Дерри

 
                С НОВЫМ  ГОДОМ!
                или
              БЕСПОКОЙНОЕ   ХОЗЯЙСТВО

   Она появилась у нас дома за день до Нового Года. Поздно вечером раздался звонок, и муж пошёл открывать дверь. Послышались приветствия и… радостный лай. Не относя последнее к внезапно нагрянувшему другу, я выглянула в коридор и тут же чуть не была сбита здоровенным догом пятнистой окраски. Собак я не боялась и даже постоянно водила с ними дружбу, но устрашающие размеры непрошеного гостя заставили меня непроизвольно присесть. Собака вмиг облизала мне щёки, выражая тем самым полное доверие, и села с невинным видом рядом. Наш друг развёл руками, давая понять, что другого обхождения от пса и не ожидал. За столом рассказал, что месяц назад к ним в гараж прибилась бездомная собака, необыкновенно ласковая. Водители её любили, подкармливали, но пришедший начальник выгнал  пса на лютый мороз. Вот и ходит друг по знакомым, пытаясь пристроить дога хоть ненадолго. Мы – его последняя надежда.
   Моя добродетель всегда не знала границ. Глядя в умильные глаза умной, но судя по всему, шаловливой псины, я протянула:
   - Ну, если только ненадолго…
   Обомлевший муж, враз потерявший дар своей речи, даже не успел возразить. Друга сразу как ветром сдуло: сославшись на неотложные дела (глубокой ночью!), он быстро растворился за дверью. Расстроенный муж, бросив на ходу «Ну и занимайся им сама!», ушёл спать. И мы остались вдвоём!
   При ближайшем рассмотрении псина оказалась  сукой возраста примерно года, но тем не менее ощенившаяся. Я предположила, что хозяева держали её для получения элитных щенков, а она, учитывая её своенравный  характер, убежала на прогулке, или… Второй вариант я пока не рассматривала. Устроив собаку на ночлег возле двери в коридоре на коврике, я отправилась спать. Собака поворчала немного, что хозяйка не легла с ней рядом, и уснула. Напрасно я так думала!
   Назавтра я поднялась чуть свет и впотьмах поплелась на кухню. Чувствуя ответственность за собаку и учитывая её голодное прошлое существование, я решила приготовить ей вкусный завтрак. Собаки в коридоре не было. Не оказалось её и на кухне. В нашей большой  квартире не мудрено заблудиться. Обойдя все четыре комнаты и не обнаружив никаких признаков присутствия животного, я немного заволновалась. Не веря в мистику, я вернулась снова в спальную и… остолбенела. На нашей огромной двуспальной кровати, на своей половине мирно посапывал муж, а на краю мягкого ложа, обняв мужа длинными лапами, так же мирно, нос к носу, похрапывала догиня. Вопиющая наглость в квадрате! Откуда такое барство у бездомной собаки?
   Надо было незаметно для мужа, чтобы у него не произошёл удар от увиденного, разбудить псину и удалить её из спальной. Судя по умиротворённой позе, собака сама ложе не покинет. Нужны были убедительные увещевания. Они прибыли в виде огромного куска докторской колбасы. Почуяв запах лакомства, собака открыла глаза, быстро сообразив, что вкусные вещи надо поедать сразу, не раздумывая, соскочила с кровати и помчалась вслед за мною на кухню. Огромный кусище исчез в пасти собаки мгновенно. Обалдев от внезапности событий, я прислушалась. Из спальной стонов и упрёков не последовало. Переведя дух, я немного успокоилась и пошла искать что-нибудь подходящее для выгула собаки. Ничего не обнаружив, обернулась и… остолбенела во второй раз за это предновогоднее утро. Добрая половина длинного коридора блестела от огромной лужи. Надобность выгуливать собаку отпала.
Проклиная свою неумеренную доброту, я отправилась за тряпкой. Четвероногая «подружка», не испытывая ни малейших угрызений совести за содеянное, живо принялась помогать мне убирать следы своего  преступления. Весело подпрыгивая, что надо было принимать за наивысшие проявления дружелюбия, она изловчилась сбить носом лежащие на шкафу неиспользованные рулоны обоев. При падении обои развернулись, как паруса, накрыв с головой меня с шалуньей. Собака обрадовалась новой игре, и, терзая несчастные обои, разрывала их в мелкие клочья.
   От падения рулонов наконец проснулся муж. Его взору предстала нерадостная картина: собака самозабвенно кромсает полотна нарядных мокрых обоев, а взлохмаченная хозяйка стоит посередине коридора, вооружённая лентяйкой. Встревоженный муж подошёл, отобрал у меня поломоющее орудие и со словами «Не надо убивать несчастное животное!» ушёл досыпать.
   Кое –как приведя коридор в порядок, я устало опустилась на стул. «Несчастное  животное» преданно смотрело мне в глаза, призывая веселиться дальше.
   - Вот коза – дереза! - мелькнуло у меня. Стоп! ДЕРЕЗА! Дереза из детской сказки – точная копия моей  догини! Так и назову – ДЕРЕЗА! А для краткости – ДЕРРИ!
   - Дерри! - позвала я собаку. Та сразу навострила уши, прислушиваясь и склонив набок голову. Вся её лукавая морда выражала полное согласие с наречённым именем. Должно, я попала в точку и невзначай или угадала кличку  шалуньи, или воспроизвела знакомые сочетания звуков её имени.
   Но имя было дано. Надо налаживать контакт и научиться жить, а, вернее, выживать с этой непослушной собакой. Посмотрев на часы, я поняла, что прошёл всего час после моего пробуждения, а я устала так, как в первый день после выписки из роддома с моими близняшками. Близняшки давно выросли, у них – свои семьи. В этот  Новый Год они впервые не приедут к нам, так как вчера оба мои сына со своими семьями улетели на новогодние каникулы за границу. И это даже к лучшему. Не каждый сможет спокойно воспринять габариты внезапно свалившегося «несчастного животного».
   Зазвонил телефон, приведя Дерри в искромётный восторг. Безошибочно угадав источник возбуждающих звуков, собака одной лапой в длинном прыжке сбила полку с телефоном, радуясь наступившей тишине. Полка повисла на одном гвозде, остатки телефона разлетелись по кухне, а чудом уцелевшая трубка уже находилась в пасти догини, испытывая на себе все прелести мощных собачьих клыков.
   - Нет! Это уж слишком!
   Схватив хулиганку за шкирку, я потащила её в ванную. То ли злость моя превысила запасы доброты, то ли придала добавочные силы, но дотянула я Дерри к ванной легко, без сопротивления. Покорно приняв холодный душ, псина, наконец, оставила в покое изувеченную трубку и  протяжно заскулила. В дверях ванной тут же нарисовался муж.
   - Не мучай! Она же не может даже тебе ответить!
   С этими словами муж накинул на собаку своё банное полотенце. Оглядел меня задумчивым взглядом и отправился на кухню. Я не верила в происходившее! Закрыла Дерри в ванной (пусть одумается!), и поспешила за мужем. Моя «половинка» уже стоял перед распахнутым холодильником и был ещё задумчивее. Не обращая внимания на расколотый телефон, он искал свою любимую докторскую колбасу. Не найдя таковой, подозрительно посмотрел на меня печальным взглядом и произнёс:
   - Много есть колбасы – вредно. Ты сама всю съела  или хотя бы поделилась с животным?
   Слова застряли у меня в горле. Голодная, уставшая и онемевшая от пережитого, я машинально выставляла на стол из холодильника приготовленные для Новогоднего застолья закуски. Подозрительность мужа усилилась и, тяжело вздохнув, он изрёк ещё одну сакраментальную фразу:
   - Неужели  и это в тебя влезет? А что буду есть я?
   Я ошалело посмотрела на него и села на стул, держа в руках блюдо с холодцом. И тут позвонили в дверь настойчиво и длинно. Враз сработал запущенный собакой рефлекс, и я кинулась к двери, уронив блюдо с холодцом на  пол. Распахнула дверь и увидела Виктора – соседа Васи, одного из моих близняшек. В руках тот держал рыжего, пушистого кота.
   - Здравствуйте, Александра Николаевна! Извините, что так рано! Я звонил, но телефон Ваш не отвечает. Вася оставил Вам записку и кота.
   - Кота? У Васи – кот?
   - Да! То есть его недавно взяли для Мишки, но ухаживает за ним Вася. Породистый! Но это ещё котёнок, он пока растёт. Извините, мне надо бежать! С Новым Годом!
   И, сунув кота мне в руки, Виктор быстро исчез. Нет, мне только кота не хватало в данной ситуации! Чуть  не плача, я опустила рыжего котяру на пол и развернула записку. Вася писал, что с котом Шуриком произошло недоразумение, его хотели взять знакомые на время отсутствия Васи, но вмешались непредвиденные обстоятельства, и кота девать некуда. Выяснилось это  только вчера перед самым отлётом. У мамы, то есть, у меня, коту будет хорошо, я кота не обижу. Дополнялась записка поздравлением с Новым Годом и указаниями не кормить котика сырой рыбой.
   Да что ж это такое? У людей Новый Год на носу, а у меня – одни непредвиденные обстоятельства! Обрадовал меня сынуля! Коту будет со мной хорошо. И ни слова о том, будет ли хорошо мне с котом! От мрачных дум отвлекло меня дружное чавканье за спиной. Обернувшись, я обнаружила, что мой муж уже прикончил половину закусок, не отставал от него и Шурик, уплетая разлетевшийся по полу холодец. Про холодец в записке ничего не было сказано, потому данную ситуацию я приняла с завидным спокойствием. Большее беспокойство вызывал муж с вдруг проснувшимся неуёмным аппетитом. Осторожно взяв у «половинки» третье блюдо, я отправила мужа в ванную.
Ни звуков, ни чавканья из ванной не раздавалось, муж смело приоткрыл дверь и… Такого крика отчаяния не слышала я со времён моего появления на свет. Я ахнула, кот дико мяукнул и, вздыбив шерсть, запрыгнул на стол. По  коридору я летела, побив мыслимые рекорды по спринтерскому забегу. На полу сидел мой объевшийся муж и обречённо взирал на Дерри, которая с наслаждением доедала хозяйственный кусок мыла. У мужа было лицо великого мученика.
   - Вот до чего ты довела собаку! – пророчески констатировал муж, - она от голода уже мыло ест! Скоро сапоги начнёт грызть!
   Горестно вздохнув, он поднялся и ушёл переживать в залу. Вскоре оттуда раздались звуки передаваемого по "телеку" концерта. Ясно – отвлекается!
   С меня – довольно! Затолкав закуски обратно в холодильник, перемыв полы на кухне и ванной, я решила принять душ и успокоиться. А заодно – подумать, что  делать с моим зверинцем. Я не успела даже раздеться. Сначала послышалось яростное, похожее на змеиное, шипение, затем – утробный крик «Мяу-а!» и, наконец, падение чего-то большого довершило звуковую  композицию. Заключительным аккордом зазвучал радостный, заливистый лай Дерри. И тут до меня дошло,  что я оставила их вдвоём – Шурика и Дерри!
  Полураздетая, в одном тапке, я металась по коридору, отыскивая их место встречи. С другого конца квартиры бежал муж с телепультом в руке. Поводов для волнений у мужа было больше, оба мы догадались, что встреча «друзей» произошла у мужа в кабинете. При нашем появлении в проёме дверей кабинета Дерри залаяла на тон выше, то ли триумфально приветствуя хозяев, то ли окончательно свихнувшись от нашего вида. Ей вторил отрывистым шипением Шурик, потерявший от страха дар мяуканья.
Картина предстала безнадёжная: в сорванной гардине запутался испуганный кот, которого с наслаждением катала огромная лапа догини. Мы отважно бросились спасать кота. Получив для порядка пару раз по спине пультом, Дерри обиделась и покинула кабинет. Я схватила гардину с котом, пребывающем на грани клинической смерти, и осторожно ушла в спальную, закрыв за собой дверь. Из распутанной гардины сначала на меня глянула пара зелёных злых огоньков, затем чуткий нос понюхал пространство, и только потом важный котяра вылез из своего кокона. Огляделся, и с умным видом  устроился на моей половине кровати.  Покачав головой, я вышла и увидела ещё более удивительную идиллию.
   Муж, как с равной, разговаривал с Дерри об этикете поведения и правилах проживания собаки рядом с человеком в отдельно взятой квартире. Дерри с неподдельным интересом слушала весь этот вздор, и, казалось, была на грани блаженства от оказанной ей чести быть посвящённой в такие высокие материи, тем более, что всю эту чушь ей плёл высококлассный юрист. Не определив, кто из нас больше помешался - мы или звери, я решительно села писать объявления о находке собаки. Оделась, взяла клей и отправилась расклеивать объявления в округе. Меня не было час дома.
   Возвращалась я настороженная и готовая принять любые сюрпризы жизни! Муж отсутствовал, но карниз и гардина были водворены на место, телефонная полка прибита, над ней красовалась записка «Ушёл добывать телефон». Дерри лежала на подстилке, закрыв глаза, должно – прорабатывала лекции по юриспруденции, и была задумчива, как мой муж. Облегчённо вздохнув, я убрала квартиру, приняла душ, накрошила на скорую руку пару салатов. Наконец, Дерри пришла в себя. Потянулась, радостно вздохнула и зевнула. Да, собачка! Величиной с телёнка, зубы – в палец толщиной!
   От раздумий меня оторвал пришедший муж с телефоном, с поводком и намордником для собаки, игрушками, едой для зверей. Почуяв появление хозяина, из спальной важной походкой вышел Шурик, обновил принесённый туалет, подошёл к мужу, потёрся головой об его ноги, не обращая ни малейшего внимания на догиню. Непризнанная Дерри уже открыла было пасть для разборок, но муж поднял руку и… о, чудо! Дерри внимала его движениям, как загипнотизированная. Четыре часа моих бесплодных попыток наладить отношения с догиней были перечёркнуты десятиминутной лекцией мужа по этикету. Я была потрясена!
   До Нового Года оставалось три часа. Муж поставил телефон и уже не отходил от него, принимая поздравления. Ему радостно вторила Дерри, Шурик облюбовал его колени, охотно поддакивая мурлыканьем. Я собирала в зале на стол, с удовольствием наблюдая эту мирную картину. Нас наперебой приглашали в гости, но мы не могли оставить одних наших зверей. Новый Год мы встретили под бой курантов, звон бокалов с шампанским, радостное повизгивание догини и тёплое мурчание кота. Утро первого дня Нового Года застало нас всех вместе на одном диване, и нам снились удивительные сны.

