Осиный рой
нашим терпением? Как долго еще в своем бешенстве
будешь издеваться над нами? До каких пределов ты
будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?
Неужели ты не понимаешь,что твои намеренья открыты? Не
видишь, что твой заговор уже известен всем
присутствующим и раскрыт? Не было в течение ряда лет
ни одного преступления, которого не совершал ты, ни
одной гнустности, учиненной без твоего участия. Это не
я говорю. Это словно говорит своим молчанием наша об-
щая мать, наша отчизна, ненавидящая и боящаяся тебя.
Цицерон. Речь в Сенате.
63 г. до н.э.
Но почему, черт возьми, мы… периодически
переживаем крах и разорение собственной страны? По-
чему периодическим нам приходится гибнуть миллионами
и лишаться плодов труда многих русских поколений?
Почему мы, которые давно могли бы жить даже лучше
европейцев и американцев, очутились в такой заднице?
Ответ один: это итог господства над нами той самой
низшей расы. Сообщества воров, «отпильщиков»,
мародеров. Она то и дело захватывает власть в России,
уничтожая плоды русского творчества, русского
упорства. И не видеть этого – преступно. К сожалению,
с XVIII столетия (со времени введения бюрократических
реформ Петра, - авт.) нас поражает страшная болезнь –
нашествие низшей расы. Той, что не умеет ни работать,
ни творить, но зато здорово паразитирует на России,
выпивая из нее жизненные силы и останавливая развитие
страны. Именно эти паразиты (т.н. «элита» - авт.) раз
за разом срывали и срывают нас в кризисы и катастро-
фы. Они проворовывают страну и не дают ей подняться.
В.Кучеренко. Низшая раса.
Зло почему-то всегда объединяется и разрастается,
а добро наоборот дробится…
Л.С.Броневой. Интервью
каналу TV «Россия 1».
... Царь был еще к тому же обеспокоен тем, что из
Севастополя в разные банки было прислано по нескольку
миллионов. Об этом шел разговор во дворце, и академик
Пирогов, который обращался к императрице за
разрешением снова ехать в Севастополь(это было в
июле), так прямо и брякнул:
;Наворованные миллионы, ваше величество!
; Кто же там ворует? Изумилась императрица. – Ведь
там воюют…
; Кто воюет, а кто ворует, ; объяснил Пирогов. – А
бывают даже и такие, которые правой рукой воюют, а
левой воруют.
Как раз в это время на половину своей жены вошел
царь и услышал, что сказал Пирогов. Он строго по-
смотрел на плешивого ученого, столь резкого в своих
суждениях о севастопольцах, и повышенным тоном сказал:
; Это неправда! Этого не может быть!
Однако Пирогов не растерялся, не залепетал нечто
неразборчивое, но подобострастное. Он тоже повысил
голос:
; Это правда, государь, и я сам видел это
неоднократно!
С. Сергеев-Ценский.
Севастопольская страда.
Ч. III, С. 599-600.
Грустно и больно, когда старость забирает мудрого человека, обедняя тем самым человечество, словно он больше не нужен цивилизации и не нужен людям, с которыми делился накопленным жизненным опытом и мудростью. Но, к сожалению, погрустив о нем некоторое время, мы достаточно быстро забываем о нем, о его суждениях и наставлениях. А большая часть молодежи вообще игнорирует его, считая ретроградом, не способным воспринять особенности стремительно развивающего прогресса из-за старческого слабоумия. Объяснять им, что такие старики – кладезь ума, заглядывающие в будущее гораздо дальше, чем молодые, «продвинутые». Ну да бог с ними, ущербными…
Вчера ушел из жизни 86-летний мой сосед, с которым меня свело не только соседство, но и своеобразная дружба, которая может быть между близкими по духу отцом и сыном. И словно из моей жизни ушло что-то большое и важное для меня, возникло даже какое-то душевное опустошение…
Я нередко заходил к нему почаевничать, послушать его рассуждения по тому или иному вопросу, а на каждый из них у него было свое своеобразное мнение, отличное от всего мною услышанного.
Обычно мы устраивались у него на кухне, а жена его, Марфа Стапановна, такая же древняя, как и он, хлопотала на кухне, стараясь приготовить для нас что-то вкусненькое. Я нередко предлагал, чтобы она посидела с нами, отдохнула. Но сосед обычно удерживал меня:
; Не трогай ее – в такой заботе о нас она находит успокоение и свою вост-ребованность… А это очень важно в нашем возрасте.
