Воспоминания - Часть 3

    В 1949 году в школу 603  Тимирязевского района города Москвы было набрано четыре класса первоклассников. Я был зачислен в первый класс А. И этот выбор не был случайным. Родители предварительно выяснили, какая из учительниц этих первых классов самая лучшая.  И все в один голос рекомендовали Ларису Николаевну Устюжанину. Это была женщина лет шестидесяти, стройная и со вкусом одетая. Когда учительницы других классов в зимнее время  в переменах дефилировали по школьным коридорам в валенках и бесцветных мятых кофтах, Лариса Николаевна ходила в туфельках и строгих платьях. И эту разницу в одежде учительниц заметил я уже в своем семилетнем возрасте. Муж ее, Иван Дмитриевич в той же школе работал завучем. С тех пор прошло уже почти семьдесят лет, но из всех своих бесчисленных  школьных учителей по имени и фамилии я помню только  эту супружескую пару. В каждом классе было около сорока первоклассников, но только в единственном первом учились еврейские мальчики. Секрет был прост, родители этих мальчиков тоже навели справки об учительницах. Помню имена и фамилии этих учеников: Иосиф Злотников, Григорий Гарцман, Игорь Миллер и ваш покорный слуга - Александр Лифшиц.
    Однажды, когда я учился, кажется, во втором, классе один юный антисемит по фамилии Соболев обозвал Игоря Миллера жидовской мордой. Игорь не стерпел обиды и тут же пожаловался. Лариса Николаевна вызвала Соболева к доске, отчитала его, и объяснила суть Ленинской национальной политики и неожиданно сказала, что она тоже еврейка. Это была ложь, но ложь святая. Лариса Николаевна происходила из семьи настоящих русских интеллигентов. Весь день я был под впечатлением сказанного учительницей, и вечером  радостно сообщил родителям новость о национальности любимой учительницы. Они посмеялись, но разубеждать меня не стали. Муж Ларисы Николаевны был непререкаемым авторитетом и фактическим руководителем школы. Помню, как один хулиган из старших классов затеял потасовку в коридоре и как сухенький Иван Дмитрич за шкирку вел хулигана к себе в кабинет. и тот не сопротивлялся. Если кто-либо даже пальцем тронул бы Ивана Дмитриевича, то его ждала бы разборка с теми же хулиганами. Помню школьное собрание в актовом зале. Пока выступал директор, стоял шум и гам, но, когда к микрофону подошел Иван Дмитриевич, в зале стало удивительно тихо. Когда Иван Дмитриевич умер, группа бывших учеников обратилась в Моссовет с просьбой назвать одну из улиц нашего Тимирязевского района в честь прекрасного учителя, но получили отказ. Как выяснилось, Иван Дмитриевич даже не состоял в рядах партии и в революционном движении также не участвовал. Только преподавал всю жизнь и все. А для названий улиц всегда можно найти фамилии более достойный граждан, например, Войков. Он и в расстреле царской семьи участвовал и был настоящим коммунистом. В честь этого прекрасного человека была названа ближайшая к школе станция метро.
    В школе благодаря Ларисе Николаевне и ее супругу я был защищен от проявлений антисемитизма, но в ее стенах невозможно укрыться на всю оставшуюся жизнь от этой самой любимой всем советским народом, за исключением евреев конечно, идеологии. Но особенно сильно дули ветры антисемитизма в послевоенное время в районе моего детства. Простирался этот район от завода Войкова и МАИ до Тимирязевской академии и Коптевского рынка. На его территории располагались одноэтажные трущобы и наспех построенные двухэтажные дома. В каждом таком доме было восемь коммунальных квартир с тремя комнатами в каждой. В одной из таких комнат и проживала наша семья. Населяли эти дома выходцы из крестьян и рабочие из других регионов СССР.                                                                                                
Москва строилась и очень нуждалась в рабочей силе. И этих новых жителей столицы объединяло одно общее чувство - неистребимая любовь к евреям. И эта любовь  откладывала свой  отпечаток и на лексику великого и могучего, на котором общались жители этого района.  Если отдельного гражданина обвиняли в том, что он скупой, хитрый, подлый или врун, то тут же добавляли - как еврей или жид и тут же эти слова сопровождались отборным матом. Любимая поговорка жителей этой резервации антисемитов звучала так: жид, еврей подохни поскорей. Я в своей жизни потратил много усилий, чтобы выполнить это пожелание как можно позже.