 
 

                ОСИНОЕ  ГНЕЗДО

   Приближалось долгожданное лето. Дерри за зиму-весну повзрослела, прошла обучение у знакомого кинолога и стала сильнее. За хозяином она ходила по пятам, готовая исполнять любую его прихоть. Мне она отвела роль поилицы-кормилицы, но на улице превращалась в надёжного и сильного защитника. Гулять нам приходилось поздно вечером или ранним утром – не каждый встречный мог спокойно пройти мимо догини устрашающих размеров. Дерри понимала своё превосходство над собаками других пород и по-своему гордилась этим. Особое отношение она проявляла к детям – беззащитным, двуногим, человеческим детёнышам, позволяя им практически любую выходку.
   В последней декаде мая, предвкушая радость свободы и единения с природой, я упаковала вещи, продукты, и приятель мужа отвёз нас вдвоём с Дерри на дачу. Мне давно хотелось отдохнуть, набраться новых впечатлений и дать вволю набегаться собаке.
   Дача находилась в двадцати километрах от города, в живописном некогда месте, а теперь хаотично застроенном двухэтажными постройками. На восьми сотках мало кто выращивал овощи для семьи. В нашем дачном кооперативе люди в основном занимались строительством бань да беседок, возведением огромных коттеджей, созданием лужаек для отдыха, на которых устраивались пикники с шашлыками. А сосед напротив на своей земле даже выкроил место для бассейна. Я же выращивала перцы, помидоры, зелень, без которых не мог обходиться мой юридически подкованный муж.
   Дача стала местом отдыха и одновременно точкой ударного труда для нашей семьи. На лоне природы муж из вечно задумчивого адвоката, складывающего в уме головоломки с бесконечными юридическими уловками, превращался в добродушного, весёлого, работящего хозяина. Наша «фазенда» выгодно разнилась с другими постройками тем, что возведённый дом, баня, хозблоки строились самолично мужем. Строительство шло медленно, но верно, аналитический ум хозяина выдавал точное решение, и дважды делать мужу одну и ту же работу не приходилось. Из небогатого подручного материала получился вполне приличный особняк с арками, верандой и даже лоджией на втором этаже. Лоджия была главной гордостью мужа, он долго любовно примеривался к её возведению и по прошествии трёх лет, на исходе августа прошлого года, передо мной предстало удивительное сооружение с резными перильцами и чудо-дверями. Правда, застеклить это великолепие муж не успел, намереваясь доделать его нынешним летом. В перспективе маячили витражи, да обещанный мне сюрприз.
   Второй этаж давно был моей болью. Каждое новое лето, выезжая на дачу и застилая столы и диваны, развешивая шторы и занавески на первом этаже, я поднималась по внутренней лесенке на второй и с грустью взирала на недостроенное царство-государство. Огромная комната, равная по площади трём помещениям внизу пустовала из-за отсутствия необходимых для проживания атрибутов – дощатого пола и зашитого потолка. У мужа не хватало времени добросовестно совмещать два направления – выигрывать заранее обречённые процессы и строить великолепный коттедж.
   Вот и сегодня, перенеся вещи на веранду и распрощавшись с любезным приятелем, я поднялась наверх и обречённо уставилась в необъятное комнатное пространство. Пыль минувших веков померещилась мне на выступающих очертаниях недостроенного жилища. Из незастеклёного будущего витража я увидела радостно повизгивающую Дерри, осваивающую новую территорию, бегающую от калитки до забора и обратно, благо, что грядок ещё не было.
   Налюбовавшись на собаку, я вновь перевела взгляд на долгострой и отправилась решительно за веником. На зиму муж убирал вещи в укромный закуток под крышей, им спроектированный, с хитрым креплением. Отыскав умно законспирированную кладовочку, я повернула рычажок, и… на меня свалилась сверху куча ненужного барахла: старые, протёртые до дыр тапочки, облезлые веники, потускневшие от времени калоши, старая, широкая шинель, наверное, «времён очаковских и покоренья Крыма» и почему-то – единственный валенок. В довершение хламопада на меня поползла задержавшаяся в чреве закутка лыжа со сломанной палкой. Я заглянула из любопытства в тёмный угол, но вторая лыжа с палкой отсутствовала, вероятно пропав в зияющей чёрной дыре.
   Надо сказать, что муж мой – неукротимый борец с расточительностью, находился на переднем крае в беспроигрышной войне со мной за рачительное ведение домашнего хозяйства. Его пытливый ум находил применение всякой ненужной вещи. Подумав немного, я могла бы пристроить старые веники для растопки печи, в дырявых тапках кое-как можно передвигаться по дому. Пригодились бы и высохшие калоши на случай внезапного наводнения или мгновенного исчезновения обуви в доме. Но зачем мужу нужна старая шинель, а также валенок и лыжа в одном экземпляре, понять мне не дано.
   Пытаясь спроецировать ход его мыслей, я поднатужилась и представила горестную картину: по зимнему саду вокруг дачи в широкой шинели, опираясь однобоко на сломанную лыжную палку, вооружённый лысым веником, ездит на единственной лыже ( или ходит?) мой муж, накручивая вёрсты, охраняя дачу от возможных воришек. Что-либо другое моя фантазия выдавать отказалась.
   Пожалев своего хозяйственного мужа и воздав хвалу его будущему мужеству, я встряхнула головой, пытаясь разогнать образы жутких видений. Запихнула обратно так необходимый мужу хлам в закуток, отобрала наиболее подходящий старый веник и отправилась наводить порядок. Вскоре дом засиял чистотой.
   Подкрепившись захваченными домашними бутербродами, накормив усталую от новых впечатлений догиню, я решила растопить печку и приготовить горячий обед. Собака отдыхала на старом, спасённом мужем от уничтожения, коврике, чутко улавливая незнакомые шорохи. Принесённые из сарая дрова разгораться не собирались и, вконец измученная, я отправилась наверх за облезлым веником, любовно припрятанным «половинкой» для самообороны. Выбрав самый никудышный, негодный для выполнения его прямых обязанностей экземпляр, в надежде не нанести отсутствием оного большой урон мужу, я начала спуск вниз.
   Внезапно мой взгляд упал на тёмный, выступающий и странно гудящий предмет в углу. Внимательно приглядевшись, я поняла, что это тот валенок, в котором доблестному мужу предстояло совершить героический обход вокруг дачи. Я пододвинула веником валенок поближе, и гудение прекратилось. А затем несколько маленьких, крылатых существ вылетело и закружилось над моей бедовой головой.
   Отмахиваясь от назойливых насекомых расползающимся орудием труда, я кубарем скатилась по лестнице. Следом за мной летело гудящее облако с недружелюбными намерениями. С криком: «Спасите!» я металась по комнате, за мной носилась Дерри, над нами вились неопознанные летающие объекты. Наконец, мы выбежали на крыльцо, плотно закрыв за собой дверь. Недоумённая Дерри злобно лаяла, оглядываясь на дом, я же, присев на ступеньки, задумалась. Успокаивая собаку, я принялась рассуждать.
Вести себя могут подобным образом только единственные крылатые, и то, если тех потревожить. Это – злобные осы! В старом валенке они устроили гнездо, где уютно перезимовали. А тут – я со своим любопытством! Упавший валенок растревожил их спокойное существование, и теперь они будут мстить всем без разбору. Подобная перспектива проживания на одной территории с осами меня не устраивала. Надо срочно избавиться от валенка!
   Я открыла дверь и прислушалась. Жужжание прекратилось, возможно, сердитые осы улетели наверх налаживать своё гнездо. В детстве я однажды видела его – большой кокон, прикреплённый к потолку чердака. Избавиться от гнезда довольно трудно, и чревато многочисленными укусами сердитых обитателей.
   Приказав Дерри молчать, я осторожно поднялась наверх и прислушалась. Гудение раздавалось внутри валенка. Я подошла и принялась затыкать его старыми тряпками, обнаруженными неподалёку. Гудение усилилось. Из дырки на пятке вылетела оса, за ней показалась вторая: разбуженный рой стремился наказать обидчика. Я храбро зажала дырку и тут же получила острый укол в ладонь. Невзирая на боль, второй рукой я затыкала дыру найденными газетами. Слёзы выступили на глазах, мне казалось, прошла вечность. А из тряпки с голенища выползала ещё одна воительница. Схватив жужжащий валенок, я скатилась вниз, накинула на зимнюю обувку старое полотенце и наспех завернула. Ладонь горела огнём, краснота растекалась, но я не обращала на боль внимания. Надо срочно эвакуировать валенок подальше от дома и соседей.
   Бежать до ближайшего лесочка минут десять по пересечённой местности. Завёрнутый в пять слоёв  тряпок и газет старый валенок ждал своей участи. Выдернув наконец обнаруженное жало, я обернула руку мокрым полотенцем, приказала Дерри: - «Взять!», «Вперёд!», и мы понеслись к лесочку. Для шустрой догини быстрый бег – развлечение, я же еле поспевала за ней. Когда-то в юности я увлекалась спортивным ориентированием, но с той поры прошло тридцать с гаком лет.
Дерри первая добежала до берёзок. Крикнув ей «Фу!», я замедлила бег и, тяжело дыша, подошла к злосчастному валенку. Вездесущие осы опять показались на поверхности. Дёрнув за конец полотенца, я зашвырнула гудящий предмет обуви как можно дальше, и мы стремглав помчались обратно…
   Нас встречал приехавший сосед по участку. С любопытством оглядев меня и собаку, он поздоровался и спросил:
   - Бегаете? Спортом занимаетесь?
   Я обессилено поддакнула в ответ…
   Ночью мне снился муж, мужественно сражавшийся с колонией неведомо откуда нагрянувших муравьёв, поселившихся в сарае в старой, не выброшенной вовремя зимней обувке. Приплясывая от нетерпения, он сжигал ненавистное семейство насекомых, обнаруженного им после легендарного караула вокруг дачи, на бойком, трепыхающемся костре. И я, наконец, поняла – куда подевались недостающие до пары ветхие, расползающиеся, но такие милые сердцу моей «половинки» ненужные вещи…
 
 

