4. Шапокляк, Груша, Курортник и

Я, ОН, ОНА И ДРУГИЕ.
Иронический детектив.

Начало -- http://www.proza.ru/2017/12/31/1188


Глава четвертая.
СТАРУХА ШАПОКЛЯК, ГРУША, КУРОРТНИК И ЯБЛОКИ.


…Меня разбудил какой-то непонятный стук. Открыв глаза, я прислушалась. Через несколько секунд тихий стук повторился. Стучали явно в мою дверь.
-- Да, -- хриплым  спросонья голосом сказала я и подтянула простыню до подбородка. – Да. Кто там?

Дверь медленно приоткрылась, и в проеме показалась худенькая востроносая старушка с жиденьким пучком седых волос на затылке и в очках, сидящих на кончике носа. Вылитая старуха Шапокляк.
-- Я не разбудила вас? -- старушка смущено заглянула в комнату. В руках у нее был небольшой сверток.

«Так… Мамочка второго мужа, ботаника», -- мелькнуло у меня в голове.
-- Нет, нет, что вы, я не спала, заходите, -- я приподнялась в кровати, продолжая прикрывать простыней голые плечи.
-- Вы уж извините за беспокойство, -- старушка топталась на пороге. – Вот пришла познакомиться. Вы, наверно, Александра Игоревна?

-- Так точно, это я. А вы…?
-- Галина Ивановна. Тоже в гости приехала к Марьяне Серафимовне. Так я не помешаю?
-- Да заходите, пожалуйста. К чему такие церемонии, только я немного не одета.
-- Ничего, ничего, не волнуйтесь, -- она наконец-то зашла, оглянулась по сторонам и присела на краюшек стула у кровати.

-- У вас тоже комната хорошая, большая. А моя прямо напротив, через коридорчик. Как в гостинице. Я все же вас разбудила. Может, я попозже приду?
-- Да сидите, -- рассмеялась я и принялась натягивать Манин халат. – А ночью что я делать буду, если весь день в кровати проваляюсь? Все равно нужно вставать. А вы давно пришли?

-- С полчаса. Светочка грибы на кухню понесла, Алик пошел купаться, а я вот к вам. У вас ничего не случилось? Мы все вчера так волновались, когда вы пропали. Марьяна Серафимовна всю ночь не спала, все звонила и даже плакала. Вы знаете?

-- Да… -- медленно проговорила я, в удивлении приподняв брови.— Да… Конечно, я в курсе.
-- И он очень переживал, -- сказала гостья, имея в виду, видимо, кандидата в мужья. – Так переживал, всю ночь почти ездил, искал вас.
-- Да, -- снова тупо промямлила я. – Но я уже нашлась, все хорошо.

-- Я очень рада с вами познакомиться, -- старушка пересела на кровать поближе ко мне. -- Марьяна Серафимовна так много о вас рассказывала. Как хорошо, когда люди  долго дружат, просто замечательно. А где вы были? Но можете не рассказывать, если не хотите. У меня тоже бывали тайны, -- она захихикала.

Я уже покинула кровать и завязывала потуже пояс, халат был великоват. Все мои мысли сейчас были обращены к Мане. Вот секретница! Конспиратор! И с чего это ей надо было убеждать меня в том, что совсем не волновалась? Что за характер!

-- А я мама Виталика, -- между тем продолжала старушка. – Вы знаете? Он был мужем Марьяны Серафимовны, -- почему-то шепотом добавила она.
-- Конечно, знаю. Марьяна мне рассказывала. И писала.
-- Ой, она такая внимательная, такая хорошая. Виталик до сих пор ее любит, -- снова перешла она на шепот. -- А можно я вам фотографии покажу?

Не дожидаясь ответа, неожиданная гостья развернула свой сверток и достала оттуда альбом фотографий на сто и средних размеров книжку в мягком переплете. Книжку она протянула мне.

-- Вот хочу подарить вам, это работа моего сына. Вы знаете, он очень талантливый, весь в отца. Мой покойный муж тоже был ученым, но он занимался прикладной математикой. И книг у него не было, только монографии. А Виталик уже третью издал. Там его подпись на первой странице.

Я взяла книгу и прочитала на обложке: «Виталий Седых. Дальнейшее развитие теории абелевых функций». Как мило! Я как раз недавно мечтала почитать именно об этом!

-- Спасибо большое, Галина Ивановна. С удовольствием почитаю на досуге, -- пообещала я, а старушка радостно заулыбалась.
-- Я тоже до пенсии математику преподавала в школе. У меня беспрерывный стаж сорок восемь лет!
-- О!
-- Да! Представьте только. А вот фотографии, посмотрите, -- я подсела к ней и заглянула в альбом. На первой странице за прозрачной пленкой была уже знакомая мне карточка со второго Маниного бракосочетания.

Словоохотливая дамочка минут десять рассказывала о своем замечательном сыне и бывшей невестке, упорно не давая перевернуть страницу. Наконец мне удалось сломить сопротивление сухонькой ручки и заглянуть на следующий разворот.

-- А это моя вторая невестка. Ирина, -- объяснила Галина Ивановна, а я увидела еще одну свадебную фотографию. Рядом с талантливым ботаником стояла безумно похожая на него женщина-ботаник: маленькая, худая, в очках с толстыми линзами, в строгом синем костюме.

-- Очень симпатичная, -- одобрила я. – Очень. И они так похожи, как братики. Вернее, как брат с сестрой. Красивая пара. И оба так молодо выглядят!
-- Вы находите? -- дама пожала плечами. -- Она неплохая, но уж больно много работает. Дома почти не бывает. Она преподает в нашем университете, доцент. А сын – профессор!

-- Надо же, -- я внимательно всмотрелась в ее лицо. – Молодчина какая! А я в математике совсем не рублю.
-- Да что вы? Это же так просто! Когда вы книжку Виталика почитаете, то все поймете. У Ирины пока нет таких многотиражных изданий, -- Галина Ивановна многозначительно поджала губы. – И знаете, она совсем не умеет готовить.

-- Не может быть, -- я начинала терять терпение.
-- Абсолютно! Ребенка кормит концентратами, представляете? Я Марьяне Серафимовне не говорила, а то она расстроится, -- старушка снова перешла на заговорщицкий шепот.
-- Какого ребенка? Вашего? Ему уже сорок, наверное. Сам бы себе смог яичницу поджарить.
-- И моего тоже. Но главное – своего. Вот посмотрите, это мой внук Илюшенька. Очень способный мальчик, очень! Если бы нормальное питание…
-- У вас чудный мальчик, -- прервала я ее.

Yes! Я была права. Бывшая свекруха приехала уговаривать Маню ее детку покачать. И откормить. Вот хитрюга! Я перевернула страницу. На новом развороте альбома была представлена уже вся математическая семья, включая и саму бабку. Семья клонов – все одинаково щуплые, востроносые и в очках. Даже мальчик трех-четырех лет. И все такие серьезные, а в руках у мальчика толстая книжка. Странно, что остальные члены семьи не держали последнее издание Виталика. Да, ситуация критическая…

-- Галина Ивановна, -- сказала я. – Вы извините, мне очень срочно нужно позвонить маме, а то она будет волноваться. А вы не могли бы оставить альбом на вечер, я перед сном посмотрю внимательнее. Мне очень, очень интересно. Спасибо, что зашли, скрасили мое одиночество.

