Нельзя быть красивой такой

Всем известный классик как-то заметил, что красота спасёт мир. Может быть. Может быть. Но… сколько же она, эта красота, должна выстрадать, чтобы хоть чуточку приблизиться к тому совершенству, о котором так мечтал этот классик? Вопрос скорее риторический, чем… Ладно, углубляться в эту житейскую философию не будем. Просто оглянёмся по сторонам и посмотрим, что же происходит с нами. Людьми, или?..
Дед Андрей любил праздник Новый год. Ещё с детства. Да кто же его и не любит! Он всегда приносит какую-то радость. Всем без исключения. И тогда, ещё в послевоенные детские годы, он с нетерпением ждал последние дни декабря, когда его отец принесёт на праздник чего-нибудь такого необыкновенного, чего в обычные дни никогда и не бывает. А отец всегда чего-нибудь приносил к празднику. Он работал в далёком большом селе и появлялся у них дома только по праздникам или, редко, по выходным. А их, считай, и не было почти никогда. И без гостинцев отец не появлялся никогда. Его и ждали дети всегда с большим нетерпением.
А Ёлку как все ждали! Ту, самую новогоднюю, и больше в школе, чем дома. В школе она была намного красивее, с настоящими игрушками, с большой красной звездой под потолок, не то что у них в избе. На свою ёлку дети сами мастерили украшения: гирлянды из цветных тетрадных обложек, что приносила им мать из школы, где работала, снежинки вырезали из белой бумаги, вату на зелёные лапы раскладывали. Получалось тоже неплохо, но… всё же веселее и интереснее всегда было в школе. Хороводы там все водили вокруг ёлки. И подарки дарили.
Это в младших классах. А в старших… там уже и танцы, пока ещё непривычные твист и шейк, даже рок-н-ролл, не каждому поддающийся, но находились же умельцы, даже в их селе! Так отплясывали иные мальчишки, что дух у некоторых девчонок захватывало. А потом у них от тайных поцелуйчиков ещё сильнее замирало в груди. Да, было, всё было… Но… годы пролетели, появились дети, а потом и внуки уже. И Новый год стал большим семейным праздником. С ёлкой уж обязательно.
Ёлки, ёлки… Сколько же их дед Андрей повырубал ещё в детстве, когда жил с родителями в далёкой деревне, ведь лес-то окружал их со всех сторон. А потом, уже поближе к зрелости, что-то жалко стало эти нежные, пусть и колючие, деревца. Вырубать он давно уже что-то перестал, так как в город судьба его привела для житья, где поначалу ещё покупал на базарах пушистых красавиц сначала для детей, а потом и для внуков. А как-то раз купил искусственную, очень красивую, ёлочку и перестал ставить в доме обычное деревце. Вроде как-то и наряднее становилось под Новый год от этой неживой красавицы, но для души чего-то всё же не хватало.
А не хватало, конечно, естества. Живого естества. Вот тогда и появилось у него желание высадить перед их большим многоквартирным домом ёлочки или сосенки. А тут и случай помог – один знакомый предложил его младшему сыну с десяток малюсеньких саженцев крымской сосны. Сын-то и не отказался, зная мечту своего бати. С ним они вместе и высадили их по осени в три неглубокие лунки по три хвостика в каждую и скатами от легковушёк обложили, чтобы никто не сломал или не выкосил, всё равно особо-то ни на что не надеясь. Не больно-то наши жирные чернозёмы подходят для таких лесных красавиц. Сосны-то больше любят песочек, пусть и с камешками. А здесь…
– Растите, мои милые, на радость нам и назло врагам, – сказал с усмешкой тогда отец.
– Вот-вот, – подтвердил и сын.
По первой весне стало видно, что вроде как и прижились сосенки. Правда не все. Несколько засохло. Это ничего. Дед Андрей ухаживал за ними летом, травкой мульчировал, поливал иногда. Хвостики и стояли крепенькими и ещё одну зиму пережили. Но опять несколько пропало. А уж после третьей только три и осталось, как раз по одной в каждом скате.
– Вот и хорошо, вот и ладненько, – приговаривал дед, когда вырванную рядом травку запихивал в круг колеса, чтобы влага не уходила в жару.
В конце этого лета сынок-то его младший и укатил в дальние страны за хорошей жизнью, а память тут как бы и оставил – три эти сосенки, которые тянулись и тянулись вверх. Отец за ними и ухаживал, сначала один, а потом и внуки стали помогать, что от старшего сынка пошли. Вот сосенки и росли на радость им. Не все, правда, одинаково. Одна что-то хиленькой оказалась, иголки почему-то почти каждое лето сбрасывала. Иной раз прямо голые веточки показывались. Дед Андрей всё гадал – почему? Чего-то ей, видимо, не хватало. Может, землица в этом месте не совсем  хорошей была? А может, кто-то из детишек иголки-то ощипывал? Поди, узнай. Но другие-то две неплохо и росли. Особенно одна, что ближе всего к дому оказалась. Такая красавица, прямо загляденье!
Может, она по природе такой красивой была. А может, и тепло человеческое острее чувствовала. Тянулась быстро вверх, раздвигая вершинкой нависающие над ней разлапистые листья орехов. В бока уходила равномерно по всем сторонам. И веточка к веточке, сучочек к сучочку, иголочка к иголочке! Просто прелесть! Смотреть на неё было одно удовольствие!
– Ах ты, моя красавица! Ах ты, моя радость! – всё приговаривал дед Андрей, обходя её каждый раз и поглаживая длинные зелёные иголки. – Расти, моя милая! Расти на радость всем нам!