            П Р И В И Д Е Н И Е

   «Скорая» летела по пустой окраине вечернего города, оглушая окрестности пронзительным воем. Внутри, на носилках, в качестве пациента лежала я. Молоденькая девушка – медсестра держала наготове ватку с нашатырём, периодически проводя ею около моего лица. Но ни её манипуляции, ни «система», воткнутая в мою вену, желаемых результатов не давали – я теряла сознание. Сердце неровно билось, гулко бухая, и только усилием воли я держала себя на грани действительности. Врач подгонял водителя «скорой», который и так набрал запредельную скорость. Лихо проскочив уже закрывающийся переезд, машина вписалась в крутой поворот и, наконец, замедлила ход. Мы подъехали к больнице.
   Я почувствовала, что плыву, в голове тоненько запела скрипка, набирая высоту звука, и вдруг мелодия резко прервалась, будто лопнула струна… Ушла суета и неразбериха последних дней, страх и отчаяние от пережитого накануне. На душу мягкой пушинкой опустился покой, и внутри разлилось блаженство. Нерешённые проблемы ушли на тридесятый план, голова стала ясной, свободной от ненужных мыслей. Я плыла в безграничном пространстве. Время замедлило бег, каждый жест и каждая мысль были свежи, незнакомы, я видела мельчайшие оттенки вселенной и отдельно – каждую клеточку моего тела. Часы повернули вспять, и день вновь для меня начался заново, повторяя недавние события, заставляя переосмыслить и переоценить мгновения случившегося…
   Мы мчались с Дерри, моей догиней, наперегонки по некошеному лугу, вдыхая аромат волшебных трав, падая и дурачась. Дерри растягивалась, катаясь на ромашках, во всю свою гренадёрскую длину, выставляя напоказ пятнистое брюхо – поза проявления высшего блаженства и доверия окружающему миру, счастья и гармонии. Я лежала рядом на охапке травы и, как в детстве, считала облака, путаясь, сбиваясь и радуясь счастливому моменту окунуться в далёкое прошлое. Наконец, насытившись свободой и нежданным раем, собака с упоением вылизала мне лицо, и мы побежали к даче. Тропинка пролегала вдоль линии ЛЭП, тёплая пыль ласкала босые ноги, я бежала и радовалась проведённому дню. Обогнавшая меня собака останавливалась, ожидая хозяйку, и вновь с радостным повизгиванием убегала вперёд.
   Неожиданно резкая пронзительная боль ослепила меня и свела судорогой ногу. В голове вспыхнула красная молния и рассыпалась на сотню искорок. Окружающий мир померк, исчезая из моего сознания… Придя в себя на несколько мгновений в «скорой», я вновь унеслась в непонятную мне блаженную даль…
   Очнулась я под простынёй, накрытая с головой, дрожа каждой клеточкой бренного тела. Стянув простынь с лица, запутавшись в её необозримой длине, с трудом села на кровати, почувствовав себя маленькой серой песчинкой на великих просторах Вселенной. Темнота накрыла неведомое помещение, холод пронизывал до костей. Ночной ветер гулял, врываясь в распахнутые окна, разливая по комнате потоки свежей, леденящей прохлады. Голова кружилась, немного подташнивало. Нестерпимо хотелось пить. Я пошарила на прикроватной тумбочке, но не найдя впотьмах никаких признаков живительной влаги, встала на дрожащие ноги. Простыня немедленно свалилась, и я к удивлению обнаружила, что стою совершенно нагая. Ни на кровати, ни вблизи моей одежды не обнаружилось, а на более обширные поиски не хватало сил.
   Я постепенно вспомнила цепь недавних событий. Она обрывалась на подъезде к больнице. Применив несложные логические размышления, я поняла, что нахожусь в палате. Жажда стала нестерпимой. С трудом закутавшись в простыню, соорудив что-то наподобие древнеримской тоги и, переставляя ватные ноги, я осторожно дошла на ощупь до двери, открыла её и поковыляла по тускло подсвечиваемому коридору.
   Старенькая санитарка сидела за столом; опустив голову на руки, она спала сном праведника. Я осторожно тронула «божий одуванчик» за плечо и попробовала произнести что-то членораздельное. Но язык мой прилип к шершавому нёбу, из уст раздалось неопределённое мычание, напоминающие стоны потусторонних духов из картины ужасов. Санитарка сонно приоткрыла глаза и тут же распахнула их до дозволенных ей Богом пределов. Белки блеснули в полутьме, словно два беса, а из раскрытого рта, в котором чётко торчали два оставшихся родных зуба, полилось такое же невразумительное  рычание. Изумившись неординарному способу общения с больными передразниванием (может – новый способ лечения!), я обиделась и побрела дальше. Вероятно, моё постепенное удаление из поля зрения бабули, вернуло ей речь, и я отчётливо услышала:
   - Свят, свят…
   Послышались сдавленный выдох и глухой удар. Дойдя до стены, я обернулась и увидела распростёртую на полу старушку.
   - Ну и порядочки в этой больнице! – промелькнуло в моей голове, - персонал какой-то странный…
   На посту, до которого я с трудом доковыляла, лежали градусники, таблетки, даже огромная клизма возвышалась сбоку стола, но дальнейшие следы разумной жизни в больнице отсутствовали.
   В конце коридора забрезжил свет. Я вгляделась в полумрак и увидела приоткрытую дверь. Жажда мучила с неистовой силой, и я направила свои нетвёрдые стопы по спасительному пути. Дойдя до заветной цели, с трудом схватилась за ручку двери. За столом, склонившись над грудой листков, сидела молоденькая девушка в белом халате и быстро писала. Я направилась к ней, окутанная простынёй, протянув вперёд руки. Хоть бы глоток любой воды! Дежурный врач (как оказалось впоследствии – студентка ординатуры), подняла голову, и вновь повторилась недавняя картина. Заваливаясь набок, жалобно мыча, деваха упала, опрокинув стул и стянув ночную лампу. Свет погас, оставив нас в кромешной темноте.
   Грохот от упавших вещей разбудил дремавшую на втором посту медсестру. Распахнулись двери, ярко зажёгся свет, представив миру картину без комментариев: врач без проблесков сознания валяется под столом, посередине ординаторской стоит существо неопределённого пола, закутанное в простыню и, воздев руки к потолку, урчит что-то загадочно-потустороннее. Сестра ойкнула и тихонько сползла по стенке, зажав рот рукой. А в дверь с испугом вползала очнувшаяся санитарка – «божий одуванчик».
   Но мне было не до них. Мой взор выхватил стоявший на подоконнике графинчик с водой, и я жадно припала к спасительной влаге. Медички с широко раскрытыми глазами взирали, как я, захлёбываясь и обливаясь, поглощала воду из горлышка. Ничего и никогда я не пила слаще той воды! Наконец, графин выпал из моих слабеющих рук и я, рухнув на кушетку, вновь унеслась в обитель Морфея…


   Назавтра я очнулась в реанимации, и снова совершенно голая, но прикрытая простынёй до подбородка. Боясь повторения загадочных событий, я повернула голову и увидела вчерашнюю молоденькую врачиху. Несмотря на её мертвенно-бледный вид, я обрадовалась ей, как старой знакомой. Та мирно лежала на соседней кровати. К нашим рукам и груди тянулись бесконечные проводки, трубочки. На экране вырисовывались бегущие зубцы ударов сердца. Я застонала от увиденного, и передо мной тут же нарисовалась миловидная девушка в белоснежном одеянии со шприцем в руке. В её глазах плавал таинственный восторг и полное желание помочь мне.
Язык никак не хотел слушаться, мычать мне порядком надоело, но девушка опередила меня. Мой взгляд-вопрос был, вероятно, столь выразителен, что девушка, поставив мне укол, тайком оглядываясь, поведала удивительный случай, впервые произошедший в их районной больнице за её вековую историю. С помощью этого рассказа я полностью восстановила версию моего воскрешения.
   В тот момент, когда меня привезли, я находилась между жизнью и смертью, больше претендуя на кандидатуру отправляемого на тот свет. Сердце заходилось в бешеной скачке, готовое остановиться в любую минуту. Острое поражение током не оставляло шансов на выживание. Оголённый провод незаметно лежал на обочине дороги. Заранее зная исход неравной борьбы со смертью, врачи всё же до конца спасали мне жизнь, подключив для этого имеющиеся в районной больнице средства. В конце концов они вынуждены были отступить: сердце остановилось и запустить его не удалось. Медсестра и старенькая санитарка отвезли меня в угловую палату с открытыми окнами, закрыв простынёй, намереваясь утром отправить в морг.
   Но, видно, наверху, в небесной канцелярии, по-своему решили мою судьбу, и мне суждено было продолжить земной путь. Моё явление миру неадекватно воспринялось медперсоналом – свидетелями моей кончины. Дежурный врач, наказав заполнить справку о смерти выпускнице мединститута, ушёл в другое отделение. А я фривольно появилась перед её светлыми очами в белом балахоне в момент выписки этой злополучной бумажки.
   Через неделю нас перевели в обычную палату. Девчушка-ординатор удивлялась моему крепкому организму, повторяя, что на мне надо защищать «кандидатскую». Наверное, она говорила о своей защите… Речь постепенно возвратилась ко мне. Муж с Дерри навещали каждый день. Кстати, дифирамбы надо было петь не мне, а моей бесподобной собаке, которая после несчастного случая не оставила меня, а, приняв самостоятельное решение, стремглав помчалась на дачные участки звать на помощь людей.
   Меня подобрала молодая чета грибников, которых, призывно скуля, привела Дерри. Они же обнаружили тот оборванный провод рядом со мной. Не мешкая, они вызвали «скорую» и ремонтную бригаду.
   Через месяц меня обследовали за границей, куда вывезли мои сыновья, важные учёные – дядечки, светила медицины. Они разводили руками, не находя в моём организме отклонений, поражаясь моему выживанию.
   И только я одна отметила, что увиденное мной яркое восприятие мира с его неограниченными оттенками, гармоничным созвучием, то чувство блаженного покоя и радости жизни, которое появилось у меня в момент клинической смерти, осталось в моей душе навсегда.

 
 