-- Да что вы, не за что, -- старушка Шапокляк с откровенным удовольствием протянула мне альбом. – Мы ведь еще найдем время поговорить. Приходите в гостиную, чайку попьем. Мы всегда перед обедом пьем чай.

Открывая дверь перед изрядно утомившей гостьей, я нечаянно ударила ею по морде стоявшей за нею премерзкой собаки, длинноногой и лохматой, скорее всего подслушивающей нашу занимательную беседу. Собака мгновенно отскочила назад и виновато заскулила.

-- А это еще кто? -- удивилась я. Подарок Виталика? О существовании в доме лохматых четвероногих приведений Маня не сообщила.
-- Это Барсик, собачка Марьяны Серафимовны. Она ее на станции подобрала в прошлом году, -- охотно пояснила Шапокляк.
-- Кто бы сомневался. Ясно, что не в элитном питомнике…

С трудом избавившись от Барсика и внимания скромной мамаши гениального Виталика, я вышла на балкон и выпила пару глотков мартини. Бедная Маня! А я еще так наехала на нее в бассейне. Позавидовала… Да ее жалеть нужно! Мнение мне нужно составить… Да тут двух мнений просто не может быть.

Повернутая на уникальности сына бабка, считающая, что вокруг него должно вертеться все вокруг: и солнце, и звезды, и жены… Цель приезда очевидна. Первое. Уговорить Маню вернуться в качестве семейной стряпухи. Второе. Если это не удастся, уговорить ее взять на откорм и воспитание хотя бы внука Илюшу. Третье. Если не сработает и второй пункт, просто попросить денег на санаторное оздоровительное лечение сыночка и отдых за границей для внука. Бедная, бедная Маня!

Я вернулась в комнату и раскрыла шкаф. Ни одна из привезенных мною вещей не подходила к создавшемуся положению. Ни длинное платье со стразами, ни Шанель, ни короткие топы на бретельках. Единственный спортивный костюм висел на веревке за домом. Классическая банальная ситуация, знакомая каждой женщине: шкаф полный, а надеть нечего. Ненавижу банальности!

Я выбрала скромную белую блузку (двести баксов, между прочим, бутик на Тверской) и узкие черные брючки. Просто и элегантно. Воплощение скромности и стиля. Выпив для драйва еще полбокальчика ароматного напитка, я спустилась вниз. В гостиной никого не было. Вероятно, постояльцы решили вздремнуть перед second breakfast. Но тут из кухни послышался звук падающего и разбивающегося стекла. Я бросилась на шум.

Посреди кухни стояла, беспомощно прижав ладони к лицу, молодая женщина, фигурой напоминавшая крымскую грушу. Плечи у нее были покатыми, торс узким, а бедра могли посоперничать с тремя такими, как я. Перед женщиной на полу лежал поднос с осколками чашек и сахарницы. Услышав мои шаги, женщина-груша вскрикнула и открыла лицо. Глаза у нее были красными и припухшими, словно она недавно плакала.

-- О, это вы? Ведь это вы?
Я оглянулась на всякий случай и, не увидев никого рядом, проговорила:
-- Да, вроде, я. А что случилось?
-- Этот поднос… Он упал как-то… Мариночка меня убьет. Я перебила за три дня уже столько посуды. От меня одни убытки, -- она подошла ко мне, уткнулась носом в мое плечо и всхлипнула. -- Я такая никчемная. Он был прав, что бросил меня. Вы знаете, от меня недавно ушел муж. Я ничего, ничего не умею. Вот скажите, за что это? Зачем мне жить? -- она жалобно захныкала.

Так… Скорее всего, передо мной стояла вторая жена Маниного первого мужа. Вернее, его промежуточная жена: между первой и третьей. Депрессия налицо. В лучшем случае ее ждет свободная койка в отделении неврозов, в худшем – Кащенко.
-- Меня зовут Александрой, -- представилась я. – А вы…
-- Я – Света, -- шмыгнув носом и утерев слезы ладонью, проговорила она. – А можно я буду звать вас Шурочкой?
-- Лучше Сашей, -- я не прочь давать окружающим смешные прозвища, имена литературных или киношных героев. Но самой стать тезкой героини «Гусарской баллады» как-то не хотелось. – Да, лучше Сашей, пожалуйста.
-- Сашенька, милая, скажите, ну что мне делать? Я хотела чаем всех напоить и все испортила. Может, это еще можно склеить?

-- Это все нужно выбросить, -- решительно заявила я. -- Тут есть какой-нибудь веник?
-- Да, да, выбросить, -- обрадовалась гениальности решения сложнейшего вопроса Груша. – Конечно же, мы сейчас возьмем веник и подметем, -- она продолжала стоять, глядя на останки чайного сервиза. – Веник, потом еще нужен совок… Мы все сначала уберем в совок, а потом выбросим в ведро… А как вы думаете, сахар нужно собрать или тоже выбросить?
-- Выбросить, конечно, -- я уже с профессиональным интересом наблюдала за ней.
-- Да, да… В нем же могут быть осколки! Мы не станем его собирать, а тоже сметем в совок, -- Груша по имени Света по-прежнему не двигалась с места.

Я снова теряла терпение. Эти размышления о смысле жизни окончатся когда-нибудь или будут длиться до ужина?
-- А поднос, смотрите, Саша, поднос не разбился! Хорошо, что он железный, правда? Его можно поставить на место, он же целый совершенно…

Интереснейший экземпляр. По-моему она уже минут двадцать рассуждает о необходимости уборки, ничего при этом не предпринимая. Клиника. Безусловно, это клиника. Палата номер шесть. Бедная Маня!

-- Хорошо, что я сливочник на поднос не поставила, -- продолжала Груша, рассматривая осколки. – Места не хватило. А то бы и сливочник разбился. Хоть в чем-то повезло.

Редкое, просто редчайшее везенье. О, Боже, дай мне силы!

-- Давайте я уберу, -- предложила я и обошла кухню в поисках веника.
-- Ой, ну что вы! Вы же с дороги, устали, наверное. И ночь не спали. Я-то спала, потому что Мариночка дала мне снотворное. А он очень не любил, когда я пила снотворное. Он говорил, что я становлюсь сонной тетерей. Ну, скажите, как можно назвать жену «сонной тетерей»? Но я же не виновата, что плохо сплю по ночам. И если днем не полежу с полчасика, то вообще не могу ни на чем сосредоточиться. А ведь он вначале так меня любил, так любил…

Я уже убрала с пола следы раздолбленного сервиза, высыпала осколки в урну, ополоснула под краном руки и сейчас искала в шкафчиках запасные чашки.
-- Ой, какая вы быстрая, -- восхитилась Свето-Груша. – Такая быстрая! У вас, наверно, все всегда получается!