    Каждый мальчик - еврей из моего  класса отличался какими-то своими качествами. Миллер был прямым, честным и амбициозным. Гарцман был воспитанным и скромным. У него был младший брат-погодка, который учился на класс младше в нашей школе. Как только звенел звонок Гарцман - старший бежал к своему брату и перемены они проводили вместе. Помню только, что их отец работал бухгалтером. Я был в то время тихим и болезненным ребенком, освобожденным от уроков физкультуры, но по остальным предметам учился хорошо.  А вот Иосик Злотников был шустрым и предприимчивым. Жил он на два дома ближе к школе, чем я. Когда он пошел в первый класс, родители купили ему цигейковую шубу до пят. Иосик был маленького роста, а шуба такая длинная, что в талии его мама подвязывала шубу ремнем, чтобы она не касалась земли  Часто в школу я шел следом за ним и видел, как с каждым годом шуба  становилась все короче, а к четвертому классу превратилась в полушубок. Иосик всегда пытался что-то продать. Однажды он принес к нам домой коньки с ботинками. Надо сказать, что в то время коньки с ботинками были роскошью. Мы катались на коньках, которые веревками привязывали к валенкам. Назывались эти коньки английский спорт, но в народе их называли спотыкач. Я померил ботинки на чулок. Они жали, но я сказал маме, что коньки в самый раз. Мама проверила и сказала, что ботинки малы, тем более, что на чулки надо надеть еще шерстяные носки. Иосик убеждал маму, что ботинки нормальные и стоят они недорого, всего тридцать рублей. До денежной реформы 1960 года это была незначительная сумма. Но мама категорически отвергла покупку, а я горько заплакал. Но спустя  несколько дней родители вручили мне подарок. Это были коньки - гаги с ботинками. Они учли опыт Иосика с шубой и коньки были немного велики даже с шерстяными носками, зато катался я на них несколько лет. Недалеко от дома на стадионе Красный Балтиец заливался каток на месте футбольного поля. Я дома надевал коньки и прямо в них шел на стадион. И ничто не способствовало укреплению моего  здоровья так, как частые посещения катка. Иногда Иосик приглашал меня к себе домой делать уроки. Мама его была дама рослая и с пышными формами, а отец небольшого роста, худой и подвижный, и Иосик пошел в отца. Родители были в разводе, но папаша часто навещал сына и при каждом посещении давал Иосику двадцать пять рублей. Дома у Иосика был большой набор шариковых ручек. И он как-то  предложил мне сделать домашнюю работу по арифметике одной из них. Я засомневался. Лариса Николаевна категорически запрещала писать шариковыми ручками. Тогда официально считалось, что шариковые ручки портят почерк. Но Иосик дал мне одну из ручек и заверил, что она пишет, как перьевая. Когда я закончил домашнее задание, Иосик  с невинной улыбкой заявил, что за эту шариковую ручку Лариса Николавна ему всегда ставила двойки.
    Однажды, получив от отца очередной транж в размере 25 рублей, Иосик предложил мне отправиться на конечную остановку трамвая номер 9, чтобы, как он выразился, прожрать эти деньги. В этом месте трамвай делал круг, чтобы отправиться в обратный путь. Рядом с кругом расположилось множество мелких магазинов. Был серый зимний день. Мы вошли в магазин, где продавали кондитерские изделия. На прилавке лежали зефир, пастила, творожные сырочки с изюмом, шоколадные батончики и другие вкусные вещи, о которых из-за ограниченности нашего семейного бюджета можно было только мечтать. Иосик внимательно изучал ценники, а потом вдруг заявил, что сладостей ему в данный момент не хочется и направился к выходу, и я с некоторым разочарованием, которое из-за скромности не высказал, поплелся за ним. На улице мы услышали шум и чей-то пронзительный голос. Принадлежал он полному мужчине средних лет с бледным, одутловатым лицом. На нем было добротное пальто из бостона или габардина с большим воротником из серого каракуля, а на голове шапка из такого же каракуля. Видно было, что эта зимняя одежда была сшита в хорошем ателье. А на ногах у него были бурки, отделанные кожей. Суровая реальность сделала меня физиономистом с самых детских лет, и я без труда определил национальность этого мужчины. Это был еврей средних лет и он требовал у  милиционера, чтобы тот задержал стоящего неподалеку мужчину, который обозвал этого еврея жидовской мордой и  еще пригрозил убить. Окружающие с явным неодобрением смотрели на говорящего. Вот сволочь, разоделся тут. Откуда только эти жиды деньги берут, когда честные советские граждане всю морозную зиму ходят в задрипанных пальто, перелицованных шинелях, а иногда, вообще в телогрейках, на ногах у них валенки, и на голове в лучшем случае шапка - ушанка из меха непонятного животного. Милиционер стоял в недоумении и явно не знал, что делать. С одной стороны, партия, правительство и сам товарищ известно который требуют защищать интересы всех граждан страны, включая этих разодетых подлецов и мерзавцев, с другой стороны, и сердцем и душой был, конечно, на стороне хулигана. Конфликт разрядился сам собой. Спутница хулигана увела его с места конфликта, милиционер предложил пострадавшей стороне успокоиться и она, пострадавшая сторона, со слезами на глазах удалилась с места конфликта. Эта неприятная, но типичная для того времени сцена отразилась на нашем с Иосиком настроении. Мы были в таком возрасте, что еще не умели обсуждать между собой конфликты такого рода. Мы шли домой и молчали. Прошло с тех пор немало лет, но и сейчас эта резервация антисемитов напоминает о себе. Именно из стен МАИ, расположенного на ее границе, вышли оба политолога, писателя и журналиста, отличающиеся  анти израильской позицией, и любовью к фундаментальному исламу и террористическим организациям, типа Хамас. Я имею в виду Проханова Александра Андреевича и Шевченко Максима Леонардовича. А ведь они могли бы стать замечательными авиационными инженерами и даже генеральными конструкторами, как Туполев и Ильюшин. И бороздили бы воздушные океаны России и других стран лайнеры ПРО-12, или ШЕВ-24. Политологов в России как собак нерезанных, по всем государственным каналам толпами бегают, а вот хороших авиаконструкторов судя по плачевному  состоянию гражданской авиации в России явно не хватает. Зачем, спрашивается, тогда мы из наших налогов, оплачивали их учебу в МАИ и еще выплачивали им стипендию. Вот, я, например, честно работал по специальности в фирме Агат, активно используя полученные в МЭИ знания, пока меня не выгнали. Но и потом все семнадцать лет  до самой репатриации честно  работал по по той же специальности, правда, за преданность ей никаких особых наград не получил.