Я знал, что и сам Авдей Макарович не сидел без дела. Поскольку заниматься физическим трудом ему было тяжело, все усилия он сосредоточил на литературном труде, главным образом на прозе. Я читал все написанное им и даже вступал с ним в дискуссию, говоря, что его рассказы, повести и роман стилем изложения напоминают мне произведения русских писателей-классиков девятнадцатого века.
Он смущался и признавался:
; Знаешь, я и старался писать в той же манере, что и они. Это – классика мирового уровня, и с них грешно не брать пример. А вот что получилось у меня – судить не мне, а читателям…
А вот с публикацией его произведений была проблема. Не то, что издатели не принимали их из-за низкого литературного качества, просто сейчас в стране у нас все поставлено на самоокупаемость – есть деньги, напечатают любую глупость, нет денег – прости… Вот и оказались полки книжных магазинов невостребованной «литературой» борзописцев, а серьезной литературы появляется с каждым годом все меньше и меньше. Правда, на один сборник повестей и рассказов он все-таки накопил денег и издал его, но тем его финансовые возможности оказались исчерпанными.
Правда, Авдей Макарович для печати использовал ноутбук, который не только служил у него вместо пишущей машинки, но и позволял следить за тем, кто читает и сколько читателей у его опусов. И оказалось, что написанное им востребовано – за последние два с половиной года произведения старика прочитало более шестидесяти тысяч человек, чем он гордился, поминая: «Значит, все это интересно людям! Значит, я еще нужен!..»
И вот его не стало… Я продолжил навещать осиротевшую Марфу Степановну, чтобы не только скрасить ее одиночество, поддержать морально, а то и сбегать в аптеку или вызвать врача.
В одно из моих посещений она обратилась ко мне:
; Ванечка, перед смертью Авдюша сожалел, что не успел закончить свой последний рассказ, который он считал крайне важным для себя. Может быть, ты возьмешься за него и закончишь? Он оставил только черновик, не успев доработать его…
; Он у него в ноутбуке? – спросил я.
; А где же еще, писать-то на бумаге ручкой ему уже было тяжело, да и почерк стал неразборчивым, ; ответила она. – Ты забери ноутбук-то, зачем он мне теперь?..
Недолго думая, я согласился на ее просьбу. Закончить за него начатое для меня было то же самое, что положить цветы на его могилу. Правда, мне пред-
стояло изрядно покопаться в литературе, чтобы ознакомиться с темой рассказа более широко. Не мне судить, насколько интересным и полезным для читателей оказался этот рассказ, но я честно старался и выполнил последнее желание Авдея Макаровича.
Замысел его был масштабным. Он, судя по всему, старался исследовать историю возникновения коррупции, делая основной упор на Россию. Откровенно говоря, я впервые узнал, что на родине первой цивилизации на земле это зло уже существовало! В шумерских глиняных табличках засвидетельствовано, что одним из первых борцов с коррупцией был царь Лагаша Уруинимгина (Урукагина), боровшийся со злоупотреблениями своих чиновников в XXIV веке до нашей эры. И это зло, словно эпидемия, вопреки законам эволюции (стремления к прогрессу), непрерывно разрасталось на всем протяжении земной цивилизации. Иначе говоря, в человеческом сообществе непрерывно набирала силу пандемия инволюции. И с этим нельзя не согласиться.
В своих набросках Авдей Макарович намеревался показать, до какой степени бесстыдства и цинизма доходят российские чиновники, получившие бесконтрольную власть.
Большинство записей носило фрагментарный характер, по ним трудно было определить замысел автора. И только по двум эпизодам удалось создать более или менее целостную картину задуманного Авдеем Макаровичем сюжета. Взяв за основу два сюжета, я доработал их, стараясь придерживаться стиля изложения, свойственного покойному, после чего представил их на суд Марфе Степановне.
«Крымская война, в немалой степени проигранная
вследствие крупномасштабного воровства в русской армии.