Я включила электроплиту и поставила на нее наполненный чайник.
-- Знаете, он сначала говорил: ты сама лучшая, самая хорошая, а потом перестал. Как можно передумать? Сначала самая лучшая, а потом – сонная тетеря? Мариночка говорит, что он ошибается, чтоб я его забыла, и что когда-нибудь он все поймет. Но как я могу его убедить, что я не тетеря, если он уже опять женился, -- Груша снова расплакалась.

Ну, он – это, безусловно, первый Манин муж. А Марина – это, наверно, сама Маня и есть. Марина, так Марина. Я нашла чашки и поставила их на стол.
-- Светлана, а кто еще будет чаевничать?

-- Ой, вы уже все подготовили! Какая вы молодец. Галина Ивановна хотела, и Алик тоже. Я пойду их позову, -- Груша не сдвинулась с места. – Сейчас пойду. Алик, наверное, у бассейна, а Галина Ивановна с Барсиком гуляет. Надо их позвать. Я всегда их зову. Они любят чайку попить перед обедом. Мариночка нас так балует, она такая внимательная, а я посуду бью… -- Груша подошла к столу и присела. – Это все из-за него. Он меня просто убил. Два года вместе прожили, а он вдруг нашел другую и переехал к ней. Я дома тоже всю посуду разбила. Нечаянно, конечно. Просто я очень страдаю, он мне так много обещал, а сам ушел к другой. Я знала, что он до меня с ней встречался немного, но она такая ветренная, все хихикает, в столовой тогда работала, -- Груша громко всхлипнула. – Вы не представляете, как мне тяжело. Я все время плачу. Даже ночью. Поэтому Мариночка дает снотворное. Но мне уже ничего, ничего не помогает. Как он мог? Как он мог? Бессовестный. Я же его так люблю!

Тьфу ты! Да, патология очевидна. Даже среди моих клиенток таких экземпляров встречать пока не приходилось. Я вышла на улицу и громко позвала:
-- Галина Ивановна! Идите пить чай. Вы где?

На крик откуда-то выбежал Барсик и, энергично виляя хвостом, принялся лизать мне руки.
-- Иди отсюда, животное, -- я не жалую собак, подобранных на железнодорожных станциях и носящих кошачьи имена. – Тебя никто не приглашал.

От соседнего дома уже спешила моя недавняя посетительница.
-- Я ходила к соседям, -- проговорила она на ходу. – Такие милые люди. Очень хотят почитать Виталичкину книжку. Надо им отнести, у меня осталось еще несколько экземпляров.

Дурдом на выезде, а не Осиновка. Как только Маня с ними управляется? Я обогнула дом и подошла к бассейну. На одном из складных стульев сидел, закрыв глаза и подставив солнцу круглый животик, еще один «представитель».

-- Здравствуйте, Алик, -- я забалдела от его полосатых пижамных штанишек и эротичной позы.
Алик вздрогнул от неожиданности, оглянулся, быстренько натянул на живот задранную до подбородка майку и вскочил.

-- Извините, я немного задремал. Здесь так спокойно, тепло, а у нас на Урале осень в самом разгаре. Просто не хочется отсюда уезжать. А вы – Александра Игоревна? Так вы нашлись? Очень приятно, очень приятно. Алик.

Кроме меня самой здесь все, оказывается, были в курсе дела.
-- Приглашаю вас на чай.
-- С удовольствием, -- Алик стал натягивать на майку пижамную полосатую куртку. – Мы ходили за грибами, и я решил немного отдохнуть. Все-таки лес утомляет.
-- И как успехи? -- я потрогала висевший на веревке костюм, он почти высох.

-- Вы имеете в виду грибы? Их тут полно. Но мы как-то не пришли к одному взгляду на их съедобность или несъедобность. Мы все, понимаете, из разных регионов. И все привыкли к разным грибам. Поэтому набрали совсем немного. Просто погуляли по лесу часа три. В следующий раз возьмем с собой Марианну.

Так, теперь Маня стала еще и Марианной… «Ах, Марианна, моя Марианна, я никогда, никогда не забуду тебя», -- была когда-то популярной такая песенка… Повернувшись, я пошла к дому. Мужчина, блин! Не мог набрать корзину грибов. Устал! Хотя, с другой стороны, ему тоже не позавидуешь. Одна из попутчиц, небось, всю дорогу рассказывала о глубинах неисчерпаемого математического ума Виталика, а другая рыдала у каждой сосны, своею стройностью напоминавшей его, любимого. Какие уж тут грибы?

Мы зашли в дом, и Алик быстренько занял один из свободных стульев за столом. Груша и Шапокляк уже сидели там, о чем-то тихо беседуя. Все понятно, прислуживать за столом оставалось мне. Больше некому. А что делать? Я – подруга, а они – «представители». В этом наше основное различие. Неужели я была нужна Манечке только для этого?

Я заварила чай, сделала несколько бутербродов, поставила в центр стола деревянный поднос с порезанным на аккуратные ромбики пирогом с капустой.
-- Ой, Сашенька, зачем вы беспокоились? -- Груша наконец обратила внимание на то, что скатерть-самобранка покрылась наполненными тарелками. – Я бы сейчас быстренько все сделала. Вы же с дороги, не знаете, что и где. А мы в Осиновке как-то освоились. Я тут уже три дня, а Галина Ивановна даже больше.

-- А я только позавчера приехал, -- вставил Алик.
-- Ну, тогда я посуду помою, -- продолжила Груша и положила себе на блюдце два ромбика пирога. – Совсем ничего не могу есть, совершенно нет аппетита. Я когда переживаю, всегда теряю интерес к еде.
-- А я вообще много не ем, -- Галина Ивановна тоже выбрала себе ромбик пирога и два бутерброда. – После шестидесяти нужно есть поменьше. Моя невестка, правда, считает, что мне есть вообще не надо. И сама ничего не ест, и других не кормит.

-- А я когда переживаю и ем много, и пью много, -- снова вклинился в разговор Алик.
-- Ой, какие там у мужчин переживания, что вы можете о них знать, -- запричитала Груша.
-- Вы выпиваете? -- спросила я.
-- Мне нельзя, Александра Игоревна. Работа ответственная. И за рулем все же каждый день. Но вечером, конечно, грамм пятьдесят могу позволить. Ну или сто. Стресс снять.

-- У вас просто нет творческих интересов, -- высказала свое мнение Шапокляк. – Когда человеку нечем заняться, он обязательно станет пить. В моей семье это было бы невозможно. У нас в роду никто и никогда не пил.
-- А мой тоже вечером выпивал. А вот когда с той женщиной связался, то и днем иногда. Говорит, у меня – стрельбы. А сам приходит домой, а глаза блестят. Разве от стрельб могут блестеть глаза? -- Груша взяла третий ромбик пирога. – А я только один единственный раз на работе выпила шампанского, у коллеги был юбилей, так он сразу – ты пьяница, алкоголичка. – Груша всхлипнула. – Как вам хорошо, Сашенька, что вы не замужем. Вы не знаете, как тяжело, когда тебя бросают.

-- Это правда, -- сказала я. – Если у вас нету тети, ее вам и не потерять…
-- А где живет ваша тетя?
-- В Караганде, -- отрезала я, надеясь, что мой тон поймут правильно. У меня ехала крыша, причем с приличным ускорением. И я еще надеялась произвести впечатление пиджачком от Шанель!
-- Далеко, -- всхлипнула Груша. – А мой, представляете, перевелся в Алтайский край.