                ПОХИЩЕНИЕ

   Самолёт нырнул в яму и вновь выровнялся, продолжая мерно гудеть двигателями. Это был очередной провал летящей стальной птицы в пустоту, в бездну. Уши моментально заложило, и я очнулась от мимолётной, как мне показалось, дрёмы. Проглотила застрявший комок в горле и открыла глаза. Сквозь мерцающий, приглушённый свет в салоне передвигались по-кошачьи мягко и по-детски легко люди в тёмном одеянии, в защитных масках на лицах, пахло неизвестным настораживающим ароматом дурманящей композиции. Сосед рядом спал, сладко похрапывая, смешно выпятив нижнюю губу.
   Я приподняла голову, огляделась. Народ в салоне поголовно пребывал в крепких объятиях Морфея, не обращая внимания на содрогание летящего воздушного лайнера. На меня же неизвестная смесь действовала возбуждающе, оторвав от успокаивающей дрёмы. Я принюхалась, и сквозь плотную завесу составляющих ингредиентов до меня дополз ни с чем несравнимый запах валерьянки. Так и есть! На протяжении всей моей предыдущей жизни именно этот компонент, дарующий людям покой и умиротворение, вызывал у меня прямо противоположное действие бодрости, чрезвычайной ясности ума, поражая лечащих  докторов такой неадекватной, непредсказуемой реакцией на безвредный на первый взгляд препарат. Один учёный «светило» даже сравнил меня по этому поводу с кошкой, которая так же, как и я, отведав сие лекарство, впадала в буйное расположение духа. И потому на обложке моей медицинской карточки крупным шрифтом красовалось предупреждение не назначать мне успокоительных средств вкупе с валерьянкой.
   - Кто-то разлил корвалол, - браво проскочила в мозгу мысль. Кстати, это сердечное средство так же не значилось в моей аптечке.
   Но корвалол так не пахнет! Кто же пролил бутыль сладковато-бодрящей жидкости? Так ничего и не решив, я приподнялась в кресле и…тут же почувствовала прикосновение холодной стали к виску.
   - Сы-ды! – свистяще прогудело надо мной.
   Самолёт крепко подскочил на воздушной кочке, и мой страж  уплыл в темноту.
   - Арслан! – взревел он чуть позже в стороне от меня, - здэс лэди нэ спит!
   Появился вызываемый Арслан в противогазе, похожий на чудище из страшной детской сказки, протянул мне крепко пахнущий незабвенной валерьянкой стакан с водой, объясняя жестами, что надо выпить. Ни за что!!! Я отрицательно замотала головой, так же жестами показывая, что мне пить это нельзя, иначе я становлюсь неуправляемой, для наглядности показывая на свои тощие бицепсы.
   - Да, он – хороший джыгыт! – по-своему понял мои жесты вновь появившийся страж, насильно вливая мне в рот воду с гремучей смесью, противно пахнущую валерьянкой. Затем уставился на меня и подытожил свои выводы:
   - Нэмая!
   Его лица, до глаз плотно закрытого замысловатой маской, я не разглядела.
   - Спы, нэмая! – глухо гаркнул он, показав мне для острастки пистолет и кулак в чёрной перчатке.
Я    покорно закрыла глаза, притворяясь засыпающей.
   - Да, слетала к мужу в отпуск!
   Но нет худа без добра! В меня вселялась с разливающейся по телу валерьянкой буйная радость и всемогущая уверенность в себя. Голова прояснилась, и на меня высыпалась куча утончённых планов.
   То, что самолёт угнали неизвестные похитители, распылив мудрёную смесь со снотворным в салоне, я определила сразу. Скорее всего, экипаж и бортпроводники так же отведали заповедного средства и пребывают в краю грёз. Но кто тогда управляет самолётом? И где служба безопасности?
   Я осторожно разлепила веки. Сквозь ресницы я различила моих «телохранителей», мирно сидящих через кресло впереди на соседнем ряду. Они осторожно вынимали пистолет из кобуры дородного господина. Вот вам и служба безопасности! Самолёт вновь качнулся, и мой сосед, причмокнув сладко губами, замычал и склонил голову на моё плечо, припал ко мне тяжёлым телом. Стражи даже ухом не повели, твёрдо уверовав в сверхъестественные способности новомодного усыпляющего средства. Из нагрудного кармана пиджака соседа высунулся сотовый телефон.
   Позвонить! Кому? На такой высоте?
   Я осторожно вытащила у соседа «сотик» и опустила в карман блузки. Мой «сотовый» лежал в сумке под креслом и достать его незаметно не получилось бы.
Внезапно первый страж вновь появился рядом. Придав моему соседу первоначальное положение, он cлегка похлопал меня по щекам, наблюдая за моей реакцией. Я приняла вид беспробудно спящей покорной овечки, пребывающей на вершине снизошедшего на неё неожиданного счастья. Потоптался около меня, поцокал языком:
   - Нэмая…
   Меня же распирало изнутри от накапливающейся с помощью валерьянки ярой энергии. Жажда действий бурлила во мне свежими потоками, сила, сидящая в клетках моего тела, искала выхода. Я с трудом сдерживала озорной порыв как следует наподдать разудалым наглецам.
   - Врежь ему! – непрерывно вертелось у меня в голове.
   - А потом? Бесславно сгинуть?
   Внезапно новая мысль ворвалась в мою голову, поглотив остальные:
   - Как там Дерри?
   Собака летела со мной в специальном отсеке для животных также навестить работающего по контракту в Германии своего хозяина. Я целый месяц собирала какие-то справки, заверенные солидными печатями, оставаться с общительной, но устрашающих размеров догиней не отважился никто. Наша умная собака не любила три вещи: насилья над своей личностью, мерзких, по её мнению, кошек и странно пахнущих вещей, связанных с кошачьим отродьем. В число ненавистных атрибутов входила и «кошачья травка» или валериана. Здесь мы с ней солидарны. Присутствие мирного снадобья вызывало у Дерри полную неуправляемость и двойную злость не только на кошачье поголовье, но и на обладателей «омерзительных тварей». Право запрещать перекусывать хребет ненавистным кошкам получила только я, отвоевав его в постоянной борьбе с Дерри, ратуя за мирное сосуществование двух видов – собачьего и кошачьего. Я упорно запрещала догине даже огрызаться на них, собака злилась, но терпела. И только запах валерианы придавал Дерри новые силы для реализации далекоидущих планов.
   Новая мысль воодушевила и в то же время напугала меня. Что, если Дерри учуяла присутствие валерьянки, предприняв попытки отыскать обладателей ненавистного зелья?
   Наш лайнер тем временем уже снижался, заходя на посадку. Кренясь то влево, то вправо (и какой «ас» им управляет?), самолёт неуклюже шёл к земле. С верхних полок в проход посыпались сумки, свёртки, одежда и свёрнутые одеяла.
   - Разобьёмся! – вздрогнула я.
   Но тут же одёрнула себя:
   - Ни за что! Ещё посмотрим, кто кого!
   Я плотнее закрыла глаза, насильно удерживая себя в кресле. Хотелось сорваться с места и соревноваться наперегонки с летящей стальной птицей, мне не терпелось действовать.
   Наконец, самолёт коснулся посадочной полосы, подпрыгнул и помчался по земле. Замедлив бег, он вдруг развернулся («летун» бестолковый!) и боком, юзом, задрав одно крыло, пополз по полю. Я икнула от полноты чувств, от желания жить дальше и толкнула соседа в бок. Самолёт встал, сосед, всхрапнув последний раз, неожиданно проснулся. Удивлённо посмотрел на спящее царство, поправил галстук, нашёл тяжёлый «дипломат» и засобирался на выход.
   Но сноровистый страж не позволил толстячку осуществить задуманное, и по тому, как сосед испуганно хрюкнул, я догадалась, что толстячку также приложили к виску дуло пистолета.
   Толстяк обмяк и замычал.
   - Нэмой? – удивился страж.
   - Н-не… - промямлил сосед.
   - А она? – вопрос, вероятно, касался меня.
   - Ч-что? – затрепетал пытуемый.
   - Она – нэмая?
   - Н-не знаю…
   - Ты слышал, она говорыла? – допытывался угонщик.
   - Н-нет…
   - Нэмая, - успокоился тот.
   Похвалив себя мысленно за то, что при посадке, поглощённая думами о собаке (как она перенесёт полёт?), я не проронила ни слова, я сонно вздохнула, отрешаясь от всех дум.
   Но не тут-то было!
   - Действуй! Пора! – забурлили во мне мысли.
   От внезапности решения, спустившегося с небес, я открыла глаза и снова увидела знакомые личности. Арслан снимал противогаз, представ смуглым дядькой с чёрной бородой и горящими тёмными глазами. Страж, размотав маску, оказался молодым парнем с безобразным огромным шрамом на правой щеке. Я с ужасом уставилась на впалые багровые рубцы, и дар словесной речи вновь покинул меня.
   -Ы-ы-ы-ы – замычала я, указывая на щёку, показывая кулак.
   - Нэмая, я и так отомщу, нэ учи! Мужчына должен мстыт!
   - Бэри её, Абдулла, вэди! – отозвался Арслан.
   - И ты! Пошёл! – указал он вновь на толстяка.
   Меня тут же приподняли, поставили на ноги и повели по проходу. Решив доиграть роль несчастной немой до конца, я воздела руки и замычала ещё громче, указывая на мои покинутые вещи. Абдулла прихватил сумку и потащил меня на выход. За мной на дрожащих ногах ковылял дородный сосед, причитая, охая и вспоминая всех известных ему святых. Поддав несчастному пару тумаков, бородач погрозил ему пистолетом, и пыл толстячка испарился. Всхлипывая, он потащился за мной.
   Меня же вновь распирало и тащило на подвиг. Из кабины лётчиков вышли ещё два небритых абрека и уставились на меня, как на диковинку.
   - «Летуны» несчастные! – догадалась я.
   - Женщина, ты кто? – спросил первый.
   Я оторопело развела руками, по-дурному дёргая головой.
   - Нэмая, - успокоил Абдулла.
   - Арслан прыказал взят.
   - А этот мэшок нам зачэм? – спросил второй, указывая на бедного толстячка.
   - Надо! – нехотя отозвался Арслан.
   Все четверо потянулись к выходу. Подкатился подъездной трап, их встречали. Микроавтобус въехал на лётное поле, распахнулись дверцы… Я первая шагнула на лестницу, за мной двинулся с объёмным пакетом и моими вещами Абдулла. Мы начали спуск и…
   Я не слышала свиста пули, не увидела, скорее интуитивно поняла, что Абдулла оседает на ступеньки. Нас ждали не только друзья Арслана. Дверцы автобуса открылись, оттуда послышались автоматные очереди. Я резко присела, спрятавшись за перила, и вовремя! Вторая пуля окончательно уложила парня. Я кубарем бросилась с трапа, и тут же возле меня противно зажжужали пули, впиваясь в обшивку перил, пронзая ступеньки. Я дико закричала и упала вниз, притаившись за ограждением. А наверху стоял трясущийся толстяк и, заикаясь, кричал:
   - Н-не с-стрел-ляйте! М-мы – русские! М-мы – з-залож-жники!
   Стрельба прекратилась. Неожиданно Арслан, прячась за толстяком, приставил тому сзади пистолет к затылку и выстрелил. Дядька упал и покатился с трапа к моим ногам. Следом «летуны» вывели ещё пару молодых парней и тут же расстреляли в упор. Трупы снова приземлились около меня.
   - Если вы не дадыте нам уйти, мы будэм стрэлять дальше! – прокричал Арслан.
На лестнице оказалась плачущая молодая женщина с грудным ребёнком. Арслан приставил дуло к головке дитя.
   - Идите! Вы свободны! – торопливо послышалось в ответ на ломаном русском языке.
   Арслан, прикрываясь женщиной, осторожно спустился по лестнице, за ним, прячась за молоденькими девушками, торопились «летуны», приставив пистолеты к затылкам жертв. В последний момент меня подхватили крепкие руки, втянули в автобус. Дверца захлопнулась, и мы понеслись по дорогам неизвестной мне страны.
   Мелькали непонятные сооружения, отдалённо напоминающие жилища людей, какие-то каменные плиты, разрушенные, вымершие селения. Дорога вела то в горы, то лентой спускалась вниз, петляя между скал. Арслан, «летуны» и трое встречающих, исключая водителя, держали в руках наготове автоматы, заботливо прихваченные встречающими, на поясе болтались гранаты.
   Раненый Абдулла, не покинутый возле трапа, умирал. Пуля разорвала его лёгкое, вторая угодила в шею. Женщину с ребёнком и девушек разместили возле окон, меня посадили сзади. Ругаясь и злобно мыча, я отвернулась от Арслана, выказывая ему тем неприятие предпринятых чудовищных деяний, воздев кулаки, указывая на оставшиеся около трапа расстрелянные трупы, и вновь на умирающего Абдуллу. Неожиданно Арслан погладил меня по плечу:
   - Нэ убивайся, нэмая, нечестивые заслуживают нэ только твоего кулака. Они убили моего брата, друга. Много нэвэрных он убил в России, но его загнали в угол злобные псы, и я вывез его. Но и здэсь смэрт нашла его. Мы отомстим! Ты отомстыш!
   Ошарашенная таким поворотом событий, я застыла с вытаращенными глазами, пытаясь разобраться в случившемся. Значит, меня принимают за «свою»? Ну да, я – чёрненькая, глаза с поволокой, годков немало, продублена на даче и солнцем, и ветрами, не раз я слышала в свой адрес:
   - А в роду  твоём кавказцев не было?
   Но не придавала я тем вопросам особого значения, может, и были мои предки аланами, черкесами, греками, а, может, и дагестанцами. И что из этого? Зовут меня Александрой, но в паспорте я записана Анжелой, и фамилия у меня по мужу – Алимова, но это уже мужнины корни. Да, ситуация!
   Арслан снова тронул меня за плечо, указав на брата, Абдулла был мёртв. Мужчины провели ладонями по лицу, словно смахнув тоску печали, и накрыли брезентом тело. Я потупила взор, не в силах больше играть роль немой.
   Неожиданно машина затормозила. Подошёл длиннобородый аксакал, указав дальнейший путь следования. Прошипев что-то на своём языке, неодобрительно посмотрел на женщин и выдал четыре тёмных балахона, которыми накрыли «блудниц», в том числе и меня, приказав закрыть лица. Мы покорились данному требованию, не сопротивляясь, понимая довольно шаткое наше положение.
   Машина поехала дальше, огибая старое кладбище с потрескавшимися плитами, тёмными надгробиями, поблёскивающими полумесяцами. Зловещая тишина окутала пространство вокруг, накрыла старые могилы, в которых покоились  предки непонятного народа.
   Во мне бродили остатки валерьянового духа и, несмотря на присутствие в машине смертоносного оружия, я осторожно засунула руку в карман блузки, вытащила «сотик» погибшего толстячка. Не может быть, чтобы меня не услышали! Перевела  под балахоном «сотик» на бесшумный вариант и, пощёлкав кнопками, отыскала номер посольства во Франции, забитый а меню. Набрала SMS-ку и отправила сигнал SOS. Бедный толстячок, он летел во Францию!
   И тут же машина, словно подчиняясь чьему-то приказу, остановилась. Вышел водитель и подозрительно пошептался с Арсланом. Бородач озадаченно спросил что-то у своих сподвижников и те отрицательно замотали головами. Тогда чернобородый обратился к женщинам:
   - Нэ надо звонит, нэ выйдэт! Сигнал блокируется спэцустройством! Отдайте тэлэфоны!
   Не церемонясь, он грубо прошёлся по карманам женщин, жёстко положив младенца на сиденье. Три телефона стали его добычей. Мать бросилась утешать ребёнка, всхлипывая и отводя взгляд от алчных взоров сыновей Аллаха. Я в это время незаметно перекладывала тоненький телефончик (хвала моему соседу!) в туфлю, а затем вновь разыграв недоделанную дурочку и «допятив», чего хотят от меня «дяденьки», смело вывернула карманы и, скинув балахон, задрала блузку.
   - Нэмая! Ты же – нэмая! Как ты говорыт будэш? – Арслан махнул на меня рукой, подавая накидку. Правда, один из «летунов» дотошно прошёлся по карманам и, наблюдая за моим безумным взглядом, попытался пролезть под блузку, но был отброшен Арсланом.
   - Нэ гнэви Аллаха! Она нужна нам! – пригрозил бородач.
   «Летун» хмыкнул и покорно пересел на переднее сиденье. Накрывшись балахоном, я вновь искусно переложила «сотик» в глубокий карман блузки. Мне бы иллюзионистом работать!
   Вскоре улицы города стали шире, попадались богато украшенные дома. Мы проехали  древнюю, судя по архитектуре, искусно украшенную замысловатым орнаментом высокую мечеть, огороженную каменным забором, и подъехали к дому рядом. К нам подошёл крепкий старик, заросший седой бородой и трое молодых мужчин. Они провели ладонями по лицу сверху вниз до подбородка, приветствуя прибывших, и унесли тело Абдуллы в дом. Рядом возникли женщины, закутанные до глаз в чёрные покрывала, которые повели новоприбывших в дом. Я покорно поплелась в хвосте этой вереницы, восторгаясь шедевром творения рук человеческих, пялясь во все глаза  на великое чудо – древнюю мечеть.
   - Аллах Акбар! – прокомментировал Арслан, воздев руки строго ладонями вверх, и указывая на меня, добавил:
   - Нэмая! Бэрэч!
   Женщина поклонилась и повела меня в отдельную комнату. Других отвели в конец строения на женскую половину хозяина дома.


