Хождение за три моря с Афанасишной и Никитишной

1.
Всю сознательную жизнь я мечтала полапать живого индуса – не Махатму Ганди на портретах из газет, а прекрасного индийского юношу. Уж из миллиарда я смогу выбрать пару одухотворенных Буддой чёрных глаз, классический профиль и стройное шоколадное тело с изысканными манерами, и уж найду, где подстелить соломки, чтобы плюхнуться с ним в нирвану. Отпустите меня в Гималаи!

Нашла в рекламе туры в Индию, пришла в агентство. Предложили чудный тур «Золотой треугольник» плюс Гоа, по кусачей цене. Но если ехать вдвоем, стоимость падала раза в полтора. Однако Фира, моя бессменная тур-подруга, оказалась как назло в пучине очередного кровавого романа. Пришлось скрести подруг по сусекам. Но все дряни как одна ушли в отказ, это я им еще припомню! Отказаться же от экскурсий по архитектурным красотам зимой, когда нет удушающей жары, а потом окунуться в тридцатиградусный Индийский океан, я уже не могла. Ну не могла!

Будь проклят тот день, когда я позвонила Ванде Афанасьевне и та с радостью согласилась! Это моя землячка, преподша, у которой я в универе еще писала диплом. С тех пор из кандидатки она доросла до докторессы, а из похотливой монашки превратилась в уродливую старую деву-аббатису. При плоской аки доска груди изобилие тела у неё наблюдалось в районе талии и в области живота. Сильная сутулость, слабое зрение и вечно потная жопа свидетельствовали о титанических диссертационных усилиях. Химка из жиденьких седых волос напоминала гэдээровских старушек на выгуле, а пол-портрета занимал увесистый шнобель с искривленной носовой перегородкой, отчего голос был редкостно гнусав. Во взгляде читалась мечта успеть подмыться до двойного проникновения.

Обычно жертвами её похоти становились таджики со стройки и азеры с рынка. Как всякая выбившаяся в люди девка из беларусской деревни Ванда выдавала себя за шляхетку и натужно щеголяла аристократическими манерами. На гастарбайтеров производило неизгладимое впечатление приглашение в дорогой пивбар, где она угощала самым дешёвым пивом, а бокал держала как чашечку кофе, оттопырив мизинчик. Затем вела к себе, где, развивая тему своего благородного происхождения, случайно включала порновидео. Когда уходящая натура просила денег, в Афанасьевне просыпались высокие моральные принципы, и она со всей шляхетской гордостью и спесью выкидывала вымогателя как использованный презерватив. Наверно поэтому я несколько раз встречала её то в кровоподтёках, то с дефицитом передних имплантов.

За день до вылета Ванда радостно сообщила, что тоже получила все документы и… что едем мы втроем.

– Как это?!
– Нам согласилась составить компанию моя давняя подруга Аглая Никитишна.
– На хера?! – вырвалось у меня.
– Во-первых, втроем веселее, а во-вторых, стоимость отелей и трансфера будем делить не на двоих, а на троих - экономия.
– А где ты видела номера в тургостиницах на троих?
– Ничего, нам поставят третью койку или раскладушку.
– Не нам, а ей! Еще очереди в сортир мне не хватало!
– Зиночка, ты напрасно настраиваешься на негатив. Аглая Никитишна – прелестное создание, к тому же доктор исторических наук, - прогнусавило из смартфона.

Мля, еще одна докторесса на мою голову!

2.
В аэропорту я увидела «прелестное создание». Тщедушная пухлявая пигалица, с такой же химкой, только фиолетового оттенка, и с оранжевыми шамкающими губами. Из распахнутой мутоновой шубы выглядывали платьице в прелестно-убогие розочки и кривые тонкие ножки в телесных носочках и босоножках из коллекции «тетя Сара выбросила на помойку перед отбытием на пмж». Но ручонки её нервно и хаотично мацали сумку... Louis Vuitton®! Многолетняя привычка не то к рукоделию, не то к рукоблудию. Как сказал бы Невзоров, она вышла выгулять сумочку и шубку. Выражение лица при этом как у всесезонных бабок у подъезда — любопытство и подозрение во всех смертных грехах в одном флаконе.

Когда в Дели ночью поселялись в отель, поселянка Аглая неожиданно заявила, что курить в номере категорически нельзя, потому что у неё астма. На мою тумбочку она положила старообрядческую Библию. Из природной вежливости я не стала смахивать на пол, а использовала как подставку под бокал виски. Полночи прокурила на лоджии, наслаждаясь звездным южным небом, и спотыкалась о её гребаную раскладушку. В ту ночь я поняла, что список тех, к кому я не приду на похороны, удлинился на две позиции. Вот даже лицемерно-скорбное выражение лица не сострою!