-- Правильно сделал, -- Алик налил себе еще одну чашку чаю. – Для военного человека новое место службы – очередная звездочка на погоны. Ваш кто по званию?
-- Он уже не наш, он чужой. А когда он меня бросил, то был майором.
-- Сейчас уже, наверное, подполковник. Не меньше. А должность может быть и полковничья. Зарплата у него теперь будь здоров. Уж я-то знаю.

Груша тихонько заплакала, а Алик и непьющая мамочка непьющего гения переглянулись. Все! С меня достаточно.
-- Спасибо за компанию, -- я поднялась. – Извините, но должна вас оставить. Нужно кое-что сделать… По работе… А вы еще посидите, поговорите. У вас достаточно тем для разговоров, чувствую.

Я взяла свою чашку, поднесла к раковине и демонстративно принялась тщательно мыть ее.
-- Идите, идите, -- Шапокляк тоже схватила чашку и посеменила к раковине.
-- Галина Ивановна, Сашенька, ну зачем вы? -- Груша утерла мокрое от слез лицо кухонным полотенцем. – Я бы убрала...

-- Ничего она не сделает, -- заговорщицки прошептала мне бабка. – Все только собирается. Уже третий день обещает что-нибудь сделать. Моя невестка хоть суп из концентратов варит…
Вот-вот, родная, почувствуй разницу! На расстоянии вообще все кажется иным, даже проблемы…

***
Я поднялась к себе и занялась лицом. Итак, что же такое Груша, размышляла я, легкими ударами пальцев вбивая крем в кожу вокруг глаз. Зацикленная на своем офицеришке, озабоченная никчемная дамочка. Ведь во всем мире только ее одну оставил муж. Ни до этого обстоятельства, ни после такого ни с кем еще никогда, конечно же, не случалось. Ах, какое страшное горе! Просто катастрофа – мужик нашел другую! Знала бы она, с кем и с чем приходится встречаться мне по работе. С нее бы вся депрессия мигом соскочила. Мужчины в своем большинстве, безусловно, неисправимые эгоисты (заметьте, я не сказала «козлы», как навоображал себе вчерашний Де Ниро), но и женщины тоже не безупречны. Да от такой идиотки любой сбежит.

Я представила себе, как она обнюхивает мужа по возвращении со стрельбища. «А почему от тебя пахнет водкой? Ты что, кого-то нашел?». «А ты хотела, чтоб от меня пахло порохом? Извини, не попали. Сегодня солдаты  плохо отстрелялись, все время промахивались». «Ах нет, ты меня разлюбил! У тебя женщина! Вот эта пуговица на кителе целый месяц болталась, а сегодня она почему-то крепко пришита. Кто, кто ее пришил, изменник коварный?». «Отстань, дура. Я сам ее пришил утром, от тебя разве дождешься?

Ты же даже готовые пельмени из магазина двое суток варишь: сейчас возьму кастрюлю, налью воду и поставлю на плиту. Так, сначала кастрюлю. Надо открыть кран. Да, открою кран и налью воду. Где же кастрюля? Вот она. Теперь наливаю воду. Дорогой, пельмени почти готовы, я уже включила кран. А ты не знаешь, где спички? Сейчас мы найдем спички, сейчас…  Так, вода налилась. Многовато, пожалуй. Может, немного отлить? Милый, куда же ты? Без завтрака? Ну, давай я тебе хоть яичницу поджарю. Вот сейчас я возьму два яйца, найду сковородку. Куда я ее положила? Ой, яйца упали на пол!.. Милый, милый, ты куда?». Дальше можно начинать читать сначала…

Да этой Груше просто повезло, что мужик просто ушел, а ведь мог бы взять и убить. Элементарно! Военным же табельное оружие выдают не только на время учений. Взял бы и стрельнул ей в попу, тут не промахнешься. Дистанция огромного размера…

Я занялась ногтями. Цель ее приезда более чем очевидна. Считая Маню подругой по несчастью, она надеется найти здесь полное понимание и сочувствие. Очередное замужество Мани никак не входит в ее планы. Ибо говорит о том, что есть женщины, перманентно находящие спутников жизни. Этого не должно быть, думает она, если вообще способна думать. Раз плохо мне, как может быть хорошо другому? А кто же тогда будет гладить меня по головке, утирать слезки и сутками выслушивать одни и те же рассказы о его подлом предательстве?

Нет, нет… «Свадьба не должна состояться. Я сделаю все, чтобы ее расстроить», -- думает Груша. А для этого нужно перебить всю посуду в доме, довести до нервного срыва бедную Маню, всех ее гостей и (что самое главное) будущего мужа! А в перспективе – навсегда остаться жить в этом скромном трехэтажном коттедже в качестве компаньонки, профессиональной плакальщицы и заклятой подруги…

С ней все более-менее понятно. Я полюбовалась руками и вышла на балкон, чтобы лак на ногтях высок быстрее. Как же медленно здесь тянется время! В Москве оно несется стремительно, только и успеваешь глазами хлопать. Утро – вечер, утро – вечер. И дни пролетают как-то незаметно, в суете, делах и пустых хлопотах. А здесь время как вата, погружаешься в него, погружаешься, а все на поверхности. Мне казалось, что в Осиновке я нахожусь уже лет десять как минимум. Столько новых знакомых, столько удивительной бесценной информации. Да, Маня… Ты даешь… Так и не успела сказать, в чем конкретно нужна тебе моя помощь…

Так, теперь подумаю о представителе третьего Маниного мужа... Алик пока оставался для меня темной лошадкой. Я до сих пор не могла придумать для него какого-нибудь тайного прозвища, и это раздражало. Ясно было одно: он не был героем моего романа. И до Романа Де Ниро явно не дотягивал. Правильно сказала подруга – типичный неудачник времен перестройки. Такое впечатление, что во время перестройки жили одни мужчины, а мы, женщины, были временно заморожены до лучших времен, или отправлены в космос, чтобы пережить там смутные потрясения.

Не исчезла же почва из-под моих ног, например, или из-под ног Манечки. Вон она какая стала, супер! Стой! Не завидовать, не завидовать, не завидовать – дала я себе психологическую установку. Для этого в этом доме есть Шапокляк и Груша, груша-грушка, плакса-гнилушка… Бе-бе-бе, бе-бе-бе, плачет Груша на трубе. Грушу бросил верный муж. Муж объелся кислых груш…

С улицы раздался голос Манечки и лай вездесущего Барсика. Слава Богу, она вернулась.
-- Аленька, ты где? Спускайся, я тебе что-то принесла.

Я вышла в коридор. Одновременно из комнаты напротив живенько выскочила Галина Ивановна, а с другой стороны коридора уже спешили к лестнице Груша и Алик. На столе в кухне стояли две неубранные чашки. Эта кулема так и не выполнила своего обещания помыть посуду. Маня вытаскивала из полотняной сумки с изображением Эйфелевой башни пластиковые бутылки. Собака, поставив передние лапы на стол, внимательно наблюдала за действиями хозяйки.