   Я сидела на низкой лежанке, устланной расшитыми коврами, и мучилась мыслью, звонить или нет. «Сотик» оставался только у меня, и, если в доме находится аналогичная блокирующая аппаратура, я непременно буду разоблачена. Но что-то делать надо, не сидеть же оставшуюся жизнь здесь до глубокой старости! Батарейка-то разряжается…
   Набравшись храбрости, я позвонила в посольство столь далёкой Франции.
   - Audi – mini (Вас слушают!) – раздался приятный мужской голос.
   - Я – русская! – тихо затараторила я.
   - Меня похитили, - торопилась я выложить информацию.
   - Parles – vous fraansais? (Вы говорите по-французски?).
   - Я – русская, - терпеливо повторила я, проклиная себя за незнание французского языка. Словно услышав мои мольбы, мужчина подумал и перешёл на следующий язык:
  - Do you speak English? (Вы говорите по-английски?).
   - Yes, I do! – радостно запричитала я в трубку, услышав знакомую с пятого класса фразу.
   - I am Rasian!
   - Ви рюский? – ломано произнесли в трубку, подумав.
   - Да, yes! – чуть не плакала я.
   - Ви где есть? – неуверенно спросил голос.
   Знать бы где! Мне и самой интересно! Может быть я в каких-нибудь Эмиратах?
   - Не знаю, в какой-то мусульманской стране, - честно призналась я.
   - Гиде? – допытывался голос.
   - Аллах Акбар! – выкрикнула я.
   На другом конце провода подумали немного и отключились. Ясное дело, никому не понравится этот незатейливый лозунг, связанный в мире с насилием и терроризмом.
Отругав себя за излишнюю эмоциональность, я вновь нажала на кнопку вызова. На этот раз трубку взяла женщина.
   - Я – русская, спасите меня, - устало повторила я.
   - Вы – русская? – удивились на чистом отечественном языке.
   Никогда ещё родная речь не казалась мне настолько ласковой и гармоничной, журчащей и радостной.
   - Я – Анжелика Алимова из России, я летела в Германию рейсом 1258, нас похитили…
   Внезапно раздался лёгкий щелчок разъединения, и мелодичный голос радостно продекламировал, что деньги на телефоне кончились. Да, жадноват оказался толстяк, пожалел положить деньжат побольше на роуминг. Я разозлилась и вышвырнула теперь уже ненужный телефон в открытое окно. Успели ли записать мою информацию и зафиксировать место пребывания? Едва ли…
   Бесшумно приоткрылась дверь, и в комнату незаметно проскользнули  укрытые до глаз тихие женщины. Они принесли кувшин с водой, таз для мытья, одежду и тарелку с едой. Поставив на стол еду, разложив на лежанке одежду, они покинули комнату. Я потрогала воду, тёплая. С удовольствием сняв пропотевшую одежду, помылась, облачилась в бесчисленные одеяния и посмотрелась в тусклое зеркало. Ну точно, и паспорта не надо, готовая мусульманка, ни дать, ни взять!
   Кстати, о паспорте! Он был в сумке, которую подхватил покойный Абдулла. Где теперь эта сумка? Пропала, осталась около трапа самолёта, не иначе! Да, в чужой стране, у чужих людей, без паспорта, да к тому же – немая! Что и говорить, полный набор «совершенств»!
   Я машинально ломала принесённую лепёшку, отправляя кусок за куском в рот, запивая её водой. И вода какая-то тухлая, так недалеко и до болезни! Решительно поставив недопитую воду, я вышла из-за стола, и комната качнулась, поползла на меня и завертелась перед глазами. В голове зазвенело. И я рухнула на разостланную лежанку…
   Я ещё слышала, как в комнату вошёл Арслан с длиннобородым стариком. Они рассматривали меня, приговаривая:
   - Нэмая, никому не расскажет…
   - Будем готовить, - отчётливо произнёс длиннобородый на чистом русском, и свет погас, уступив место тьме.
Сон укрыл меня нежным одеялом…


   Проснулась я от громовых раскатов. Налитая свинцом голова гудела. За открытым окном остервенело хлестали молнии, раскалывая небо, приближалась гроза. Я с трудом встала, наблюдая за разыгравшейся непогодой. Убежать? Куда?
Да куда-нибудь! Не сидеть же здесь сиднем и ждать осуществления планов террористов!
   Так, если мысли приходят одна за другой, значит – голова в порядке. Я легко вздохнула, готовая бежать хоть сейчас.
   Завернулась в балахон, залезла на подоконник и выглянула из окна. Высоковато, но выбора нет! Вдоль забора, под всполохами молний одиноко бродил охранник, а недалеко… Я присмотрелась и чуть не вскрикнула! Я узнала…Дерри! Догиня тихо подползала к дому, за ней промелькнули тени людей, окружающие жилище. Их было много, вооружённых людей, и я знала, кто привёл их сюда. Моя Дерри, милая и умная собака, по запаху ненавистной валерьянки отыскавшая меня за десятки километров от места трагедии. Внезапно хлынул проливной дождь. Я сидела на подоконнике и плакала от радости, мешая слёзы с льющимися струйками дождя, онемев уже на самом деле, не имея сил даже позвать собаку. И, как оказалось впоследствии, правильно сделала, иначе бы сорвала операцию, рассчитанную на внезапность.
   Я видела, как разоружили охранника, как с быстротой молнии полицейские ворвались в дом, как Дерри, бросив солдат, помчалась к моему окну. Я слышала выстрелы в доме и гортанные крики разгневанных, взбешенных «служителей Аллаха». И, наконец, спрыгнув с подоконника вниз, я обнимала повизгивающую Дерри, целуя её в мокрый нос, лаская и прижимая к себе. А догиня облизывала мои мокрые от слёз и дождя щёки. Мы встретились!
   Я помнила, как увозили Арслана и его сторонников-террористов, как он злобно посмотрел на мою собаку, догадавшись, кто привёл в его дом правосудие. Тогда я думала, что не увижу его никогда, что мои злоключения окончились раз и навсегда. Как я ошибалась! Года через два, при захвате террористами школы в Беслане, промелькнуло на экране знакомое лицо, чёрная борода и чуть приподнятая правая бровь. И вновь я содрогнулась при его виде. А судьба вновь готовила мне очередной сюрприз…
   Освобождённых женщин и меня повезли в посольство, где мне и вручили паспорт, найдёный около трапа самолёта полицейскими Интерпола. Из отсека для животных тогда выпустили измаявшуюся, рвущуюся на свободу Дерри, которая тут же взяла след. Помог и мой звонок в посольство Франции. Там успели записать мои данные и зарегистрировать место нахождения звонившего, что дало возможность развернуть дополнительные поиски самолёта и пропавших пассажиров.
   В Германии меня и Дерри, награждённую за спасение пассажиров специальной медалью, встречал мой муж, подключив для нашего экстренного вылета свои юридические связи. Он обнял меня, несостоявшуюся шахидку, ласково потрепал по холке Дерри, вновь произнеся свою главную сакраментальную фразу:
   - И как ты находишь себе подобные приключения?
   И я снова онемела, беспомощно разведя руки…
 
 

                ГЛАВНОЕ ПРАВИЛО СОБАКИ

   Задачка была сжатая и несколько странная, как раз в духе перестроечного времени. Старшему внуку Мишке, да и всему классу вундеркиндов, постигавших знания в элитной математической школе, она задавалась повторно. И не мудрено!  Некорректно поставленные и неконкретно разложенные условия задачи сбивали с толку любого «головастика». Прочитав её впервые, озадаченный ученик вполне мог понять, что нерасторопный пешеход покрывал предназначенную ему дистанцию, как минимум, задом наперёд, плутая в непроходимых чащах дремучих лесов и пересекая топкие болота со скоростью самой ленивой улитки. Потому-то весь пятый класс, потрясённый странными действиями горе-проходчика, не сумел дать ответ, где окажется невменяемый бедолага в час «икс». Педагог по математике пообещала пятёрку в четверти тому, кто решит лихо закрученную головоломку, и лучшие умы нашей семьи засели за лукавую задачу, пытаясь разобраться в странной логике поставленных условий.
   Первым сдался сын – мой старший близнец и отец Мишки. Помянув далеко не добрым словом учёный коллектив составителей «глупой ереси», он оправился в залу, где на диване давно сладко посапывал главный герой нашего математического мозгового штурма, махнув на свирепую задачку двумя руками. Ни я, ни муж сдаваться не хотели. «Половинка» в своё время окончил физико-математическую школу и, упрямо морща лоб, пытался разрешить (вероятно, приплюсовав свои широкие юридические познания) проблему с пешеходом. Я же некогда считалась лучшей студенткой на факультете, трудные интегралы и недоступные многим «дифуры», а также любые расчёты по сопромату давались мне на редкость легко и просто. Но там и условия проставлялись конкретные и ясные. Здесь же сквозила неуловимая недосказанность и некая расплывчатость.
   Ещё не понимая в чём «изюминка» данной «путанки», но чувствуя глубокий подвох где-то в начале задачи, я попыталась вновь вчитаться в условия. Случайно мой взгляд упал  на мужа, который с упоением вырисовывал что-то на листке бумаги. Бусинки пота выступили на высоком лбу, кончик языка напряжённо высунулся из уголка губ. Я заглянула в листок и …ахнула. «Половинка» добрался до интегрального исчисления, самозабвенно определяя местонахождение заблудшего путника. Я решительно положила ладонь на исписанные вдоль и поперёк труды:
   - Дорогой, в пятом классе не изучают интегралы, это – программа вуза…
   Муж пришёл в себя и удручённо застонал на весь дом. Мне понадобилось максимум усилий, чтобы успокоить низвергнутое «математическое светило» и отправить в спальную, в тёплую страну снов. Наконец, я осталась одна.
   Время на часах показывало без четверти двенадцать. Я вновь проникновенно, смакуя каждую букву, вчиталась в условия «ереси», и в первых же словах оной прозвучало то, чего я так искала. Безграмотное нагромождение условий и фантастическая нелепость похождений непревзойдённого дуралея оказались сказкой, а вернее, домыслом нашего «героя». Задача начиналась словами: «Пешеход представил себе, что…» И дальше шёл бессвязный поток витиеватых условий. Задачка-ловушка! Задачку решать не надо! Бесславный пешеход, задумавшись, стоял там, где и стоял, и только его воспалённый мозг отдавался нереальным приключениям.
   Я живенько написала записку Мишке с просьбой обратить внимание на второе слово задачки, надеясь на его сообразительность, и спокойно присоединилась к семейному сонному царству.


