться глухим, но в этот раз Луи позвал его так отчетливо, что он затормозил. Теперь было не выкрутиться.

Луи в огромном красном свитере примостился на диване, сидя по-турецки с планшетом на коленях. Ноутбук стоял на столике, и его экран не показывал ничего хорошего.

— Как дела? — спросил сосед, когда Даррин вынужденно остановился за спинкой дивана.
— Нормально, — пожал плечами тот, невольно следя за движениями курсора.

Кажется, на рисунке было что-то похожее на елочную игрушку. Разумеется, когда дело касалось Луи, нельзя было быть уверенным. Это также могло являться собакой, глазом или футуристическим зданием.

— Смотри, как у меня теперь выходит. — Луи повернул к нему экран, как если бы тот не мог видеть изображение до этого. — Это елочная игрушка.
— О. Ну. Здорово. Вроде не такая… не такая мерзость, как обычно.

Луи обернулся и показал ему язык.

— Ну спасибо, мистер творчество. Как твой театр?

Даррин устал стоять и вынужденно сел на подлокотник.

— Никак, — признался он. — Играю в рождественском спектакле.
— Елку? — усмехнулся Луи.
— Нет, — насупился тот, скрещивая руки. — Мешок с подарками.
— Да это карьерный рост!

Даррин рассмеялся, а потом закусил губу.
Елка. Мешок. Его уровень. Может, и секс без обязательств был его уровнем?

— Стоит ли тратить свое время на такую мелочь? — спросил затылок Луи.

На экране у красного шара вырисовывался блик.

Стоит ли тратить время на все?
На нижнюю ступень карьеры, мечтая о ее высотах?
На отношения, уже добившись самого тесного физического, к чему они приводили?

— А на что тогда тратить время? — вздохнул Даррин, надеясь, что его волнение не будет сильно очевидным.
— На то, способности к чему ты не замечаешь или не хочешь замечать. На то, что действительно получается. У тебя актерство не получается.
— Именно поэтому ты тратишь столько времени за пытками над кистью.
— Это называется перо.

Луи развернулся к нему, показывая длинную черную ручку с маленьким белым наконечником. Наверное, она работала на батарейках. Может, на аккумуляторе. Во всяком случае, какого-нибудь провода, который представлял Даррин, там не было. Технологии. Пожалуй, с ними искусство станет обходиться дешевле, и поток Луи будет не остановить.

— У меня уже лучше выходит, — заявил Луи, не дожидаясь его комментариев. — Даже попросили коммишку.
— Что? — Даррин почти сел.

Неужели в этом мире нашелся кто-то, кто рисует хуже?

— Да, — горделиво заметил Луи. — На пони по имени Диего.

Отлегло. Наверняка Луи бороздил какие-нибудь детские группы на фейсбуке.
Даррин одобрительно похлопал по спинке дивана, решив, что на сегодня язвы хватит.
Он не чувствовал, что все стало лучше. Но и хуже не стало.

— Знаешь, что я заметил, когда читал твой дневник? — Луи явно решил подбросить еще земли на крышку его гроба, напоминая об инциденте. — Что какую бы ты противную гадость ни написал, это было интересно. Ну. Написано.
— Что?
— Сам язык. Ты, наверное, с детства дневники разные ведешь, да? Много читаешь же. Вышло так задорно, с юмором. Мне понравилось. Было обидно, но немного смешно.
— Что? — Он чувствовал себя идиотом.
— Может, тебе попробовать отнести книгу в издательство? — вдруг предложил Луи. — История моих неудач, Даррин Споулз. Тянет на топ какого-нибудь сезона, а? Ну, маленький топчик. Топик. Топишек.
— Да пошел ты, — отозвался Даррин, наконец осознав, куда он клонит.

Это было смешно.
Если он попробует опубликоваться, то выглядеть это будет так же жалко, как попытки Луи относить свои картины на выставки.
Или как его собственные попытки играть без малейшей на то предрасположенности.
Почему он не пошел в технический колледж?

— А потом уже… знаешь, если ты так любишь театр, ты не думал о драматургии? Ты сможешь проводить время в театре, но не пытать зрителей своей игрой. Пьески всякие пописывать уничижительные.
— Почему ты об этом думаешь? — тихо спросил Даррин.

О таком он действительно не размышлял. Но это тоже было смешно.

— Потому что ты очаровательный кусок дерьма и нравишься мне.

Даррин ничего не ответил.

— Ты сейчас куда-нибудь идешь? — вдруг спросил Луи.
— Да нет, репетицию перенесли на два часа, поэтому еще куча свободного времени.

Даррин поймал на себе долгий взгляд. Он знал, что это значит.

— Может, мы?.. Ну.

Да, пожалуй, все осталось таким, каким и было.
Почему Даррин решил, что что-то изменится после того, как по его душе прошлись пылесосом?

— Нет.

Луи обернулся.

— Почему?

Даррин сложил руки на груди и пожал плечами. Определенного ответа у него не было. Он просто чувствовал, что это не то, в чем он нуждается.
Ни сейчас.
Ни потом.
Чтобы больше не терзать ни себя, ни его. Больше ни себя, конечно. Луи вряд ли было дело.
Он не ответил.