Государь император Николай Павлович взял за обыкновение заниматься почтой с утра, отложив текущие дела на послеобеденное время. Вот и сегодня, войдя в свой кабинет, он застал там заранее вызванных фельдмаршала, светлейшего князя Паскевича, министра финансов графа Конкрина, министра государственного имущества графа Киселева. При виде входящего императора они встали, тем самым приветствуя его. В ответ тот благосклонно кивнул и, сделав жест рукой, позволил им сесть.
; Какие сведения получены из Крыма? – поинтересовался государь.
Паскевич разложил на столе карту Крыла и начал показывать маневры, производимые командующим войсками на полуострове адмиралом князем Меньшиковым, а также его подчиненными генералом князем Горчаковым, генералами Кирьяковым, Хрулевым и Муравьевым…
Николай Павлович слушал, не перебивая, и лишь изредка одобрительно кивал головой. По окончании доклада, он сказал:
; Я полагаю, что у нас там воюют неплохие командующие. Искренне жаль флот, который нам пришлось затопить, равно как скорбим мы и о великих флотоводцах Нахимове, Корнилове, Истомине, сложивших головы на поле сражения…
Присутствующие помолчали, отдавая дань памяти погибшим героям. После этого император спросил:
; Как производится снабжение армии?
; Здесь мы сталкиваемся с большими трудностями, Ваше Величество, ; проговорил Паскевич.
Николай Павлович изумленно посмотрел на фельдмаршала.
; Дело в том, что снабжение нашей армии производится преимущественно на волах. А это крайне медлительные животные – за сутки они способны пройти не более десяти верст. Мало того, в выжженных степях приходится следом везти сено для них. А это очень нецелесообразно… Дело доходит до то-го, что из-за нехватки снарядов нашим приходится посылать солдат и мирное население собирать ядра, выпущенные по нашим англичанами и французами… Мало того, обмундирование, которое поставляется в войска, крайне низкого качества и солдатские мундиры через короткое время приходят в негодность.
; Кто поставляет ткань для мундиров? – строго спросил император.
; Все поставки подобного рода фактически находятся в руках компании, принадлежащей Иоганну Людвигу Генриху Юлию Шлиману, - робко ответил министр государственного имущества граф Киселев. – Он является купцом первой гильдии и одновременно банкиром императорского двора.
; Он же снабжает армию оловом, свинцом, железом, серой селитрой, ; Он же держит монополию на закупку индиго, - добавил граф Канкрин, – красителя для ткани для солдатского сукна. Заодно прибрал к рукам и производство тканей…
; Как же получилось, что снабжение нашей армии отдано в руки одного человека, к тому же иностранца? – спросил Николай Павлович.
; Вот он и наживается на этом в полную меру, ; ворчливо пробормотал министр финансов. – Война для него – находка, оборот составляет около одного миллиона рублей в месяц…
; Подумайте, как это можно исправить, - посмотрел на него император. – А я поговорю по этому вопросу с графом Орловым и Александром Христофоровичем Бенкендорфом…
Не откладывая дела в долгий ящик, император буквально на следующий день вызвал к себе начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, осуществляющей высший полицейский надзор графа Орлова и шефа жандармов, флигель-адъютанта Бенкендорфа.
; Господа, ; без предисловий начал государь, - мне доложили о невероятном уровне воровства и взяточничества, творимыми в Крыму. Выходит, против нас там действует еще один враг – внутренний. Нет, я понимаю – любой чиновник по природе своей вор. У нас в стране не воруют только я и моя семья. Но, увы, других чиновников у нас нет…
Видя, что шеф жандармов нахмурился, Николай Павлович улыбнулся ему:
; Полно, Александр Христофорович, вы не относитесь к чиновничьему сословию – вы государев служащий. Это две разные ипостаси.
; Да уж, воровство там превысило все мыслимые пределы, ; высказался Орлов. – Мне сообщили, что, к примеру, из Херсона для нужд армии в Одессу было отправлено сто сорок два трехведерных бочонка со спиртом. Но по прибытии в пункт назначения бочонки оказались заполненными… чистой морской водой…
; Безобразие! – искренне возмутился государь. – С этим надо что-то делать. Этак мы не только Крым, но и всю империю профукаем…
; Беда заключается в том, что сколько бы мы не посылали туда контролеров, все они по возвращении докладывали о благополучном состоянии дел. Я полагаю, что все они были изрядно «подмазаны», ; добавил Бенкендорф. – Помнится, еще двадцать с небольшим лет назад в Севастополе покровителем воровским сообществом состоял контр-адмирал Критский, который был в фаворе у тогдашнего командующего Черноморским флотом Грейга. Флот был доведен до полной небоеспособности – сгнил на рейде, хотя деньги на его поддержание выделялись в полной мере и вовремя. Скандал дошел до сведения главнокомандующего вооруженными силами России на Юге, светлейшего князя Меньшикова, но и это не изменило ситуацию…
; Есть ли у вас на примете человек исключительной честности и порядочности, который мог бы представить нам истинное положение со вздоимством в Крыму? – спросил Николай Павлович, обращаясь к Орлову.