Она и росла. Уже и деда Андрея перемахала, и чуть ли не выровнялась с ближайшими орехами. Как раз по осени и стало это заметно, когда окружающие её деревья листья сбросили. А сосенка стояла вся такая зелёная и такая праздничная, как невеста. Тут уже и редкие снежинки закружились, и декабрь уже за вторую половинку перевалил, и… Да-да, желанный Новый год на горизонте замаячил. Любимый всеми праздник. Ох, как все его ждали, как готовились к нему!
Перед самым Новым годом вышел как всегда по утречку дед Андрей на прогулку, подошёл к любимым воспитанницам и обомлел… Самую красивую, самую его ненаглядную сосенку было не узнать… Её, собственно, уже и не было. Торчал из-под земли только один небольшой комелёк, от которого отходили по сторонам поломанные лишь первые ветки…
– О, кто же тебя, моя красавица, так изуродовал?! – чуть ли не крикнул он, и невольная слеза покатилась по небритой щеке. – У какого ж… гада рука поднялась на тебя?!
Присел он около этого изуродованного деревца, стал гладить иголки, успокаивая себя, но не выдержал и крикнул:
– Чтоб у тебя, паразит, кто это сотворил, руки отсохли!
И сам испугался этого крика: нельзя же так. Это же всё же дерево, а тот, кто это сделал, человек – не собака же. Но человек ли? Зажмурил глаза дед Андрей, затих, словно забылся.
– И что же, моя красавица, теперь с тобой делать? – спросил, скорее себя (а кого ещё?), и стал опять гладить иголки. – Вырубить совсем, чтоб не мучилась? – И тут почувствовал (или ему это показалось?) лёгкую дрожь веточек. – Ты живая, ты ещё живая, – начал приговаривать ласково. – Тогда держись, милая.
Потом поднялся, повздыхал, направился к дому и стал думать: что же с ней делать? А что тут делать? Или вырубить совсем сосенку, или оставить всё как есть, или… Конечно, надо помочь ей, тут же мелькнула мысль. И знал ведь он как помочь. Видел не однажды поломанные разными уродами деревца: ёлочки и сосенки. Они, эти деревца, и сами справлялись с нанесёнными ранами, тянулись вверх оставшимися веточками, но уже не становились такими красавицами, как раньше. А вот если им помочь… Конечно, надо помочь! Тут же решил.
Полез в свой шкаф, достал оттуда котомку с разными вязачками, выбрал подходящую, не очень длинную и красную ленточку, и снова вышел на улицу. Долго приглядывался к оставшимся веточкам, решая, какую же из них сделать главной надеждой, и остановился на одной, показавшейся ему наиболее крепкой. Притянул её к обломанному стволу, связал их ленточкой, вздохнул и поднялся.
– Ну, выправляйся, набирайся сил и расти, – проговорил, вздохнув. – И больше никому не поддавайся, – ещё пожелал.
Новый год прошёл на этот раз не очень как-то празднично. Для деда Андрея. Остальные веселились, как и всегда. А он грустил. Вроде не живая душа эта сосенка, но её было жалко по-человечески. Пострадала-то она вроде как от человека. Не от стихии ведь какой-нибудь. Что больше всего и обидно было. А ещё проникся он жалостью к многочисленным её подружкам, которых видимо-невидимо завезли в город перед этим праздником. Продавали их чуть ли не на каждом перекрёстке и около всех рынков.
Стояли эти лесные красавицы, пышные и зелёные, воткнутые комлями прямо в снег или на подставке, но глаз чего-то не очень радовали. По крайней мере деда Андрея. Потому как были они уже не живые, а срубленные под корешок, и им никогда не суждено было вернуться в то приволье, где родились и росли, и прямая их дорога лежала на свалку. Ну, порадуют они глаза ребятишек, но это же всего на несколько дней, а там… Да ещё ведь такая судьба, считай счастливая, ожидает далеко не всех. Многие так и окажутся прямо с рынка на свалке. О-хо-хо. А это целый перелесок только в их городе. А по стране-то в целом сколько? Миллионы! Лес громадный. И кому же это надо?
Что-то такие невесёлые мысли совсем разбередили душу деда Андрея, и он как-то не радостно и встречал на этот раз Новый год. И каникулы эти новогодние вместе с внуками прошли не так как прежде. И всё, видимо, из-за сломанной своей красавицы. Он почти каждое утро подходил к ней, гладил иголки и шептал: «Ты держись. Не падай духом. Всё будет хорошо». А будет ли? Пока ему и самому не верилось до конца в это. Но от своего намерения он всё равно не отступал, ухаживал за сосенкой, поддерживал, как мог, и словом и делом, и она отзывалась на его доброту и заботу, выпрямлялась потихонечку, привязанная к стволу веточка тянулась всё выше и выше. Не за один год, конечно, но она стала настоящим стволом.
Сколько лет прошло с того злопамятного дня, он и не помнил, но однажды, уже по глубокой осени, когда листья на соседних орехах все опали, к своему истинному удивления обнаружил, что эта многострадальная сосенка снова превратилась в настоящую красавицу! Она даже переросла своих двух подружек. Вот так чудеса! Вот так тяга к жизни у деревца! А может, и взаимная симпатия его, деда Андрея, и её, сосенки, помогла такому чуду.
– Ах ты, моя красавица! Ах ты, моя лапонька! Ты молодец! Ты теперь держись. Не поддавайся никаким выродкам, – шептал он, гладя длинные иголки сосны.
Часто дед Андрей подходил к этим трём деревцам, долго глядел на них и опасался лишь одного – как бы опять у какого-нибудь мерзавца не поднялась рука на них. А тут и Новый год уже приближался. И он так боялся нового несчастья. Но… на этот раз всё обошлось. Остались целыми все красавицы. А дальше что будет? А дальше время покажет.