На утро в ресторации первым и последним аборигеном, заговорившем с нами по-русски, оказался гид Аравинда, что в переводе с его медоточивого языка означало «лотос». На лотос это пузато-усатое было похоже как я на подснежник. «Сишас мы поедем смотреть дуарэц прэзидэнта». В ответ на шевеление усов-тычинок мои кошелки оживились и побежали краситься и подмывать пестики.

По дороге к построенному англосаксами дворцу в колониальном стиле, стоя в пробках и высунувшись из минивэна, чтобы глотнуть свежих диоксинов, мы наслаждались местным колоритом. На обочинах чёрные свиньи рылись в горах мусора, коровы аккуратно клали лепёшки на проезжей части, какой-то старичок в хламиде присел, опорожняя кишечник у входа в парк. Мимо проносились тук-туки, в которых на места для четырех набивалось особей штук пятнадцать. Во мне вскипала гордость за родину, где в «газель» больше двадцати не влезало. Ванда и Аглая увлеченно обсуждали актуальные темы пенсионных льгот для ветеранов труда и скидок по социальной карте москвича.

В ресторации на обед был шведский стол с индийской спецификой. За каждым иностранцем ходил приставленный бой и возле блюд из утончённой смеси перцев и мелких посторонних добавок типа курицы говорил «spicy» или «not spicy», чтобы белые человеки не сдохли на месте с сожженными внутренностями. Однако и «not spicy» в рот взять было невозможно, так что от голода спасал лишь сладкий стол да припасенное в чемодане сало. За столом колежанки сравнивали тарифные ставки для кандидатов и докторов в универе, запивая чаем вприкуску. При этом Аглая наполнила блюдце и вытянула губы так, чтобы весь ресторан видел русскую специфику и слушал ее хлюпание вприсоску.

Красный форт в Агре запомнился тем, что Ванду Афанасьевну покусали макаки, которым она пожадничала банан. Я в это время кормила бурундучков с руки и строила глазья охранникам, поэтому ничем не могла помочь. Макакам.

У храма Тадж-Махал (кто махал, кому махал, не разобралась, но красиво же) мы потеряли в толпе Аглаю Никитишну, которую обнаружили уже на выходе, в бусах из вялых желтых цветов и счастливой, с мешком дешевых сувениров, на которые ее как лохушку развели по тройной цене.

В крепости Амбер, куда из-за крутизны горы подняться можно только в люльках на спинах слонов, кошелки со скрипом и охами залезли на самого большого, а меня посадили на самку помельче в пару с арабским недошейхом. Он был в чёрном биште из верблюжьей шерсти, а на бородатой головке сидел бело-красный ихрам, опоясанный обручем игаль. Бедняжка косился на мою грудь и сильно потел то ли от возбуждения, то ли от испуга вывалиться из люльки на крутых виражах слоновьей тропы. Его амбре при этом перебивал запахи погонщика и слона вместе взятые, так что было не до красот, а в мозгу крутилось бессмертное из Шекспира «Пьетро, мой веер!»

Наконец, на крепостной площади, финишной точке каравана, все мы царственно «вышли из такси», и тут я услышала громкие душераздирающие тирады погонщика, который рулил слоном с Аглаей и Вандой. Ни слова нельзя было понять, но по накалу, интонациям и жестам в сторону подруг можно было догадаться, что матерный язык присущ не только русскому. Их счастье, что он не слазил со слона, а то бы стоматологи озолотились. Оказалось, что девушки вместо чаевых щедро наградили его посеревшей от возраста шоколадной конфетой «Мишка на севере», растекшейся на солнце.

В Джайпуре гид отвёз нас в огромную сувенирную лавку. Судя по сладким улыбкам Аравинды, от которых у кошелок слипались промежности, он рассчитывал на неслабую комиссию. И чутье не подвело его: Аглаю развели на колечко с рубином, а прижимистая Ванда отделалась мраморной вазой. А мне, сидящей с трижды каменным лицом трехликого Шивы, бесплатно налили пинту рома, чтоб не лезла не в свое собачье дело.

3.
На этом месте кончается поэзия, и далее заструится эротическая проза. Поэтому слезная просьба к тургеневским девушкам, учительницам советской школы и пердунам в семейниках не читать, – во избежание обмороков, инфарктов, непроизвольных семяизвержений, а также слюно- и моченедержаний.

В Гоа нас поселили в бунгало четыре звезды, зато под пальмами, хотя и на три не тянуло. Впрочем, четвёртой звездой там был шоколадный бармен дравидийской расы с ослепительно белоснежными зубами и упругой попкой, который уже после обеда, пока кошёлки обнюхивали окрестности, оказался в моей постели.