-- Вот смотри. Это наша карамазовская вода и для питья, и для умывания. Я поставлю вот сюда, в угол. Не забудешь? Ну, как вы тут? -- Маня осмотрела гостей. – Уже познакомились? Не скучали?

-- Что вы, Марьяна Серафимовна! Ваша подруга такая милая, она нас чаем напоила, -- это Шапокляк.
-- Ну и отлично, через часик будем обедать. Чем бы мне вас занять?.. Алик?
-- Марианна, я с твоего разрешения посмотрю спортивный канал.
-- Галина Ивановна, а вы, может, отдохнете немного? По лесу-то находились, наверно, устали?
-- Ни в коей мере. Я же сибирячка. Разве это лес? Просто небольшой парк. Я схожу пока к соседям, отнесу им книжку Виталика. Они, знаете, очень заинтересовались математикой.

-- А я пойду в бассейн, может, купание меня немного взбодрит. Вы же знаете, Марина, как я плохо сплю ночью. Поэтому весь день хожу, как вареная. Просто никакая…
-- Иди, иди, Света, поплавай. А мы с Алечкой займемся обедом. Не возражаешь? -- Маня обратилась ко мне.
-- Мечтаю об этом, -- рассмеялась я.

Когда все на удивление быстро разошлись, Маня опустилась на стул и устало вытянула босые ноги.
-- Какие-нибудь проблемы? -- спросила я.
-- Да проблемы всегда: то санстанция, то пожарные, то поставщики, то ревизии… Очень трудно работать стало. Но я все-таки добилась разрешения открыть новую линию. Мы сейчас будем делать обалденное печенье. В коробочках. Как сувенир из Карамазова. Сейчас посижу немного, отдохну… Ты не волнуйся, обед у меня готов. Нужно только разогреть. Надеюсь, ты не испугалась, что придется заниматься готовкой в отпуске?

-- О чем ты говоришь? Я же не Света! И притом мне хотелось тебе хоть чем-нибудь помочь. Не представляю, как ты тут выкручиваешься одна.
-- Да, Светлана немного странная, честно сказать, -- ответила Маня. – Никак не могу ее успокоить. Ты особо не принимай близко ее слова: она и спит отлично, и ест – дай Бог каждому. Я ей перед сном даю две витаминки, но говорю, что это очень сильное снотворное, антидепрессант.  А она такая наивная, верит каждому слову.

-- А она такой всегда была?
-- Откуда мне знать? Я написала бывшему на старый адрес, а ответила она. Его на Алтай перевели. Пришлось сказать, что приглашение остается в силе. А лично мы впервые увиделись дня три назад.

Просто чудо земное, а не Маня. Спросить у нее насчет вчерашней ночи или не спросить? Что за тайны в этом осиновском поселке? Почему я не имею права знать, что обо мне волновались, что меня искали?.. Ладно, пока не буду грузить ее еще и своими вопросами. Пусть отдохнет. Но потом она ответит мне на все и за все!

Маня, не вставая, подтянула к себе объемную, по последней моде сумку и вытащила оттуда небольшой пакет.
-- Смотри, какой я свитерок сегодня купила Илюшке, сыну Виталика. Ты только не проболтайся Ивановне. Скажу, что сама связала, им будет приятно.

Я была в шоке. Нет, так оставлять дело нельзя. Сколько же бывшие мужья и их представители будут так бессовестно использовать мою подругу? Я ей сейчас все выскажу.
-- Маня, -- решительно и серьезно произнесла я. – Маня!
Она подняла голову и почему-то испуганно посмотрела на меня. И я не смогла.
-- Маня, ты очень добрая. И я подтверждаю свои слова. Ты – мать Тереза!
Манечка облегченно выдохнула.
-- Уф… Я думала, ты меня не поймешь и осудишь. Как же здорово, что ты приехала. Просто счастье, самое настоящее счастье! Поможешь мне немножко с сервировкой? Хочется, чтобы все было по-столичному. Все-таки полный дом гостей.
Маня, Маня… Я тебя тоже очень люблю. Но ты, по-моему, не права.

…Обед прошел нормально, по крайне мере, без сюрпризов. Всю инициативу на себя взяла подруга. Иногда она обращалась и к бывшей свекрови, и к Груше, но особенно распространяться им не давала, мягко переводя разговор в иное русло. Очень профессионально, кстати. Груша несколько раз порывалась запричитать над своей разнесчастной судьбой, но каждый раз, прерванная Маней, с видимым трудом отказывалась от своих намерений.

По непонятным причинам больше всего внимания за обедом подруга уделяла Алику. Если бы я не боялась, что меня сочтут максималисткой, я сказала бы, что она морально возводила его на некий пьедестал. Она откровенно восхищалась тем, чем, собственно говоря, восхищаться просто смешно. «Ты кто по гороскопу? Телец! Как здорово. Тельцы самые преданные и любящие мужчины… Так ты жаворонок? Прекрасно! Терпеть не могу мужиков, которые не могут проснуться по утрам… О, я обожаю смотреть, с каким аппетитом ты ешь. Значит, хороший работник…».

И так далее, и так далее. Алик, Аличек, Алюша, Алюсик… Тьфу ты, мерзость какая. Она называет его почти, как меня. Этого еще не хватало. Когда после трапезы все разошлись по разным углам гостиной, Маня улучила момент и шепнула мне:

-- Ну, ты все поняла?
-- Что? Что я должна была понять? -- зловещим удавом прошипела я.
-- Мою идею!
-- Прокинуть строителя и выйти замуж за Алика?
-- Да ты что?..

Договорить подруга не успела, потому что к нам подгребла Груша:
-- Давайте я вам помогу, девочки. Я могу тарелки вытирать.

Мы с Маней пристроились у раковины с двумя емкостями из нержавейки и принялись за посуду. Она мыла и передавала чистые тарелки мне. Я тщательно их ополаскивала и ставила на край рабочего стола, около которого стояла Груша с кухонным полотенцем в руках. Уже минуты через три рабочий стол был полностью заставлен чистой посудой. Я уже с трудом выискивала свободное местечко для очередного блюдца, мисочки или стакана. Груша по-прежнему стояла с сухим полотенцем и рассуждала:
-- Так, я сначала вытру большие тарелки, а потом мелкие… Нет. Лучше сначала ложки, тогда они не будут мешать. Ой, надо же! Всего пять человек обедало, а посуды на целую армию. Дома я тоже сразу мою посуду после еды… А то так некрасиво, когда раковина полная… И мухи… А он ни разу тарелочки не помыл. Мариночка, а когда вы жили вместе, он мыл посуду?

Я ополоснула черпак. Свободного места на рабочей поверхности стола уже не было. Недолго думая, я всунула черпак в Грушины руки.
-- Ой, -- искренне удивилась она. – Черпак! А у меня дома деревянный. Мне папа сделал. Вообще деревянную посуду вытирать не надо. Она должна сама высохнуть, тогда долго не потрескается.