Политолога для телевидения подготовить значительно легче, чем, например, авиационного инженера. Надо только выучить пару десятков фраз и научиться произносить их с неизменным пафосом перед телевизионными камерами. Например, последнее время  очень хорошо идет фраза: Россия на Донбассе не является стороной конфликта. Или например такая: фашистко - бандеровское с сионистским уклоном руководство Украины пришло к власти незаконно. Оно является марионеткой в руках империалистических кругов США и думает только о своем личном обогащении. Его не волнует экономическое положение простых граждан, которые во время правления Порошенко окончательно обнищали. США и Евросоюз рассматривают Украину только как сырьевой придаток и источник дешевой рабочей силы. Нам достоверно известно, что разработан секретный план вывоза всего чернозема Полтавской области на оскудевшие от варварской эксплуатации сельскохозяйственные угодья США и Европы. Реализация этого плана вызовет голод не только на Полтавщине, но и на всей Украине. Или вот такая фраза:
Жители Украины должны осознать, что только россияне со своим бессменным президентом искренне желают процветания братского украинского народа. Но для достижения этой цели  два братских народа России и Украины снова должны объединиться. И тогда воплотиться в жизнь многолетняя мечта коренных украинцев об экономическом процветании. Кроме того, они смогут свободно без всяких ограничений общаться на великом и могучем  языке. Хотите,  говорите на языке Тургенева и Бунина, или на более близком народу русском языке с жаргонными и блатными словами и с многочисленными включениями ненормативной лексики, или просто ботайте по фене.
    Немного потренировавшись, я бы мог, как эти политологи из МАИ, участвовать в этих шоу. Небольшая добавка к моему пенсионному пособию не помешала бы. Но свято место пусто не бывает. И вот уже Проханов свершает подвиг, отправляя на самую передовую информационной войны своего сына со странной фамилией Фефелов. Молодец папаша, а ведь мог бы оставить сыночка в тылу. Как говорил великий пролетарский писатель: в жизни всегда есть место подвигу. Правда, этого Фефелова из-за сбивчивой речи и неадекватной мимики быстро комиссовали с передовой и отправили в глубокий тыл. Нельзя не сказать несколько слов и о другом очень известном участнике информационной войны, возглавляющем отборные части политологов на одном из важнейших участков обороны и с честью отражающим атаки  хорошо вооруженных идеологов из недружественных России государств. А ведь мог же, окончив с красным дипломом институт стали и сплавов, работать металлургом, жить на престижной улице Заречной и зимними вечерами спокойно греться как у камина у мартеновских печей, которые, как известно, горят и день и ночь. Вместо этого он уходит добровольцем в скромном френче под Керенского на информационную войну, где он и его соратники неизменно одерживают убедительные победы в поединках над идеологическими противниками при самом объективном компьютерном судействе. И все эти  жалкие и ничтожные либералы и демократы типа Николая Сванидзе и Леонида Гозмана не могут устоять перед железной логикой патриотической идеологии, которую проповедуют несостоявшийся металлург и его единомышленники. И после каждой такой передачи тысячи колеблющихся россиян переходят в лагерь президента. И с каждой передачей тело идеолога все с большим трудом умещалось в узенький френч а ля Керенский. И это правильно, довольствие у него хорошее. Если не кормишь своих идеологов и политологов, то придется кормить вражеских. А френч можно сшить и новый и на пару размеров больше. 
    Внимательно наблюдая за идеологическими баталиями по телевизору, я заметил, что особенно радикализируются в своих нападках на Украину российские политологи с украинскими фамилиями. Это и понятно, они боятся, что их заподозрят в тайных симпатиях к Украине. Где то в семидесятых годах прошлого века в Москве существовал так называемый Антисионисткий комитет российской общественности. Возглавлял его генерал-полковник Драгунский Давид Абрамович. С помощью этого комитета советские евреи высказывали свое возмущение действиями израильской военщины и свои симпатии палестинцам. И вот пришло время создать похожий комитет, с помощью которого украинцы - граждане России могли бы высказывать свое негодование участникам АТО и воинским частям Украины, ведущих военные действия против свободолюбивых народов двух братских республик. Я даже придумал название: Антибендеровский комитет российских украинцев(сокращенно АКРУ). Но достаточно про политику.
А еще среди достопримечательностей нашего района вне всякого сомнения была женская школа № 201 имени Зои Космодемьянской, в которой и училась знаменитая партизанка.
Но самое удивительное, что в пятом классе с ней за одной партой сидела  моя родная тетя Ева.  Как-то очень много лет назад тетя рассказала мне, что Зоя была строгой, принципиальной и идейной девочкой. На контрольных, чтобы Ева не могла ничего списать у соседки, Зоя прикрывала листики контрольной ладошкой. Вполне возможно, что на родительских собраниях где-то в 1935 году мои дедушка и бабушка сидели в одном классе с Любовью Тимофеевной, мамой Зои.  Когда началась война Зоя стала бойцом разведывательно-диверсионной части, а моя тетя Ева эвакуировалась в Уфу, где закончила медицинский институт по специальности педиатрия, как и ее сестра и моя мама Клара. На свет я появился в самой Уфе и необходимо было забрать маму и меня из роддома, Ева ушла с занятий, встретила сестру, познакомилась с племянником и несла его  на руках через весь город в квартиру одной еврейской семьи, а отец в это время бегал по городу в поисках моэля  - религиозного еврея, который делал обрезание младенцам. Чтобы его найти отец обращался на идиш ко всем старикам с еврейской внешностью. Наконец, моэль был найден и доставлен в ту самую квартиру. Операция была успешно проведена, и на место постоянного проживания в деревню Миништы Дюртюлинского района я прибыл уже полноценным евреем.