И тут меня постигло горькое женское разочарование в виде восьми сантиметров толщиной в палец... Коитус отменялся по неуважительным причинам. Оставался орал – и то из уважения к древней культуре. Уж я дула-дула, напрягая фибры, а надула всего-то дирижаблик из Детского мира. Пришлось полезть в чемодан, где случайно между флягой коньяка и салом завалялся шоколадный страпон, при виде которого чёрные глазки забегали в поисках укрытия, белоснежные зубки закусили пухлую губку до крови, а тонкие ручонки вцепились в спинку кровати, пытаясь унять тремор. Напоила девственника коньяком, успокоила ударом старообрядческой Библии по голове и привязала к кровати. Прощался он с благодарными слезами и убегал походкой уточки, то и дело оглядываясь. Но я не стала догонять.

Вечером для Аглаи притащили третью кровать, которую по моему указанию бои поставили у сортира. Отдельный шкаф для её мутоновой шубы принести отказались. Чтобы не слышать возмущенного кудахтанья, я вышла на променад и угодила в лавку сезонных торговцев из Кашмира. Когда красовалась перед зеркалом в пашминах (шалях из пуха горных козочек), то почувствовала всем телом нетерпеливые взгляды обоих продавцов. Соколы, орлы! У одного штанина вздулась по колено. Сразу так закружилась голова, что чуть дошла до подсобки и рухнула на тюки мягкой шерсти. Всем девкам мира на заметку: у Кашмира в штанах кошмар! Но не смертельный, если аккуратно и по очереди.

Назавтра я проспала завтрак и вышла на пляж пополудни. Мои докторессы возлегали на шезлонгах в ожидании опыления. Их завлекательные цветки трепетали между широко расставленных ног. Но пчёлы почему-то пролетали мимо, и лишь тоскливые навозные мухи одаривали их корыстными взглядами. К вечеру на фоне местных и приезжих индеек и павлинов они смотрелись как пара ощипанных, облитых кипятком и вывалянных в песке куриц.

Сердце мое сжалось от жалости, и я отвела их в кашмирскую лавку. Соколы долго о чём-то спорили на своем языке, после чего выдали вердикт на ужасном английском: по сорок баксов с каждой. Опытная Ванда настаивала на двадцатке. Аглая, вообразив, что она Элизабет Тейлор, встала в позу «меня что, на помойке нашли?»

– Милочка, ты не забыла глянуть в зеркало? – резонно заметила Ванда.
– А что, помада размазалась?
– Да нет, просто иногда нужно смотреть и понимать, что красота страшная сила, и чем старше, тем она страшнее.

Сошлись на тридцати плюс мне комиссия в виде пашмины.

На тюках кошёлки отказались категорически. За свои кровные им хотелось экзотики: морского бриза, пальм, пения ночных птиц, стрекота насекомых и большой чистой любви под звёздным небом.

Посреди ночи профурсетки вернулись хмурые, на меня смотрели исподлобья, только утром удалось их растормошить. Оказалось, что долго бродили с кавалерами по ночному пляжу, распивая дешёвый местный ром и рассказывая на пальцах кашмирцам, какие они вип-персоны, пока не нашли укромные кусты. Только встали в позы, опершись на вожделенные пальмы, только спустили шорты, только начали зазывно причмокивать сфинктеры... как проехала то ли патрульная, то ли уборочная машина с прожекторами, и перепуганные кашмирцы трусливо растворились в тропической ночи.
– А эта идиотка бабло вперед дала, причем за двоих, - возмущенно прогнусавила Ванда.
– Отстань, у меня депрессия. Я толстая и одинокая!
– Да какая же ты толстая? Где? Покажи.
– Может, тебе еще показать, где я одинокая?
– Одиночество, милочка, — вмешалась я, — это когда тебя некому забрать из морга. Все остальное — это так, временные трудности... Ну что, пойдем к кашмирцам бабки возвращать? Louis Vuitton® не сперли в суматохе?
– Цела, я ж её в зубах держала, когда... Пойми, Зиночка, мне ж не денег жалко, мне за державу обидно!

Нудные причитания Аглаи продолжились на пляже, так что даже терпеливая Ванда рявкнула:
– Милочка, поставь свой репродуктор на менопаузу!
– Вандочка, у меня от негодования и женской тоски даже сыпь в промежности пошла.
– А не надо на пляже перед туземцами раздвигать ноги и втирать туда сомнительный крем для загара.
– А может гад заразил меня венерической болезнью?
– Так он же не успел, или?.. – в голосе Ванды прорезались строгие ревнивые нотки.
– Ну, пальцем чуть-чуть, на пол-шишечки… – глаза Аглаи сладострастно закатились, и вырвалась из них скупая женская слеза, а ручка полезла в Louis Vuitton® за кружевным платочком. – А за державу всё равно обидно.