Я незаметно толкнула Маню ногой, мы на мгновенье переглянулись и чуть не прыснули со смеху. Да, тут ситуация такая: или сразу же убить эту Грушу ударом мокрого черпака по голове, или воспринимать ее как ведущую известной юмористической телепрограммы…

Нам так и не удавалось поговорить. Может быть, вечером? Вряд ли… Маня говорила, что вечером приедет ее жених. Остается ночь. Ну что же – ночь, так ночь. Мне не привыкать работать допоздна. Неожиданно с улицы раздались настойчивые автомобильные гудки. Мы с Маней выскочили из дома, оставив Грушу, все еще собиравшуюся приступить к протирке вымытой посуды.

За воротами коттеджного поселка стоял небольшой грузовичок. Водитель его высунулся из окна и прокричал:
-- Серафимовна, яблоки нужны? Если нужны, то приезжай и соседям скажи. Всем хватит.
-- Спасибо, Степаныч. И скажу, и приеду. Прямо сейчас приедем. У меня как раз есть время.
-- Давай, а то девать некуда. А жара такая стоит, вот-вот портиться начнут, -- водитель скрылся за окном кабины, и грузовичок помчался дальше.

-- Ура! -- воскликнула Маня. – Есть повод на пару часиков слинять из дома. Пошли переоденемся. Если хочешь поехать со мной, конечно.
-- А то, -- ответила я. – Ты же не хочешь, чтобы я убила вторую твоего первого?

Мы рассмеялись. Я сняла с веревки высохший велюровый костюм. Переодеваясь в комнате, я слышала, как Маня дает наставления гостям сообщить соседям о яблоках у Степаныча. Захватив с собой две большие корзины, мы сели в «мерседес» и выехали за территорию поселка.
-- А соседи знают, где найти этого Степановича с яблоками?
-- Да, конечно. У нас тут вообще все всех знают.
-- Это я уже слышала. А вот вчера вечером на шоссе мне встретился, -- я выдержала небольшую паузу по Станиславскому, -- один мальчишка. Странный очень. Сероглазый такой, лохматый. Его знаешь?

-- Ты встретила Севку? Надо же… Неожиданно… И когда ты только успела? Это местный Том Сойер. Построил в лесу шалаш, сам себя забавляет, пугает грибников. Да, неожиданно… Это сын одного нашего приятеля. Ты с ним обязательно познакомишься. Позже. Славный пацан, только немного шкодливый.

-- А я думала – дикий. Маугли. Из леса вышел, в лесу исчез...
-- Матери нет, отец сам его воспитывает, один. Что-то получается, что-то нет. Но мальчишка неплохой, ты не думай и не волнуйся…
-- А что мне о нем думать и тем более волноваться? Просто так спросила. Мне с ним под одной крышей не жить.

Маня мельком взглянула на меня и сосредоточилась на дороге. Как же мне перейти к самому главному? Вот не знала за собой такой склонности к политкорректности. Мы немного проехали молча. На кончике моего языка так и вертелось несколько важных вопросов, но я почему-то никак не могла приступить к основному. В чем должна заключаться моя помощь? Что я должна была понять за обедом? Почему она пригласила к себе в дом абсолютно чужих людей? Подумав, я все-таки спросила:

-- А яблоки нам зачем? Повидло будешь варить?
-- Можно и повидло. Но лучше пирожки с яблоками или шарлотку на вечер. Сейчас же пост Успенский идет, ты в курсе? Мой верующим стал с определенного времени, все посты соблюдает. Ну и я за компанию.
-- А что случилось в это «определенное время»?
-- Ой, Аленька, так сразу и не расскажешь.

-- Слушай, у тебя что ни спроси, все сразу не расскажешь. Что за тайны такие государственные? Я уже начинаю нервничать.
-- Да нет. Ничего такого сверхъестественного. У него случилась неприятность на работе, мы тогда еще не были знакомы. Обвалились балки какие-то, нарушение правил техники безопасности. Мой не был виноват, но все равно дали срок, правда, условный. Так что он у меня судимый...
-- Ну, это не самое страшное. От сумы и тюрьмы зарекаться нельзя. И оступиться каждый может, и от ошибок судебных никто не застрахован. А причем здесь посты?

-- Он сильно озлобился и за срок, и за то, что жена ушла. Мой тогда был женат. Она сразу же сбежала, как только дело открыли, даже не дождалась суда. Развелась заочно и уехала с одним товарищем. Ты не думай, я это не от него узнала. Это мне уже в Карамазове люди рассказали, когда я искала хорошего строителя для одного дела. Вот так у него все вместе собралось: и суд, и развод. Вот и озлобился. И вешаться собирался, и травиться. Жить не хотел... А потом с этим священником познакомился, тот его на путь истинный и наставил. У того тоже жизнь не совсем простая была. Вдовец, сам ребенка воспитывает. Мужик хороший, а один. Вот такие простые истории. Так что никаких тайн, просто жизнь… Ты меня осуждаешь?

-- За что?
-- Ну что мой и разведенный, и судимый, а теперь посты соблюдает?
-- У меня такое впечатление, что ты меня совсем не знаешь. За что осуждать? Судимый у нас в стране каждый второй. Ленин и то из тюрем не выходил… А что касается разводов, так в этом вопросе ты сама, Манечка, у нас впереди России всей. Разве нет? Главное, чтоб ты его любила… Вот скажи, ты его любишь или, как предыдущих, только жалеешь?

Маня помолчала, сосредоточенно глядя на дорогу, а потом проговорила медленно, точно раздумывая:
-- А я и тех любила... Да и сейчас, вроде, люблю. Только разной любовью, если так можно сказать.
-- Это как, интересно?

-- Ну, первого, например, с благодарностью. Он же все-таки отец моих детей. Второго – с гордостью, по-матерински. Третьего – с грустью… Они мне уже вроде родственников. Я за них переживаю, думаю о них…
-- А четвертого?
-- А четвертого просто люблю и все. С радостью. Но он, конечно, самый любимый. Не знаю, как дальше жизнь сложится, но как-то хочется остановиться. Ты мне веришь?
-- Хотелось бы.

Манечка резко притормозила и съехала к обочине. К машине бежали три девчонки лет одиннадцати. Они привычно открыли дверцу и уселись втроем на заднем сиденье.
-- Здравствуйте, тетя Маша. Как хорошо, что мы вас встретили.
-- А вы куда собрались, далеко? -- спросила Маня, заводя мотор.
-- На станцию в магазин. За учебниками. И просто так, погулять немножко.
-- Ну, гуляйте, пока есть время. Скоро ведь в школу. А ко мне вот подруга из Москвы приехала.
-- Здравствуйте, -- сказали девочки хором.

-- Привет, -- ответила я и повернулась к ним. – А вы не боитесь одни по шоссе ходить? Мало ли что. Люди ведь разные бывают.
Девчонки непонимающе переглянулись и пожали плечами.
-- А Севку папа в Карамазов повез, у него зуб разболелся, -- сказала самая бойкая.
-- А, Том Сойер… Знаю такого. А что, кроме него бояться некого?
-- А мы и его не боимся, -- ответила вторая девчонка. – Просто он бросается шишками и обзывается.
-- И вы не можете его втроем поймать и отлупить хорошенько?
-- А как мы его поймаем? Он же сразу на дерево высокое залезает и все. Не достать, -- вступила в разговор третья.