    Шестьдесят лет спустя я оказался в иерусалимской больнице (Шаарей Цедек), где мне предстояло пройти операцию  ангиопластики, Это когда в узкое место сердечного сосуда вставляется стент. Тогда стенты вводились катетером через паховую вену в непосредственной близости от мужского достоинства. В этой больнице лечились в основном религиозные евреи. Я оказался в ней потому, что в больнице работал один из лучших специалистов страны в этой области доктор Альмагор, а обслуживающий персонал состоял из религиозных. Когда  операция началась, в операционной появилась сердитая медсестра и стала проверять, нет ли кровотечения в районе ввода катетера в паховою вену, и сразу определила, что я отношусь к полноценным евреям. С этого момента улыбка не сходила с ее лица и даже мое имя, Алекс, она произносила особенно ласково. И я снова почувствовал себя своим среди своих, и это дорогого стоит. Забыты  кривые ухмылки, косые взгляды, намеки на неславянское происхождение, антисемитские ругательства вслед. А здесь, в Израиле, отношение к пожилым репатриантам со стороны коренных израильтян достаточно доброжелательное, особенно если сносно говоришь на иврите. Правда, при этом надо запомнить три правила поведения в общественных местах: улыбаться, здороваться и благодарить за оказанную услугу. А многие репатрианты в расцвете лет смотрят на сабр(коренные жители) или ватиков(очень давно приехавшие в Израиль) так, как будто сделали им большое одолжение, приехав на старости лет в Израиль.
    Тетя Ева не забыла о том, что именно она, несла меня из роддома, уйдя с занятий в мединституте, и при встречах в столице неизменно напоминала мне об этом подвиге. После войны Ева вернулась в Москву, вышла замуж, сменив фамилию Шейнман на Симонову, и проработала детским врачом в одной и той же детской поликлинике в районе Черкизова почти 50 лет. За свою деятельность, а специалистом она была прекрасным, Ева Соломоновна была награждена орденом Ленина. В нашем роду Шейнманов была традиция: приглашать ее для осмотра появляющихся на свет младенцев. Однажды ее пригласили посмотреть на правнука ее покойного брата. Она осмотрела младенца и сказала, что ей не нравятся складки на его попе и добавила, что у него могут быть проблемы с позвоночником. Младенец был привезен в Израиль, сделал багрут(аттестат), пошел в армию, отличился в Ливанскую войну и был награжден среди немногих правительственной наградой, закончил университет. Сейчас он делает прекрасную карьеру, занимая престижную должность на строительстве  высотных зданий в Тель-Авиве. Но при этом он страдает от сильных болей в спине и вынужден регулярно делать массаж.  В девяностые годы вместе с уже другим мужем Ева эмигрировала из Москвы в США и скончалась в Бруклине в 2010 году. Вот так сложилась жизнь двух девочек Евы и Зои, которые сидели на одной парте в пятом классе школы №201 города Москвы. После войны Ева встречалась с мамой Зои, которая хорошо помнила мою тетку. Но на этом наша связь со школой №201 не закончилась. В 1946 году в первый класс этой школы пошла моя родная сестра Анна. И в это время ученики старших классах еще хорошо помнили Зою Космодемьянскую. А бессменным директором долгое время оставался Кириков.  И в этой же школе учился мой любимый эстрадный певец Лев Лещенко, а совсем недавно я узнал, что ее закончил хорошо известный в Израиле и России безвременно скончавшийся журналист и блогер Антон Носик. Вот какая это была знаменитая школа. К сожалению, совсем недавно ее здание, построенное в стиле конструктивизма тридцатых годов прошлого века, пошло на слом и вместе с ним исчезли многие документы и вещи, связанные с Зоей. Передачу о том, как ломали  школу, я случайно увидел по российскому телевидению.  Моя судьба сложилась так, что я давно перестал быть патриотом России, но и здесь, в Израиле, меня возмутила гнустная статья карикатуриста Бельжо о том, что Зоя будто бы болела шизофренией, и как-то неправильно вела себя во время казни. По свидетельствам многих очевидцев она вела себя героически, тем более, что в момент казни была почти ребенком, ей только два месяца тому назад исполнилось 18 лет. Все патриотическое воспитание в младших классах 603 школы  проводилась на примере подвига Зои Космодемьянской. К тому времени ее дом уже снесли, но мы знали место в метрах двухсот от школы, где он стоял. Тогда в литературе для  школьников писали, что Зою схватили, когда она пыталась поджечь немецкие склады и конюшню. По тогдашнему моему мнению, поджечь немецкие склады было здорово, а вот лошадок мне было жалко.
    Мама Зои, Любовь Тимофеевна, пару раз присутствовала  на уроках нашего класса, посвященных подвигу советского народа в Отечественной войне.  В то время ей было около пятидесяти лет. Это была высокая статная женщина со стройной фигурой, насколько я мог судить в моем возрасте.  Потом я узнал, что она и моя учительница,  Лариса Николаевна, были хорошо знакомы друг с другом еще до войны. Не надо было этому цинику Бильжо касаться священных коров моего детства.