   Утром сквозь тёплый сон я услышала неожиданно ранний телефонный звонок, деловитый голос мужа и твёрдое, решительное «Нет!», сказанное спокойно-ледяным тоном. Такой тембр голоса у мужа возникал только в том случае, когда его хотели заставить делать что-то противоречащее внутреннему спокойствию «половинки». Затем послышались нетерпеливые повизгивания Дерри, торопившейся на раннюю прогулку с хозяином, тихий стук двери. Я вновь потихоньку закачалась на ласковых волнах сна в лодке странника Морфея, но не тут-то было! На этот раз меня разбудил восторженный голос Мишки:
   - Да! Да! Есть!
   Крикнув на прощание: «Спасибо, бабулечка!», Мишка с отцом закрыли дверь, умчавшись каждый по своим делам. Затем и возвратившийся с прогулки муж, позавтракав, тихо покинул наши апартаменты. Я попыталась заснуть снова, но сон испарился и улетучился. Ушлая Дерри почувствовала возвращение хозяйки в реальный мир, села рядом и, держа в пасти мои тапочки, умильно заглядывала в глаза. Просит завтрак, коза-дереза! Я невзначай припомнила её появление в нашем доме, моё первое сумасшедшее утро, мои попытки по налаживанию контактов с догиней, злополучный батон докторской колбасы – любимая утренняя трапеза мужа, так лихо исчезнувшая в пасти собаки, улыбнулась.
   Дорогая наша Дерри! За четыре года она стала полноправным членом семьи, любимицей нашей и наших внуков. Не раз я наблюдала, как на прогулке  она важно шествовала за детьми, оберегая их, словно своих щенков.
   В приподнятом настроении я бодро пошлёпала на кухню. Начинался новый день, а с ним и новые заботы. На сегодня у меня запланирован выходной – награда за досрочно сданный на работе проект. На дверце холодильника, прикреплённый магнитом, красовался лист бумаги с восемью пунктами неотложных дел. Наполнив миску Дерри её любимым кормом и впридачу доложив заготовленный с вечера кусок мяса, я вновь перечитала перечень, упорядочив  накопившуюся работу. Незаметно летит время, когда ладится дело. Ближе к полудню добрая половина списка была переделана. Дерри, потоптавшись около меня, ушла на коврик в коридоре, где вольготно растянулась, положив на лапы голову и закрыв глаза, изредка подглядывая за мной, задумчивая и деловитая, как её хозяин. И вновь воспоминания унесли меня в тот предновогодний вечер, когда шаловливая собака, поддавшись ласковому слову хозяина и снабжённая необходимой юридической информацией, также распласталась у дверей, терпеливо усваивая сказанное.
   Я тряхнула головой. Да что это со мной такое? Почему мне снова вспомнились те события с тихой грустью и доброй улыбкой? И тут неожиданно Дерри протяжно заскулила и грозно рявкнула. Я прислушалась. Ни шагов за дверью, ни других признаков присутствия чужого человека вблизи квартиры я не обнаружила. А Дерри неистово рвалась к двери, пытаясь вырваться наружу. Я бросилась успокаивать собаку, ошеломлённая её поведением. Резко зазвонил телефон. Дерри навострила уши, сделала стойку и, словно прислушалась. Звонил незнакомый, мужской голос:
   - Вы – бабушка Миши?
   Для меня начало такого разговора означает одно – звонок из школы. Невзирая на математические способности, голова внука развивалась и несколько в ином направлении – в шкодливо-фантастическом. Два маленьких взрыва в классе  (проверка факта возгорания некоторых особо вызывающих недоверие у внука химических веществ), разрисованные стены в кабинете естествознания несуществующими животными, отчётливо живущими в неугомонной  Мишкиной голове и прошлогодний зимний кросс в летней спортивной форме всего класса под руководством заводилы-внука вокруг школы, значились ничтожной долей в обширном списке сотворённых Мишкой художеств.
   При этом предприимчивый внук со своими проблемами отправлял преподавательский состав именно ко мне, сослав родителей в бессрочные командировки. Они узнавали о выходках сына, когда тяжёлая полоса в Мишкиной жизни разрешалась самым благоприятным образом.
   Вот и сейчас я внутренне напряглась и приготовилась к далеко нелёгкому разговору. Что ещё пришло в голову моему беспокойному потомку? Надеюсь, что школа пока стоит на месте! Из приличных стен элитного заведения Мишку не исключали только потому, что на всевозможных олимпиадах внук занимал непременно первые места. Но разговор принял несколько иное направление, мягкий баритон с лёгким кавказским акцентом продолжал:
   - Я предлагал Вашему мужу решить нашу маленькую проблемку самым невинным образом за весьма приличные деньги. И Вы знаете – он мне отказал, чем кровно разобидел и меня, и многих уважаемых людей. Я думаю, он переменит своё решение, если Вы повлияете на него. А чтобы Вам было более понятно, я предлагаю послушать кое-что.
   И тут же в трубке раздался звонкий голос Мишки:
   - Бабуль, пятёрка только у меня в классе! Ты догадалась, пешеход там, где он любил гулять, правда, он был рассеянный, и перепутал улицу с номером телефона… Вот, если бы коза-дереза была рядом…
   - Миша! – прошептала я враз похолодевшими губами.
   С трудом проглотила образовавшийся ком в горле и опустилась на стул. Сердце бухало молотом в голове, внезапная слабость охватила меня. Мишка, что с ним? Где он? И, будто услышав мой вопрос, трубка бархатисто пророкотала:
   - Да, Ваш внук, как Вы уже догадались, у нас, и мы бы с наслаждением продолжили захватывающее знакомство с математическим дарованием, но время – деньги! У нас нет времени ждать, у Вас нет времени тянуть с решением нашей просьбы. Завтра будет уже поздно, и мы начнём возвращать Вашу драгоценность по частям, сначала – пальчики, потом… Ну это – неинтересно, - капризно протянул незнакомец. Трубка загадочно замолчала и, вздохнув, продолжила:
   - Поговорим о более земном и желанном. А именно – уже сегодня, к трем часам дня Ваш муж должен принять наше предложение и вечером приступить к его решению. Только наши условия несколько изменились, от денег он отказался, поэтому наградой за исполненную работу ему будет собственный внук. Я думаю, так будет справедливо. Максимум через недельку, при удачном разрешении нашей проблемы, Ваше чадо будет дома, считайте, что у него – маленькие каникулы.
   Трубка вздохнула ещё раз и продолжила:
   - И ещё. Пожалуйста, не обращайтесь в милицию, пожалейте внука.
   Последние слова были произнесены тоном долготерпеливого учителя, разъясняющего незадачливой ученице простые истины. Связь разъединилась, и в трубке раздались короткие гудки. Я сидела ошеломлённая и раздавленная внезапным вторжением тихого ужаса в нашу размеренную, налаженную жизнь.
   Вспомнился утренний телефонный разговор мужа, его резкое «Нет!». Судя по интонации, ответ в таком тоне муж давал только после нескольких отказов, проще говоря, в случае сильного давления на него. Так, с мужем –  понятно.
Но кто этот всесильный владыка, что так бесцеремонно-снисходительно посмел разговаривать со мной и судя по всему – с мужем, известным в городе адвокатом? И что тому от мужа надо? Дерри, словно поняв ужас нагрянувшей ситуации, примолкла, и только жалобно поскуливала.
   Я торопливо набрала сотовый телефон «половинки». Отключён. Ну да, сегодня же – важный процесс, к которому он тщательно готовился последнее время. Стоп! А не связан ли этот процесс напрямую с похищением внука? Я лихорадочно вспоминала обрывки разговора мужа, но соединить их в одно целое не удавалось – муж не любил разговаривать дома на темы работы.
   Время неумолимо двигалось вперёд, съедая драгоценные минуты. С ужасом я обнаружила, что уже без четверти двенадцать. Ещё полсуток тому назад я даже не догадывалась о надвигающейся угрозе, как резко поворачивает судьба свои намерения! Тихо в ночи решала глупую задачу… Кстати, о задаче! Мишка что-то твердил о путанице, о каком-то рассеянном… Как-то не вяжется это с условиями задачки. А может внук торопился мне сказать что-то важное?
   Я постаралась успокоиться и припомнить его слова. Так, пешеход любил, вопреки условиям задачи, гулять по какой-то улице, причём номер её, согласно своей рассеянности, перепутал с номером телефона. Про телефон и улицы в задачке и полслова не было. Значит, он шифровался, надеясь на мою догадливость и логическое мышление. Я вновь отчётливо услышала его слова:
   - Ты догадалась, пешеход там, где любил гулять…
   Пешеход – это, конечно, Мишка. Где любил гулять мой внук? И я вновь очутилась в плену воспоминаний.