Подумав, тот ответил:
; Ваше величество, на эту роль вполне подходит капитан второго ранга, флигель-адъютант Казарский…
; Это не тот ли самый, что отличился в битве с турками у Босфора? – спросил император.
; Точно так, ваше величество, - подтвердил Орлов.
; Да, да, припоминаю, ; улыбнулся государь. – Отчаянный человек. Командуя небольшим корабликом с малокалиберными орудиями, отважился схватиться с двумя турецкими линкорами «Селимие» и «Реал-бей», многократно превосходящими наш «Меркурий» как по скорости, так и по вооружению. И смог не только вырваться из этого капкана, но и повредить турецкие корабли.
; Помнится, во время боя на шпиль для подъема якоря он положил заряженный пистолет с приказом команде: последний из оставшихся в живых должен выстрелить в пороховой погреб корабля и взорвать его, лишь бы не попасть в лапы врага, ; добавил Бенкендорф. ; Помятуя об этом, Вы, Ваше Величество, распорядились прибавить пистолет в герб героя…
; Ну, что же, этот не должен подвести, ; кивнул головой император. – Снабдите его самыми широкими полномочиями и посылайте с инспекцией не только в Крым, но и в Николаев, Херсон и Одессу.
Во время остановки на одном из постоялых дворов руководитель инспекции еще раз наставлял своих подчиненных штабс-капитана Ермакова и поручика Шляпова:
; Считаю нелишним напомнить, что масштаб коррупции на юге приобрел невиданные масштабы и захватил практически все эшелоны руководства, особенно интенданство. Вас постараются подкупить, а если вы воспротивитесь, могут пригрозить и устроить провокации. Посему еще раз прошу вас быть предельно внимательными…
; Ощущение такое, что мы едем на передний край во вражеский стан, ;
усмехнулся штабс-капитан.Учитывая наши высокие полномочия, нам будут препятствовать не менее жестко и сурово. Прошу вас запомнить это, ; серьезно ответил Казарский. – Должен уведомить вас, что в случае, если вы поддадитесь на их провокации, у меня есть право арестовывать любого из вас и предавать суду с последующим лишением званий и имущества.
; Что, настолько все серьёзно? – удивился поручик.
; В противном случае нас не снабдили бы такими полномочиями, ; пояснил командир.
Александр Викентьевич Казарский напоминал лесного зверя, постоянно прислушивающегося – не грядет ли с какой стороны опасность. А то, что его, неподкупного, постараются ликвидировать, не сомневался. Слишком опасную игру он затеял против местных мздоимцев самого высокого уровня.
Организовав свой штаб в Симферополе, он поселился у вдовой купчихи Се-верьяновны в ее собственном доме на втором этаже. Она ему и готовила, но он, опасаясь отравы, каждый раз требовал, чтобы она непременно пробовала пищу при нем. А ей что – главное, что постоялец хорошо платит, а уж чудачества у каждого свои.
Северьяновна, вдова мичмана Скончина, во время обеда постояльца иногда делилась с ним воспоминаниями о случаях воровства на флоте еще во времена Ушакова.
; Строг был Федор Федорович, ох, как строг, - рассказывала она. – Муж сказывал, что за воровство, неприличные слова али за игру в карты наказывал сурово. Пойманного с поличным прогоняли сквозь строй и порой запарывали до смерти…
; Да, я наслышан об этом, ; отвечал ей Александр Викентьевич. – Я не знаю, насколько это верно, но иной раз в порыве гнева он назначал виновнику по тысяче шпицрутенов. Это слишком много. Если уж кого-то приговаривали к цугундеру (от немецкого zu Hundert) палочных ударов, это нередко означало смерть. А тысяча ударов… При этом палками били уже мертвое тело…
; Господи, какие ужасти вы рассказываете, - перекрестилась хозяйка.