    А вот еще мои воспоминания о тете Еве. У Евы была сестра Фаина. Понятно,что и она также была моей родной тетей. Всего у моих бабушки и дедушки было восемь детей. Перечислю их в порядке появления на свет: Миша, Абрам, Исаак, Клара(моя мама), Феня, Фаина, Ева, Ефим. Старший Миша родился в 1909 году, а младший Фима в 1927. После войны у Фаины появился молодой человек, которого звали Израиль Григорьевич Калиман и был он выпускником МГУ, физиком и еще участником войны. Вполне достойный жених. И Фаина к этому времени окончила педагогический институт по специальности психология. Дело шло к свадьбе, но против этого союза выступил отец жениха, Григорий Алтерович. Он был недоволен скромным материальным положением невесты. Мои дед и баба были на Украине нэпманами. Они бежали в Москву, спасаясь от раскулачивания, и были бедны. В то же время Григорий Алтерович слыл очень состоятельным человеком. Он руководил пивным заведением в городе Орехово - Зуево. Заведение представляло собой довольно просторный зал в деревянном доме. На закате его карьеры мне посчастливилось в нем побывать и даже выпить кружку пива. Продаваемый Григорием Алтеровичем напиток пользовался неизменной популярностью у местных жителей, и он процветал. Израиль был послушным сыном, и встречи влюбленных прекратились. И вот однажды в одном из театров Москвы встречаются две молодые супружеские пары: родная сестра Израиля Соня с мужем Анатолием Янкелевичем и моя тетя Ева со своим мужем Симоновым Зямой. В процессе разговора о том и о сем Соня спрашивает о Фаине, к которой относилась с большой симпатией. Ева делает удивленное лицо из-за неинформированности Сони и сообщает, что Фаина в скором времени выходит замуж. Понятно, что эта информация сразу поступает к Израилю и на следующий день он просит руки Фаины. Не знаю, действительно ли у Фаины был другой жених, но предложение руки и сердца Израиля сразу принимается. Этот случай говорит о том, как полезно ходить в театр: помимо повышения культурного уровня можно решить важные семейные проблемы. Фаина и Израиль много лет прожили счастливо в Орехово - Зуево. Фаина преподавала психологию в педучилище, а Израиль работал завучем в текстильном техникуме и одновременно преподавал там физику. Семейные хроники сохранили такую историю: Однажды поздно вечером после напряженного трудового дня Израиль возвращался из техникума домой по пустынным улицам родного города, и вдруг его окликнули два хулигана и предложили отдать им все деньги и ценности. Было темно, но когда один из них вгляделся в ограбляевого, то сказал другу: Пошли, ты что не видишь, что это Израиль Григорьевич.
    У многих творческих личностей, которые не заняты на своей работе созиданием чего-то нового, происходит сублимация неизрасходованной  умственной энергии в различные увлечения. Таким увлечением у Израиля становится поэзия. В начале поэтического творчества слушателями новоявленного поэта становятся друзья, коллеги по работе и родственники, на юбилеях которых супругой поэта Фаиной читались посвященные юбиляру стихи. Но потом  у новоявленного поэта появилось желание узнать мнение авторитетного источника о своем творчестве и он посылает свои стихи Маршаку. И спустя некоторое время получает ответ, в котором говорится, что у автора есть способности и их надо развивать, а для этого……. Я не помню точно, что еще было написано в письме. Спустя некоторое время после смерти Маршака, Израиль получает письмо от сына знаменитого поэта. Оказывается, что Самуил Яковлевич, как классик, в своем ежедневнике записывал фамилию и адрес человека, которому он посылал письма. и вот теперь его сын хочет получить текст этого письма, чтобы включить его в полное собрание сочинений своего отца. Естественно, письмо или его копия тут же была высланы. Если кто-то хочет подробно ознакомиться с письмом, в котором есть оценка творчества Калимана, то может  найти его в восьмом томе полного собрания сочинений Маршака из десяти томов.
Израиль был доброжелательным  и корректным человеком, в отличие от других поэтов - любителей. Они в большинстве своем злобные, завистливые и высокомерные люди. Уже здесь, в Израиле, я оказался в литобъединении. На одном из первых заседаний один из участников объединения выступал с сообщением о творчестве поэта Рембо, и я по простоте душевной спросил, а кто это такой есть, этот Рембо. Трудно было представить возмущение участников моим невежеством, им было непонятно, как в общество тонких знатоков поэзии смог затесаться такой невежда. На следующем занятии я сообщил, что написал четверостишие о поэте Рембо и мне дали слово. Вот оно:
Все относительно и суета сует
Эйнштейн и Соломон об этом нам сообщают.
Вот в мишпахе своей известный я поэт
А про Рембо у нас никто не знает.
    Это четверостишье моим коллегам не понравилось. Довожу до сведения таких же невежд, как и я, что этот Рембо - французский поэт, автор знаменитого стиха: Пьяный корабль. Я тогда предпочитал творить в прозе, а не в поэзии, но на юбилей Милы, родной  сестры моей жены, поставил перед собой задачу не только по примеру Израиля поздравить в стихах юбиляра, но и сказать о каждом из присутствующих что-то комплиментарное, или по крайней мере упомянуть его в стихах. Проблема усложнялась еще тем, что у некоторых гостей были одинаковые имена. Например, три приглашенные на юбилей дамы носили одно и то же имя Галина, и поэтому надо было рифмовать и фамилии, которые у евреев совсем непростые. Гостей было около 35 человек. А еще родственники за рубежом. Но я знал, что игра стоит свеч, поскольку еще Карнеги говорил, что для человека нет ничего приятнее, чем звуки собственного имени. Вот на мой взгляд самое удачное четверостишие. В нем одном удалось упомянуть сразу четырех приглашенных.