-- Драться вообще-то не хорошо. У нас в районе никто не дерется, -- укоризненно сказала первая. – У нас же не Москва.
-- Получила? -- рассмеялась Маня. – У нас же не захолустье, не Москва какая-то. У нас Осиновка! Центр!
-- Тетя Маша, а вы куда едете?
-- К Степанычу.

-- А, за яблоками... Мы уже набрали. Мама компотов наставила.
-- А моя сушит.
-- А когда уже вы сделаете печенье в коробочках?
-- Скоро, девочки, скоро. К Новому году точно будет. Дед Мороз вам под елочку положит.

Девчонки засмеялись. Мы проехали перекресток с избушкой на курьих ножках.
-- Подбросим девчонок на станцию, хорошо? Все равно торопиться особо некуда. До ужина еще далеко. А шарлотку я за пять минут сделаю, -- предложила Маня.

Я не возражала, мне тоже абсолютно некуда было торопиться. Правда, я рассчитывала немного поговорить с подругой по дороге. Но разговор от нас не уйдет. Часом раньше, часом позже…
На станции мы высадили девчонок, развернулись и тут же посадили в машину бабку с объемным шевелящимся мешком. В салоне запахло чем-то непонятным.

-- Что везешь, Полина Алексеевна? Поросенка что ли опять купила? К рождеству?
-- Нет, годок покормлю. К рождеству у меня боров есть. А это девочка.
Содержимому мешка, похоже, не понравилось ехать в белом «мерседесе», он  заворочался на заднем сиденье и громко завизжал.
-- Ого, голосистая какая девочка попалась и резвая, -- восхитилась Маня. – Ты с ней сама до хутора не дойдешь. Придется тебя до дома подвести.
-- А как же иначе? Ты что, меня хотела на дороге высадить? Гляди, до самого дома. Раньше и сама не выйду.

Вот наглая, подумала я. Ее везут в шикарной машине, бесплатно, а она еще и выдрючивается. Другая бы всю дорогу дифирамбы водителю пела, благодарила, денежки в карман совала, а эта еще угрожает: «вези до дома, а то не выйду!»… Да, это действительно не Москва. А может, так и надо? Я краем глаза посмотрела на Маню. Для нее эта ситуация, скорее всего, была обычной. Она охотно беседовала с Полиной Алексеевной, обсуждала какие-то местные новости. Запах в салоне становился все более удушающим. Пахло, конечно же, не французским парфюмом. Я открыла окно и с удовольствием вдохнула свежий, почти горячий воздух.

Все-таки хорошо, что я приехала. Развлечение на уровне экстрима, но все же развлечение. Такая огромная разница между тем, что я оставила дома, и тем, что я видела в Осиновке! За сутки пребывания здесь я абсолютно отвлеклась от своих привычных проблем, московской суеты и выпивших мужиков у ресторанов. Честно говоря, все это изрядно мне надоело. Но у каждого из нас своя работа. У меня такая…

Мы снова подъехали к перекрестку с курьими ножками и повернули направо. Видимо, вся моя жизнь в ближайшее время будет сосредоточена вокруг этого места. Куда бы мы не ехали, все дороги всегда вели к заброшенной будке. Проехав совсем немного, мы оказались около одиноко стоявшего дома, окруженного деревянной изгородью. Оказывается, прошлой ночью я находилась недалеко от нормального человеческого жилья. Бабка с вонючим мешком засуетилась.

-- Может, зайдешь, Серафимовна, чайку попьем?
-- Нет, нет, Полина Алексеевна, спасибо. У меня дома свой чай есть. А вот к рождеству жди, обязательно загляну. И не одна.
-- Ну, как знаешь. Спасибо, что подвезла. Пойду девочку пристраивать, с боровом знакомить.
Бабка вылезла из машины, подхватила мешок и засеменила к дому. Маня развернулась и поехала обратно, к перекрестку.
-- Тут уже недалеко, -- бросила она. – Переедем через шоссе, и километра три останется, не больше.

У перекрестка мы остановились, пропуская небритого человека средних лет, ведущего через дорогу нагруженный велосипед. Велосипед был явно перегружен, потому что мужик с трудом толкал его обеими руками. На багажнике была закреплена большая плетеная корзина, наполненная красно-желтыми яблоками. Через раму велосипеда переброшен огромный мешок, судя по очертаниям, также наполненный плодами.

Кроме того, за плечами человека висел объемный рюкзак, так плотно набитый фруктами, что даже не был завязан сверху, а просто прикрыт холщевым клапаном. Примерно на середине дороги, велосипед тряхнуло на небольшой выбоине, вследствие чего два яблока из корзины выпали и покатились по шоссе. Мужик остановил велосипед и принялся ногой подталкивать одно из выпавших яблок поближе к себе. Когда это ему удалось, он осторожно присел, поднял яблоко и положил обратно в корзину. После этого, он подкатил велосипед поближе ко второму яблоку и тоже стал ногой подталкивать его к себе.

-- Это же надо, какой жадный, -- не выдержала я. – Сто килограммов яблок везет, а за одним не поленился наклониться. Да я бы только обрадовалась, что велосипед стал полегче.
-- Не жадный, а рачительный. Хозяйственный. Он тоже наша местная достопримечательность. Можно было бы ему помочь, но он не слишком чужую помощь принимает. Не будем суетиться. Он эти яблоки у Степаныча даром взял, а завтра в Карамазов повезет на рынок продавать.

-- А что, Степаныч яблоки бесплатно раздает?
-- Да, конечно. Тут даже разговоров нет. Просто разные люди бывают.
Второе яблоко никак не хотело подкатываться к велосипеду. Пытаясь достать его, мужик немного присел и наклонился влево. Ему удалось подхватить непослушного беглеца, но теперь уже из рюкзака за спиной просыпалось несколько яблок. Пять или шесть. Причем все они, как назло, покатились в разные стороны. Мы с Маней прыснули. Интересно, что он будет делать сейчас?

-- Спорим, он сейчас на них плюнет и уедет, -- сказала я.
-- Ни за что! Он на этом перекрестке заночует, автомобильную пробку устроит, но ни одного яблочка не упустит. Уникальный человек. Самое удивительное, что у него самого неплохой сад…
-- Предприниматель...
-- А то!

Мужик тем временем продолжал кувырканья. Три яблока ему удалось поднять сравнительно легко, он уложил их в корзину на багажнике и продолжил свою тихую охоту. Дальше все происходило как в фильме с участием Чарли Чаплина. Ну, если бы Чаплин оказался в такой ситуации, то все, вероятно, выглядело бы именно так. Мужик подгонял к себе яблоки ногой, приседал, наклонялся, тянулся к ним, извиваясь, а когда, наконец, доставал до круглого плода и выпрямлялся, из его корзины или рюкзака высыпались новые яблоки. Смотреть на это можно было бесконечно. Действительно: ну до чего хозяйственный мужичок. У него в хозяйстве, похоже, никогда ничего не пропадет.