   На новую квартиру семья сына переехала пять лет назад из старого, уютного домика на окраине города, доставшегося нам по наследству. В палисаднике густо росла сирень и неземной красоты цветы, внутри дома скрипели двери, приветливо приглашая гостей в чистые, прохладные покои. И гостей в доме на самом деле было в переизбытке. Радостью и простотой дышали стены, и даже крыша, по-особому заострённая, тихо пела под проливными потоками летних дождей. Напротив домика, в таком же теремке, жили приятные соседи, впоследствии ставшие семье сына прекрасными друзьями – молодая чета с дочкой, погодкой Мишки.
И вот эта юная проказница стала верховодкой в детском тандеме. Вдвоём они убегали в конец небольшой улочки к покосившемуся домику одинокого, старого деда, доживавшему свой век. Дед с дремучей бородой походил на старика-лесовика. Он плёл из лозы корзины и рассказывал завораживающие сказки, чаруя детей плетистыми небылицами.
   Я отчётливо вспомнила и деда, и место расположения дома. А название улицы начиналось с… номера! Да-да, она так и значилась на карте города – Двадцать седьмая Южная! Только причём здесь телефон? И вдруг меня словно прошибло!
Номер нашего телефона начинался с цифры «двадцать семь»! Дополнительная подсказка внука! Мишка, по иронии судьбы, находится на его родной с измальства улице. Только там уже почти никто давно не живёт, бывшее население мирного квартала согласно графику расселения, обрело добротное жильё, а ветхие и непригодные для жилья домишки ждут скорбной участи сноса.
   Я снова мысленно умчалась в тихое царство, и перед моими глазами возникла картина слома старого домика умершего дедка-лесовичка, и грандиозная начавшаяся стройка особняка вновь прибывшим чернявым горбоносым переселенцем из южных пределов некогда единой страны. Данный квартал предназначался для строительства коттеджей предприимчивыми гражданами с длинными рублями, а, может быть, и другой валютой на солидных вкладах в банках. И вновь мои мозги дали команду «Стоп!»
Внезапно мне припомнился разговор мужа полугодовой давности об отказе им от защиты на процессе над террористами. Взрыв старого «жигулёнка», незаметно «пришвартованного» возле аллейки у школы, потряс два года назад наш старый тихий город. Погибли пятнадцать первоклашек и учительница, провожавшая детей через дорогу. Один нетерпеливый сорванец пнул колесо подержанной машины, чем привёл в действие часовой механизм, и через минуту на месте стоянки раздался оглушительный взрыв.
   Следствие сразу вышло на чеченский след, подозреваемых задержали, но через некоторое время освободили, затем арестовали других слуг Аллаха, но у них нашлось стопроцентное алиби. История обросла неправдоподобными слухами, невероятными вымыслами, муж ходил тёмный, как туча и на мои вопросы только хмуро насупливал брови. В конце концов, голодная забастовка родственников погибших и многочисленные бумаги в Московские высшие инстанции возымели действие, и возмездие настигло террористов. Их арестовали.
   От участия в данном процессе, от защиты террористов муж отказался. За дело взялся, не гнушаясь неправдоподобного заоблачного гонорара, его коллега – молодой, но уже зарекомендовавший себя адвокат Резо Чертария. Но через три недели его машину безжалостно раздавила гружёная фура. Резо погиб от многочисленных травм, не совместимых с жизнью. Два последующих защитника тоже погибли при весьма странных обстоятельствах…
   От мыслей меня отвлёк приглушённый звук телевизора. В начавшихся полуденных «Новостях» диктор вещал:
   - Сегодня в нашем городе начался суд над бандой террористов, повинных в смерти детей и учительницы два года назад. Взрыв произошёл…
   Сегодня! Я застыла в немом ужасе… Сегодня – суд! Сегодня у нас украли внука!
   Я невольно переплела два разноликих на первый взгляд события.
   - Не может быть! – я отказывалась верить  в логичность построенной цепочки.
   И странные уходы из жизни удачливых адвокатов, и постоянные назойливые предложения мужу, и взятие заложником внука – всё сложилось в стройную, крепкую версию, которая ошпарила меня кипятком. Приспешникам и единомышленникам террористов нужен был в качестве адвоката на суде именно мой муж – Алимов Руслан Гейдарович, и никто другой. Наверное, они каким-то непостижимым образом досконально просмотрели его дела за несколько последних лет. С появлением Дерри муж не проиграл ни единого процесса, а в среде коллег его прозвали «беспроигрышным адвокатом». К нему обращались отчаявшиеся люди, вступившие в разногласие с разноликим законом, и Руслан отыгрывал несправедливые решения суда. При этом он отшучивался, называл Дерри своим талисманом, а предновогоднее утро, когда появилась в нашем доме догиня, мы стали отмечать, как семейный праздник.
Но сегодня у мужа – важный процесс, значит – сегодня…
   Я съёжилась и, нервно набросив пальто, спустилась на этаж ниже. Соседка Томка, сонно потягиваясь, открыла дверь, не глядя.
   - Томочка, прости, дай телефон, срочно нужен…
   Заспанная подружка вложила мне в руку «сотик», зевнула и ушла досыпать. Вместо неё из спальной вышел огромный пушистый кот и уставился на меня, словно страж.
   - Позвонишь – положи на стол, и дверь захлопни, - послышался Томкин затихающий голосок. Она – врач-кардиолог и моя подруга, с которой нас связали странные обстоятельства три года назад в маленькой районной больнице. У Томки – частые ночные дежурства. Я прошла на кухню и, плотно прикрыв дверь, лихорадочно набрала номер:
   - Алло! Коллегия адвокатов? Здравствуйте… Позовите Руслана Гейдаровича!
Наверное, мой голос так дрожал, что на другом конце спешно заволновались, и вскоре знакомый басок помощника мужа – начинающего адвоката Серёжи, представительно зарокотал в трубку:
   - Алло! Помощник адвоката Алимова – Сергей Дмитриевич Версальский.
   - Серёжа! – выдохнула я в трубку враз осипшим голосом.
   - Это я, Серёжа, Александра Николаевна, - продолжала я вещать в полуобморочном состоянии.
   - Здравствуйте, Александра Николаевна! Что с Вами? Что-то случилось?
   - Случилось, Серёженька, случилось… Где Руслан?
   Я могла позволить себе говорить без фамильярностей. Серёжа, умный, перспективный мальчик, часто был желанным гостем в нашем доме, и в доверительных беседах за чашкой чая муж делился секретами делопроизводства и закавыками юриспруденции с полюбившимся новичком.
   - А он… Так на суде он! Как раз начало в двенадцать…
   У меня упало сердце:
   - Над тер-р-рористами?.. – я с трудом проговорила ненавистное слово.
   Наверное, моё состояние передалось и помощнику, и он быстро затараторил:
   - Нет! Тот суд проводится районным судом по месту происшествия, то есть – первой инстанцией, а Руслан Гейдарович – на заседании Областного суда по кассационной жалобе, вместо адвоката Терёхина. Тот приболел и попросил Руслана Гейдаровича поработать за него. Дело-то больно нехорошее. Ни за что дали старичку-фронтовику десятку. И все улики против него как назло. Но Руслан Гейдарович пересмотрел дело и нашёл нестыковки, зацепки…
   Я взяла себя в руки, перебив словоохотливого Сергея. Он восторгается моим Русланом и может говорить о нём сколь угодно долго, у меня же времени почти не осталось:
   - Серёжа, запомни слово в слово и передай Руслану, как только закончится суд. Это архиважно, Серёжа! На первых двух номерах нашего телефона стоит огромный особняк. Там тот, кто так часто звонил Руслану в последнее время и тот, кому он решал задачку прошлой ночью. Последний – не по своей воле.
   - Александра Николаевна, говорите понятней! Какие особняки? При чём тут задачки с телефонами?
   - Серёжа, я сказала всё! Пешехода надо скорее освободить!
   - Какого пешехода?
   - Маленького, шкодливого, с математическими способностями.
   Серёжа застыл в немом обмороке. Наконец, он вышел из ступора и осторожно спросил:
   - С Вами всё в порядке, может, Вам помощь нужна?
   - Нужна, Серёжа, ох, как нужна! И передай – мы с Дерри побежали спасать.
   В кухню вломился наглый котяра и, утробно мяукнув, потянулся к миске с едой. Я быстро  положила «сотик» на стол и мягко закрыла входную дверь. Я не сомневалась в Серёже: у парня феноменальная память, и даже такую непостижимую тарабарщину он передаст мужу в неискажённом виде. Не сомневалась я и в муже: он поймёт сказанное мной. Прямой речью вести диалог я опасалась в виду великого могущества неизвестного Некто, которому ничего не стоит прослушать любые телефонные разговоры. Да и с милицией, я поняла, у него вечная дружба.
   Волновало меня другое: успеем ли мы с Дерри к исходному времени «икс», или, следуя условиям задачи, где окажется пешеход к трём часам? Зная изобретательный нрав Мишки, я нисколько не сомневалась, что мой вездесущий внук уже принял правильное решение и прорабатывал способ освободиться от ненадлежащей опеки, не зря он подсказывал мне знаки  пребывания своего заточения. И не зря упоминал о Дерри – нашей козе-дерезе. Он ждёт нас, надеется на нашу помощь! Я влетела в квартиру, натянула на рвущуюся догиню ошейник и кинулась с Дерри по указанному адресу…


   Октябрь покидал наш городок, даруя огромные букеты пламенной листвы, раскиданной по тротуарам. Лёгкие паутинки задержавшегося «бабьего лета» невидимками порхали в прозрачном воздухе и мягко приземлялись на багряное великолепие «золотой» осени. Солнце раскидало блики на пожухлой траве, согревая напоследок обитателей земного царства, одинаково нежно лаская тёплыми лучами таких разных по своей сущности детей природы.
   Дерри рвалась вперёд, туго натягивая поводок, я еле поспевала за ней, подавая команды, с трудом удерживая сильную, рослую собаку. Мой боевой дух, вероятно, передался догине, и она мчалась во весь опор на выручку попавшему в беду Мишке.
   - Нам надо успеть, Дерри! Надо успеть, - без устали повторяла я.
   Я не знала ни плана освобождения, ни хода предстающих событий. Но со мной была Дерри, а это – мощная сила!
   До нужного адреса оставался квартал. Сердце прыгало в груди, словно белка в колесе, сбивалось дыхание, ноги автоматически двигались, делая неровные шаги.
Мы завернули за угол и чуть не столкнулись с дородной женщиной с перекошенным от страха лицом. Тётка, невзирая на необъятные габариты, довольно резво удирала от маленькой растрёпанной собачонки, низвергавшей злобный, заливистый лай. Внезапно увидев огромную догиню, тётка совсем осатанела и с диким криком бросилась ниц, закрываясь многочисленными пакетами в руках:
     Убивают!!! – завопила она.
   Её крик должен был поднять население не только близлежащих улиц, но и окраины далёкой столицы, но ни один человек не устремился на помощь несчастной спринтерше, ни один представитель сильного пола не выглянул из ворот домов. Что же касается органов милиции, которая нас должна беречь, то в данном районе о её существовании даже и не подозревали. Захолустные, развалившиеся дома, безлюдные улицы, единичные жители, ещё не выехавшие из мёртвых халуп… Напротив запустения высились горы завезённого строительного материала «новых русских» или «новых горцев» - будущих владельцев престижных коттеджей и гранатовитых палат. Нас приветствовала Двадцать седьмая Южная!
   Шавка заскулила и рванула обратно с удвоенной энергией, поджав куцый хвост. Дерри снисходительно, брезгливо посмотрела ей вслед. Я старалась приподнять увесистую беглянку, распластавшуюся на кровавых листьях, уверовавшую в свою скорую смерть. С трудом я привела в чувство причитавшую тётку:
   - Кого убивают? Дерри даже мухи не обидит!
   Тётка продолжала бубнить, призывая в свидетели весь святой легион:
   - Померк белый свет, от собак проходу нет… Стаи собак, дымит особняк… Истинный Бог! Еле ноги унесла, святая Богородица спасла…
   От пережитого испуга женщина неожиданно заговорила стихами. Поняв это, тётка перепугалась ещё больше и, зажав рот ладонью, другой рукой размашисто троекратно перекрестилась. Что-то не сходилось, где она увидела стаю? Дерри, хоть и огромных размеров, но всё таки присутствовала в единственном экземпляре, не считая убежавшей трусливой собачонки.
   - Где стая? – допытывалась я, - это же одна собака!
   Тётка суеверно перекрестилась вновь и молча, боясь заговорить на сей раз пятистопным ямбом, указала пальцем в конец улицы, на дивные хоромы новоиспечённого владыки трёхэтажного терема, покрытого пеленой дыма. Затем, наконец, разлепила рот и доверительно произнесла:
   - А с ими – мальчонка, не боле крольчонка…
   Тётка ойкнула, повалилась на бок и завыла во весь зычный голос:
   - Люди добрые спасите, от вражин оберегите!
   Я бросила сумашедшую мадам и с Дерри бросилась в конец улочки. Недобрые предчувствия змейкой заползали в сердце. Ещё издали я увидела двух рослых псов и две шавки поменьше, они полукругом обступили Мишку, не выпуская, сторожа каждое движение мальчика. В осеннем воздухе ощущался резкий удушливый запах гари. Мишка стоял к нам спиной и, скорее, почуял наше приближение.
   - Ложись! – дико закричала я, отвлекая собак.
   Мишка мгновенно упал навзничь на землю, закрывая лицо руками. Я размашисто бросила в стаю подвернувшимся камнем. Те повернулись к нам, оскалив клыки, злобно рыча и наступая. И тогда я отстегнула поводок с ошейника нашей защитницы.
Дерри не отступила, не метнулась назад, а в какое-то мгновение бросилась на рычащее-наглую стаю с беспощадным напором, сокрушая вплотную подступивших собак. Я кинулась к внуку, накрыв собой маленькое тельце. А Дерри храбро сражалась. Шавки поменьше, злобно разжигающие неистовство стаи остервенелым лаем, полетели, кувыркаясь, от тяжёлых ударов лап и грозных клыков, собаки помощнее, отчаянно взвизгивая, задёргались в агонии от сильных, смертельных челюстей Дерри. Она билась на смерть, не имея права на ошибку, защищая свою жизнь и жизнь любящих её людей.
   Я знала догов, как древнюю, бойцовскую породу собак, с появлением нашей любимицы я прочитала массу книг о бесстрашии, особенностях поведения сильных псов, но, даже, имея огромный опыт общения с догиней, не подозревала о мощной силе, заключённой в пятнистом теле грозного животного. Собаки отступили, поскуливая, поджав хвосты, зализывая раны; другие замерли навеки, распластанные, растерзанные острыми клыками нашей заступницы. Стая вразброд отступала, разбегаясь по сторонам. Но и Дерри пострадала от злобной схватки. Одно ухо было разорвано, и алая кровь бусинками застывала на мраморной морде собаки, на боку виднелись две кровоточащие раны от острых зубов хищников.
   Сбросив оцепенение, я осторожно приблизилась к собаке на ватных ногах. Руки  тряслись, я опустилась на колени, погладила нашу спасительницу и заплакала. Собака заскулила вместе со мной, преданно заглядывая в глаза. Я машинально пристегнула поводок и, поднявшись, потянула собаку и внука за собой. Надо поскорее уходить от этого страшного места, и, чем быстрее, тем лучше. У меня не хватало сил спросить Мишку, как удалось ему освободиться, и как он попал в лапы злобной стаи. Надо было спасать Мишку и Дерри. Но последующие события объяснили тревожащий меня вопрос.
   В особняке, стоящем напротив, раздался резкий хлопок, и вслед за ним из приоткрытой двери дома вновь потянуло едким дымом. Я замедлила шаг и взглянула на внука, чуя чьих рук это дело. Мишка, уже отойдя от ступора, невинно поднял плечи:
  - Ну, ба! Там этой химии навалом! А фитилёк запалить – плёвое дело, была бы сера, то есть, головки от спичек…
   И, подумав, добавил:
   - Третий взрыв, последний… Первым моего «хранителя» так оглушило, он и упал… Я ключи нашёл у него и дёру… А тут эта стая, она во дворе была, я видел, потому и про «дерезу» сказал. Охранные собаки у них…
   - У них? – прошептала я.
   Дальнейшие слова застряли у меня в горле. Сколько же «их»? Словно в ответ на мой немой вопрос из дверей терема выполз оглушённый горец и, тряся головой, попробовал встать на ноги. Данные упражнения оказались ему не под силу, и он уселся на земле, прислоняясь спиной к стене дома. Не ожидая возвращения его сознания в реальный мир, я спешно потянула Мишку и раненую догиню подальше от страшного места. Где же Руслан с подмогой? Передал ли ему мою несуразную просьбу Сергей? Он всё поймёт, я знаю, и поступит, как надо.
   Неожиданно перед нами раздался визг тормозов. Мы чуть не наскочили на внезапно притормозившую машину. Я приподняла голову и… онемела, словно по иронии судьбы, вновь умчавшись в тот отрезок времени, когда впервые столкнулась с террористами. Передо мной стоял, ухмыляясь, главный бандит далёких, но незабытых мною событий, живой и невредимый. В голове у меня поплыло, перед глазами само собой возродилась сцена захвата самолёта, чёрный, угрюмый абрек, расстреливающий заложников. Я закрыла и вновь открыла глаза в надежде лицезреть что-либо иное. Но нет! Поборник Аллаха смотрел мне в лицо с любопытством и некоторой надменностью:
   - Нэмая? – чуть с удивлением произнёс он.
   - Я сплю, этого не может быть! – мысль обожгла мозг, пытаясь разбудить память.  Я непроизвольно присела, увлекая за собой внука. Ярко вспыхнула в голове картина на экране телевизора: не столь давние трагические события, захваченная школа, освобождение измученных учеников и вскользь промелькнувшее знакомое лицо, приподнятая бровь, уходящий в сторону взгляд. Я вспомнила заломленные руки, крепких спецназовцев, конвоирующих террориста и… мой облегчённый вздох. Я, будто, тогда поставила точку в давней, щемящей сердце истории. И вот он вновь передо мной, непонятно почему живой и невредимый!
   Дерри зашлась в неистовом лае, кидаясь на бандита, норовя разорвать его на части. Отогнав наваждение, я наклонилась, чтобы отстегнуть поводок на ошейнике собаки. Другого варианта спасения у меня не было. И в тот же момент бандит, небрежно щёлкнув пальцами, позвал:
   - Цэзар!
   Из-за машины грозно вышел непомерных размеров чёрный пёс, отдалённо смахивающий на дога, но крупнее и мощнее. Даже на первый взгляд мне стало понятно, что псина намного сильнее моей собаки. Смоляная короткая шерсть, сильные крупные лапы, широкая грудь – сама чёрная смерть приближалась к нам.
   - Ну, што, собак? Хырош сынок? – вражина явно адресовал свои слова моей Дерри.
   - Глупый собак! Ты прэдал мэна два раз, но тэпэр тэбэ нэ уйти, Кэрры-Каралына!
   Не особо вникая в смысл сказанного, я лихорадочно искала выход из положения, интуитивно прикрывая Мишку собой. Мысли в беспорядке вертелись в голове. Дерри не сможет одна выстоять против такого монстра, он сомнёт её, загрызёт насмерть.
   -Взат, Цэзар! – небрежно повелел царь гор.
   Чёрная смерть, оскалив жёлтые клыки, подступал к нам, готовясь к прыжку…
   Слёзы хлынули против моей воли из глаз, и я, присев, дико закричала:
   - А – а – а – а !!!
   Наверное, мой дикий крик прибавил неистовства Дерри, и она, раненая, истерзанная, но преданная собака, встала между Мишкой и псиной, и оскалив пасть, ловко извернулась и смело вонзила острые клыки в горло врага. Мощный пёс завыл от боли, пытаясь освободиться от захвата, вдавливая Дерри в землю и разрывая её тело мощными лапами. У раненой догини не хватало сил дожать хватку и прокусить горло врага. Она слабела на глазах, но пасть не разжимала.
   Бандиту было не до нас, вероятно, он уже, причислил наши души к душам покинувших этот мир. Он с нескрываемым интересом наблюдал за схваткой двух собак, подбадривая чёрного монстра. Кровь показалась из горла его Цезаря, да и моя Дерри, раздираемая острыми, мощными когтями, была одной кровоточащей раной. Я лихорадочно шарила по земле, нащупывая камни, обёртки и прочий мусор. Неожиданно рука моя наткнулась на что-то большое и тяжёлое. Я осторожно потянула находку на себя, обнаружив отрезок старой, ржавой, водопроводной трубы, и обрадовалась ему, как слитку внезапно найденного золота. Будто сквозь пелену до меня дошёл обречённый голос абрека:
   - Пропал собак.  Ужэ нэ расцэпит… Прыстрэлит надо!
Я   рость обуяла моё сердце. Кого пристрелить? Мою Дерри? Покрепче зажав обломок трубы за спиной, я приподнялась и направилась на дуло вытащенного пистолета. Но Мишка опередил меня (мой внук!). Раздался негромкий хлопок, под ногами у бандита засверкало, заискрило, повалил густой дым, и тошнотворно запахло смесью неизвестных ингредиентов. Бандит закашлялся, дуло пистолета вздрогнуло в руке бандита, и он выстрелил в сторону особняка. Раздался звериный крик наконец пришедшего в сознание «хранителя» Мишки – пуля по иронии судьбы попала в плечо напарника бандита. В тот же момент мой меткий удар обрушился на голову горца, довершив расправу над монстром двуногим. Второй удар пришёлся на голову монстра четвероногого. Тот дёрнулся и замер.
   Но и обессиленная догиня с трудом дыша, замерла, закрыв глаза. Мы кинулись к ней, растерзанной, измождённой, пытаясь разжать её челюсти. Жизнь ещё теплилась в её теле. Я распласталась на земле перед ней и завыла во весь голос. Мне подвывал, взахлёб всхлипывая, Мишка. Мы не верили в смерть нашей любимицы, и молили небо сотворить чудо, забыв о себе, о наших мучителях…
   И, наконец, сквозь пелену сознания, сквозь щемящую боль я с трудом различила  мужа, спешащего поднять меня и оттащить от беспомощной Дерри. В череде страшных событий я не заметила приезда его и группы военных людей. Я ещё видела, как рослые бойцы спецназа жёстко заломили руки воинов Аллаха, как дико крутил головой, ошарашено округлив глаза, пришедший в себя после захватывающего соприкосновения с ржавой трубой мой давнишний враг, с которым судьбой мне было уготовано жёстко встретиться дважды.
   - Эт мой собак, дыва собак, Кэрры, Цэзар, я нэ знай ныкакых людэй, - не унимался бандит.
   Я видела безутешно рыдающего Мишку, людей в белых халатах, грузивших на носилки догиню. После укола она пришла в себя и, приоткрыв глаза, завыла тихо, безнадёжно и обречённо. И этот её крик-расставание с нами было последним оттенком, отпечатавшимся в моём уставшем, воспалённом сознании. Холодная острая игла вонзилась в мою вену, и я впала в забытье…