В твою просторную квартиру
Где рядом наш  Ашдодский брег
Друзья пришли: мишпахат Ясир
И Додик с Галей Трахтенберг.
И, конечно. Я не мог не упомянуть тетю жены и ее мужа, которые нам очень помогли в первые месяцы жизни в Израиле:
Здесь Нюся с Семой, тетя с дядей
Что я о них могу сказать
Таких людей по всей планете
По пальцам можно сосчитать

Кто встретил нас со всей душою
Квартиру светлую нашел
Кто в нашу жизнь вошел как лоцман
И в бухту тихую привел.
Воспоминания - это как бесконечная цепь. Каждое из них вызывает из памяти какие-то полузабытые события прошлой жизни.  Но вернемся к Фаине и Израилю.
    В девяностые годы они вслед за сыновьями эмигрировали в США, и в Сан - Диего, где спокойно и в достатке прожили последние годы. Один из сыновей в этом городе работает программистом, а другой, профессор математики, преподает в университете в Майами.  А всего этого могло бы и не быть, если не находчивость моей тети Евы. Сейчас уже невозможно определить, действительно ли был у Фаины другой жених, или это было чистой импровизацией тети Евы, поскольку она не могла допустить, что сама уже замужем, а ее любимая старшая сестра еще девица. В то время еврейские девушки были строгих нравов.
    Наблюдательные читатели, наверно, заметили, что фамилия Калиман уже фигурировала в моих воспоминаниях, когда я перечислял фамилии бабушек и дедушек моей жены.  А самые проницательные догадаются, что без Израиля Григорьевича и его жены Фаины Соломоновны мое знакомство с будущей женой вряд ли бы состоялось. И будут абсолютно правы. Теперь мне с высоты моих лет как убежденному дарвинисту - морганисту кажется абсурдной ситуация, когда партнеры вступают в брак, не изучив родословные друг друга и не убедившись в отсутствии в роду будущих партнеров по семейной жизни наследственных болезней и также людей с дурной репутацией. Это как покупать кота в мешке. Сравнение абсолютно правильное, поскольку даже при покупке домашних любимцев основное внимание мы обращаем на их родословную. Когда у супругов Калиман возникла удачная мысль соединить узами брака племянника Фаины и двоюродную племянницу Израиля, то учитывались все многочисленные аспекты :социальный и материальный статус, характер их родителей, возраст будущих супругов ( восемнадцать лет невесте и двадцать четыре года жениху). Также был рассмотрен их психотип, ведь не зря Фаина была психологом. Я по ее наблюдениям был меланхоликом, а у моей будущей супруги был лучший психотип - сангвиник. Эти два  психотипа по мнению Фаины как нельзя лучше подходят друг к другу. Израиль, как физик, провел свою часть работы и пришел к выводу, что в соответствии с законом Кулона о притяжении заряженных тел и законом всемирного тяготения Ньютена, наши обнаженные молодые тела будут с силой притягиваться друг к другу. Правда, звучали среди родных и голоса против нашего брака. Так тетя Соня, сестра Израиля, вполне справедливо говорила о тяжелом характере моего отца, а первое время после брака молодоженам предстояло жить в квартире родителей. Учитывая все за и против, все же  было принято решение в пользу знакомства, и Фаина послала нам домой письмо, где помимо текстовой части находилась  фотография  моей будущей жены, и девушка на ней мне очень понравилась. И вот уже позади золотая свадьба. И, слава богу, мы в полном здравии и на своих ногах и еще активно участвуем в воспитании внука. Когда тебе за семьдесят пять, то  наступает время воспоминаний, которые заменяют активную деятельность. Мне бы очень хотелось бы пообщаться со своими однокурсниками по МЭИ или с коллегами по работе в Москве, но все связи оборваны. С грустью вспоминаю концерт Стахана Рахимова и Аллы Иошпе в Ашдоде, на который мы не попали по собственной глупости, а ведь могли бы пообщаться с певцами. Я являюсь одним из немногих, кто был на концерте Стахана еще в доиошповский период его творческой деятельности. Представляете, какой я старый. Стахан и я учились в МЭИ на одном на одном факультете, который тогда назывался АВТФ (автоматики и вычислительной техники).  Он опережал меня на два курса. Его я впервые увидел на факультетском новогоднем вечере в январе 1961 года в доме культуры МЭИ, где он исполнил две песни. Помню только, что голос у него был не очень сильный, но приятный и с восточными интонациями. С большим удовольствием сейчас я бы встретился или хотя бы созвонился по телефону с однокурсниками по институту или коллегами по работе в Московский период своей жизни. Каждое утро, проснувшись, я проверяю свою память. Для этого я мысленно произношу фамилии студенток из своей группы А-7-59: Дзильна, Лучшева, Водичева, Васильева, Каспарова, Строева, Краснова. Клейменова, а потом фамилии  студентов.  После окончания МЭИ в 1965 году я почти никого из них не встречал и никакой информации об их жизни за  пятьдесят два года, прошедшие после окончания МЭИ, у меня нет. Теперь об отношении к евреям в МЭИ. Антисемитизм там не был массовым явлением, но отдельные случаи, конечно были. Учился в нашей группе некий Шаргородский Слава. У него был куполообразный череп как у Макса Планка и очки в тонкой оправе. Обычный антисемит-преподаватель перед экзаменом должен был сначала определить, является ли сидящий перед ним студент евреем или нет и лишь только потом приступал к экзекуции. А основываться он мог только на внешности студента, фамилии, имени и в особенности отчестве, потому что национальность в зачетке отсутствовала. На самом деле Слава был евреем только наполовину. Но большинство преподавателей принимали его за чистокровного представителя этого народа. Была у Славы еще одна особенность.  При всей своей научной внешности он был чистым гуманитарием, и точные науки ему давались с большим трудом. И каждый такой экзаменатор, когда видел интеллектуальное лицо Славы, мечтал снизить ему с предполагаемой пятерки хотя бы один балл. Но в процессе экзамена он убеждался, что ломится в открытую дверь, и что с чистой совестью может поставить Славе удовлетворительно или даже неуд. Были и такие преподаватели, которые в процессе экзамена меняли гнев на милость. и даже завышали ему оценку.