Мы наблюдали за ним уже минут десять. Наконец я не выдержала.
-- Ты как хочешь, но нужно что-то делать. Или езжай, или давай соберем ему эти яблоки. Смотри, их на шоссе уже больше, чем в рюкзаке.
-- Вот ты говоришь, что я мать Тереза, но ему помогать не хочу. Хотя это, наверно, не очень хорошо. Знаешь, когда я начинаю выпекать что-нибудь новенькое, обязательно устраиваю в первый день небольшую презентацию. Делаю объявление, приглашаю местных или отдыхающих из санатория. Делаю пробники – такие маленькие булочки, на один укус. Все люди скромные, даже дети. Возьмут одну-две и все. Спасибо. А этот, не поверишь, со своим рюкзаком приходит. Все смеются, но я же тоже не миллионерша. Мне хочется, всех угостить, чтобы люди знали, что покупают. А он быстренько все со столов сгребет и домой до следующей презентации. И даже спасибо не скажет.

-- Ах ты, гад такой! Мою любимую подругу разоряешь, -- я сделала зверское лицо и погрозила мужику кулаком. – Все, уезжаем. Согласна с тобой на все сто процентов, хотя на тебя это действительно непохоже. Скорее, ты должна была посадить его в свой «мерс» и довести до дома. Разве нет?

-- Вот чего у меня нет, так это силы воли и последовательности. Не хочу помогать, но, видно, придется... Пойдем, Аленька, соберем ему эти несчастные яблоки. Пусть у человека пузо лопнет. А нам приятно будет, что мы выше этого. Ведь правда?

Мы вышли из машины, собрали рассыпанные яблоки с асфальта, засунули их мужику в рюкзак и даже помогли перевести велосипед через дорогу. Спасибо он не сказал, но мы этого и не ждали. Всю дорогу до деревни, где жил Степаныч, мы весело смеялись, вспоминая, как рачительный хозяин не мог расстаться ни с одним из дармовых яблочек. Жаль, что у нас собой не было кинокамеры.

Дом Степаныча стоял в самом начале длинной деревенской улицы и весь был окружен старыми корявыми яблонями. Я предполагала, что яблоки будут лежать на траве или уже собраны в какие-нибудь ящики. Но, оказалось, они просто висели на деревьях. На шум машины из дома вышла худощавая женщина в белоснежной косынке на голове и приветливо заулыбалась.

-- Вот молодец, что приехала. – сказала она Мане, поздоровавшись. – Такой урожай в этом году, не знаем, что делать.
-- Так у вас каждый год урожай, -- ответила Маня, смеясь.
-- Так то другие сорта, а этот редкий. Раз в три года бывает. Идемте, я покажу вам, где самые вкусные.

Захватив корзины, мы прошли вглубь сада, где уже копошилось несколько человек, собирая ароматные плоды.
-- Вот эти с кислинкой, -- говорила женщина, показывая на деревья, усыпанные ярко зелеными фруктами. – Лежат до весны, а в пирогах лучше не бывает… Вот эти, темно красные тоже лежкие, но есть их сразу нельзя, хоть сочные, но твердые пока. Только к зиме дойдут… Эти слишком мягкие, только старушкам кушать, зубов для них не надо… А вот эти сейчас есть можно, самое для них время. Берите, сколько хотите. Только спасибо скажу. Собирайте. Деревья низкие, срывать легко. Можно, конечно, и потрясти, но тогда яблоки некрасивые будут и долго не полежат. Я так на них уже смотреть не могу, оскомину набила.

Проведя ознакомительную экскурсию по саду, женщина скрылась в доме, а мы принялись за уборку. Деревья действительно были невысокими, собирать было удобно. А аромат стоял просто божественный. Иногда тяжелые яблоки, не выдерживая своего веса, отрывались от веток и, падая вниз, ударяли нас по голове. Это вызывало настоящие приступы смеха и шуток. В такие моменты каждая из нас чувствовала себя Ньютоном, сидящим под деревом в ожидании очередного открытия.

Набив немало шишек и исцарапав руки, мы набрали по полной корзине. Продавать яблоки мы не собирались, как тот мужик с велосипедом, поэтому поблагодарили хозяйку, погрузили корзины в багажник и поехали домой. По дороге мы с удовольствием хрустели сочными плодами и восхищались щедростью Степаныча и его супруги. Все-таки таких людей, как они, в Осиновке гораздо больше, сказала Маня. И я ей почему-то безоговорочно поверила. Яблоки были восхитительны! А какой будет Манина шарлотка, я знала не понаслышке. Лучше не бывает!

Мысленно я молилась, чтобы по дороге нам снова не встретились какие-нибудь школьницы, бабки с поросятами и мужики с велосипедами. Должна я или не должна, в конце концов, узнать свои потенциальные обязанности и определить размеры предстоящей помощи подруге?

Сама Манечка, словно не подозревая о моих волнениях, не заводила разговор об этом, с удовольствием описывая окружающую природу, обилие грибов в местных лесах и замечательных людей, с которыми мне предстоит познакомиться немного позже. Прослушав в тысячу первый раз восхищенное повествование Мани, я не выдержала:

-- Подружка, может, ты все-таки посвятишь меня в свои наполеоновские планы? Что-то ты хитришь, дорогая… Что задумала, признавайся?
-- Ну, какая же ты нетерпеливая, -- Манечка укоризненно покачала головой. – Вот все тебе сейчас и сразу…

-- Ничего себе сразу!.. Я здесь почти сутки, а так и не знаю, в чем должна заключаться моя помощь. Если бы ты сама мне об этом не сказала, я бы и не заикалась. Но раз ты сказала А, то говори и Б. Ну, могу я хотя бы узнать, что именно я должна была понять за обедом? Если ты не влюблена в Алика, то что еще я могла подумать?

Маня съехала на обочину и остановила машину. «Наконец-то, -- подумала я. – Лед, кажется, тронулся. Давно бы так».

-- Знаешь, -- проговорила Манечка, расстегнув ремень безопасности и повернувшись ко мне всем большим телом, -- ты можешь подумать, что я немного тронулась, но прежде чем сказать «нет», хорошенько подумай. Когда все они приехали, конечно, я была немного смущена. Все такие разные, у каждого свои проблемы. Как их объединить? Можно, конечно, было не обращать никакого внимания, но они так несчастны…

-- Кто несчастен? Бабка, по-моему, вся светится от счастья и гордости, -- не удержалась я от замечания.
-- Да, с Галиной Ивановной в этом плане все в порядке. А вот Света и Алик…
-- Не знаю, как насчет Алика, но Свете твоей просто необходима хорошая встряска. Ее так и хочется схватить за грудки и немного потрясти над пропастью. Разбудить.

-- Так ты тоже заметила?
-- Что?!
-- Что ей необходимо какое-нибудь сильное изменение в жизни?
-- Я сказала, что ей необходима встряска. Но если хочешь, можешь называть ее изменением в жизни.
-- Так вот, знаешь, что я решила? Я решила их по-же-нить! -- сказала Маня, отчетливо и торжественно произнося последнее слово по слогам.
-- Поженить? Кого поженить? Всю святую троицу?…
-- Да нет, конечно, не всех. А только Свету и Алика. И в этом мне и нужна твоя помощь. В содействии!


Продолжение   http://www.proza.ru/2017/12/31/1368