   Когда-то в далёком детстве, меня, пятилетнюю малышку, вытащила из ледяной полыньи  наша дворовая собака Жмурка. Кличку свою она получила неспроста – при виде меня, а особенно, бабушки, она начинала ластиться и вроде как улыбаться – «жмуриться». Собака сопровождала меня почти всегда. В тот мартовский денёк я решила прокатиться на салазках с нашего высокого пригорка, и в таких забавах Жмурка бежала наперегонки, рядом с полозьями, упоительно заливаясь лаем. Санки, бывало, летели до самой речки. И в тот денёк я укатилась почти до середины замёрзшего, водного пространства. И вдруг подтаявший ледок  хрустнул, и я в мгновение оказалась в полынье. Я по сей день помню жуткий холод, сковавший тело, острые, ломающиеся льдинки, моё беспомощное растерянное барахтанье. Я наверняка бы утонула, если бы не Жмурка и деревянные салазки. Крёстный смастерил их из липы. Они всплыли, и мечущаяся собака потянула их за намокшую верёвку. Скорее, инстинктивно, чем осознанно, я схватилась за полозья (утопающий хватается за соломинку!), и собака, напрягаясь, тянула и тянула нас из ледяной купели. Ни на волкодава, ни на иного здорового пса наша Жмурка не была похожа. У нас жила обыкновенная, маленькая, лохматая, преданная дворняга – помесь всех проживающих на территории деревни пород, умница и моя четвероногая подружка.
Как ей удалось вытащить меня и салазки, осталось загадкой даже для моей бабушки. Вконец обессиленная, она ещё успела доползти до ближайшего дома в низинке и позвать людей на помощь охрипшим лаем. Меня быстро донесли до дома, бабушка раздела, растёрла до красна, натёрла гусиным жиром и, напоив горьким, горячим отваром, положила на печку. За всей этой кутерьмой забыли про Жмурку.
А она ползла из последних сил к дому, мокрая, обледеневшая. Бабушка нашла её на полпути от нашего жилища, почти неживую. Бабушка применила весь свой дар целительницы, пытаясь вернуть Жмурку с того света. Два дня она не отходила от меня и моей спасительницы. Я осталась жива, и к вечеру второго дня, ещё неокрепшая, помогала бабушке лечить Жмурку. Но в предрассветных сумерках моя любимица всё-таки ушла в мир иной. Я помню мои неутешные рыдания и мой без конца повторяющийся вопрос:
   - Почему? Почему она умерла? Почему?
   И тихий, спокойный ответ бабушки:
   - Она знала, что умрёт. Знала, как только начала спасать тебя. Собаки больше знают, чем люди, только говорить не могут… Надорвалась сильно, не по её силушке ноша была…
   - Знала?
   Эта весть ошеломила и выбила меня…
   - Знала и спасала!?
   Бабушка вытерла кончиком платка слезинку и очень тихо сказала:
   - Это главное правило собаки – спасать и защищать. Каждое животное живёт на земле с определённой целью. А собаки приходят в этот мир, спасать и защищать нас, людей, не считаясь со своей жизнью, и преданней существа нет на белом свете, только с добром к ней подойди…
   Следующую собаку, подаренную мне крёстным, я вновь назвала Жмуркой, она и вправду искренне и радостно улыбалась нам, готовая в любой момент придти на помощь…


   Главное правило собаки… Если бы его помнили все живущие на земле люди…Мы узнали о судьбе нашей спасительницы позже из уст осатаневшего бандита. Мой муж пообещал ему свою защиту на суде в обмен на полную информацию о Дерри, которую тот с полной готовностью выложил…
   н был первым хозяином Дерри, у собаки была полная родословная с длинным заковыристым именем, и первое её имя звучало как Кэрри-Каролина. Арслан Багоев занимался подготовкой террористических актов на территории России, вывозил «засвеченных» бандитов за пределы страны, имел могущественные связи в среде высоких чинов международной террористической организации, изготовлял усыпляющие средства, в которые обязательным ингредиентом входила валерьяна. Вот откуда неприязнь Дерри к всемирно-усыпляющему средству! Судя по рассказу бандита, Дерри-Кэрри не любила своего хозяина, была упряма, строптива, не хотела слушаться плётки, не желала обучаться жёсткой дрессировки. Однажды при очередном показательном уроке, покусав своего хозяина, сбежала. Он отыскал беглянку и жестоко наказал. Но через положенный срок Кэрри преподнесла ему сюрприз в виде беспородного чёрного щенка и трёх очаровательных маленьких догов. Чёрного выродка Арслан решил утопить, но неотложные дела не дали осуществить задуманное дело самолично, и он перепоручил умерщвление щенка помощнику. То ли последний оказался нерасторопным, то ли пожалел симпатичного «черныша», но через пару недель обман раскрылся и Арслан увидел неловко переваливающегося пёсьего увальня. Подивившись немалым габаритам полумесячного отпрыска Кэрри, решил оставить пса и обучить бойцовским приёмам, тому, что так не воспринимала, противилась его мать. Через месяц он продал за немалую цену подросших щенков, а ещё через месяц при очередной отлучке по делам таинственно пропала Кэрри…
   Муж сделал всё от него зависящее, чтобы этот воин Аллаха и его помощники никогда не появились среди мирных жителей земли, чтобы ни одна живая душа не была исковеркана грязными помыслами, делами террориста.
   Мишка после перенесённых потрясений и смерти Дерри неожиданно быстро повзрослел и по-настоящему увлёкся биологией. У него хватает времени решать математические головоломки, всерьёз изучать химию и работать в питомнике, ухаживая за собаками. А недавно внук признался мне, что научился понимать собачий язык и пишет о друзьях человека научную работу. В школе воцарились мир и покой, кипучая энергия Мишки направилась в русло познания и созидания. На день рождения отец подарил ему маленького щенка, и Мишкина радость передалась даже огромному котяре-домоседу Шурику. Кот принял несмышлёныша-щенка под свою опеку и заботливо возится с ним, словно с дитём…
   И только глубоко засевшая скорбь и незаживающая душевная рана порой не дают мне покоя. Я часто просыпаюсь в ночи, и слёзы торопливо бегут по щекам. Мне снится шаловливая, добрая умница – смелая защитница, исполнившая Главный Закон Собаки до конца, наша любимица Дерри.