; Жестоко, конечно, но, по моему разумению, с воровством только так и можно бороться…
; А пойманных на воровстве чиновников в Петербурге тоже порют? – поинтере-совалась пожилая женщина.
; Нет, этой чести удостаивают только простых солдат, ; усмехнулся Александр Викентьевич. – Чиновники, равно как и дворяне, ; это белая кость. Хотя, откровенно говоря, я бы против них ввел такую же меру наказания, что и для солдат…
В это время со стороны сеней послышался негромкий разговор.
; Это, верно, ваши офицеры пришли, ; проговорила Северьяновна, убирая со стола посуду.
; Зовите их, ; распорядился постоялец, удаляясь в комнату, служившую
ему кабинетом.
; Присаживайтесь, господа, ; предложил он вошедшим. – Докладывайте.
; Я проверял снабжение фуражиров, ; начал доклад штабс-капитан. – Ситуация, смею заметить, просто аховая. Весь фураж для лошадей в окрестностях Севастополя, Бахчисарая и Симферополя съеден. Поэтому сено приходится возить из-под Перекопа и даже Керчи. Везут на волах. Каждый вол способен везти около тридцати пудов, а в день он съедает по полтора пуда. Так что обоз доходит до Севастополя наполовину опустошенным. А тут еще и безденежье…
; Как это? – возмутился Казарский. – Деньги приходят регулярно и в нужном количестве.
; Да, но их выдачей распоряжается управляющий центральным интенданством в Симферополе, который нагло требует от приехавших за деньгами офицерам отчислять лично ему от шести до восьми процентов причитающихся им денег.
; Но они же требуют законно полагаемое им! – возмутился капитан второго ранга. – Почему не жалуются, не пишут рапорта?
; Пробовали, да только этот управляющий делится с кем-то из командования, поэтому все жалобы и рапорта исчезают в канцеляриях, ; усмехнулся Ермаков. – Видя все это, порученцы безропотно отдают взятку…
; А вот артиллеристы оказались хитрей, ; дополнил поручик. – Они обращаются не к управляющему, а к его подчиненному – младшему унтер-офицеру в должности писаря. Тот берет только три процента…
; Фиксируйте каждый такой случай с подписью дающих взятку, ; приказал командир.
; Мы так и поступаем, - ответил штабс-капитан.
; Эти интенданты наживаются и на поставках сапог и обмундирования для солдат, ; начал докладывать поручик. – Заведомо закупается разное барахло, которое быстро приходит в негодность, а платят за него как за новое. И только на этом кладут в карман сотни тысяч рублей. И таким же образом поступают с поставками леса – получают разносортицу, а отчитываются как за строевой лес…
; Кстати о поставках строевого леса. Помнится, еще за несколько лет до войны адмирал Лазарев сообщал о состоянии кораблей Черноморского флота: «Линейный корабль «Париж» совершенно сгнил, и надобно удивляться, как он не развалился… «Пимен», кроме гнилостей в корпусе, имеет все мачты и бушприт гнилыми до такой степени, что через фок-мачту проткнули железный шомпол насквозь! А фрегат «Штандарт» чуть не утонул…» Ничего не меняется… Оставьте все эти бумаги мне, я подготовлю докладную государю, ; закончил разговор Александр Викентьевич. ; Кстати, а что говорят в городе о работе нашей комиссии?
; Пытались подкупить, сулили немалые деньги, ; усмехнулся Ермаков.
; А мне намекали, что идет война, а на войне всякое случается, ; добавил Шляпов.
; Вот поэтому вас всегда должны сопровождать двое-трое надежных солдат, ; жестко произнес командир. – Куда бы вы не направились. Эти люди пойдут на все, чтобы правда о них не дошла до государя.
; Поговаривают, что вы замкнулись и не показываетесь в местном обществе из-за боязни, ; робко проговорил поручик. – Кстати, в ближайшую субботу в губернаторском доме состоится бал, куда вам пришлют приглашение.
; Ну что же, я полагаю, что нам не следует отказываться от этого веселья, хотя оно не очень уместно в разгар войны, ; подумав, сказал Казарновский. – Надо показать, что мы не боимся их.