    Помню экзамен по истории партии. Его вместе с нашей группой  сдавал студент из другой группы, лучший студент курса некий Бронштейн. У него в зачетке до этого экзамена за все время учебы в МЭИ были сплошные пятерки. Принимал экзамен преподаватель с одной рукой - участник войны. Как всегда Бронштейн уверенно и обстоятельно ответил на все вопросы, но однорукий преподаватель заявил, что пятерку не может поставить. Несмотря на справедливые возражения студента ему была поставлена четверка. Я так и не понял почему четверка: из-за еврейского происхождения Бронштейна, или из-за того, что он носил девичью фамилию Льва Троцкого. Следующим экзаменующимся был студент из моей группы Искандеров Фуат. На вопрос преподавателя о том, что такое НЭП, Фуат уверенно ответил, это когда у крестьян все отнимают - Как все отнимают, даже трусы(часть нижнего белья) - поинтересовался с улыбкой преподаватель. - Но это же для социализма - резонно возразил Фуат. (Некоторые читатели из-за молодого возраста уже не изучали Историю партии. Так вот: Фуат сделал грубейшую ошибку, перепутав продразверстку с продналогом). За свой ответ он также получил четыре. Однорукий преподаватель к татарам относился значительно лучше, чем к евреям. Я правильно оценив обстановку, выбрал момент, попал к своему преподавателю и получил отлично.
    Но через год на экзамене по теории вероятностей и случайным процессам мне не повезло. Этот курс читал знаменитый преподаватель, любимец многих поколений студентов МЭИ Израиль Абрамович Брин, дедушка не менее знаменитого создателя Google Сергея Брина. На экзамен по этому предмету Брин явился в сопровождении грузного хромого человека со злым лицом, тоже преподавателя кафедры математики. И я попал к нему. Не скажу, что я очень досконально знал предмет, по своим собственным критериям мои знания находились где-то между четверкой и пятеркой. Но хромой преподаватель явно пытался завалить меня, а я героически отбивался. В конце экзамена он обратился к Брину и сказал, что не знает, что мне ставить: тройку или четверку. Брин, который помнил меня по выступлениях на семинарах, даже подскочил на стуле и сказал, что конечно четверку. В тот день Израиль Абрамович спас мою стипендию за целый семестр, за что я ему до сих пор благодарен. Еще задолго до того, как Брин - младший поможет всему человечеству  оперативно и качественно получать разнообразную информациют с помощью Интернета, Брин - старший помог одному из скромных представителей этого человечества. Еще Брин-старший прославился тем, что преподавал в МЭИ с 1944 года по 1998, то есть 54 года. Думаю, что это абсолютный рекорд. Случайно как то наткнулся на его мемуары. Оказывается, он помимо лекций давал частные уроки детям многих политических деятелей и знаменитых людей. У него учились сын Суслова, дочь Ботвинника, Стахан Рахимов и многие другие, но только сын Хрущева Сергей заслужил его высокую оценку за знание математики. Недавно прочел  в Интернете статью Сергея о причинах, заставивших его отца передать в 1954 году Крым Украине, и понял, что для этого были серьезные основания. Как можно было нанести удар в спину Украине, аннексировав Крым, в сложнейший период ее истории и нарушив братство народов, которые плечом к плечу сражались и проливали кровь в борьбе за  оборону полуострова, а позже за его освобождение. Тем более у России итак  много прекрасных полуостровов: Кольский, Канин, Чукотский, гигантская Камчатка. Наконец, Таймыр, замечательный полуостров тоже больших размеров, иначе мы в него не попали бы ракетой. А у Украины был только один небольшой полуостров Крым, и тот у него отобрали. Не зря Александр Невзоров назвал  аннексию полуострова мародерством. В странах Латинской Америке, например, было много переворотов и революций, но соседи никогда не пытались, воспользовавшись случаем, чтобы забрать чужую территорию. Но достаточно растекаться мыслью по древу, вернемся к главной теме.