Ностальгия по родным пенатам неизбежно привела разговор к любимой работе, со стряпанными за деньги диссертациями, липовыми рецензиями, купленными оппонентами и коварными интригами. Когда же речь зашла о взятках, которые докторессы упорно называли эвфемизмом «пожертвования», Ванда, та ещё католичка, вознамерилась замолить грех и стала искать в путеводителе подходящий костёльчик. Но, лицезрев фотку местного ксендза, поморщилась и, перепутав нас с Иисусом Иосифовичем, принялась исповедоваться, исходя слюнями и соплями. Особых проклятий удостоился папаша Климент, развязавший, по её показаниям, разнузданную травлю детолюбов. Аглая в такт зашамкала вялыми староверческими губами, проклиная то ли взяточников, то ли алчных трусливых кашмирцев. Консенсус однако был найден в гневном вопле дуэтом, когда я, окрепшая духом после уговоренной бутылочки коньяка, ляпнула, что РПЦ – отстой, а Гуня – унылое гуно. «Тише, дура! Вдруг кто услышит!» – выкрикнули патриотки хором.

4.
Получив архитектурно-пейзажные, кулинарные и сексуальные удовольствия, я как туристка со стажем задумалась об оздоровительной программе, потому что изнывать в пляжном пекле не в характере моей деятельной натуры. Благо в отеле предоставлялись услуги аюрведического массажа.

На приёме у доктора меня сразу стали раскручивать на десять сеансов. Но узнав, что массировать будут тётки, как у них это принято, я наотрез отказалась по гендерным показаниям. Тогда после долгих колебаний к моему телу приписали трех юношей-стажёров, один из которых сносно говорил по-английски. Но он был прыщав и толстоват. Второй был красавчиком, но созерцал меня вежливо-постным гейским взглядом. А третий, высокий, сухопарый и бородатый, просто пожирал глазами. Он оказался из южного штата Керала и говорил только на языке малаялам.

– Трусы снимать? – спросила я скромно перед тем, как вознестись на скользкий и блестящий от масла стол.
– Ну... – замешкался толстяк, – мужчины обычно снимают, потому что все будет в масле.

Надо было сюда припереться хотя бы для того, чтоб увидеть, как краснеют темнокожие щеки! Поль Гоген отдыхает. Не берусь судить, видели ли они живую вагину, но от вида обнаженной белой госпожи бошки у них явно сносило. Меня обливали теплыми маслами, посыпали пеплом и сушеными травами, массировали в шесть рук от макушки до пяток. При этом двое стыдливо старались увернуться, чтобы не показать свой стояк. А белая госпожа лежала, бесстыже распластав конечности как лягушка, которая царевна, и, когда дотягивалась, лениво и с хохотком хватала за выпуклости их промасленных шорт. Опытные руки редко промахивались, а их смущенно-пугливые взвизгивания до сих пор стоят в ушах сладкой музыкой из индийского кино.

На другой день после массажа я решительно заявила, что подскочило давление и что меня следует проводить в душевую и помочь отмыться. Толстяк взял было меня под руку, но я недвусмысленно поманила пальцем бородатого. В душевой жестом заставила его раздеться и, оценив достоинство, написала на его ладони номер нашего бунгало и время встречи.

Не успела выпроводить кошёлок на ужин, как явился, чистенький и весь в белом. Я почти влюбилась и отдалась без увертюр. Вот кто настоящий доктор, который излечил меня от женской тоски – доктор куни-лингуистических наук, нет, академик! После трёх заходов я зауважала штат Керала и даже выучила слово «малаялам».

Кошёлки-падальщицы почуяли добычу и раньше обычного приперлись в бунгало. Вот я им открыла! На все замки и цепки заперла и прыгнула на четвёртый заход. Видеть потом их завистливые рожи – удовольствие не сравнимое с сексом, но всё же. Тем более, что за девять сеансов с продолжением вместо ужина я похудела на шесть килограммов!

К концу тура Ванда и Аглая решили наверстать упущенное с гидом. Они зажимали его по углам, даже при людях и несмотря на жалобные крики несчастного о жене и шести детях. О том, как они его изнасиловали, сучки воды в рот набрали. Но уверена, что явно не по Камасутре, а на грани уголовного кодекса. Когда сели в самолет, они дружно заказали виски и достали мятые-рваные половинки его трусов, которыми и занюхали благородный напиток со счастливыми лицами. Догадываюсь, что это было покруче прибавки к пенсии и льготы по налогу на недвижимость.

Так что, дамы, в Индию и еще раз в Индию! А если оплатите тур скромной Зиночке, буду самым распрекрасным гидом и научу похлеще всяких докторов наук, куда, когда и с кем не надо ехать.