На следующий день после бала Александр Викентьевич объявил своим под-чиненным:
; Господа офицеры, вы остаетесь здесь и продолжаете работу в том же духе. Я надеюсь на вас.
; А вы? – удивленно воззрился на него штабс-капитан.
; Я направляюсь в Николаев – это средоточие тыловых служб флота.
По пути в Николаев капитан второго ранга остановился в двадцати пяти верстах от города отдохнуть у старых знакомых супругов Фаренниковых. По воспоминаниям Елизаветы, помещицы, гость был подавлен, а при прощании высказался весьма странно:
; Сегодня я уезжаю, я вас прошу приехать ко мне в Николаев в четверг, вы мне там много поможете добрым дружеским советом, а в случае, не дай Бог чего, я хочу вам передать многое…
; Вы пугаете нас, Александр Викентьевич, ; испуганно произнес хозяин. – Да что такого может случиться. Вы же с охраной…
; Все может случиться. Слишком многим здесь я перешел дорогу, ; ответил тот.
; Бог с вами, все обойдется, ; попыталась успокоить его Елизавета. – А в четверг, как вы просите, мы непременно будем…
Беда случилась неожиданно. Рано утром, когда Фаренниковы готовились к отъезду в Николаев, к ним прискакал всполошный верховой с сообщением, что Александр Викентьевич находится при смерти.
Едва вскочив в кибитку, Афанасий Петрович крикнул кучеру:
; Гони, не жалей лошадей! Держись, Елизавета, даст Бог, все обойдется!
; Господи, спаси и помилуй, - запричитала жена. – Это что же стало-то с Александром Викентьевичем? От нас-то уезжал здоровый, только какой-то подавленный… Неужто…
; Не отпевай его раньше времени, - одернул ее супруг.
И снова кучеру:
; Гони!
; Так, батюшка, лошади и без того несут со всех сил, ; откликнулся тот. – Не приведи Господь, если загоним…
; Гони, гони, ; не отставал помещик.
Слава богу, лошади выдержали, только исходили тяжелым дыханием, изо
рта их падала пена.
Буквально ворвавшись в дом, где квартировал Казарский, они облегченно вздохнули – тот был жив, хотя и лежал на лежанке бледный и тяжело дышал. Лицо и руки его распухли и отдавали какой-то чернотой…
; Жив, слава Богу, жив, ; обрадованно проговорил Афанасий Петрович. – Да что же с вами такое случилось?
; Отравили, все-таки отравили, мерзавцы, ; с трудом проговорил тот.
; Кто же сотворил такое святотатство? – проворковала Елизавета Сидоровна. – У кого рука поднялась?
; Бумаги сохра…, ; с трудом прошептал больной. Это были последние его слова.
; Преставился, ; крестясь, проговорил Афанасий Петрович. И уже обращаясь к адьютанту умершего, спросил:
; Где он был?
; Так в доме генерала N., ; ответил тот. – Сказывал, что только и выпил чашку кофе, что поднесла ему дочка генерала.
; Где бумаги, о которых упомянул Александр Викентьевич? – продолжал допытываться Афанасий Петрович.
; Когда он был в гостях, приходил какой-то подпоручик и велел передать ему все бумаги. Говорил, что Александр Викентьевич затребовал…
; И ты отдал?
; Так как же, коли сам господин капитан приказал, - растерянно пробормотал адъютант.
; Надо непременно отыскать их, - сказала мужу Елизавета Сидоровна.
; Э, матушка, из-за них-то и убили Александра Викентьевича, ; ответил тот. – Теперь ищи-свищи их. Генерал, у которого капитан гостил, давно уж сжег их, поверь моему слову… И концы в воду…
; Господи, да что же это такое деется? ; запричитала жена. – Такого святого человека убили, за что…
; Не судьба, знать, была ворье наказать. Не судьба…, - печально вздохнул Афанасий Петрович».
Выслушав, не перебивая, прочитанную мною рукопись, Марфа Степановна тяжело выдохнула:
; Авдеюшка мой слишком близко к сердцу принимал все это. Вот оно и не выдержало…
; Марфа Степановна, а что делать с остальными рукописями Авдея Макаровича? – спросил я старушку.
; Оставьте себе, может быть вам пригодятся, - горько ответила она. – Мне-то они пошто. Я уж вскорости уйду к нему, недолго осталось…
Свидетельство о публикации №217123101406