    Время течет неуклонно, и вот наш сын Миша в 1984 году заканчивает школу в Черновцах с золотой медалью. В это время мы сидим в глубоком отказе, на дворе безвременье, у власти Черненко и надо как то устраивать свою жизнь. У сына хорошие математические способности, и он готовится поступать в оплот советской науки МГУ на факультет прикладной математики, тем более, что экзамены в МГУ сдают на месяц раньше, чем в других вузах той страны, и он вместе с мамой из Черновцов отправляется в столицу. Как золотому медалисту ему предстоит сдать только устную математику,  он сдает и получает тройку. Шансов на поступление в МГУ больше нет, и он идет в приемную комиссию забрать документы. Но дама в комиссии с ехидной улыбкой убеждает его не торопиться. Она говорит, что у Миши, как у представителя национальных меньшинств, есть шансы поступить и с тройкой. Мало того, что абитуриентов - евреев не принимали, работники приемных комиссий как могли еще издевались над ними. В это же время на механико-математический факультет МГУ поступал некий Леня Вольтман тоже из Черновцов. Он не был медалистом и должен был сдавать все экзамены. И два письменных экзаменов по математике он сдает на отлично, потому что в целях борьбы с блатом абитуриенты сдают письменные работы под кодами. Теперь остается только устная математика. Для экзаменаторов складывается критическая ситуация. Даже с тройкой Леня поступил бы в сей престижнейший вуз. Экзаменаторам надо что-то делать, ведь антисемитизм еще никто не отменял. И Лене Вольтману после двух пятерок ставят два балла по устной математике. Понятно, что такого результата не может быть в принципе после пятерок по двум письменным экзаменам. Власти делали все возможное, чтобы в стране не появились новые Гельфанды, Брины и Лифшицы с Ландау.
Тем временем мама Миши возвращается в Черновцы, и в качестве группы поддержки в столицу выезжает папа. После неудачи в МГУ нам предстоит выбрать другой институт с реальными шансами на поступления. Конечно, о таких институтах, как МФТИ, МИФИ, Бауманский и речи быть не может. По понятной причине отпадает МАИ. Провинциальный еврейский юноша в период развитого социализма может поступить в эти вузы только в мечтах.  Моя альма матер МЭИ тоже не подходит. Я поступал в него двадцать пять лет тому назад, и неясно, как там относятся к некоторым национальным меньшинствам. И мы с сыном выбираем МИИТ(Московский институт железнодорожного транспорта). В нем, как и в МГУ тоже есть факультет прикладной математики. Кроме того по разведданным в него евреев еще принимают. Когда- то лет 150 назад во времена массового строительства железных дорог в России профессия инженера - железнодорожника считалась самой престижной. И я всегда любил ездить в поезде, стоять у открытого окна и смотреть на мелькающие бескрайние поля, перелески, проселочные дороги, пасущиеся стада домашних животных, а в вагон в это время врывался упругий ветер, наполненный ароматом цветущих растений.  А еще в пионер - лагере я с  волнением слушал песню про деревенского мальчика, который взбирался на пригорок, наблюдал за поездами и мечтал стать машинистом паровоза. И в конце концов его мечта сбылась. Запомнился только конец этой трогательной песни:
Он ведет теперь Иосиф Сталин
Самый лучший в мире паровоз.
    С тех пор я с большой симпатией  относился к железным дорогам. Понятно, что железнодорожный транспорт просто не может в современном мире существовать без математики.  Миша подает документы в МИИТ получает по письменной математике отлично и, как золотой медалист, поступает в этот институт. Вот оно скромное еврейское счастье. Теперь у сына будет неплохая специальность. И не обязательно ему в будущем работать на железнодорожных дорогах. Не зря его специальность называется прикладная математика. А это означает, что свои знания в математике и программировании он сможет прикладывать к чему угодно. На этот же факультет поступает и Леня Вольман, будущий друг сына, и еще много других еврейских парней.  Как гуманно, что в Москве существовали МИИТ и еще несколько подобных институтов - заповедников для студентов - евреев, иначе бы эта разновидность гомо сапиенс в столице полностью исчезла. Хорошо, что у Миши появился попутчик в поездках  на каникулы в Черновцы и обратно. Когда у меня бывали командировки в Москву, я всегда посещал сына в общежитии института. Перед поездкой мы с женой звонили родителям Лени и они передавали передачи для него. Однажды я привез ему из Черновцов увесистый пакет с мясными деликатесами. В то время Леня был худым и болезненным юношей, и родителей волновало питание сына. Леню я в общежитии не нашел, но в коридоре наткнулся на его приятеля по фамилии Липпман, который жил с ним в одной комнате, и попросил его передать пакет соседу. Узнав о его содержимом, Липпман плотоядно посмотрел на пакет и многозначительно сказал только два слова: это хорошо. И я понял, что далеко не все содержимое этого пакета с вкуснятиной поступит по назначению.
Как же сложилась жизнь приятелей. Леню по состоянию здоровья не взяли в армию, он окончил МИИТ, репатриировался в Израиль и успешно работает в хай теке. Путь моего сына оказался сложнее. После окончания второго курса он был призван в армию. Служил два года в Свердловске. Потом окончил третий курс в МИИТ. И в это время мы получаем долгожданное разрешение. Миша покидает МИИТ и уже в Израиле   заканчивает Хайфский технион по специальности: Электричество и электроника. Женится на выпускнице Хайфского университета Флоре, несколько лет они работают в Израиле и здесь у них рождается дочь Мэли. а потом семья переезжает в Канаду и прекрасно устраивается в городе Торонто, а вскоре на свет появляется сын Шон. Он сейчас в десятом классе, Мэли уже на четвертом курсе престижного Кингстонского университета. И никаких проблем с пятым пунктом ни при поступлении, ни в процессе учебы у нее не было. Думаю, что Мэли не известно и само выражение: пятый пункт.         
    Я немного задремал, а когда проснулся было уже пять часов. Жена тихо спала рядом. Звонков от дочери не было, и я стал думать о том, когда посетить могилы родителей, похороненных в Нагарии, и мои воспоминания переметнулись к отцу.